конце,  которое  так  плотно  закрывалось
деревянной планкой, что с первого взгляда было не  различить,  есть  там
оконце или просто планка сверху набита. Слава поколдовал над планкой,  и
она отодвинулась.
   В  комнате  за  окошком  была  кромешная  тьма,  так  что  ничего  не
разглядеть Надежда придвинулась ближе,  и  в  нос  пахнула  жуткая  вонь
немытого и нездорового тела. Кроме того, оттуда раздавался жуткий храп.
   - Кто бы там ни был, выйти оттуда он  точно  сам  не  сможет,  -  она
показала на замок, - так что пока оставим все как есть.

***

   На северной окраине Петербурга осталось не очень много пустырей,  еще
незанятых строительными компаниями,  -  безумные  цены  на  недвижимость
подстегивают строительный бум.
   Но то место, где Киргиз  назначил  наконец  встречу  великому  жрецу,
главарю загадочной ассирийской  группировки,  в  одночасье  уничтожившей
верхушку остальных криминальных кланов города, то место, где должна была
состояться "сделка века",  обмен  самой  крупной  партии  наркотиков  за
последние годы на деньги, - это место пока  не  приглянулось  никому  из
застройщиков.
   Этот пустырь был расположен слишком  далеко  от  действующей  станции
метро, к нему не подходили основные транспортные артерии.
   Когда-то, еще в эпоху "развитого социализма", на краю  этого  пустыря
начали  строить  какое-то  огромное  здание.  Жители  окрестных  районов
спорили, что это будет - то ли новый корпус железнодорожного  института,
то ли завод лакокрасочных изделий,  но  постепенно  эти  споры  затихли,
потому что затихла сама стройка, превратившись в традиционный  советский
долгострой.
   Несколько лет среди  недостроенных  бетонных  конструкций  копошились
унылые  работяги,  изображая  трудовой  процесс  и  закапывая  в   землю
очередные миллионы рублей. Потом и эта вялая активность сошла на нет,  а
еще через несколько лет завертелось колесо перестройки, и те  же  жители
окрестных домов, выгуливая на пустыре  собак  и  поглядывая  на  мрачную
бетонную громаду, стали говорить друг другу, что этот недострой  -  дело
рук новой власти, причем, что удивительно, сами в это поверили.
   Вот на этом-то пустыре ранним утром, точнее еще на исходе ночи, около
половины пятого, появился зеленый "форд".
   Подъехав к бетонному чудищу, "форд" остановился, и из него вышли  три
человека.
   Один из них - высокий, длинноволосый, был великий жрец, двое других -
молодые  парни,  в  которых  по  черным  как  смоль  волосам  и   ярким,
выразительным глазам можно  было  узнать  ассирийцев.  Один  из  молодых
айсоров держал в руках винтовку с оптическим прицелом, второй  -  легкий
гранатомет-базуку.
   Великий жрец отдавал последние распоряжения.
   - Подниметесь на верхний этаж этого дома, -  он  указал  на  бетонную
махину, - выберете себе позиции в разных местах, подальше друг от друга,
чтобы хорошо просматривался весь пустырь. Киргиз подъедет около  девяти,
с ним должна приехать грузовая фура с товаром. Мы появимся  сразу  после
них, и начнутся переговоры. Пока мы разговариваем, тщательно цельтесь  и
готовьтесь к стрельбе. Стреляете по моему сигналу: когда я достану белый
платок. Ты, - жрец кивнул  на  более  молодого  из  двоих,  вооруженного
винтовкой, - берешь Киргиза. Целься в корпус,  это  надежнее,  в  голову
больше вероятность промаха. Ты должен свалить его  с  первого  выстрела.
Ты, - жрец повернулся ко второму снайперу, коренастому и  широкоплечему,
вооруженному гранатометом, -  стреляешь  по  джипу.  Бей  на  поражение,
постарайся одной  гранатой  уложить  всех,  кто  в  машине.  Как  только
увидите,  что  цели  поражены  -  действуйте  по   обстоятельствам,   но
старайтесь стрелять по тем  целям,  которые  будут  дальше  от  основной
схватки, чтобы не попасть в своих. Но  главная  ваша  задача  -  первыми
выстрелами положить Киргиза и взорвать джип. Все ясно?
   Снайперы кивнули.
   - Вот возьмите термосы, в них горячий  кофе.  Надо,  чтобы  к  началу
разборки вы были в хорошей форме, чтобы руки не застыли и не затекли  от
неподвижности. Позиции для стрельбы выбирайте поудобнее.
