Валерий Аграновский 
   "Профессия иностранец" 
 
   [издательство ВАГРИУС, www.vagrius.com] 
 
 
   ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА 
   О таких людях мало говорят, но  долго  помнят.  Судьба  их  загадочна,  а
биографии скрыты в архивах. Их "трудовые  подвиги"  почти  неизвестны,  а  о
провалах и поражениях знают многие... Они - сотрудники внешней разведки...
   Наверное, все в нашей стране видели замечательный фильм "Мертвый  сезон".
Многие, по-видимому, задавали себе вопрос:  "А  был  ли  у  главного  героя,
блестяще сыгранного Донатасом  Банионисом,  прототип,  или,  как  во  многих
других  фильмах,  это  некий  абстрактный  "собирательный  образ  советского
разведчика"? Нет, прототип у главного героя фильма  был.  Имя  его  -  Конон
Трофимович Молодый. Именно о нем эта книга...
   Личность эта без преувеличения легендарная. Он прожил удивительную жизнь,
вместившую в себя события,  которых  хватило  бы  на  несколько  жизней.  На
вершине своей профессиональной карьеры, он - советский резидент в  Англии  и
одновременно преуспевающий бизнесмен, сэр Лонгсдейл,  заработавший  миллионы
фунтов на бизнесе с игральными автоматами, получивший от  королевы  Британии
звание сэра за успехи в самом что  ни  на  есть  реальном  капиталистическом
бизнесе. Человек трагической судьбы, прошедший через шумный провал, арест  и
тюрьму, возвращенный на Родину в результате обмена. Человек,  имя  которого,
как имена Абеля, Зорге и некоторых  других,  стало  синонимом  успеха  наших
спецслужб - все это Конон Трофимович Молодый.
   Написанная Валерием Аграновским в 70-х годах повесть являет собой удачный
пример сочетания изящного и глубокого, трагичного и смешного,  серьезного  и
ироничного, как жизнь разведчика - реальная и виртуальная одновременно.
   В книгу включено послесловие "Детектор правды", написанное автором совсем
недавно. В  нем  раскрываются  некоторые  тайны,  связанные  с  работой  над
повестью "Профессия иностранец". В сегодняшней России  эта  книга  актуальна
как никогда.
 
 
	Несколько слов об авторе: 
 
   Валерий Аграновский - культовая фигура в российской журналистике, младший
и
   последний из журналисткой  династии  Аграновских,  больше  пятидести  лет
отдавший
   "второй древнейшей профессии" и писательскому ремеслу.
 
	Несколько слов о книге: 
 
   Есть люди, жизнь которых вмещает столько событий, что их  хватило  бы  на
несколько
   жизней. О таких людях мало говорят, но долго помнят. Судьба их загадочна,
а
   биографии скрыты в архивах с грифом "Совершенно секретно".  Их  "трудовые
подвиги"
   почти  неизвестны,  а  о  провалах  и  поражениях  знают  многие.  Они  -
сотрудники
   внешней разведки. Эта книга - о Кононе Трофимовиче Молодом, человеке, чьё
имя
   стало синонимом успеха наших спецслужб...
   Наверное, все в нашей стране видели замечательный фильм «Мертвый  сезон».
Многие,
   по-видимому, задавали себе вопрос: «А был ли у главного  героя,  блестяще
сыгранного
   Донатосом Банионисом, прототип, или, как во  многих  других  фильмах  это
некий
   абстрактный «собирательный образ советского разведчика»? Нет, прототип  у
главного
   героя фильма был. Имя его –  Конон  Трофимович  Молодый.  Именно  о  нем,
человеке,
   чьё имя стало синонимом успеха наших спецслужб, эта книга.
   Написанная в 70-х годах повесть явлЯет  собой  удачный  пример  сочетания
изящного и
   глубокого, трагичного и смешного,  серьезного  и  ироничного,  КАК  ЖИЗНЬ
РАЗВЕДЧИКА –
   РЕАЛЬНАЯ И ВИРТУАЛЬНАЯ ОДНОВРЕМЕННО.
   В  книгу  включено  послесловие  «Детектор  правды»,  написанное  автором
недавно.
   В нем раскрываются некоторые тайны, связанные с работой над повестью
   «Профессия: иностранец»
 
 
 
 
   Профессия: иностранец
   (монологи)
 
