ования. Если, конечно, на нас нет еще одного маяка.
Ну ты-то переоделась, так что можно считать, что чиста, а вот я...
   - Да негде им было еще и на тебя маяк  цеплять!  К  тебе  же  никакая
девица не липла!
   Тем не менее Лола осмотрела его одежду, прощупала швы.  "Жучков"  они
не нашли.
   В дверь Кузьмича позвонили. Старый барыга кряхтя прошел по  коридору,
посмотрел в глазок. Увидев знакомое лицо, загремел запорами.
   Этот человек - средних лет, с длинными  темными  волосами  и  слишком
яркими, блестящими глазами не нравился Кузьмичу, вызывал у него  чувство
недоверия и опасности, но дело есть дело, а в окружении Кузьмича  ангелы
попадались так же часто, как орхидеи в Антарктиде.
   - Проходи, - кивнул барыга гостю, - есть кое-что для тебя.
   Войдя в кабинет, он выставил на стол несколько бронзовых канделябров,
потемневшую от времени медную жаровню, бронзовую кадильницу  -  ту,  что
Сверчок притащил из квартиры старого профессора.
   - Вот погляди, - проскрипел Кузьмич,  всячески  изображая  старческую
немощь, - может, что пригодится..
   Гость брякнул бронзой, повертел в руках кадильницу:
   - Это возьму.
   Отложил еще жаровню, полез в карман за деньгами, и вдруг  взгляд  его
упал на немецкий буклет, который выглядывал из-под  старинного  фолианта
на краю стола. Гость  ловко  выхватил  буклет  и  уставился  на  старика
пристальными, немигающими яркими глазами:
   - Вот что у тебя есть! А когда они прилетают?
   Кузьмич  потянулся  было  рукой  к  ящику  стола,  где  лежал  верный
"вальтер", но вдруг расхотел, им овладела тусклая, безвольная  слабость,
стариковская болтливость, и он начал говорить, говорить...
   Когда Кузьмич пришел в  себя,  гостя  уже  не  было.  Старый  скупщик
удивленно моргнул, взглянул на старинные, но очень точные каминные часы.
Прошел без малого час. Кузьмич сидел  за  столом  в  своем  кабинете.  В
квартире стояла тишина. Приснился, что ли, этот скверный гость?  С  чего
бы тертый, опытный старик так при  нем  разговорился?  Да  может,  и  не
приходил никто?
   Скупщик внимательно огляделся. На столе  лежали  деньги  -  плата  за
медную жаровню и кадильницу профессора-востоковеда.
   Значит, не приснилось.
   Кузьмич тяжело вздохнул. Его охватило предчувствие неотвратимой беды.
Что же он разболтал этому длинноволосому уроду?

***

   Слава Таракан прижался  сзади  к  толстой  крашеной  тетке,  повторяя
плавную раскачку  вагона,  стараясь  не  привлечь  ее  внимания  резкими
движениями. Обычно женщины носят деньги в сумках, но эта толстуха только
что убрала большой кошелек желтой тисненой кожи в карман пальто.
   Таракан засек ее возле книжного лотка на станции "Невский  проспект",
где толстуха долго выбирала детектив. Там-то он и увидел ее кошелек.
   Вагон чуть сильнее качнуло, толстуху прижало к Славе, и его рука  как
бы нечаянно скользнула в карман темно-синего пальто.
   И в ту же минуту в самое ухо Таракана жарко прошептали:
   - Убери руку, дурак! Не оборачивайся!
   На следующей станции выйдешь!
   Слава попробовал хорошо отработанным маневром скользнуть вниз и вбок,
но железные пальцы, как тисками, сжали его плечо,  а  в  спину  ткнулось
что-то холодное и острое.
   Таракан подумал, что это - нож, а уточнять ему не захотелось.
   - Не дергайся! - прошептали в ухо. - Делай, что сказано!
   Проигрывать надо уметь. Слава замер, надеясь,  что  в  более  удачное
время все же сумеет удрать.
   Поезд остановился, двери  распахнулись,  и  сильные  руки  незнакомца
буквально вынесли Таракана на перрон. Слава  извернулся  и  взглянул  на
своего обидчика.
   Коренастый широкоплечий парень, смуглый и  черноволосый,  смотрел  на
него с явным интересом.
   - Ты, падла, чего вяжешься?  -  истерично  взвизгнул  Таракан,  когда
поезд отошел и на перроне стало пусто. - Я здесь  всегда  работаю,  кого
хочешь спроси!
