и прочие мелочи, но  кожаная  стенка  несессера  показалась  ему
слишком толстой и тяжелой.
   Вытащив зеркальце, Макс увидел засунутую за него медную  пластинку  с
чеканным изображением  крылатого  быка.  Тихо  выругавшись,  он  положил
печать в карман - ассирийское происхождение пластинки не вызывало у него
сомнений.
   Макс хотел уже  сложить  вещи  обратно,  поскольку  Лангман  в  любую
секунду мог появиться на пороге комнаты, но  обострившаяся  в  последнее
время интуиция его остановила. Похлопав  по  дну  чемодана,  он  заметил
отчетливое твердое утолщение сбоку.
   Проверил подкладку и увидел, что в одном месте она подпорота,  причем
сделано это так явно, что не заметить было невозможно.
   Засунув руку в шов,  Макс  нащупал  твердый  предмет  и  вытащил  его
наружу. В его руке оказалась глиняная табличка с клинописными значками и
рельефным изображением воинов, шагающих попарно  навстречу  неизвестному
врагу. Быстро засунув табличку в карман, Макс запихал вещи  на  место  и
застегнул "молнию", стараясь, чтобы все выглядело как раньше.
   Из  ванной  по-прежнему  были  слышны  шум  воды,  недовольный  голос
Лангмана и многословные извинения горничной. Пользуясь тем, что было еще
несколько секунд, Макс огляделся - он  хотел  немедленно  избавиться  от
ассирийских табличек, потому что через карман  они  буквально  жгли  ему
кожу. Идея, как всегда в стрессовой  ситуации,  возникла  мгновенно:  он
завернул обе таблички в носовой платок, открыл окно  и  положил  опасный
сверток снаружи на подоконник. Быстро затворив окно, Макс  плюхнулся  на
прежнее место, всеми силами изображая  полное  спокойствие  и  молясь  в
глубине души о том, чтобы в других чемоданах не было таких же сюрпризов.
   Наконец из ванной вышли  вконец  разозленный  Лангман  и  заплаканная
горничная.
   - До чего у вас, в России, навязчивый сервис! -  возмущенно  прошипел
Лангман.
   - Увы, за теперешнюю Россию я не несу ответственности, -  Макс  пожал
плечами, - в мое время сервис здесь был крайне ненавязчив.
   Горничная, всхлипнув напоследок, вышла из номера.  Лангман  посмотрел
на Макса и сказал:
   - Ну что ж. Вы обещали мне предъявить содержимое своего багажа.
   Макс неторопливо встал, открыл твердый "самсонайтовский" чемодан и со
страдальческой миной на  лице  разворотил  его  содержимое.  Лангман  не
проявил интереса, взглянул для порядка и почти сразу же разрешил  убрать
вещи обратно. То же самое было и с большой спортивной сумкой.  Но  когда
Макс взялся за  кожаный  чемодан,  Лангман  встал,  подошел  вплотную  и
внимательно следил за каждым его движением.
   "Однако, - сообразил Макс, аккуратно выкладывая на журнальный  столик
рубашки, - наводка-то была очень точная! Слава Богу, я  заметил,  что  в
чемодан залезали!"
   Когда очередь дошла до несессера, Лангман буквально  выхватил  его  у
Макса из рук и тщательно осмотрел. Вернул с нескрываемым  разочарованием
на лице, но ничего не  сказал  и  продолжал  наблюдать  за  последующими
действиями. Когда чемодан опустел, Лангман наклонился и тщательно ощупал
его стенки. Макс в это время усиленно прятал злорадную улыбку.
   Распрямившись, Лангман кивнул:
   - Спасибо за сотрудничество, господин  Белофф.  Можете  сложить  вещи
обратно.
   - Да я уж лучше переложу их в шкаф, - Макс пожал плечами, - все никак
руки не доходили разобрать багаж. Но, герр  Лангман,  теперь  вы,  может
быть, объясните, что вы хотели найти в моих чемоданах?
   - У нас была  некоторая  информация,  -  с  явной  неохотой  произнес
Лангман. - Сообщить о характере и источниках этой информации я не  могу,
в  интересах  следствия.  Эта  информация,  к  счастью   для   вас,   не
подтвердилась.  Впрочем,  -  тут  же  добавил  Лангман   с   неприкрытым
злорадством в голосе, - это ничего не  значит.  У  вас  было  достаточно
времени для того, чтобы спрятать...  то,  о  чем  нас  информировали.  К
сожалению, я не успел ознакомиться с вашим багажом сразу по прибытии,  у
меня было слишком много дел.
