ый   набор...   И   решил   самостоятельно
избавиться от трупа, завезти куда-нибудь подальше в лес.  Но
будто  бы  нервы у него сдали, и он выгрузил ее за  железной
дорогой.
      - Значит, пока он ездил за шампанским, в дом заявилась
Лиза  и  задушила  эту  несчастную! -  предположила  я  и  в
очередной  раз покрылась испариной, вспомнив, что  буквально
вчера  запросто могла повторить судьбу провинциалки,  наивно
мечтавшей сделать карьеру в шоу-бизнесе.
       -   Это   еще   предстоит  доказать  или,   наоборот,
опровергнуть,  а сделать это будет очень непросто,  учитывая
физическое состояние Крандинской. И не только физическое,  -
прибавил  он и грустно улыбнулся. - Папаша у нее  уж  больно
"%'$%aci(),  я  уже  предвижу  кучу  неприятностей,  с  этим
связанных. Чувствую, адвокаты налетят, как коршуны.  А  этот
кобель Широкорядов нюни распустил, твердит одно:
      "Я ее не убивал, я ее не убивал..." При этом все факты
против  него, и свидетелей никаких, кроме того  самого,  что
видел, как эта провинциальная дурочка садилась к песеннику в
машину.  Может, ларечник что-нибудь прояснил бы, но ты  ведь
знаешь, кто-то поторопился заткнуть ему рот.
      -  Ты думаешь, что это сделал Широкорядов? - поежилась
я,   то   ли  под  свежим  утренним  ветерком,  то  ли   под
впечатлением  от  услышанного. - Постой-постой,  а  тот  его
ночной  разговор  с  Сеней, помнишь, я  рассказывала...  Ну,
когда  он  подвез  меня  из Плещеева  после  железнодорожной
аварии...
     - Ну да, ты рассказывала, - безрадостно кивнул Андрей.
      -  Так вот, Сеня тогда спрашивал Широкорядова, как ему
понравилось  шампанское, купленное на прошлой  неделе.  Что,
если  речь шла именно о той ночи, ну, когда он привез к себе
эту несчастную девицу, и именно о той бутылке шампанского?
      -  Все может быть, - спокойно согласился мужчина  моих
несбывшихся   снов,  -  но  я  руководствуюсь  исключительно
фактами, а не предположениями и домыслами, и эти факты  пока
что  выстраиваются против Широкорядова. По крайней  мере,  в
отношении несчастной провинциалочки.
      -  Провинциалочки? - повторила я. - Уж не хочешь ли ты
сказать,  что  вы  собираетесь навесить на Широкорядова  все
здешние трупы?
      - Что ты плетешь? - вспылил Андрей. - И зачем я только
тебе это говорю? Чтобы ты сплетни по округе разносила?
     Теперь уже я разозлилась:
      -  Действительно,  зачем  ты  мне  все  это  говоришь?
Кажется, я тебя за язык не тянула, и вообще ты сам меня сюда
позвал,  разве не так? Я, между прочим, спала, а ты заявился
ни  свет  ни заря и зазвал сюда. Зачем, интересно? Для  того
чтобы любоваться утренними видами Дроздовки?
      Высказав  свое  недовольство, я резко  развернулась  и
взяла курс на дачу Нинон, но бывший любовник схватил меня за
рукав:
     - Ладно, остынь. Я знаю, что ты не будешь болтать, тебе
можно  верить. Просто настроение у меня, сама понимаешь,  не
ахти.  Дело буксует. Вроде и безнадежным его не назовешь,  и
подозреваемых  хватает,  а у меня такое  ощущение,  будто  с
каждой  новой уликой я не только не приближаюсь к  разгадке,
а,  напротив,  удаляюсь. Все никак  не  могу  понять,  каким
образом связаны между собой дроздовские убийства.
       -  А  если...  -  начала  было  я,  вспомнив  теорию,
изложенную накануне поэтом-песенником, ну, насчет того,  что
преступления  никак  не  связаны  между  собой,  но  вовремя
сообразила:
       Широкорядов   ведь   на  сегодняшний   день   главный
подозреваемый.
     - Что - если? - подхватил Андрей.
     - Так, ничего, - отмахнулась я.
     Удрученный сыщик почесал затылок:
     - Скажи-ка мне лучше вот что... Ты случаем не вспомнила
ничего нового об убийстве Остроглазовой?