   Смуглый парень заговорил на каком-то тарабарском языке. Впрочем,  для
Славы Таракана все языки  были  тарабарскими,  способности  к  языкам  и
времени заниматься ими у него  не  нашлось,  но  английский  он  кое-как
отличал на слух, а этот был совсем ни на что не похож.
   - Че те надо? - снова попробовал Таракан  завестись.  -  Что  ты  тут
иностранца разыгрываешь?
   - Плохо, Слава, - с отеческой грустью проговорил  парень,  -  родного
языка не знаешь! По карманам шаришь! А ведь ты сураи, древний повелитель
мира.
   - Чего? - Слава отшатнулся от парня: послал же Бог психа.  -  Что  ты
несешь такое? Крыша поехала, что ли?
   Он снова попытался вырваться из сильных рук психа, но тот держал  его
крепче любых наручников.
   - Ох, Слава, Слава! - с прежней грустью протянул тот. - Ну куда же ты
собираешься бежать? Побираться да карманы чистить?
   Только теперь до Таракана дошло, что незнакомый парень  называет  его
по имени.
   - Ты кто? - спросил он растерянно. - Ты откуда меня знаешь? Тебя что,
Ахмед прислал? Так я Ахмеду плачу, без базара!
   - Не ты Ахмеду, а Ахмед тебе платить должен!
   - С чего бы это? - Таракан рассмеялся, хотя положение его было  очень
странным и не способствовало веселью.
   - С того, - терпеливо и медленно, как глухому, повторил парень, - что
ты - сураи, айсор, ассириец. Ты - и я тоже. Наш народ  -  самый  древний
народ на земле, мы властвовали миром, когда другие племена жрали в  лесу
лягушек и змей.
   - Что ты несешь? - Слава, как уж, пытался вырваться из рук  психа.  -
Ну, айсор я, а радости-то с того? Вот Ахмед придет, глаза выбьет, а то и
кишки выпустит - будет тебе древний народ. Ты что, тоже айсор?
   Парень кивнул.
   Слава  Таракан  слышал,  что  в  городе  есть   небольшая   айсорская
группировка, которая "разводит" своих соплеменников - по  большей  части
холодных  сапожников  и  мастеров   по   мелкому   слесарному   ремонту.
Группировка маленькая, незначительная, существующая только  потому,  что
крупным  бандам  неохота  заниматься  такой  мелочью,  как   чистильщики
обуви...
   - Где твоя гордость? - продолжал внушать Таракану смуглый  парень.  -
Ты, потомок гордого и великого народа, шаришь по карманам и платишь дань
какому-то кривоногому Ахмеду!
   "Ох, надоел! - думал Таракан. - Вот ведь привязался, нудит и нудит".
   Вдруг, взглянув через плечо болтливого  агитатора.  Таракан  заметил,
что к ним приближается, переваливаясь на коротких кривых ногах, Ахмед.
   "Вот только помянули его, и он тут как тут. Будет тебе сейчас древний
народ!" - злорадно подумал воришка.
   Ахмед приблизился, яростно сверкая маленькими  колючими  глазками,  и
выхватил из рукава выкидной нож.
   Однако болтливый айсор, как будто у него были глаза  на  спине,  чуть
отклонился в сторону и не глядя ударил назад ногой. Нож вылетел из  руки
Ахмеда и свалился под перрон.
   Ахмед  охнул,  схватившись  за  руку.  Айсор  необычайно   ловким   и
грациозным движением ноги ударил Ахмеда в солнечное  сплетение,  и  тот,
отброшенный к стенке, затих.
   К перрону подходил следующий поезд.
   Таракан, воспользовавшись тем, что ловкий айсор  отвлекся,  нырнул  в
сторону и бросился бежать, но этот неутомимый парень в два прыжка догнал
его, схватил за  шкирку,  как  кошка  хватает  котят,  и  потащил  вдоль
перрона. У самого его конца, перед входом  в  туннель,  он  спрыгнул  на
рельсы, почти под догоняющий их сзади  поезд,  и  молниеносно  юркнул  в
узкое темное отверстие под перроном, втащив туда за собой Славку.
   - Слушай, - Таракан обрел наконец дар речи,  -  где  ты  так  драться
научился?
   - Где надо, -  буркнул  недовольно  парень.  -  Ты  и  дальше  будешь
вырываться и удирать? Снова хочешь к Ахмеду в шестерки?
   - А ты правда айсор? - невпопад  спросил  Таракан,  еле  поспевая  за
новым знакомым по узкому темному коридору, слабо освещенному  маленькими
лампочками в защитных сетках. Айсор больше не тащил его за собой,  но  в
этом коридоре Таракан не хотел  остаться  один  и  поэтому  старался  не
отставать.