   - Видимо, у вас и  сейчас  много  дел,  -  подхватил  Макс  последнюю
реплику, - так что не смею вас задерживать.
   - Надеюсь и в дальнейшем на ваше сотрудничество. - Лангман поднялся и
слегка склонил голову. - Если мне понадобится поговорить с вами, у  меня
есть номер вашего мобильного телефона. И я очень рассчитываю на то,  что
вы немедленно  сообщите  мне,  если  вам  удастся  что-нибудь  узнать  о
пропавших экспонатах. В конце концов, у нас с вами общие интересы.
   - Да-да, - пробормотал Макс, провожая Лангмана к дверям и чуть ли  не
выталкивая его.
   Ему хотелось остаться одному и обдумать свое положение.
   Дверь за страховщиком закрылась. Макс вернулся к столу  и  задумался.
Его явно  подставляют,  причем  подставляет  кто-то  из  своих  -  никто
посторонний не мог залезть к нему  в  чемодан  и  подложить  ассирийские
таблички. Значит, кто-то из группы, сопровождающей  выставку,  связан  с
похитителями и теперь хочет, чтобы отвести от себя  подозрения,  сделать
подозреваемым его, Макса. Он - как нельзя более удобная фигура. Выходит,
ни на кого нельзя  положиться,  нужно  выпутываться  в  одиночку.  Есть,
правда,  местное  сыскное  агентство,  которое  ему  на  всякий   случай
рекомендовали в Мюнхене. Барон тоже хорошо о нем отзывался.
   Макс достал визитную карточку, набрал номер.
   -  Детективное  агентство  "Альтернатива",  -   раздался   в   трубке
мелодичный женский голос.
   Макс  назвал  себя  и  спросил,  когда  он  мог  бы   встретиться   с
руководителем агентства.
   - Да, мы ждали вашего звонка, - ответила девушка и  как  бы  оборвала
себя на полуслове.
   После секундной паузы она продолжила:
   - Валерий Иванович будет рад принять вас в любое время.  У  вас  есть
наш адрес?

***

   Лола проснулась от духоты. Перина, на которой она спала, была  старой
и очень пыльной. Лола чихнула тихонько, как кошка, и  села  на  постели.
Занавески, сизые от старости,  были  плотно  задернуты,  но  сквозь  них
пробивался солнечный свет - значит, сейчас отнюдь  не  рано.  В  комнате
никого не  было.  Лола  потянулась,  при  этом  пружины  старой  кровати
предательски заскрипели, и оглядела себя. На ней была надета  старушечья
ночная  рубашка  с  длинными  рукавами   и   высоким   воротом,   плотно
стягивающимся у горла. Лола пощупала ветхий материал, в  памяти  всплыло
забытое слово "бумазея".
   Она выпрыгнула из кровати и подошла к большому настенному  зеркалу  в
деревянной раме, проеденной жучком. Зеркало тоже было  очень  пыльное  и
мутное, но все же Лола разглядела себя и очень расстроилась.
   Она похудела, пока сидела у бандитов - от страха и  плохого  питания,
под глазами залегли  синие  тени,  и  волосы  выглядели  отвратительными
темными сосульками.
   Вчера ночью, когда  Маркиз  привез  ее  в  ату  квартиру,  Лола  была
одержима лишь одной мыслью - найти ванную комнату  и  уединиться  в  ней
часа на два. Квартира оказалась коммунальной, на все ее  вопросы  Маркиз
только мотал головой - мол, завтра  все  узнаешь.  Не  зажигая  света  в
коридоре, он протащил Лолу в ванную. Сама ванна была желтая от старости,
но газовая колонка работала, и  из  крана  потекла  относительно  теплая
вода. Маркиз велел Лоле вымыться как можно быстрее и не греметь  тазами,
которые  были  развешаны  по  стенкам  ванной  комнаты   в   неизмеримом
количестве.
   Ее театральный костюм превратился в грязную тряпку, Лола сложила  его
в пакет, чтобы потом выбросить. Маркиз принес ей вот эту ночную рубашку,
и Лола провалилась в сон.
   Скрипнула дверь, и на  пороге  появился  Маркиз  с  двумя  дымящимися
чашками кофе. Лола взяла чашку и уселась на кровати, поджав ноги.
   - Что это за берлога? - нарушила она молчание.
   - Это комната моей бабушки, - признался он, - она давно умерла.  А  в
квартире еще много народа живет, и они все время  меняются.  Сейчас  они
все на работу ушли, только тетя Зина, соседка, осталась. Но ты все равно
из комнаты не выходи.
