ула,  потянулась  и,
поднявшись с шезлонга, взяла меня за руку.
   - Давай поговорим, теперь самое время, - предложила она.  -  Пойдем  со
мной, Серж-с-широкими-плечами.
   Когда-то это должно было случиться. Мы пересекли двор и зашли в  пустой
амбар - идеальное место для откровенной беседы.
   - Что произошло? Расскажи мне все. Это та девушка? С тех  пор,  как  ты
оттуда вернулся, ты ведешь себя словно робот. И зачем тебе  эти  маленькие
шлюшки, с которыми ты даже не получаешь удовольствия? Что это за жизнь?
   Я знал очень хорошо, что ей известно про Терезу. Что касается девиц, то
она была выше этого.
   - Давай хорошенько все обсудим, как два взрослых человека, - продолжала
она.
   Ким. Клуб в Антибе, возле крепостных стен. Она в одном конце зала, я  в
другом с группой приятелей. Она показалась мне весьма привлекательной, эта
девушка с длинными черными волосами и сияющими глазами.  Она  отвернулась,
снова взглянула на меня, и опять отвернулась.
   Между нами завязался забавный немой диалог. "Конечно, я мог бы  встать,
моя милая, подойти к тебе, пригласить на танец, но  мы  достойны  кое-чего
получше, не правда ли?" - "Да", -  ответили  ее  глаза,  "Как  же  мы  это
разыграем, о девушка с дивными волосами и сияющими  глазами?"  -  "Я  буду
играть в твою игру, глупышка", - ответили ее глаза. "Тогда, может, сыграем
в обычную беззаботность? Этому трюку научил меня  приятель-актер".  Подняв
правой рукой воображаемый стакан, я сделал вид,  будто  осушаю  его.  Жест
должен был означать: "Не хочешь ли выпить?" "Нет", - ответила она, тряхнув
головой, и взметнувшиеся волосы дважды упали на ее лицо.  Хорошо.  Марсель
Марсо начинает вторую часть  своей  пантомимы.  Я  намазал  несуществующим
маслом воображаемый сандвич, сделал вид, будто  положил  на  него  горячую
сосиску, и помазал сверху горчицей.  "Не  заморить  ли  нам  червячка?"  -
"Нет", - сказали ее глаза, голова и волосы еще решительнее, чем  в  первый
раз. Оставалась третья часть силлогизма  -  заключение.  Две  мои  ладони,
сложенные лодочкой, представляли  подушку,  к  которой  я  нежно  прижался
щекой. "А поспать вместе?" - "Да", -  сразу  кивнула  она  с  удивительным
энтузиазмом, и глаза ее засияли еще веселее. Но в  ту  ночь  мы  не  спали
вместе. Мы до рассвета  гуляли  вдоль  крепостных  стен,  растворившись  в
Вечности. Помнишь ли ты эту ночь, о моя любимая, и все остальные  ночи?  О
Ким, что с нами случилось?
   - Что с нами случилось, Серж? Ты все думаешь о ней? Может, попросить ее
приехать сюда? Или домой? Я не хочу, чтобы ты был несчастлив, Серж.
   Серж не  мог  придумать,  что  еще  сказать  после  своего  бессвязного
признания. Он довольствовался тем, что вытаскивал из стога соломинки  одну
за другой и разламывал их на мелкие кусочки.
   - Знаешь, я... видела сон.
   И она тоже! Но в ее сновидении не было птиц, ни живых, ни мертвых.  Ким
хотела попасть на  шестой  этаж  отеля,  но  лифт  почему-то  не  работал.
Пришлось идти пешком, и когда она поднялась и собиралась войти в  комнату,
дверь оказалась запертой. Ким постучала, и женский голос  сказал,  что  ей
нельзя входить, и она должна остаться в коридоре к спать на матраце. А я с
этим согласился.