   - Айсор, айсор, -  послышался  впереди  ответ,  -  сколько  раз  тебе
повторять? Такой же ассириец, как ты!
   - А что, есть айсорская мафия? - спросил Таракан.
   Парень так резко остановился, что Таракан налетел на него, повернулся
и зло выкрикнул:
   - Не мафия, дурья ты башка, не мафия, а тайное общество! Мы  собираем
древний народ по  крупицам,  чтобы  разбудить  его,  вернуть  ему  былое
могущество! Нас мало, очень мало, поэтому я и вожусь  с  таким  дураком,
как ты, которому хочется ползать в грязи и жрать помои! Нам дорог каждый
человек!
   - Да брось ты, не кипятись, - Таракан опустил  глаза,  -  а  зовут-то
тебя как?
   - Шоша, - ответил парень, успокаиваясь.
   - Что за имя такое?
   - Ассирийское имя. Я принял его после посвящения.
   - Что еще за посвящение?
   - Посвящение в ассирийское братство.
   Каждый мужчина нашего народа должен пройти посвящение, но перед  этим
он должен что-то сделать для своего народа, для своих богов.
   - Час от часу не легче! - пробормотал Слава. - У вас еще и боги  свои
какие-то.
   - Не "у вас", а у нас! Это наши древние ассирийские боги, а ты - тоже
ассириец. Сегодня ты увидишь храм и великое таинство.
   Шоша пошел вперед,  Таракан,  заинтригованный  всем  услышанным,  еле
поспевал за ним. Дойдя до очередной развилки, Шоша остановился, дождался
Славу и достал из кармана большой белый платок.
   - Я должен завязать тебе глаза. Ты пока что не посвящен  в  таинство,
поэтому не должен знать, где находится храм.
   Несмотря на слабые протесты Таракана, он завязал ему  платком  глаза,
несколько  раз  повернул,  чтобы   полностью   сбить   представление   о
направлении,  и  повел  дальше  по  бесконечным   подземным   коридорам,
придерживая за плечо.
   Пару раз Слава спотыкался, но сильная рука удерживала его от падения.
   Коридоры стали более сырыми, усилился запах плесени. Дорога  шла  под
уклон.
   Даже сквозь платок Слава почувствовал, что стало совсем  темно.  Судя
по звуку, Шоша вынул и включил фонарь. Так  они  шли  еще  очень  долго.
Таракан полностью потерял всякие представления не только  о  расстоянии,
но и о времени - может быть, прошло полчаса, а может быть - и  несколько
часов.
   Наконец они остановились. Незнакомый голос произнес что-то на том  же
тарабарском языке - судя по интонации, задал вопрос, и Шоша ему ответил.
Лязгнула металлическая дверь, они прошли еще  немного,  и  Шоша  наконец
снял платок с глаз Таракана.
   Слава увидел, что находится в большом помещении  с  неровными  сырыми
стенами - что-то вроде огромной пещеры. Пещера  была  освещена  неровным
колеблющимся светом чадящих факелов, там и сям  укрепленных  на  стенах.
Рядом со Славой и  его  проводником  стояло  человек  сорок  мужчин,  по
большей части молодых, смуглых и черноволосых. Все напряженно смотрели в
центр пещеры, где около сверкающего позолотой каменного  стола  колдовал
высокий длинноволосый мужчина в белой одежде. Он положил на  стол  горку
сухой травы, протянул к ней руку, и трава вспыхнула. К потолку  поднялся
столб белого дыма, в пещере запахло сладковато и неприятно.  У  Таракана
чуть-чуть закружилась голова и захотелось смеяться, но все  люди  вокруг
него были такими серьезными и так напряженно смотрели на длинноволосого,
что Слава тоже замер и уставился на него, ожидая, что тот устроит.
   А длинноволосый фокусник поднял руки и заговорил нараспев:
   - Приди, приди же к нам, о львиноголовая Ламашту! Поднимись из своего
подземного царства, приведи за  собой  страшных  чудовищ  мира  мертвых!
Приведи за собой злых демонов и голодных духов! Обрушь  свою  ярость  на
наших врагов, покажи им свою великую силу, ввергни их в  страх  и  ужас!
Приди, приди, львиноголовая! Пусть вслед за  тобой  поднимутся  призраки
ночи и страшные обитатели могил, чье лакомство - человеческое мясо,  чье
вино - кровь убитых! Пусть враги наши в  страхе  бегут  от  тебя,  пусть
познают они силу древних богов и власть древнего народа!
   После длинноволосый произнес много совсем непонятных слов  и  насыпал
на  стол  еще  травы.  Дым,  поднимавшийся  от  золоченого  стола,  стал
зеленоватым.