   - А как же? - Лола выразительно поморщилась.
   - Ну, проскользнешь тихонько, а так не шляйся.
   - Что мы тут делаем?
   - Скрываемся, - объяснил Маркиз. - Я в этой  квартире  уже  несколько
месяцев не был, так что выследить ее никто не мог.
   Мне надо обдумать, что делать дальше. А ты не вздумай никому звонить.
   Лола поставила чашку на стол и прошлась по комнате.
   - Нравится? - усмехнулся Маркиз.
   - Ничего себе  интерьерчик,  для  старой  советской  пьесы  подходит.
"Платон Кречет", например, или "Все остается людям".
   - Для тебя там роли не найдется,  -  поддразнил  Маркиз.  -  Там  все
женщины положительные, с партийным стажем,  думают  только  о  работе  и
считают, что секса у нас нет.
   - Если надо, я и такую сыграю, - обиделась Лола.
   - Ну ладно, я сейчас в магазин выйду, а ты напиши,  что  нужно  самое
необходимое из одежды. А пока... - Маркиз залез в шкаф и  протянул  Лоле
старушичий длинный халат из темно-бордовой фланели.
   Она затянула поясок, по привычке покрутилась перед зеркалом, потом  с
отвращением  расчесала  волосы  гребнем  и  заколола   их   старушичьими
шпильками, валявшимися на подоконнике.
   - На Арину Родионовну сильно смахиваешь, - веселился Маркиз.
   Когда он скрылся за дверью, Лола рассерженно плюхнулась  на  кровать.
Что он к ней цепляется? Не хотел бы - не спасал!
   Она еще немного подумала и с изумлением поняла, что Маркиз злится  за
вчерашний эпизод в машине.

***

   Макс немного покрутился в толпе на Невском, чтобы выяснить, нет ли за
ним слежки. Дошел до угла Владимирского, где раньше было знаменитое кафе
"Сайгон".
   Сколько времени провел он здесь, потягивая крепкий ароматный кофе  из
щербатых чашечек с  выразительной  надписью  "Общепит",  разговаривая  о
книгах и рок-музыке!
   Ленька, друг детства, приносил редкие записи, импортные  пластинки  -
пласты или диски, как  их  тогда  называли,  -  болгарский  "Балкантон",
гэдээровская "Этерна",  венгерская  "Омега",  очень  редко  -  настоящие
западные...
   Сейчас на месте "Сайгона" был какой-то заурядный магазин, а стоило бы
восстановить то кафе...
   Свернув на Владимирский, Макс еще раз профессионально  проверил,  нет
ли за ним слежки. На первый  взгляд,  все  было  в  порядке.  Он  прошел
проходным двором на улицу Рубинштейна, там остановил частника  и  назвал
адрес неподалеку от детективного бюро, но  на  соседней  улице  -  чтобы
водитель, в  случае  чего,  не  мог  вывести  преследователей  прямо  на
"Альтернативу".
   Выйдя из машины, Макс снова огляделся. Улица, на которую он  приехал,
была безлюдна, так что любое наружное наблюдение исключалось,  да  и  за
машиной никто не следил - Макс всю дорогу посматривал в зеркало  заднего
вида.
   Успокоившись, он свернул за угол и зашагал к агентству.
   Переулок, по которому он шел, был разрыт - по  неизменной  российской
традиции меняли какие-то трубы.
   "Город уже другой, - подумал Макс, - даже  страна  другая,  а  ямы  и
колдобины все те же".
   Пробираясь по краю глубокой траншеи, он смотрел под  ноги,  чтобы  не
споткнуться о камень и не свалиться в грязь, но тем не менее оступился и
сильно покачнулся, едва удержав равновесие.
   И в ту же секунду услышал характерный звук, который ни с чем  не  мог
спутать, звук, который ему пришлось часто  слышать  во  время  службы  в
Иностранном легионе, звук, который не раз  снился  ему  потом  в  ночных
кошмарах, - звук пули, ударившейся в каменную стену.
   Краем глаза Макс увидел выбоину, появившуюся на стене дома на  уровне
его головы, и понял, что не споткнись он, не  потеряй  на  долю  секунды
равновесие, - ,лежать бы ему сейчас в траншее с пробитым пулей черепом.
   Думала об этом одна часть его сознания.
   Другая часть отдавала телу мгновенные и  безошибочные  команды.  Макс
сгруппировался,  скатился  в  ту  самую  траншею,   которую   до   этого
старательно обходил, и пополз по  ее  дну,  чтобы  оказаться  как  можно
дальше от линии огня.