   Жрец  вернулся  в  машину  и  уехал.   Снайперы,   зябко   ежась   от
предутреннего холода, отправились на свою позицию.
   Ровно в девять утра на пустырь лихо вырулил армейский  джип  Киргиза.
Дверцы распахнулись, и  джип  ощетинился  стволами  винтовок  Следом  за
джипом на пустырь выехала грузовая фура, за  которой  вплотную  следовал
мотоциклист в свободной куртке, под которой вполне можно было  поместить
десантный автомат.
   Моторы машин затихли, и на пустыре  наступила  тишина.  Только  ветер
уныло пел в  траве  ту  же  песню,  которую  поет  он,  должно  быть,  в
киргизских степях.
   Наконец снова послышался шум моторов, и  на  пустырь  въехали  черный
"мерседес" и зеленый "форд".  Машины  остановились  напротив  армейского
джипа, заглушили моторы. Дверцы "мерседеса" открылись, из него выбрались
сначала  двое  молодых  айсоров  с  автоматами,  а   затем   -   высокий
длинноволосый человек средних лет, великий жрец богини Ламашту.
   Из джипа вышел невысокий худой человек с обвислыми монгольскими усами
и кривыми ногами прирожденного кавалериста.
   Жрец и Киргиз неторопливо пошли навстречу друг другу.
   - Ну что, - проговорил жрец  с  легкой  усмешкой,  -  все-таки  решил
отдать мне свой товар?
   - Не везти же его обратно, - холодно ответил Киргиз,  блеснув  узкими
глазами, острыми, как два штыка. - Гыде деньги?
   Жрец махнул рукой, и из "мерседеса" выбрался еще один человек - лысый
толстяк лет пятидесяти, с желтым кожаным чемоданом в руках.
   - Зыдесь пять миллионов? - недоверчиво спросил Киргиз.
   - Считай. - Жрец пожал плечами.
   - А как же! Обязательно посычитаю.
   Толстяк положил чемодан на землю у  ног  Киргиза,  откинул  крышку  и
поспешно отошел, оказавшись за спиной жреца.
   Киргиз внимательно посмотрел на суетливого  толстяка,  потом  перевел
взгляд на чемодан с деньгами. Слегка наклонившись,  он  поднял  одну  из
пачек.  Только  сверху  лежала  стододларовая  купюра,  под   ней   была
нарезанная бумага.
   Жрец достал из кармана белый платок и вытер лоб. Ничего не произошло,
и он невольно бросил взгляд в сторону  возвышающегося  на  краю  пустыря
бетонного недостроя.
   - Зыря ты туда сымотришь, - спокойно проговорил  Киргиз,  разглядывая
следующую пачку резаной бумаги. - Вы,  городские  люди,  сылишком  долго
спите.
   В то же мгновение в  руке  Киргиза  вместо  бумажной  "куклы"  возник
черный  "вальтер",  вороненый  ствол  которого  был  направлен  в  грудь
великого жреца.
   - Ты уже помахал белым пылатком, - Киргиз показал  в  усмешке  кривые
волчьи зубы, - теперь я помашу.
   Не сводя глаз со  своего  противника,  он  выдернул  левой  рукой  из
кармана белый платок и взмахнул им.
   По этому сигналу с верхнего этажа недостроенного здания сбросили, как
тюки с ветошью, тела снайперов-айсоров.
   - Долго сыпите, - повторил Киргиз, - мы у себя в сытепи привыкли рано
выставать. Когда ты пыривез своих стрелков, мои ребята их уже ждали.  Мы
привыкли рано выставать и привыкли честно пылатить.
   Киргиз еще раз взмахнул платком, и на верхнем этаже недостроя  дважды
тяжело бухнуло. Тут же за спиной жреца полыхнуло багровое пламя,  и  обе
его машины, черный "мерседес" и зеленый "форд", подорванные гранатами из
базуки, взлетели на воздух и рассыпались десятками пылающих обломков.  С
верхнего этажа застучал прокуренным  басом  тяжелый  армейский  пулемет,
добивая оставшихся в живых айсоров.
   Только великий жрец и прячущийся за его спиной лысый толстяк-казначей
стояли невредимые  посреди  этого  праздника  смерти,  а  Киргиз,  хищно
усмехаясь, глядел на своего врага, наслаждаясь победой, и  в  его  узких
холодных глазах отсвечивало багрянцем зарево пылающих автомобилей.
   - Вот, кырутой, чыто бывает  с  беспыределыциками,  -  проговорил  он
наконец тоном, каким разговаривает строгий учитель с нерадивым учеником,
и с сухим металлическим щелчком снял пистолет с предохранителя.