   - Ты хочешь бросить меня, Серж? Ты действительно  любишь  ее?  Дай  мне
твой платок. - Она взяла платок за угол и  выловила  из  глаза  залетевшую
мошку. - Эта  мошкара  так  и  лезет  в  глаза!  Ну?  Ты  не  ответил.  Ты
собираешься бросить меня?
   - Никогда, - сказал я, - никогда,  никогда,  никогда,  никогда.  -  Как
будто все эти "никогда" могли защитить нас от неумолимой судьбы.
   - Хорошо, значит... Ты кончаешь с этим?
   - Нет.
   - Хорошо, что  тогда?  Что  мы  будем  делать?  Такая  жизнь  не  может
продолжаться.  -  В  ее   голосе   уже   появилась   дрожь,   предвещавшая
заключительный акт драмы. - Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Я очень хорошо понимал. Мы не занимались  любовью  с  тех  пор,  как  я
вернулся из Тузуна.
   - Дело не в том,  что  мне  не  хватает  этого,  -  продолжала  она.  -
Конечное, мне не хватает. Но все гораздо серьезней и глубже. - Она ударила
себя в грудь маленьким кулачком. - Я знала, что таксе  может  когда-нибудь
случиться. Рано или поздно это должно произойти с любой парой, но... - Это
"но" надолго  повисло  в  воздухе.  Когда  Ким  опять  заговорила,  у  нее
изменился голос. Она как будто задыхалась. - Ты должен что-то  сказать.  Я
знаю, что я жалкая дура и всегда хватаюсь за последнюю соломинку...
   Она сдерживала слезы примерно четверть часа,  но  теперь  они  полились
неудержимым потоком. Я обнял ее, прижав к себе ее шею, голову, плечи. Я бы
отдал все, что угодно, лишь бы этот кошмар кончился, но что я мог  отдать?
- моя жизнь была в чужих руках.
   - Серж, мы должны что-то сделать.
   - Мы должны подождать, - сказал я. Мои  руки  и  ноги  словно  налились
свинцом. - Прости меня.
   - Не говори глупостей. Я люблю тебя.
   - Какая картина! - Я попытался улыбнуться. - Мы как парочка ос в  банке
с медом.
   Она тоже взяла себя в руки.
   - Как ты думаешь, может, будет лучше, если я изменю тебе?
   - Я не в восторге от этой идеи.
   - Значит, ты еще беспокоишься обо мне?
   - Как ты не понимаешь, я никогда не  беспокоился  о  тебе  больше,  чем
сейчас.
   И я сказал себе, что мы должны прямо сейчас совершить великое очищение.
Ким была вовсе не из тех  женщин,  которых  можно  повалить  на  сено.  Но
желания больного, в конце концов, всегда удовлетворяются.  Я  очень  скоро
понял, что совершил ошибку, выбрав это место с запахом  сена  и  близостью
сырой земли. Или, может, я сделал это специально? Клин вышибают клином.
   Все получилось лучше, чем я надеялся. Мы с неохотой оторвались друг  от
друга, и наши уста еще были соединены, когда мы приводили в  порядок  свою
одежду. Мне захотелось зажечь свечку и отнести к алтарю св.Терезы.  Другой
Терезы.
   Берни очень понравилась история о девицах  Сен-Жермена.  Осень  обещала
быть чудесной. Возникали грандиозные проекты. Берни собирался поручить мне
действительно  большое  дело   -   махинации   с   огромными   суммами   в
провинциальном футбольном клубе. Просто потрясающая тема - второй такой не
будет. Ты не можешь вообразить,  какие  сделки  совершаются  за  чистым  и
здоровым фасадом спорта! Тут пахнет миллионами!"  В  тот  вечер,  когда  я
пошел встречать Ким в Сан-Жене, ее там не оказалось. Пришла девушка из  ее
офиса и сказала, что Ким около четырех часов почувствовала  себя  плохо  и
ушла домой.
   Я застал ее в постели.
