льнее глядя под ноги, я  подошла  к
окну  и  распахнула его: теплый полуденный  воздух  разбавил
духоту  будуара безвременно погибшей банкирши. Потом присела
на  подоконник.  Из  этого окна открывался  вид,  совершенно
отличный  от того, что я могла наблюдать из своей  светелки-
шкатулки,  милостиво  предоставленной  мне  Нинон.  Соседний
дачный участок с недостроенным бывшим дипломатическим  домом
был  отсюда словно на ладони. А там копошились двое  дочерна
загорелых  шабашников,  компаньоны  схваченного  с  Иркиными
часиками  кудлатого,  и  физиономии  у  обоих  были  злые  и
раздраженные.
      Я  уже  собиралась  слезть  с  подоконника,  когда  из
недостроенного дома вывалился тип с длинным желчным лицом  и
заорал:
      -  Уматывайте  отсюда, мне тут только преступников  не
хватало!
       -  Умотаем,  -  вяло  отгавкнулся  от  него  один  из
шабашников, тот, что поздоровей, - когда заплатишь...
     - Я вам уже заплатил!
      -  Ровно  половину,  -  парировал  шабашник,  -  плати
остальные, и мы свалим, долго не задержимся.
      -  Да вы и на треть не наработали! - заверещал желчный
дядька. - Только бухали да трахались!
     - На себя посмотри, - спокойно отозвался шабашник.
     Я и сама не заметила, как включилась в эту перебранку в
качестве невольного зрителя, но Нинон не дала мне досмотреть
любопытную сценку до конца, окликнув:
      -  Жень,  сходи  на кухню, принеси что-нибудь  попить.
Видишь, человек никак не успокоится.
      -  А  где кухня? - спросила я со вздохом, безо всякого
желания покидая свой наблюдательный пункт. - Где-где, внизу,
конечно.  Я  вышла  из хозяйской опочивальни  и  отправилась
искать  кухню.  Ох,  нелегкая это работа -  утешать  убитого
горем мужчину. Практика показала, что одной жилеткой в таких
случаях не обойтись, требуются как минимум две.

                          Глава 10

      Мы  с  Нинон  проторчали у банкира до  самого  вечера,
сочувствуя  и  сопереживая. При этом  мне  лично  отводилась
неблагодарная  роль под названием "подай  -  прими  -  пошла
вон",  поскольку Нинон командовала мною, как  старослужащий,
которому   месяц  до  дембеля,  первогодком,  едва  успевшим
принять  присягу. Распоряжения сыпались со всех сторон,  так
что я просто дух не успевала перевести.
      -  Поставь на огонь чайник! - приказывала Нинон,  и  я
кубарем   скатывалась   вниз,   на   кухню,   где   я    уже
ориентировалась, вероятно, не хуже покойной банкирши.
     - Чего это чай такой бледненький? - нещадно придиралась
Нинон.  -  Завари  покрепче.  -  И  я,  чертыхаясь  в  душе,
повторяла привычный маршрут, гремя чайником.
      - А теперь чифирь! - снова недовольно морщилась Нинон,
и  у  меня возникало почти непреодолимое желание послать  ее
подальше  на  пару с безутешным банкиром. И сдерживало  меня
лишь то обстоятельство, что сама Нинон добровольно возложила
на  себя  еще  более хлопотную обязанность: утирать  горькие
слезы  вдовца  как  в прямом, так и в переносном  смысле.  В
конце  концов  она весьма в этом поднаторела  и  очень  даже
прочувствованно внушала банкиру, что "жизнь не кончена,  она
продолжается, и однажды он еще будет счастлив" и чуть ли  не
увидит небо в алмазах. Немудрено, что в какой-то момент  эта
трогательная  сцена  живо напомнила мне финал  "Дяди  Вани",
жаль только, Нинон в итоге так охрипла, что еле говорила.
      Как  бы там ни было, но наши с Нинон совместные усилия
привели-таки  к  желанному  результату:  банкир  успокоился,
неплохо  перекусил и даже задремал на плече моей отзывчивой,
как  выяснилось,  подруги юности. Потом мы с  Нинон  бережно
уложили  его в постельку, пообещав на прощание,  что  завтра
непременно поедем на похороны, хотя эта перспектива меня  не
радовала, о чем я поспешила сообщить Нинон, едва мы вышли за
порог банкирской "юдоли печали":
     - Чего мы не видали на этих похоронах, интересно?
      -  Вот  уж не думала, что ты такая черствая,  -  сипло
выдавила из себя Нинон, - человеку нужно оказать поддержку.