   Но в это же мгновение великий жрец едва заметным движением надавил на
кнопку зажатого в кулаке пульта дистанционного управления.  От  сигнала,
посланного  этим  пультом,  сработал  детонатор  взрывного   устройства,
спрятанного в желтом кожаном чемодане под толстым слоем фальшивых денег.
   Тяжело громыхнул взрыв, и Киргиз, не успев понять, что происходит, не
успев даже удивиться, отлетел в сторону грудой искалеченной плоти.
   Самого великого жреца едва не сбило с ног взрывной  волной.  Поднятая
взрывом туча фальшивых денег, как  дымовая  завеса,  прикрывала  его  от
армейского джипа с  бойцами  Киргиза.  Схватив  за  плечо  перепуганного
лысого толстяка-казначея и прикрываясь им как щитом от  случайных  пуль,
жрец, пользуясь неразберихой и пожаром, пробежал за фуру с  наркотиками,
где его не  могли  подстрелить  ни  из  джипа,  ни  с  крыши  недостроя.
Навстречу  ему  рванулся  мотоциклист-автоматчик,   но   жрец,   толкнув
навстречу  автоматной  очереди  полуживого  от  страха  казначея,  одним
прыжком преодолел  разделявшее  их  расстояние,  мощным  рывком  сбросил
автоматчика с мотоцикла, оглушил его  ударом  ноги  в  висок  и  оседлал
мотоцикл.
   Могучий мотор двухколесной машины взревел, мотоцикл,  как  норовистый
конь, взвился на дыбы, и великий жрец богини Ламашту умчался с поля боя,
оставив на нем мертвые или корчащиеся в предсмертной агонии  тела  своих
преданных слуг.
   Вдали уже звучали сирены милицейских автомашин.

***

   Сырое полутемное  подземелье  святилища  было,  как  всегда,  озарено
мерцающим багровым светом факелов. В центре,  на  блестящей  поверхности
алтаря,  красовалась  золотая  статуэтка  львиноголовой  богини.   Перед
алтарем,  подняв  к  потолку  святилища  худые   руки,   стоял   высокий
длинноволосый мужчина в белом одеянии.
   - Приди, приди к нам, великая богиня! -  проговорил  он  нараспев.  -
Приди к нам, львиноголовая! Поднимись к нам из своих подземных чертогов,
яви свою мощь верным  твоим  слугам!  Лицезрей  нашу  верность  тебе,  о
великая мать тьмы! Мы исполнили твое приказание: твое земное вместилище,
древнее золотое изваяние,  заняло  подобающее  место  на  алтаре  нашего
храма!
   Мы доказали свою верность тебе, о великая черная мать!
   Жрец опустил руки, бросил на алтарь горстку сухой травы,  прикоснулся
к ней, и трава вспыхнула. Над алтарем поднялось облачко ароматного дыма,
вкусно запахло пряностями - базиликом,  сельдереем,  еще  чем-то  хорошо
знакомым.
   Толпящиеся вокруг алтаря посвященные удивленно переглянулись -  запах
был совсем не тот, к которому они привыкли, и не пришло  вслед  за  этим
запахом знакомое сладковатое головокружение, пьянящее чувство  душевного
подъема, чувство  собственной  значительности,  чувство  причастности  к
великому делу, принадлежности к древнему могучему племени.
   Да и самих посвященных было сегодня гораздо меньше, чем обычно, среди
них не было самых старших, самых  близких  к  великому  жрецу  -  воинов
Ламашту. В храме  были  только  юноши,  почти  дети,  недавно  прошедшие
посвящение.
   Перед  началом  богослужения  кто-то  шепотом  говорил  о   неудачной
операции, о том, что большинство воинов погибло, один только жрец  сумел
спастись, бросив на поле боя своих верных слуг. Посвященные с недоверием
и опаской слушали эти разговоры, они ждали, что жрец опровергнет гнусный
слух и вернет своей пастве чувство уверенности и самоуважения.
   - О львиноголовая! - продолжал жрец свои причитания. - Приди, приди к
нам, приведи за собою своих чудовищных прислужников, приведи злых  духов
и голодных демонов,  приведи  страшных  пожирателей  трупов,  обитателей
могил, призраков темных кладбищ! Яви нам свое великое могущество!
   Жрец подсыпал на алтарь сухой травы,  но  от  этого  только  усилился
запах пряностей, к тому же сильно запахло горелым лавровым листом.