   - Ничего особенного. Наверное, подхватила грипп, вот и все.
   - Температура есть?
   - Небольшая. Поясница  побаливает.  Наверное,  я  простудилась.  -  Она
улыбнулась, бедняжка. - Может, я  уже  не  в  том  возрасте,  когда  можно
позволить повалить себя на сено.
   - Позвать Декампа?
   - Нет, подожди до завтра. Посмотрим, как я буду себя чувствовать.
   В два часа ночи она еще не спала, беспокойно ворочаясь с боку  на  бок,
потом неожиданно вскрикнула.
   - Что случилось?
   - Как будто кинжал воткнули. Посмотри.
   Она подняла ночную рубашку и показала мне свой правый бок, по  которому
стекала струйка пота.
   - Все еще болит?
   - Нет, теперь нет. - Я знал, что она говорит неправду.
   - Ты должна заснуть, дорогая. Спокойной ночи!
   На следующее утро произошла  эта  глупая  история  с  Жераром  Сторком,
человеком, у которого мы провели уик-энд. В десять я собирался отправиться
в издательство и, одевая брюки, не смог найти свой бумажник.  В  нем  были
водительские права, страховое свидетельство и так далее. Ким стало  лучше.
Я принес ей чашку чая, и мы стали думать, где я мог потерять  бумажник.  Я
всегда носил его в боковом кармане и в последний раз вынимал в воскресенье
утром.
   - Ты потерял его в сене! - вдруг воскликнула Ким.
   Она еще смеялась, когда я звонил в  Монфор-Ламори.  К  счастью,  Сторк,
высокий,  добродушно-жизнерадостный  бизнесмен,  каждое  утро  игравший  в
теннис, был еще дома.
   - Ты не мог бы сходить посмотреть?
   - В амбаре?.. - Он долго не  мог  остановить  смех.  -  Продолжай,  это
забавно! С Ким?.. Я еще удивлялся, куда это вы оба запропастились. А мы-то
дали вам лучшую кровать!
   "Очень забавно!.." Он вернулся через добрых пять минут.
   - Я нашел его, Серж. Он раскрылся, и несколько листков выпали, но я  их
все собрал.
   - Спасибо. Не мог бы ты прихватить его?..
   - Знаешь, ты подал мне мысль, я должен поговорить с Николь.  Мы  делали
это практически везде, но в амбаре - ни разу.
   - Я зайду в ваш офис и заберу его сегодня вечером.
   Потом я позвонил Декампу. Но он уже уехал в больницу.  Я  позвонил  ему
снова в час дня из офиса.
   - Мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты зашел и осмотрел ее.
   - Сегодня?..  Посмотрим,  дорогой  мой,  сегодня...  Я  только  что  из
отпуска. Приехал три дня назад и... Какая у нее температура?
   - Тридцать восемь и два.
   - Ладно, если хочешь, я заеду после обеда.
   Он появился и десять вечера, загоревший,  жизнерадостный,  и  принес  с
собой ветер в семь баллов. Едва переступив порог, он начал рассказывать  о
своем круизе.
   - Мы попали в шторм в открытом море! (Я чуть было не поехал с  ним,  но
Ким не любила парусников, а мне не  хотелось  оставлять  ее  одну  на  две
недели.) Ну, что случилось с нашей девочкой?
   Ким улыбнулась, когда он вошел в спальню. Роже  мог  исцелить  больного
одним рукопожатием. Измеряя давление, он говорил так громко,  что  я  едва
услышал телефонный звонок, которого давно  ожидал.  Я  ушел  в  кабинет  и
закрыл за собой дверь.
   - Садовник перебрал все сено граблями, - сказал Сторк, - но  ничего  не
нашел.
   - Ты уверен?
   - Я был вместе с ним - даже не успел  пообедать.  Завтра  мы  попробуем
еще, при дневном свете. Что это за конверт, опиши точнее.
   - Маленький прозрачный. Знаешь, как у филателистов.