      -  Хорошо,  - смирилась я, - будем его поддерживать  с
двух сторон, ты - слева, я - справа.
       Поскольку  от  банкира  мы  возвращались  в  глубоких
сумерках,  то близорукая Нинон, следовавшая, как и  положено
e.'o)*%,  впереди, налетела на оставленное мной  на  террасе
ведро со смородиной:
     - Ч-черт... Эт-то еще что такое?
      - Что-что, смородина, - буркнула я, - между прочим, ей
бы надо ума дать.
     - Что ты имеешь в виду? - туго соображала Нинон.
      - Да ничего нового, варенье сварить, например, или там
компот...
      -  А  на черта мне варенье? - огрызнулась Нинон.  -  С
детства терпеть не могу варенье из смородины.
     Я развела руками:
      -  Ну  тогда я не знаю... Ты же сама мне сказала,  что
неплохо было бы собрать оставшуюся смородину...
     Нинон призадумалась:
      -  Ладно, давай ее пока в подвал опустим, а потом что-
нибудь придумаем. Там одно ведро уже стоит.
      Мудрое  решение,  ничего не скажешь,  сначала  собрать
ягоду,  а  потом уже соображать. Ах, как это  по-нашему!  Но
вступать  в  продолжительные дискуссии с Нинон я  не  стала,
потому  что  с ног валилась от усталости, да и моя  подружка
чувствовала себя нисколько не лучше меня, если не хуже. Как-
никак  основной заряд банкирской скорби пришелся  именно  на
нее.  В  общем,  даже не поужинав, мы завалились  спать.  Не
знаю, что снилось Нинон или убаюканному нами банкиру, а  мне
приснился мужчина моих несбывшихся снов. Вроде бы он  пришел
брать  у  нас с Нинон очередные показания, и не  один,  а  с
младенцем,  завернутым  в  одеяльце  с  кружевным   уголком,
атласной   ленточкой   и  прочими  умильными   причиндалами.
Приснится же такое!

                             ***

     - Вставай, вставай, - тормошила меня Нинон.
     Я подскочила, не успев толком протереть глаза:
     - Что еще случилось? Банкир утопился в ванне?
      -  Типун тебе, - буркнула Нинон. - Уже десятый час. Ты
что, забыла? В десять за нами приедет машина.
      -  Забудешь  такое,  как же...  -  Я  слезла  с  софы,
потянулась перед распахнутым окошком. Яркое летнее  солнышко
упруго  перепрыгнуло  с  оконного  стекла  на  мое  лицо.  Я
зажмурилась  и  подумала:  какая это  все-таки  нелепость  -
отправляться в такой день на похороны. А умирать,  а  навеки
погружаться в сырую землю? Гм-гм...
      -  Завтрак  уже  готов, я тебя жду, - подбодрила  меня
Нинон и юркнула за дверь.
      Я  немного потерла ладонью слегка ноющую шею -  видно,
спала  в  неудобной  позе - и принялась соображать,  что  бы
такое  надеть  по  случаю траурного мероприятия.  Безнадежно
порылась  в сумке: нет, ничего приличествующего случаю  я  с
собой  не  захватила.  Еще бы, я ведь все-таки  отправлялась
приятно отдохнуть на лоне природы, а не принимать участие  в
похоронах.   Пришлось  мне  довольствоваться   традиционными
джинсами и синей футболкой.
      И все-таки на кухне я сочла за лучшее посоветоваться с
Mинон:
      -  Сто  лет не была на похоронах, даже и не знаю,  что
теперь принято надевать в таких случаях.
      Нинон  окинула  меня придирчивым взглядом  и  вскользь
заметила:
      -  Нашла  у  кого спрашивать, я тоже, слава  богу,  не
профессиональная плакальщица.
     - Да? - недоверчиво хмыкнула я. - Судя по вчерашнему, я
бы так не сказала.
      - Издеваешься? - недовольно засопела Нинон. - Думаешь,
мне вчера очень весело было его утешать? Думаешь, я от этого
удовольствие   получала?   Все   горло   ободранное    после
вчерашнего, и голос сел.
     Пожалуй, я и впрямь сболтнула лишнее.
      - Ну извини, Нинон, - примирительно произнесла я, -  я
ведь  не со зла... Просто я и в самом деле не знаю.., ну,  в
общем,  как я там буду выглядеть в джинсах. Там ведь публика
будет  непростая,  насколько я поняла, еще  скажут,  явилась
какая-то фря...