      -  Да  я ведь уже все рассказала, ну все буквально,  -
раздраженно отозвалась я.
      -  И  все-таки попробуй припомнить все  от  начала  до
конца, - настаивал он. - Больше всего меня интересует то/что
касается самого банкира.
     - Банкира? А что он... Ну хорошо, хорошо... Было так: я
проснулась от женских криков, разбудила Нинон. Мы спустились
вниз, выглянули в окно и увидели, как банкирша выскочила  на
улицу.
     - Но ведь было темно...
      -  Да, темно, но на ней был надет светлый костюм,  так
что...
     - Понятно, - поторопил меня Андрей, - давай дальше.
      -  А  вскорости,  буквально минут  через  пять  явился
Остроглазов.  Нинон  еще  сказала: ну  вот,  опять  придется
разнимать эту парочку. Оказывается, во время своих ссор  они
часто  привлекали ее в качестве третейского судьи. Ну,  и  в
тот раз Остроглазов начал ее умолять: "Ниночка, помоги, а то
Ирка   меня  слушать  не  захочет".  Нинон,  конечно,  стала
отказываться, а кому захочется разыскивать чьих-то жен? Но в
конце концов она согласилась, а я поехала с ними.
     - Маршрут!
      - Ой, ведь говорено-переговорено... Сначала мы поехали
по  грунтовке  к  платформе,  убедились,  что  там  ее  нет,
спросили  у  этого ларечника Сени, не видел ли  он  ее,  тот
ответил:  не  появлялась. Тогда Остроглазов решил,  что  она
могла  пойти другой дорогой, по разбитому асфальту. Там  нам
сначала  попался  пьяный шабашник  -  он  шел  навстречу,  в
сторону  платформы,  - а потом уже мы  наткнулись  на  труп.
Остроглазов так резко затормозил...
     Вот и все.
     - А на следующий день? Я пожала плечами:
       -  А  что  на  следующий  день?  Потом  начались  эти
бесконечные допросы.

                          Глава 25

      Это продолжалось не менее получаса. Мой "особо важный"
любовник  упорно  доставал меня бессмысленными  расспросами.
Непонятно, зачем и почему он заставил меня подробно  описать
церемонию погребения банкирши.
     - Но ведь ты сам там был! - возмутилась я.
     - А если меня интересуют твои впечатления?
      - Ну, какие мои впечатления... Ты сам видел, какие там
были   рожи,  сплошные  нувориши,  все  кладбище  иномарками
заставили... Гроб дорогущий, орхидеи...
      - Я не о том, - возразил Андрей, - ты мне лучше скажи,
насколько, по-твоему, Остроглазов был искренен в своем горе?
      -  Ты  же  говорил, что руководствуешься исключительно
фактами, - хмыкнула я, - и вдруг интересуешься субъективными
бабскими наблюдениями. И вообще, нравится мне этот термин  -
искренность горя, может, прибор есть специальный, чтобы  его
./`%$%+obl? Вроде детектора лжи. А за основу будет  браться,
например,  такой  показатель - количество пролитых  слез  за
единицу времени.
      Говоря  это,  я,  конечно же, меньше  всего  думала  о
банкире  Остроглазове,  я думала о  том,  что  страдание  не
всегда  бывает публичным. Вот мне, между прочим, хочется  от
тоски  на  луну выть, а я вместо этого спокойно (по  крайней
мере, внешне) разговариваю с человеком, который разрушил мои
надежды и чаяния.
       Наверное,   такие  мысли  против  моего  же   желания
передались Андрею, потому что он вдруг понуро повесил голову
и  принялся уж очень пристально изучать носы своих  ботинок,
на  которых успела осесть дроздовская пыль. И вид у него был
такой  печальный,  что где-то в глубине моей  саднящей  души
шевельнулся   червячок  жалости,  и  я  поспешила   прервать
повисшую паузу:
      -  Не знаю я, что думать об этом Остроглазове. Судя по
всему, у них с женой были весьма сложные и далекие от идеала
отношения, по крайней мере, так Нинон говорит. Но в семейных
делах  трудно  разобраться, глядя со стороны.  Бывают  такие
оригиналы,  для  которых ежедневные скандалы  -  прелюдия  к
пылким  объятиям, а посему, очень вероятно, эти двое  любили
друг  друга,  как  принято  говорить,  по-своему.  И  теперь
бедняге   банкиру  безумно  не  хватает  жениного  визга   и
поединков на сковородках. Может, оттого он и в петлю полез.