   -  Приди,  о  Ламашту!  -  громко  выкрикнул  длинноволосый,  и   все
остальные, как один человек, крикнули за ним:
   - Приди, о Ламашту!
   И Слава Таракан кричал вместе со всеми, он почувствовал себя одним из
этих людей, и ему хотелось остаться с ними навсегда, стать таким же, как
они...
   - Приди, львиноголовая! - вскрикнул жрец, и  остальные  повторили  за
ним, как эхо:
   - Приди, львиноголовая!
   И вдруг под сводами пещеры раздался страшный и грозный звериный  рев,
одновременно унылый и злорадный. От этого рева кровь заледенела в жилах,
волосы на голове зашевелились, сердце забилось как бешеное. В этом  реве
слышались жестокость и коварство,  злоба  и  неутолимый  голод  хищника.
Переходя в утробное рычание и страшное,  тоскливое  мяуканье,  рев  этот
начал понемногу затихать, как будто издававшее его  чудовище  удалялось,
спускалось в породившие его глубины преисподней.
   - Великая не хочет подняться к нам! - закричал  жрец,  когда  затихли
последние отзвуки рычания. -  Она  ушла,  спустилась  в  глубины  своего
подземного царства, в свои темные чертоги! Львиноголовая не хочет прийти
в наш мир! Мы не угодили ей! Чего ты  хочешь,  о  великая  черная  мать,
скажи своим детям?
   С этими словами жрец подбросил  новую  щепотку  травы  в  тлеющую  на
золотом  столе  горку.  Поднимающийся  к  потолку  дым  пожелтел,   стал
золотистым,  сгустился  местами,  будто  обрисовав  очертания   женского
тела...
   Плотнее и гуще становились клубы золотистого тумана, и наконец нельзя
уже было сомневаться: дым оформился в подобие золотой женской  фигуры  с
львиной головой на плечах.
   В святилище стало необыкновенно  тихо,  и  в  этой  тишине  как  гром
прозвучали слова жреца:
   - Великая желает, чтобы ее древнее золотое изваяние заняло подобающее
ему место в нашем храме! Только тогда, когда мы найдем древнее  изваяние
и принесем его в храм, только тогда  львиноголовая  Ламашту  одарит  нас
своими милостями, только тогда она обрушит свой ужасный  гнев  на  наших
врагов!

***

   - Вот теперь ты знаешь об этом деле  столько,  сколько  я.  -  Маркиз
отодвинул пустую тарелку. - Спасибо, все было очень вкусно.
   - Это полуфабрикаты, - отмахнулась Лола,  -  я  ничего  не  готовила,
только разогрела.
   Она отвернулась к кухонному столу, чтобы заварить чай.
   Кухонька была крошечной, вообще  вся  квартирка  была  крошечной,  но
очень уютной.
   Лола привела сюда Маркиза часа два назад.
   Он сказал, что ему нельзя появляться у себя дома  -  могут  найти.  И
вообще, им нужно было посидеть и спокойно поговорить. Лола сказала,  что
квартиру эту она снимает.
   Тихонько  урчал  холодильник,  Маркиз  прихлебывал  горячий,   хорошо
заваренный, ароматный чай и исподтишка поглядывал на Лолу. Она  уверенно
и привычно двигалась по кухне.
   - Ты что, умеешь готовить? - спросил он.
   - Конечно! - улыбнулась Лола. - И очень люблю. Но  делаю  это  крайне
редко - времени нету.
   Ему захотелось узнать, чем же она так занята, ведь для своих операций
он отвлекал ее не больше одного-двух раз в неделю.  Но  сейчас  было  не
время.
   - Вот что, милая, -  начал  он  совершенно  другим,  очень  серьезным
тоном, - нам нужно расстаться. Думаю, что ты не будешь представлять  для
них интереса без меня.
   - Я - твой равноправный партнер, - обиженно проговорила Лола.
   - Это было раньше, - мягко возразил  Маркиз.  -  Мы  славно  с  тобой
поработали, и я очень тебе благодарен.
   Лола вскинула на него глаза, удивленная странной мягкой интонацией.
   - Свою благодарность ты выражал в денежном  эквиваленте,  -  заметила
она, - я вполне довольна нашим сотрудничеством.
   - На этом оно заканчивается, - твердо сказал  Маркиз.  -  Видишь  ли,
глупо было бы думать, что те, кто за нами охотится, хотят  отомстить  по
приказу  Зарудного  за  кражу  колье.  Вернее,  не  глупо,   а   слишком
самонадеянно. Нет, коль уж они так  серьезно  настроены,  что  привлекли
столько народа, чтобы поймать и убить нас, то дело касается  кражи  этой
несчастной статуэтки.