   Молодые   айсоры   растерянно   переглядывались.   Привычное   легкое
головокружение не приходило, а без этого ощущения слова  великого  жреца
казались пустыми  и  смешными,  да  и  сам  он  не  производил  прежнего
впечатления значительности, не внушал почтительного страха.
   - Приди, приди к нам, львиноголовая Ламашту! -  снова  возвысил  жрец
свой голос, и вдруг под сводами пещеры,  где  прежде  раздавался  только
голос  жреца  или  леденящий  душу  звериный  рев,  послышался  громкий,
отражающийся от стен, усиливаясь и множась  этими  отражениями,  женский
голос.
   Этот голос говорил на древнем языке ассирийцев,  и  в  первый  момент
посвященные подумали, что богиня услышала призывы жреца и отвечает  ему,
но потом некоторые из айсоров, те, кто знал язык своих  предков,  начали
возмущенно перешептываться, переводить ассирийские слова своим  соседям,
а  потом  раздающийся  под  сводами  пещеры  женский   голос   заговорил
по-русски, чтобы его поняли и те, кто не знал древнего языка:
   - Дети мои, он обманывает вас! Тот, кто называет себя великим жрецом,
всего лишь  жалкий  жулик,  обманщик,  аферист,  цирковой  фокусник!  Он
обкуривал вас наркотическим дымом,  чтобы  легче  было  управлять  вами,
чтобы вы верили ему и не задавали лишних вопросов. Он, выдающий себя  за
жреца, за служителя ассирийской богини, даже не  знает  древнего  языка!
Спросите его о чем-нибудь по-ассирийски - и посмотрите, сумеет ли он вам
ответить! Он ничего не знает о древних традициях ассирийцев, он  клеймит
вас знаком, которым ваши предки отмечали рабов!
   В  святилище  поднялся  возмущенный  ропот.  Молодые  айсоры   начали
медленно приближаться к алтарю. Тогда жрец, злобно покосившись на темные
своды пещеры,  откуда  усиленный  мощными  динамиками,  спрятанными  под
потолком, раздавался обвиняющий его голос, ударил в тяжелый медный гонг.
   Тоскливый  металлический  гул  наполнил  святилище,   пламя   факелов
заколебалось, и посвященные отшатнулись от  алтаря:  позади  него  из-за
красного покрывала появились двое прислужников жреца, двое высоких людей
в белых одеждах,  чье  безмолвное  появление  всегда  наводило  ужас  на
посвященных, от чьей тяжелой поступи содрогалась земля,  от  чьих  немых
фигур веяло сырым холодом подземного мира...
   Но сегодня и златолицые были не такими, как прежде.
   Во-первых, они, собственно,  и  не  были  златолицыми.  Один  из  них
торопливо пытался надеть на себя золоченую маску, чтобы скрыть  толстое,
бледное, как сырая картофелина, лицо, изуродованное гноящимися нарывами,
и веревочные завязки,  на  которых  держалась  красная  борода  из  ярко
окрашенного конского волоса.  Второй  златолицый  уже  надел  маску,  но
напялил он ее криво, поэтому плохо видел и все время спотыкался. Да  они
оба шли неуверенной, покачивающейся походкой пьяных.
   Великий жрец обернулся к своим прислужникам,  увидел  их  и  испустил
стон, в  котором  перемешались  ненависть,  разочарование  и  бессильная
злоба.
   Златолицый,  который  никак  не  мог  надеть  маску,  выронил  ее  из
непослушных рук, она с сухим картонным звуком покатилась по полу  пещеры
и остановилась перед толпой посвященных. Один из молодых айсоров  поднял
ее. Маска была сделана из папье-маше, как те маски,  которые  под  Новый
год напяливают артисты на детских елках, и выкрашена  дешевой  бронзовой
краской.
   Златолицый,  пьяно  пошатываясь,  двинулся   к   толпе   посвященных,
протягивая руку за своей  маской  и  издавая  нечленораздельные  мычащие
звуки, какие часто издают глухонемые.
   В толпе айсоров кто-то коротко и  нервно  засмеялся,  к  этому  смеху
присоединились еще несколько  голосов,  и  через  минуту  все  святилище
наполнилось оглушительным  хохотом,  отдававшимся  от  сводов  пещеры  и
заставлявшим колебаться дымное пламя факелов.
   Попятившись перед хохочущей толпой своих недавних верных почитателей,
великий жрец, сразу утративший свое былое величие, былую значительность,
даже,  кажется,  ставший  меньше  ростом,  схватил  с   алтаря   золотую
ассирийскую статуэтку, спрятал ее в  складках  своей  длинной  одежды  и
бросился в темный угол пещеры, скрывшись за  красным  занавесом,  откуда
незадолго перед тем появились его златолицые подручные.