 
   Автор:
   П р е д ы с т о р и я.  В  самом  конце  шестидесятых  годов  я,  молодой
литератор, упражняющийся в сочинении детективов и уже  напечатавший  к  тому
времени (правда, под псевдонимом и в соавторстве) несколько  приключенческих
повествований  в  центральных  молодежных  журналах,   получил   неожиданное
предложение   от   соответствующего   ведомства   собрать    материал    для
документальной повести о советском разведчике Г.-Т. Лонгсдейле.
   Я   знал   понаслышке,   что    Лонгсдейл    был    крупным    английским
промышленником-миллионером, получившим  от  королевы  Великобритании  звание
сэра, что он был арестован в Англии, осужден, сидел какое-то количество лет,
а потом  обменен  на  коммерсанта  Винна  (или  Девинна?),  изобличенного  в
шпионской деятельности против  СССР  и  приговоренного  у  нас  к  тюремному
заключению.
   Немного поразмыслив, я дал согласие, движимый более любопытством,  нежели
желанием писать о Г.-Т. Лонгсдейле.  Откровенно  признаться,  к  "шпионским"
детективам я и до сих  пор  отношусь  с  предубеждением:  меня  шокирует  то
обстоятельство, что с их помощью молодому и неопытному читателю в сладостной
облатке погонь, перестрелок  и  переодеваний  может  преподноситься  горькая
начинка в виде самых различных методов  (надеюсь,  вы  понимаете,  о  чем  я
говорю), вполне приемлемых для достижения целей не только  в  разведке,  но,
между прочим, в жизни вообще.
   Однако я не жалею, что встретился с Лонгсдейлом. Замечу попутно,  что  на
самом деле мой  будущий  герой  не  был  ни  "Г.-Т.",  ни  "Лонгсдейлом",  а
Константином  Трофимовичем  Перфильевым,  под  именем  которого   официально
значился  в  архивах  и  делопроизводстве  Центра.  Впрочем,  не  был  он  и
Перфильевым, а совсем Кононом Трофимовичем Молодым, сыном ученого  и  врача,
родившимся в Москве и жившим в молодости в доме на  Русаковской  улице,  что
возле Сокольников, прямо напротив кинотеатра "Шторм", ныне снесенного, но  я
не уверен, что и Молодый его настоящая фамилия...
   Так или иначе, у меня  было  с  Кононом  Трофимовичем  ровно  одиннадцать
встреч. Обставлялись они следующим образом. Заранее, примерно за  неделю  до
каждой встречи, я составлял вопросник из пяти -  семи  пунктов,  переправлял
его в соответствующее ведомство, откуда мне сообщали, когда и в котором часу
я должен подъехать к главному подъезду соответствующего здания на  одной  из
центральных площадей столицы, а проще сказать - в КГБ.
   Я подъезжал. Меня встречали и вели в просторную комнату на втором  этаже,
которую лучше бы назвать маленьким залом. Он был  пустым,  если  не  считать
длинного полированного стола с пепельницами, стоящего  посередине,  и  более
десятка стульев с одной его стороны, предназначенных для моих  собеседников,
и одного стула по другую сторону - для меня.
   Я  садился  и  ждал.  Минут  через  пять   входил   Лонгсдейл,   которого
сопровождали разного возраста люди, хорошо одетые и неизменно  вежливые.  Их
возглавлял человек лет  примерно  сорока  пяти,  с  белым  платочком,  углом
торчащим из нагрудного  кармана  отлично  сшитого  пиджака;  впредь  я  буду
называть его Ведущим. Все они по очереди  здоровались  со  мной  за  руку  и
рассаживались на стулья, причем ни разу из одиннадцати встреч не  получалось
так, чтобы кто-то оставался без стула или какой-то  стул  без  седока,  хотя
количество мебели и людей всегда было разным. Мой будущий герой располагался
ровно напротив меня, и после нескольких ни к чему не обязывающих фраз  ("Как
вам  погода,  не  промокли?"  -  "Благодарю,  я  в  машине,  но  прекратятся
когда-нибудь эти дожди?" - "Прямо лондонский климат, не  находите?"  -  "Вам
лучше знать, сэр!") мы приступали к делу.
   Сначала мне было непонятно, зачем столько молчаливых свидетелей  отрывают
себя от забот и присутствуют часами  при  наших  беседах.  Их  назначение  я
понял, когда они начали вдруг говорить.  Однажды,  отвечая  на  мой  вопрос,
Конон Трофимович помянул факт из своей биографии, связанный с пребыванием  в