   - Что в нем было?
   - Фотография и прядь волос.
   - О, как романтично! Это фотография Ким? Прости, не мое  дело.  Слушай,
ты, наверное, потерял его в другом месте. Со  мной  один  раз  тоже  такое
случилось - где-то потерял обручальное  кольцо!  Только  вообрази.  Я  его
снял, когда пытался подцепить девочку. И знаешь, где оно оказалось?
   - На пальце у девочки? - Меня меньше всего интересовала его история.
   - Это не  смешно,  поверь  мне.  Если  такое  когда-нибудь  случится  с
тобой... Алло? Ты здесь?.. Я положил его в карман, и  оно  провалилось  за
подкладку. Можешь вообразить, что я чувствовал, возвращаясь домой с  обеда
без обручального кольца!
   - На твоем месте я бы забинтовал чем-нибудь палец.
   -  Именно  так  я  и  сделал.  Поверь,  это  никудышная  затея.  Николь
настаивала, чтобы я показал ей рану. Оказывается, она  когда-то  обучалась
на курсах медсестер.
   - И что дальше?
   - В ту ночь у нас чуть не дошло до развода. В общем...
   Я положил трубку на стол и не спеша закурил. Слова Сторка были почти не
слышны. Между тем другие слова плыли в моем мозгу. Струйки холодного  нота
потекли по бокам. "Но это совершенно идиотская идея, - сказал  я  себе.  -
Если она еще раз появится - оторву тебе голову, честное слово".
   Потом я опять взял трубку.
   Когда я вернулся в спальню, Деками энергично прощупывал спину Ким.  Тут
- болит, а тут - не болит.
   - Перинефральная флегмона, - объявил он, наконец выпрямившись.
   - Это серьезно?
   - Ничего страшного. Покормим ее антибиотиками, и все будет в порядке. -
Он начал писать рецепт.
   - Отчего это бывает? - спросила Ким.
   - Бог его знает... Какой-то микроб  поселяется  в  организме...  Завтра
утром пришлю кого-нибудь из лаборатории.
   - Когда я смогу вернуться на работу?
   - Дней через десять. Ешь побольше йогурта и принимай сульфамиды.
   - Роже, у нас зимняя коллекция, сейчас самый разгар, я не  могу  сидеть
тут и вязать десять дней.
   Она взглянула на меня.
   - Кто это звонил?
   - Сторк. Хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
   Через три дня Декамп позвонил мне утром в офис.
   - Слушай, тут кое-какие неясности.
   - Что ты имеешь в виду?
   - В анализах. Так, небольшая деталь.  Но  нам  лучше  все  повторить  и
сделать еще внутривенную урографию.
   - Что-что?
   - Рентгеновский снимок. Потом я покажу его Годану.
   - Но что именно не так?
   - Не знаю. Не волнуйся, старина. Возможно, ничего там и нет.
   - Но она не ела с понедельника.
   - Не волнуйся, говорю тебе. Привези ее в больницу завтра к девяти утра.
   Рентген - довольно мучительная процедура. Вас помещают  в  своего  рода
пресс и при помощи  мехом  сплющивают  ваше  тело  до  толщины  папиросной
бумаги. Но Ким держалась превосходно, только ее большие  глаза  стали  еще
больше. Она отказывалась быть побежденной.
   - Серж, они и дальше собираются меня уродовать? - спросила  она,  когда
мы вернулись в машину. - У меня больше нигде не болит. В чем дело?"
   Через два дня, когда Годан осматривал ее, я ожидал в коридоре больницы,
зажигая  каждую  минуту  по  сигарете.  Наконец,  Ким  вышла,  и   главный
специалист пригласил меня в кабинет.
   Это был нетерпеливый и довольно бесцеремонный человек с белыми усами  и
светлыми глазами, которые делали его похожим на Альберта Швейцера.