     - Ну не думаю... - пробормотала Нинон. - Честно говоря,
я  и  сама не очень хорошо себе представляю... Вот в  Европе
принято надевать темные брючные костюмы и черные очки.
     Я полюбовалась на свои джинсы и изрекла:
     - Тогда до европейских стандартов я точно недотягиваю.
     - Ничего. - Нинон призадумалась. - Ты пока завтракай, а
я что-нибудь организую, будем не хуже других, - оптимистично
заверила она.
      Не  прошло и четверти часа, как Нинон позвала  меня  в
гостиную. Я явилась на ее зов, жуя на ходу бутерброд,  и  от
представшего  мне зрелища чуть по ошибке палец не  откусила.
Нинон стояла, небрежно облокотившись о спинку стула:
     - Ну, как я тебе?
      - Отпад, - пролепетала я и зажмурилась, чтобы глаза не
выпали.
      Вид  у Нинон и в самом деле был самый разъевропейский:
великолепный черный костюм (брючный), черные же лакированные
туфли-лодочки, черная же широкополая шляпа и.., очки, черные
очки в кармашке пиджака!!!
      Но  Нинон не дала мне расслабиться и помахала  у  меня
перед носом каким-то пакетом:
     - Переодевайся!
     - Что это? - опасливо поинтересовалась я.
     - Костюм, - спокойно отозвалась Нинон, - он мне немного
тесноват,  а тебе будет в самый раз. Я его продать хотела...
Между  прочим, Ирке-банкирше, но она такая скупердяйка была,
царство ей небесное... Зато теперь пригодился.
      Конечно, у меня были кое-какие сомнения, но теперь мне
волей-неволей   приходилось  соответствовать   расфуфыренной
Нинон.  Я  поднялась  в свою светелку-шкатулку  и  медленно,
раздумчиво облачилась в костюм с плеча своей обтесавшейся  в
Европах  подружки.  Костюм, опять же  оказавшийся  черным  и
брючным,  был мне почти впору, а если и великоват, то  самую
малость.   Постояла  перед  зеркалом,  пригладила  массажной
щеткой волосы, немного припудрилась и спустилась вниз.
     - Отлично! - одобрила Нинон и самодовольно прибавила:
      - Ничего, мы покажем этим нуворишам, этому банкирскому
отродью, что у нас не принято хлебать борщ лаптем.
     - Не борщ, а щи, - поправила я Нинон чисто механически.
      -  А  хоть  бы и щи, - меланхолично отозвалась  она  и
вручила  мне  черные солнцезащитные очки из своих  немереных
шведских  запасов.  - Жалко, что шляпа  одна.  -  И  тут  же
поспешила добавить, чтобы я не заподозрила ее в нищете:
     - Нет, в Москве у меня есть еще несколько штук, а здесь
я много не держу, перед кем наряжаться?
      -  Логично,  - кивнула я и скопировала Нинон,  засунув
очки в кармашек пиджака.
      И  в  этот  момент  с улицы донесся негромкий,  полный
сдержанного  достоинства, если так можно выразиться,  сигнал
автомобильного клаксона.
     - О, это за нами, - сказала Нинон и глянула на наручные
часы. - Смотри-ка, какая точность.
      Мы  вышли из дома, после чего Нинон тщательно, на  все
замки заперла двери.
      У  ворот  -  в  лучших традициях жанра - нас  поджидал
длинный  черный  лимузин  с  тонированными  стеклами,  какой
именно  марки,  затрудняюсь сказать. Мы с  Нинон,  в  черных
костюмах  и  черных очках похожие на близнецов, торжественно
спустились с террасы и важно прошествовали к автомобилю.
      Когда  мы  приблизились к лимузину на расстояние  двух
шагов,  задняя  дверца предупредительно,  прямо  по  щучьему
велению распахнулась, обнажив шикарное кожаное нутро  салона
и хромированные ручки, от которых, наверное, резало бы глаз,
не  надень я черных очков. Нинон первой удивительно легко  и
привычно    нырнула   в   роскошное   авто.   Я,   внутренне
подобравшись,  последовала за ней. Упала на нежную  лайковую
кожу и глупо пролепетала:
     - Здрасьте...
     Банкир, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем,
в  ответ  только  беззвучно  шевельнул  губами.  Сегодня  он
выглядел  не  в  пример  лучше, чем  накануне,  правда,  был
немного   бледноват,   но  это  ему  даже   шло,   придавало
благородства  его простоватым чертам. Да и  в  остальном  он
являл  собой образец респектабельной скорби: безукоризненный
костюм,  галстук в тон, крахмальная рубашка, запах  хорошего
дезодоранта.  Вероятно, он чувствовал себя после  вчерашнего
не  очень  ловко, ибо старался не смотреть в  нашу  с  Нинон
сторону.