   Тотчас из толпы хохочущих айсоров выскочил Шоша и рванулся следом  за
жрецом.
   - Стой, собака! - кричал он на бегу. - Ты мне ответишь за все!
   Надежда с тетей Васей находились  в  это  время  в  запертой  снаружи
комнате, каких много  было  в  этом  необозримом  подвальном  помещении.
Изнутри Надежда для верности заклинила ручку двери ножкой от  сломанного
стула. Пока стирали запись львиного рыка, пока записывали на то же место
речь тети Васи, время пролетело незаметно, и Шоша спохватился, что скоро
набегут в подвал люди. Нашли маленькую комнатку в  самом  дальнем  конце
коридора, запихнули туда двух женщин и ушли, чтобы смешаться  с  другими
поклонниками богини.
   Тетя Вася, сидя в полной темноте, перебирала свои таблички  и  что-то
приговаривала. Надежда нервничала, как все пройдет.
   Однако запах лаврового листа долетал и до них,  стало  быть,  жрец  в
волнении ничего хорошенько не рассмотрел и насыпал  на  алтарь  то,  что
подсунула ему Надежда. Когда раздался хохот, Надежда так  и  подпрыгнула
от любопытства, но сдержала себя, да и все равно выйти не могла.
   Она беспокоилась, не забудет ли Шоша их выпустить, как вдруг услышала
топот и крики.
   - Стой, сволочь, стой! Ты так просто не уйдешь...
   И тут раздался звук, в котором  Надежда  без  труда  узнала  выстрел.
После прозвучали  удаляющиеся  шаги,  и  все  стихло.  Где-то  шумели  и
смеялись, но возле их двери никого не было.
   Надежда  решилась  постучать  в  дверь,  сначала  тихонько,  а  потом
заколотила ногой. Ей показалось, что в ответ раздался стон.
   - А, не сидеть же здесь вечно! - рассердилась она, вытащила из  ручки
ножку от стула и налегла на дверь.
   М-да, это только в кино показывают, как герой легко плечом высаживает
дверь. Здесь, в подвале, однако, либо двери были старые,  крепкие,  либо
же Надежда малосильная.
   Неудача не сломила Надежду, она  прикинула,  что  двери  все-таки  от
сырости должны были подгнить, отбежала в сторонку и налетела на дверь  с
разбега. Дверь что-то произнесла неразборчивым скрипом, но устояла, зато
стон раздался громче.  Надежда  окончательно  озверела  и  рванулась  на
дверь, как Александр Матросов рвался в свое время на амбразуру дота. Она
громко охнула, рассадив плечо, но зато дверь, рассудив, что  с  Надеждой
лучше не связываться, поддалась, и Надежда вывалилась в коридор вместе с
дверью и косяком.
   В пустом коридоре у стены сидел Шоша  и  зажимал  рукой  кровоточащую
рану в плече.
   - Господи! - ахнула Надежда.
   - Спокойно, Надя, спокойно, - подоспела тетя  Вася,  -  рана,  как  я
вижу, сквозная, это неопасно. Лишь бы крови много не  потерял...  -  Она
ловко расстегивала Шошину рубашку.
   - Ушел, собака, ушел, - стонал Шоша, - и богиню унес...
   - Это жрец тебя?
   - Он.
   Надежда пробежала немного по  коридору,  но  потом  опомнилась  -  не
хватало еще, чтобы ее пристрелили! Она склонилась, когда увидела на полу
белый сверток. Это были священные одеяния жреца.
   - О, из простыни сшито! -  обрадовалась  тетя  Вася.  -  Сейчас  Шошу
перевяжем.
   - Грязное оно, - с сомнением произнесла Надежда.
   - Ничего, там в больнице антибиотики проколят,  а  сейчас  главное  -
стянуть потуже. - Она уже ловко разорвала белое полотно на полосы.
   В коридоре появились Слава и еще несколько айсоров.
   - Там этих козлов златолицых связали, - сообщил  Слава.  -  Ну,  смех
глядеть, какие они пьяные были!
   - Ага, значит, это для них то снадобье было, - догадалась Надежда.
   - Это их он за дверью в той  комнате  держал,  они  вообще-то  немые,
говорить не умеют.
   Надежда сбегала посмотреть на ненормальных. И этих полудурков боялись
все бандиты города? Но, вспомнив жуткие рассказы про отрубленные головы,
Надежда содрогнулась. Каким же наркотиком пои