   По выбоине в стене  он  приблизительно  определил  позицию  снайпера:
стреляли из окна верхнего этажа дома напротив агентства.
   Макс отполз  как  можно  дальше  от  того  места,  где  его  чуть  не
подстрелили,  и,  увидев  посреди  улицы  вагончик-бытовку   строителей,
воспользовался им как прикрытием, перебежал переулок и прижался к  дому,
в котором засел снайпер. Здесь была мертвая зона - стрелок не только  не
мог попасть в него, но не мог его даже увидеть, не высунувшись из  окна.
Двигаясь вдоль самой стены, Макс вошел в подъезд и поднялся по  лестнице
на верхний этаж. С последней  лестничной  площадки  узкий  металлический
трап вел еще выше, на чердак. Макс осторожно  вскарабкался  по  железным
ступенькам  и  чуть-чуть  приоткрыл  квадратную  дверцу,   стараясь   не
скрипнуть петлями.
   Затем он снял свою кепку, нацепил ее на ствол пистолета  и  приподнял
над краем люка. Если снайпер следит за люком, он выстрелит по кепке.
   Выстрела не последовало, и Макс осторожно выбрался на чердак.
   Грязное  помещение,  заваленное  многолетним  хламом,   не   убирали,
наверное, со дня постройки здания. Пыль лежала на  полах  и  перекрытиях
толстым серым слоем, и на этом сером ковре отчетливо  выделялись  следы.
По этим следам Макс прошел  к  небольшому  оконцу.  Стекло  в  нем  было
выбито, пыль на подоконнике тщательно стерта.
   Облокотившись на подоконник, Макс отчетливо увидел улицу,  подъезд  с
вывеской детективного агентства, траншею. Безусловно,  именно  отсюда  в
него стреляли несколько минут назад.
   От люка  к  окну  вела  только  одна  цепочка  следов.  Должно  быть,
убедившись, что цель скрылась и повторить выстрел  не  удастся,  снайпер
вернулся тем же путем, шагая след в след, и спустился по лестнице,  пока
Макс полз по траншее и не мог видеть здание. Хотя снайпер мог и войти  в
какую-нибудь квартиру этажом ниже и сейчас пережидает там...  Во  всяком
случае, больше здесь ничего не узнать.
   Но теперь у Макса пропала охота идти в  детективное  агентство.  Ведь
только там знали, что он должен сейчас приехать. Хвоста за собой  он  не
привел, Макс был в этом уверен, да и, кроме  того,  снайпер  должен  был
заранее занять позицию, приготовиться к стрельбе, то есть он должен  был
хотя бы за полчаса знать о приезде Макса.
   Как раз полчаса назад он  и  позвонил  в  агентство.  Вставал  второй
вопрос, не менее важный: почему его решили убить?
   Разумеется, покушение связано с "Ассирийским наследством".  Наверняка
заранее было задумано убить Макса и свалить на него кражу. Те  же  люди,
которые дали Лангману наводку и подложили Максу  в  чемодан  ассирийские
таблички, те же люди, которые подстроили  разговор  по  его  телефону  с
каким-то неизвестным Ивановым, - сегодня эти же люди прислали  снайпера,
чтобы он поставил последнюю точку в этой истории.
   После убийства можно было бы спокойно все на него валить: мертвый  не
сможет оправдаться, наверняка он сам  и  устроил  кражу.  А  почему  его
убили? Да все очень просто: не поделил с сообщниками барыши, вот  они  и
предпочли  пристрелить  его,  чтобы  не  делиться.  Или   чтобы   убрать
нежелательного свидетеля, которого подозревает страховая компания.
   Думая так, Макс одновременно осматривал чердак. Пройдя в дальний  его
конец, он увидел еще одно окошко,  выходящее  на  другую  сторону  дома.
Подоконник покрыт толстым слоем пыли, стекло так грязно, что сквозь него
еле пробивается свет. Сразу видно, что этим окном давно не пользовались.
   С трудом справившись с разбухшей рамой, Макс распахнул ее и  выглянул
наружу.
   Под окном была довольно пологая крыша, почти  смыкавшаяся  с  кровлей
другого дома.
   Макс выбрался на крышу, спустился  к  ее  краю  и  перепрыгнул  через
неширокую, но пугающе глубокую щель, оказавшись на соседней  крыше.  Там
он залез в чердачное окно и, спустившись по лестнице, вышел в совершенно
другой переулок. Выходить из дома тем же  путем  казалось  ему  опасным:
киллер мог рискнуть и сделать еще  одну  попытку,  затаившись  на  новом
месте, а рассчитывать, что снова повезет, было просто глупо.