американской школе разведки, расположенной на территории ФРГ. Тут человек  с
платочком, названный мною Ведущим, вежливо прервал его и обратился к  одному
из присутствующих: "Прошу вас,  Владимир  Платонович!"  Тот  начал:  "Строго
секретная американская школа разведки находится в тридцати  семи  километрах
от Мюнхена, если ехать по автостраде Мюнхен - Берлин.  На  тридцать  седьмом
километре надо свернуть направо на бетонку, и буквально через двести метров,
в лесу, на берегу небольшого озера (восемьдесят на сто двадцать шагов) будет
стоять трехэтажное здание  красного  кирпича  типичной  немецкой  готики,  с
закругленными наверху окнами по всему фасаду.  Перед  входом  в  здание  два
дерева: дуб диаметром около метра и  ольха,  ветви  которой  достигают  окон
третьего этажа..." В другой раз Лонгсдейл говорил о  том,  как  и  когда  он
впервые оказался в Канаде, в Торонто, и  остановился  в  отеле  недалеко  от
вокзала. Ведущий попросил: "Будьте любезны теперь  вы,  Борис  Николаевич!",
после чего "Борис Николаевич" стал рассказывать мне об отеле, в котором  жил
в Торонто Лонгсдейл: "Отель называется "Терминаль" и характерен тем, что вся
обслуга его, кстати сплошь  состоящая  из  мужчин,  носит  особую  униформу,
специально  пошитую  для  сотрудников  "Терминаля".  Лучшие  номера   -   на
шестнадцатом этаже двадцатиэтажного здания отеля: они совершенно изолированы
от окружающего мира звуконепроницаемыми прокладками в стенах..." Почему  эти
данные, как и прочие, не мог изложить сам Конон Трофимович, я до сих пор  не
знаю  и  могу  лишь  предполагать:  либо  он  никогда   в   "Терминале"   не
останавливался и в строго секретной  американской  разведшколе  не  был,  но
нужно было, чтобы он там  "был",  по  крайней  мере  в  повести,  которую  я
намеревался писать, либо Лонгсдейл побывал в действительности и там, и
   там, но почему-то ему хотелось из  чужих  уст  слышать  то,  что  впервые
слушал я. Впрочем, я скоро привык к этим тайнам мадридского двора, больше не
удивлялся и воспринимал все так, как оно и звучало.
   Состав сопровождающих постоянно менялся. Уж и не  помню,  сколько  прошло
через  меня   Владимиров   Платоновичей,   Платонов   Сергеевичей,   Сергеев
Владимировичей и т. д. Однажды я  заикнулся  о  том,  что  было  бы  неплохо
познакомить меня для общего колорита со знаменитым полковником А.,  примерно
годом раньше Лонгсдейла обмененным на крупного американского разведчика  П.,
тоже полковника. Мне сказали туманно: подумаем, но обещать не  можем.  Но  в
один прекрасный день вдруг предложили подготовить вопросы для полковника А.,
а затем дали знать, когда с ним состоится встреча. Я приехал  в  назначенное
время, сел на свой стул, они, как обычно, вошли в обновленном составе, среди
них был и Лонгсдейл, однако на сей раз его  посадили  не  напротив  меня,  а
сбоку, зато напротив сел пожилой человек с большой лысиной и седой оборочкой
вокруг голого черепа, тот самый, который  уже  несколько  раз  был  в  свите
Конона Трофимовича и под именем "Варлама Афанасьевича"  рассказывал  мне  об
улицах Нью-Йорка, его магазинах и еще о  Колумбийском  университете.  Это  и
был, оказывается, легендарный полковник А. собственной персоной! Опять тайны
мадридского двора, и вновь я мог только догадываться,  зачем.  Возможно,  А.
хотел ко мне приглядеться, прежде чем со мной говорить? Но что я  за  птица,
чтобы готовиться  к  беседе  со  мной  так  тщательно  и  странно?  Или  они
репетировали  сцену,  играть  которую  им  надлежало  в   другом   и   более
ответственном месте? Между прочим,  когда  полковник  А.  добрался  в  своем
рассказе до лондонского пригорода, куда он  приехал  по  заданию  Центра  из
Нью-Йорка, чтобы тайно проникнуть  на  какой-то  строго  охраняемый  военный
объект, Ведущий, мягко прервав его,  обратился  к  Лонгсдейлу:  "Прошу  вас,
Конон Трофимович!",  и  Лонгсдейл  дал  исчерпывающую  справку  относительно
военного объекта, а также способов, с помощью которых  можно  было  на  него
проникать.
   Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?
 