   - Вы доставили своей супруге кое-какие  неприятности,  не  так  ли?  Во
всяком случае, у меня сложилось такое впечатление... - Он впервые взглянул
в мою сторону. - Ну, ладно, уверяю вас, у нее  нет  ничего  страшного.  Мы
осмотрели ее самым тщательным  образом.  -  Он  показал  на  рентгеновский
снимок, лежавший на столе. - Все нормально. Но я беседовал с ней  довольно
долго. Ваша личная жизнь меня не касается. Но я должен  предостеречь  вас:
ваша супруга отнюдь не столь  крепка,  как  кажется.  Примите  мой  совет:
обращайтесь с ней осторожней, если хотите, чтобы она оставалась  здоровой.
Вот и все. Прощайте.
   Он открыл дверь, показывая, что  аудиенция  окончена.  В  коридоре  мне
улыбалась счастливая Ким.



8

   И вдруг лето кончилось. Все оказалось поглощено лихорадкой осени. Еще и
еще зрелищ, еще и еще денег, еще и еще любви. На Елисейских полях,  где  в
сумерках внезапно зажигались уличные фонари, глаза  искали  глаза,  пустые
глаза, в которых  горела  золотая  пыль  и  отражались  изгибы  обнаженных
женских тел. Канава купил новую  машину.  Феррер  устроил  новую  выставку
портретов под  названием  "Рельефы".  Он  изобрел  какой-то  новый  способ
печати. Берни, выходя из кабинета босса, выглядел еще ужаснее, чем обычно.
Оказалось, наш любимый редактор  может  потерять  работу,  если  тираж  не
достигнет полмиллиона - и быстро... внезапно  все  в  газете  затрепетали.
Волна паники охватила издательский офис, газетные листы летали по воздуху.
   Сторк устраивал оргии в Монфоре. Мы ездили туда однажды  (Ким  сказала,
что это может пойти нам на пользу), но продержались  недолго  -  сказалось
отсутствие тренировки. В конце каждого дня я все более остро  ощущал,  что
иду по зыбкой тропинке, не внимая природе и противясь жизни, равнодушный к
тому, что производило на окружающий  сильное  впечатление  (этот  чудесный
английский фильм!), слепой к вечным красотам  города  (однажды  вечером  я
проезжал в такси мимо Лувра и с  полным  безразличием  взирал  на  сияющие
булыжники мостовой), глухой к  музыке,  которая  приводила  в  экстаз  всю
молодежь. Но я продолжал существовать. И приказывал сердцу биться,  легким
дышать, руке писать... "Стремление к убийству  стало  неотъемлемой  частью
жизни этой чрезмерно страстной пары. Достаточно было малейшего  инцидента,
улыбки или, быть может, слез, чтобы  раздался  выстрел.  И  никто  не  мог
сказать заранее, кто окажется жертвой, а кто убийцей..."
   Я написал очерк о тяжелой жизни жен шахтеров на северо-востоке  Франции
во время забастовки. (Газета приняла новое направление: "Поверь,  старина,
они сожрали достаточно грязи, которую мы им подавали из  года  в  год.  Ты
знаешь, Серж, люди выросли. Они хотят чего-то нового".) Но пока  что  ради
сохранения прежних позиций был проведен  почти  тотальный  опрос  на  тему
"Новый взгляд на супружескую измену".  Поскольку  ни  одна  из  опрошенных
женщин не призналась в неверности мужу, мне пришлось сочинить все самому.
   Внезапно появилась большая новость: Бардо  меняла  любовника.  Началась
всеобщая  паника.  Здание  сотрясалось  от  крыши  до  основания.  Команды
фотографов рассылались  в  Кальви,  Капри,  Капуа.  Однажды,  двенадцатого
октября, я сделал ошеломляющее открытие: у меня нет друзей.