      Впрочем,  мы  его  к этому не обязывали.  Сидели  себе
скромными  мышками на заднем сиденье и пялились в окошко  на
проносящиеся мимо нас чистенькие березовые рощицы  и  стайки
уютных дачных домиков.
     Один только раз Нинон нарушила заговор молчания, когда,
откашлявшись в кулачок, спросила:
     - На какое кладбище мы едем?
     - На Донское, - односложно ответил банкир.
       Я   заметила,   что  левая  бровь   Нинон   удивленно
приподнялась,   и  догадалась,  что  ее  поразило.   Донское
кладбище  -  старое,  в  центре, и на  нем  кого  попало  не
e.`.-ob.   Что   ж,  значит,  коллеги  безутешного   банкира
подсуетились.  Эти  мне  "новые  русские",  при  жизни   они
купаются  в  роскоши, а как помрут - так лучшее кладбище  им
подавай.  Хотя  какая, собственно, разница,  где  истлевать?
Впрочем,  живые  больше  заботятся о себе,  любимых,  чтобы,
навещая могилку, не тащиться за три девять земель. Се ля ви,
ничего не поделаешь.
      Однако  мой философский настрой дал трещину, когда  мы
прибыли  на  место.  Подробно  останавливаться  на  описании
похорон  убиенной  банкирши я не стану, но  скажу,  что  это
событие явилось одним из величайших потрясений в моей жизни.
До  сей  поры я полагала, что такое бывает только в кино,  в
круто закрученных фильмах, типа "Однажды в Америке".
      Начну  с того, что Донское кладбище по всему периметру
было  обставлено  лимузинами вроде нашего, которые  привезли
желающих   проводить  в  последний  путь   нашу   истеричную
банкиршу.  Утопающий  в  цветах и  венках  дорогой  гроб  из
благородных  пород  дерева был выставлен в  ритуальном  зале
крематория.  (Оказывается, покойница при жизни  неоднократно
высказывала  просьбу быть кремированной.)  Сама  "виновница"
печальной  церемонии  была профессионально  загримирована  и
выглядела  в  гробу  молодайкой, нечаянно задремавшей  после
обеда.
      Последнее  обстоятельство не ускользнуло  от  внимания
Нинон,  которая процедила сквозь зубы, старательно  сохранял
меланхоличное выражение:
     - Смотри-ка, а она выглядит лучше, чем при жизни.
      Вновь  прибывающие участники церемонии похорон  первым
делом    подходили   к   убитому   горем   мужу,    выражали
соболезнования  и  с  чувством  пожимали  руку,  после  чего
ненадолго задерживались возле гроба с покойницей, театрально
роняли что-то типа:
      "Какая нелепая смерть" - и бесшумно удалялись. Их было
так много, что в конце концов к банкиру выстроилась очередь,
прямо  как в свинцовые времена всеобщего дефицита в  обувную
секцию  ГУМа после завоза партии югославских сапожек. Должна
признать,  мы  с  Нинон в черных костюмах  и  солнцезащитных
очках выглядели в этой обстановке весьма органично.
      Я  крепилась  из последних сил, но идиотское  чувство,
будто я присутствую на тщательно отрепетированном спектакле,
не  покидало  меня  до самого конца и даже усилилось,  когда
банкир подошел к гробу и, опустившись на колено, возложил на
лаковую  крышку  белые орхидеи. С этого  момента  мне  стало
казаться,   что   это  не  просто  хорошо   отрепетированная
постановка,  но  и выдержавшая по меньшей мере  два  десятка
сезонов,  да еще и с аншлагами. А завершилась она  тем,  что
пол под постаментом разверзся, и гроб медленно погрузился  в
чрево  крематория  под.., известную,  буквально  навязшую  в
зубах  трогательную песенку в исполнении Селин Дион, ну  ту,
про сердце, которое будет биться вечно...
      -  .."Титаник"  поглотили холодные воды  Атлантики,  -
глухо  прокомментировала Нинон, стоявшая по  левую  руку  от
меня.
      -  Не  кощунствуй, дочь моя, - прошептала  я,  бросила
b.a*+("k)!  взгляд  в  сторону выхода  и  остолбенела.  Там,
привалившись  плечом  к мраморной стене  и  сложив  руки  на
груди, стоял бывший мужчина моих несбывшихся снов.