   П о р т р е т. Ведущий попросил меня записей по ходу бесед с  Лонгсдейлом
не вести, а просто запоминать, что я и делал. Эти "монологи", таким образом,
воспроизводятся мною по памяти и потому могут содержать неточности, особенно
в  названиях  маленьких  городов,  улиц,  имен  и  дат,  возможно,  как  раз
нуждающихся  в  том,  чтобы  я  не  ошибался.  С  другой  стороны,  в  такой
непривычной  для  литератора  методике   сбора   материала   было   и   свое
преимущество, а  именно:  в  моей  памяти  оседало  самое  важное,  яркое  и
существенное, в то время как мелкая рыбешка уходила из сетей, но и жалеть  о
ней не следует, она действительно мелкая.
   Добавлю к сказанному, что на исходе последней  встречи  Конон  Трофимович
обратился ко мне с просьбой, как он выразился, личного характера: если  я  в
самом деле буду о нем писать, нельзя ли попробовать выжать из  повествования
воду, так называемую беллетристику, и оставить одну суть?
   Я обещал.
   Даже внешний облик Лонгсдейла, не зарисованный мною с натуры  в  блокнот,
нынче воспроизводится памятью, как если бы художнику-портретисту  предложили
воспользоваться строго ограниченным количеством мазков. Лонгсдейл  был  ниже
среднего роста. Широкоплеч, крепко сбит. Черный.  Скуластый,  глаза  немного
раскосые: по предкам Конона Молодыя,  несомненно,  пронеслась  лет  шестьсот
назад татаро-монгольская орда. Взгляд острый, ироничный, живой.  Впрочем,  в
случае нужды Лонгсдейл умел надевать на  лицо  по  классическому  восточному
образцу маску непроницаемости, и тогда  к  нему  вполне  подходило  расхожее
выражение, часто применяемое авторами детективов: "Ни один мускул не дрогнул
на его лице". Сказать, что в толпе  Лонгсдейл  незаметен,  что  мы  привыкли
полагать чуть ли не главным качеством  настоящего  разведчика,  я  не  могу:
смотря в какой толпе! Среди казанских татар, возможно, он и растворился  бы,
но в обществе респектабельных английских бизнесменов - как говорят  в  таких
случаях: извините! - я бы выделил именно его.
   Конон Трофимович:
   Б ы т. Лично я в первые часы после прибытия за границу предпочитаю спать.
Помню, в Торонто я автобусом доехал до  аэровокзала,  который  расположен  в
центре  города,  и  при  нем  -  гостиница  "Терминаль".  Иду  с   небольшим
чемоданчиком типа "дипломат", навстречу конный полицейский:  синие  лампасы,
краги, каска с полями, и вдруг останавливается, слезает на землю (два  метра
ростом, не меньше!), у меня сразу копчик заболел: знал бы он, кто я! А он  в
мою сторону даже не посмотрел. Я заказал в гостинице  номер,  зная,  что  ни
документов у меня не попросят, ни вообще никаких вопросов не зададут.  Номер
взял с ванной, чтобы и  туалет  был:  если  потребуется  что-то  уничтожить,
сжечь,  например,  можно  спустить  с  водой,  это  вам  не  вечно   забитый
мусоропровод в коридоре, для прошиба которого следует запасаться специальной
"гармошкой".  Вошел  в  номер,  повернул  на  дверях  табличку:  "Прошу   не
беспокоить!" - и уверен: трое суток никто не войдет, даже если меня пришибут
в этом номерочке. И сразу, не мешкая, ложусь спать. Сон, как у космонавта. А
просыпаюсь - и тут же встаю, это у меня еще с армии, с фронта.  Подниматься,
когда бы ни лег, я умею  по  "биологическому  будильнику"  и  еще  по  тому,
который у меня в ручных часах:  поет,  словно  сверчок,  сразу  Подмосковьем
начинает пахнуть. Я, представьте, всегда высыпаюсь, замечательное  свойство.
Но если не удается поспать  в  сутки  хотя  бы  час-полтора,  чувствую  себя
отвратительно, вид ужасен. К слову, в Англии, если  приходишь  на  работу  с
опозданием, не выспавшись и  в  ужасном  виде,  начальством  и  сотрудниками
принимается только одно  уважительное  объяснение:  девочки!  Любое  другое,
например  забастовка  водителей  автобусов,  ночной  преферанс,  сломавшийся
будильник или приступ аппендицита, - неминуем скандал.
 