   Не с кем было поделиться той вампирической мыслью,  которая  высасывала
мою кровь. Правда, Ким чувствовала себя хорошо или более-менее  хорошо.  В
некоторые вечера она выглядела превосходно, а  иногда  с  трудом  вставала
утром с постели и казалась необычно вялой. Но больше всего меня  тревожило
ее ненасытное желание жить, быть в движении, танцевать,  ходить  в  гости,
гулять, есть, заниматься любовью, работать. Как будто ее  время  истекало.
Тик, тик,  тик,  тик.  Словно  какой-то  демон  постоянно  нашептывал  ей:
"Поспеши, моя милая, тебе осталось немного".
   - Серж, давай сходим куда-нибудь сегодня.
   - Но, дорогая, мы и так ходили куда-нибудь всю неделю.
   - Да, я знаю. Но я не устала.
   И мы выходили из дома. Это было всегда одно  и  то  же:  самовлюбленные
женщины с жидкими прическами, страдающие одышкой мужчины, которые отводили
вас в угол, чтобы поговорить о новых левых демократах. "Серж,  есть  новый
клуб, мы там еще не были. Давай сходим." В клубе пахло потом и звучала  та
самая  пластинка,  которая  преследовала  меня  везде,  куда   бы   я   ни
отправлялся,  дома  у  приятелей,  в  ресторанах,  в  машине  -   какой-то
кретин-англичанин, завывавший утробным голосом.
   - Дорогая,  тебе  надо  измерить  температуру,  -  говорил  я  довольно
прозаическим тоном, когда мы возвращались.
   Может, это был просто плод воображения, но  она  казалась  мне  слишком
теплой в постели. И она потеряла по меньшей мере восемь фунтов. Но Ким раз
и навсегда решила исплевать на термометры, пилюли и докторов. Это была  ее
"Христианская наука".
   - Во всяком случае, я чувствую себя хорошо.
   Однажды в субботу она провела весь  день  лежа  в  постели  и  глядя  в
потолок, даже не пытаясь читать один из тех бесчисленных дешевых  романов,
которые прежде глотала один за другим.
   - Да, - согласилась она около пяти часов, - я чувствую себя нехорошо.
   - У тебя что-нибудь болит?
   - Какой-то шум в голове.
   Не знаю, что заставило меня пойти в  кабинет  и  перерыть  кучу  старых
бумаг в поисках календаря. Но моя догадка подтвердилась: в  ту  ночь  было
полнолуние, в ту самую ночь, и я ни с кем не мог поговорить об этом.
   Конечно, не с Декампом. Декамп просто лопнет со  смеху.  И  не  с  моей
дорогой тещей. ("Я очень беспокоюсь, Серж.  Ким  стала  такой  худой,  она
слишком много работает и питается плохо.  Ты  ей  достаточно  даешь  мяса?
Когда она была маленькой, я иногда заставляла ее есть. Вот, я привезла вам
пачку новаросинтостенола,  это  новое  американское  средство,  которое...
Серж, я прошу  тебя,  заставь  ее  принимать  по  две  капсулы  в  день  в
подслащенной воде. Ты же прекрасно знаешь, что она не станет, если  ты  ей
не скажешь...") И не с X... и не с  Y...  и  не  с  Z...  Ни  с  кем.  Как
выразилась одна моя приятельница: одиночество -  не  такая  вещь,  которую
можно принять или отвергнуть.
   Однажды, проснувшись,  я  сделал  второе  открытие:  вспомнил  о  своей
профессии. Неплохая идея. Я поступлю со всей историей как репортер. Соберу
документы, свидетельства очевидцев. Это будет объективный репортаж.
   Для начала я отправился  за  справками  в  газетный  архив  и  попросил
материалы об оккультизме. Получив пачку прессы толщиной в шесть дюймов,  я
погрузился в ее изучение.
   Она начиналась с колдовских обрядов плодородия, совершавшихся в  Нижней
Оверни. "Земля была мертва. Ее убили современные  химические  удобрения...
Жители деревни подт