                          Глава 11

      С  трудом  дождавшись, когда гроб исчезнет в  глубинах
крематория   (чуть  не  сказала  Атлантики),   я   незаметно
выскользнула наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Мужчина
моих  несбывшихся снов будто только того и ждал и  сразу  же
возник за моей спиной, обронив вместо приветствия, вероятно,
по поводу моей "европейской" респектабельности:
      -  Скромное обаяние буржуазии... Я ничего не ответила,
но, полуобернувшись, так на него зыркнула, что он немедленно
утратил  способность  к  идиотским  шуточкам  и  перешел  на
деловой тон, пробормотав:
      - Смотрю, вы с подружкой втерлись в доверие к банкиру.
Это хорошо...
     - И что же в этом хорошего? - раздраженно уточнила я.
     - Ты могла бы мне помочь... - начал было Андрей.
     Я не дала ему договорить, заведясь с пол-оборота:
      -  Не рассчитывай сделать меня подсадной уткой, понял?
Сам  веди  свое  замечательное следствие, а  меня  оставь  в
покое!
      Мужчина моих несбывшихся снов попытался возразить,  и,
вполне   возможно,   мы  бы  с  ним  сцепились,   а   хорошо
отрепетированные похороны закончились бы похабным мордобоем,
не объявись на горизонте Нинон.
     - Вот ты где? - сказала она все еще немного хрипловатым
голосом. - А я тебя ищу, ищу...
      -  Душно там, - придумала я причину, - да еще и музыка
эта...
      -  Да  уж, - согласилась Нинон, - шоу получилось  хоть
куда,  в  жизни не видела более дешевого спектакля. Впрочем,
как  раз  в  излюбленном  стиле покойницы,  не  отличавшейся
хорошим вкусом. Думаю, она осталась довольна.
      Пока  мы с Нинон перекидывались такими фразочками,  из
крематория  к  своим лимузинам косяком потянулись  остальные
сочувствующие, а Нинон, какая ни была близорукая, умудрилась
разглядеть  Андрея, удалявшегося от нас по аллее, обсаженной
голубыми елями.
     - Это же особо важный следователь! - воскликнула она. -
Вон тот, видишь?
     - Где? - Я приняла нарочито удивленный вид.
      -  Да вон, под елками! Что он тут делал, интересно?  Я
пожала плечами:
      -  Детективы  ты, что ли, по телевизору  не  смотришь?
Сыщики  всегда  приходят  на  похороны  жертв  преступлений,
которые    расследуют.    Наверное,    рассчитывают,     что
сентиментальный убийца явится возложить цветы на  гроб...  И
вообще,  может,  ты  перепутала, с чего ты  взяла,  что  это
следователь?
      -  Он  это,  он,  - уверенно заявила  Нинон  и  как-то
подозрительно на меня посмотрела.
      Я почувствовала, что начинаю краснеть, но, слава богу,
тягостную  сцену разрядил вдовец, остановившийся возле  нас.
Он поочередно пожал нам с Нинон руки, поблагодарил за помощь
и  осведомился,  поедем ли мы на поминальный  обед,  который
должен  был  состояться  в довольно известном  ресторане.  Я
мысленно    ужаснулась,   а   Нинон   неожиданно    проявила
благоразумие,  в  тактичной, но  достаточно  твердой  манере
объяснив банкиру, что печальная церемония произвела  на  нас
тягостное  впечатление, а посему мы хотим поскорее вернуться
в Дроздовку.
      Банкир не стал нас уговаривать, а распорядился,  чтобы
нас  в  целости-сохранности доставили туда, откуда взяли,  и
уже  через  сорок  минут мы с Нинон  стояли  на  террасе  ее
уютного  особнячка. Нинон, близоруко щурясь, управлялась  со
своими   замками,  а  я,  счастливая  тем,   что   тягостное
мероприятие  осталось позади, полной грудью  вдыхала  свежий
загородный воздух.
     В гостиной мы, не сговариваясь, рухнули в кресла, минут
пять   помолчали,  после  чего  перешли  к  ленивому  обмену
впечатлениями.  Нинон  все  еще покоя  не  давала  мысль  об
Андрее.  Я  уже не рада была, что соврала ей, но признаться,
что  я  не  только видела его в крематории, но  даже  с  ним
разговаривала, не могла. Тогда пришлось бы объяснять причину
такого  моего  поступка и, естественно,  посвятить  Нинон  в
перипетии  моих  отношений с "особо важным следователем".  А
мне  этого  совсем не хотелось, и не только  потому,  что  я
обещала ему хранить тайну, но и... Короч