   Макс шел по улице, внимательно поглядывая по сторонам и размышляя. Он
снова оказался в полной изоляции. Собственные помощники могли  оказаться
предателями, связанными с похитителем коллекции.  Детективное  агентство
тоже отпало, а вести расследование без всякой помощи было очень  трудно.
Кстати, нужно  еще  хорошенько  подумать  насчет  агентства,  оно  очень
подозрительное.  И  откуда  барон   взял   его   координаты?   Кто   его
рекомендовал? Но это все потом, а сейчас он совершенно одинок.
   Конечно, это его родной город, где он знает каждый  переулок.  Но  за
пятнадцать  лет  жизнь  в  этом  городе  неузнаваемо  изменилась,  и  он
чувствует себя иностранцем, чужим. Деньги у него есть, но деньги  -  это
еще не все.  Нужен  помощник,  хорошо  знающий  здешнюю  жизнь,  здешние
порядки и при этом достаточно надежный, на которого можно положиться.
   И Макс вспомнил Леню. Леньку Маркова, своего соседа  по  коммунальной
квартире на десять семей.
   Совсем маленькими они играли с Ленькой  в  длинном  темном  коридоре,
устраивали охоту на черного  кота  Робсона,  который  удирал  от  них  с
оглушительным мяуканьем  и  забивался  под  газовую  плиту,  где  всегда
варились чьи-нибудь щи. Здесь,  на  коммунальной  кухне,  всегда  кипели
скандалы, горячие, как эти щи,  и  непримиримые,  как  арабо-израильский
конфликт. Здесь, на этой кухне,  Ленька  с  Максимом  вели  партизанскую
рельсовую войну против соседки Зинаиды Викентьевны, хозяйки  Робсона.  С
чего началась их война. Макс не помнил, наверное, она уходила корнями  в
глубокое, доисторическое детство, но сколько помнил себя, они с  Ленькой
постоянно выдумывали какие-нибудь каверзы. То  положили  соседке  в  суп
кусок хозяйственного мыла, то насыпали в зонтик  табаку,  который  курил
старый железнодорожник Иван Игнатьевич.
   Зинаида раскрыла на улице зонтик, и  ее  с  ног  до  головы  обсыпало
горлодерной махоркой, так что  она  полчаса  чихала,  не  переставая,  и
неделю отчищала от табачной пыли свое лучшее коверкотовое пальто.
   Конечно, Ленька и Максим пошли в одну и ту  же  школу  и  дрались  на
школьном дворе с превосходящими силами противника, стоя спиной к  спине.
Максим учился лучше, учеба давалась ему легко,  но  Ленька  очень  ловко
умел списать и совершенно замечательно слизывал оценки в  дневнике,  так
что у его мамы, тети Лиды, никогда не было поводов для расстройства.
   После школы их пути разошлись: Макс  поступил  в  Политехнический,  а
Ленька - в Полиграфический техникум. Их семья получила новую квартиру  и
выехала в спальный район,  оставив  жить  в  комнате  упрямую  бабку.  У
каждого из друзей была теперь своя компания, и встречались они только  в
"Сайгоне" - поговорить о книгах и пластинках...
   И вот сейчас Макс понял, что только на него, на Леньку Маркова, он  и
может положиться во всем этом огромном городе...

***

   Надежда Николаевна с утра пораньше сбегала на работу,  быстро  решила
там все насущные дела и отчалила - находиться в тесноте  и  духоте  было
невозможно, а работать в собственной квартире гораздо приятнее, да и для
здоровья полезней.
   Еще на лестнице она услышала, как  разрывается  от  звонков  телефон.
Надеясь, что это  звонит  муж  из  Москвы,  Надежда  трясущимися  руками
вставила ключ в замок, рванула дверь  и,  споткнувшись,  как  обычно,  о
кота, выскочившего в прихожую, сняла трубку телефона.
   - Надежда, - кричала мать, - ты не представляешь, что случилось!
   Надежда подавила вздох разочарования - она так  хотела  поговорить  с
мужем - и холодно процедила:
   - Что еще у вас стряслось? На полдня нельзя оставить.
   Это было несправедливо, потому что мать-то как раз  обладала  здравым
смыслом и не доставляла Надежде никогда никаких хлопот.
   Наверняка тетя Вася опять что-то отмочила...
   Но мать не обиделась  на  Надеждино  замечание,  она  вообще  его  не