   В з г л я д. В гинее 21 шиллинг, в фунте 20 шиллингов, но гинея -  купюра
неофициальная,  хотя  все,  от  врача  до  проститутки,  считают  на  гинеи.
Меблированная квартира стоит пять с половиной гиней в день, но всего  этого,
будучи по легенде "канадцем", я не знал и, что очень удобно, мог  не  знать,
поэтому первое время всюду совался со своими пенсами, шиллингами  и  фунтами
стерлингов.
 
   П с и х о л о г и я. Кто я в чужой стране, как вы  думаете?  Враг?  Ни  в
коем случае! Тот смысл, который вкладывается в обычное понятие  "шпион",  ко
мне не относится. Я разведчик! Я не выискиваю в чужой стране слабые места  с
точки зрения экономики, военного дела или политики, чтобы  направить  против
них удары.  Я  собираю  информацию,  исходя  из  совершенно  иных  замыслов,
поскольку  вся  моя  деятельность  направлена  на  то,  чтобы  предотвратить
возможность конфронтации между моей родиной и страной, в которой я действую.
Именно в этом смысле инструктирует нас  Центр,  и  мы  придерживаемся  этого
принципиального указания.
   Кстати, вам не приходилось где-нибудь  читать,  что  написано  на  могиле
Рихарда Зорге? В Токио на кладбище  Тама  лежит  гранитная  плита  с  такими
высеченными на ней словами: "Здесь покоится тот, кто всю  свою  жизнь  отдал
борьбе за мир". Теперь вам понятно, что я хочу сказать?
 
   К а ч е с т в а. Разведчик должен быть "растворимым" в толпе, незаметным.
Одеваться надо прилично, но не броско. Моя родная жена, глядя на меня, когда
я бывал дома в Москве, удивлялась: на тебе вроде бы все заграничное,  но  не
похоже, что "иномарка". Я же  знал:  если  в  пивной  тридцать  человек,  из
которых можно запомнить пятерых, я должен быть  не  среди  этой  пятерки,  а
среди тех двадцати пяти,  которые  "незаметны"  для  посторонней  памяти.  В
Англии некий бизнесмен покупал костюмы, и к локтям ему сразу пришивали кожу.
Другой,  называемый   "джентльменом-фермером",   был   чрезвычайно   богатым
человеком,  но  одевался  так  скромно,  что  я  мог  бы  сказать:   броская
скромность. Для разведчика и это плохо: ему следует одеваться так,  чтобы  в
глаза "не бросалось".
 
   Р а б о т а.  Резидент,  которого  еще  называют  "шефом",  если  вербует
агента, по-нашему "помощника", делает вид,  что  вовсе  его  не  вербует,  а
просто покупает нужную информацию: мне нужна информация, вам - деньги, адью!
А коготок у агента увяз, он из этого дела уже не вылезет. Агент  тот  хорош,
кто обладает следующими данными: служит, например, в  военном  ведомстве  на
невысокой,  но  ключевой  должности,  дающей   доступ   к   информации,   не
выслуживается в старшие офицеры, носит амплуа неудачника (не сумел, положим,
окончить академию генштаба, так как болезнь  отняла  "лучшие  годы"),  любит
выпить (а это дорого стоит!), имеет слабость к женскому полу  (что  тоже  не
дешево!),  критически  относится  к  своему  правительству   и   лояльно   к
правительству резидента.
   Впрочем, не только слабостей ищут в своих помощниках шефы, а предпочитают
для вербовки четкую идейную основу, которая намного  прочнее  меркантильной,
гарантирует от провала и украшает достижение цели не  низменными,  а  вполне
достойными методами.  Такой  вариант,  конечно,  не  частый,  но  тем  он  и
заманчивей для  каждого  разведчика,  претендующего  на  звание  порядочного
человека. Я знаю случай, когда идейно  убежденный  агент  давал  информацию,
которую долгое время в Центре  принимали  за  дезинформацию,  организованную
противником: уж больно она была дорогой и слишком дешево нам доставалась,  а
признать убежденность  агента  искренней  тоже  было  непросто.  Рискованно!
Впрочем, если бы обиженные богом и судьбой  поголовно  стремились  в  агенты
иностранных  разведок,  резидентам  пришлось  бы  отбиваться  от  волонтеров
ногами.
 
   В з г л я д. Средний англичанин аполитичен и равнодушен:  ему  совершенно
наплевать, кто им правит и куда ведет страну,  чем  хорош  или  плох  "Общий
рынок", его интересует собственный  заработок,  работа  и  чтобы  жена  была
довольна. А вот связать свою судьбу с гонкой  вооружений  и  борьбой  против
нее, причем в ин