   Деньги огромные, а поскольку я отказался, то следует срочно  заткнуть
мне рот.
   - Ты сам себе  противоречишь,  -  сказала  Лола.  -  Хотели  взорвать
машину, где мы ехали бы вместе. И киллер стрелял в меня.
   Маяк подсунули мне еще до того, как ты вышел от  Кузьмича.  Нет,  они
начали следить за нами гораздо раньше, думаю, что колье тут ни при чем.
   - Как это ни при чем? - возмутился Маркиз.  -  Ведь  про  ассирийскую
статуэтку мне стало известно от Кузьмича, когда я принес ему колье!
   - Все сходится на Кузьмиче...
   - Ладно, нам больше не нужно об  этом  думать,  -  решительно  сказал
Маркиз, - нам нужно убираться из этого города как можно скорее!
   - Я не могу. - Лола отвернулась к окну.
   - Не валяй дурака! - вскричал Маркиз. - Дело идет о жизни  и  смерти!
Ты должна уехать хотя бы на несколько месяцев;
   В комнате  зазвонил  телефон.  Лола  сорвалась  с  места  и  побежала
отвечать. Маркиз, не долго думая, неслышно поднялся и подкрался к плотно
закрытой двери.
   - Да, - отвечала Лола по телефону, - разумеется, буду. Как обычно.
   Когда она вернулась, Маркиз спокойно допивал остывший чай.
   - Я ухожу, - он вышел в прихожую, -  вернусь  через  полтора  часа  с
машиной. Ты должна быть готова. Вещей бери немного, а денег -  побольше.
Я вывезу тебя из города, а там уж сама езжай куда хочешь. Поняла?
   - Поняла, - ответила Лола покорно.
   - Будешь готова?
   - Буду.
   "Врет, - понял он, заглянув ей в глаза, - ох уж эти бабы! Одна морока
с ними".
   Маркиз вышел из парадной. Был ранний сентябрьский вечер.  На  детской
площадке прочно обосновались дети. Старушки  оккупировали  все  лавочки.
Маркиз отошел чуть в сторону от подъезда и скрылся за высокими  кустами,
с которых еще не облетела листва. Он достал сигареты и сделал отрешенное
лицо. Подозрений у прохожих и старух он не вызовет - стоит просто одетый
парень, может, девушку ждет, а может - собутыльников. Кому  какое  дело,
если он ведет себя, тихо и не ломает зеленые насаждения?
   Маркиз был очень сердит.
   "Какая дура! - ругал он Лолу. - У нас на хвосте висят  очень  опасные
люди, сегодня два раза уходили от верной смерти, а она,  видите  ли,  не
может уехать! Что у нее - хахаль, семеро по лавкам или престарелая  тетя
в больнице?"
   Самое умное было бы плюнуть на девчонку и уходить,  но  Маркиз  решил
немного подождать. Если Лола выйдет, он проследит за ней и выяснит,  кто
же она такая. Потому что, поразмыслив, Маркиз сообразил, что все, что он
знает о ней, - не правда. И вовсе она  не  Лолита,  и  не  Писаренко,  и
квартиру эту она не снимает. Кто же будет устраивать такой уют в  снятой
квартире? И ремонт там хороший, денег стоит.  Если  только  это  все  не
оплачивает любовник. Вот тогда  Маркиз  со  спокойной  совестью  оставит
Лолу, а сам даст деру. Пускай о ней хахаль заботится!
   Ровно через двадцать пять минут  Лола  выскочила  из  подъезда.  Хоть
вечер был теплый, на ней было надето довольно плотное длинное  пальто  -
значит,  собирается  вернуться  поздно,  а  ночи  в  сентябре   все   же
прохладные. Лола была  тщательно  причесана  и  накрашена.  Маркиз  даже
ощутил, как от нее пахнуло дорогими духами, хотя стоял далеко, и  запах,
понятное дело, не мог  до  него  долететь.  Интересная,  хорошо  одетая,
уверенная в себе молодая женщина.
   Стуча каблучками, Лола обогнула дом  и  выскочила  на  улицу.  Маркиз
припустил за ней, стараясь не делать резких движений, -  наблюдательная,
хоть и дура,  он  сам  ее  учил.  А  вот  если  ума  нет,  то  чужой  не
приставишь...
   Лола выскочила на проезжую часть дороги и замахала рукой. Слава Богу,
сообразила хоть не садиться в первую остановившуюся машину! Куда она так
спешит? Любовник и подождать может, не пожар...
   Лола села в серый "опель", и Маркиз тут же махнул голубой "девятке".
   -