      -  Кстати,  о  петле, - вскинул на меня  глаза  бывший
любовник, - расскажи-ка мне об этом еще раз.
       -  Да  что  тут  рассказывать?  Это  было  еще  перед
похоронами, как раз накануне вечером, в тот же день, если  я
ничего  не  путаю, когда его выпустили из  каталажки.  Мы  с
Нинон  решили его проведать. Дверь была незаперта, мы вошли,
стали  его звать - никакого ответа. Поднялись наверх,  а  он
сидит   в  спальне  на  полу  с  веревкой  на  шее,  пьяный,
совершенно   разбитый.  Мы  его  часа  два   утешали,   чаем
отпаивали, потом спать уложили.
     - Все?
      -  Кажется, все. - Я и в самом деле прилагала  немалые
усилия к тому, чтобы вспомнить еще хоть что-нибудь. В  конце
концов,  это  и  в  моих  интересах  тоже:  чем  скорее   он
разберется в дроздовских убийствах, тем ближе день, когда мы
расстанемся навсегда и уже больше не будем сыпать на  свежие
сердечные раны соль вынужденных встреч. - Хотя нет, кажется,
в тот день в окно его гостиной влетел камень... Или это все-
таки  было  позже?  Нет, камень влетел  уже  после  похорон.
Точно, в тот день, когда кремировали банкиршу.
      -  Какой  еще  камень?  -  насторожился  мужчина  моих
несбывшихся снов. - Ты мне про это не рассказывала.
     - Я же говорю, что это было уже в другой раз...
     - Неважно, давай рассказывай!
      - Рассказываю, - смиренно согласилась я. - Тогда мы  с
Нинон  направлялись к Широкорядову, он нас пригласил,  а  по
дороге   заглянули  к  Остроглазову,  проведать   и   заодно
убедиться,  что он не собирается повторить номер  с  петлей.
Банкир  к тому моменту был уже изрядно пьян и предложил  нам
"k/(bl  по  рюмке  "на помин души". Мы не стали  артачиться,
махнули  по  пятьдесят грамм, и тут в окно  гостиной  влетел
булыжник  и закатился за диван. Мы решили, что это  проделки
местной детворы.
      -  Булыжник,  булыжник, - повторил Андрей механическим
голосом чревовещателя, - обыкновенный булыжник?
     Я склонила голову набок:
      - Да нет, я бы сказала, что не совсем обыкновенный.  В
смысле  не  такой,  какие валяются  повсюду.  Он  был  такой
черный, вроде куска угля.
      - Интересно, - пробормотал мой "особо важный" любовник
и погрузился в раздумья.
      А  я  снова  поежилась. Все-таки утро было  достаточно
прохладное.  А  тут еще тучки набежали  и  -  мало  этого  -
заморосил  меленький и противный дождичек. Собственно,  даже
не  дождичек, а такая мерзостная мгла, от которой мои волосы
и  одежда  стали влажными. Я даже подняла воротник жакета  и
принялась  мечтать о горячей ванне и теплой постели.  А  тут
еще   мой   тренированный  слух  уловил  знакомый   звук   -
металлический   скрежет  калитки  дачных   владений   Нинон.
Оказалось,  что Нинон обеспокоилась моим долгим  отсутствием
до  такой  степени, что удосужилась подняться  с  кровати  и
преодолеть  расстояние  от спальни  до  забора.  Теперь  она
застыла  у  калитки  в позе молчаливого ожидания,  и  свежий
ветерок  теребил ее растрепанные волосы, схваченные впопыхах
резинкой на затылке.
     - Ну я пойду? - спросила я Андрея.
      -  А? - Он не сразу выбрался из своих раздумий. - Иди,
иди.  Постой... - Он сунул руку в карман. - Возможно,  я  на
пару  дней  исчезну с горизонта.., по обстоятельствам,  м-м-
м...  Короче,  если  ты вспомнишь еще  что-нибудь,  ну,  как
сегодня  ты вспомнила про этот камень, звони этому товарищу.
-  Он сунул мне в руки какую-то бумажку. - Это мой помощник,
он в курсе всего.
      Не  заглядывая  в  бумажку, я зажала  ее  в  ладони  и
вернулась  к  растревоженной  Нинон,  которая  после  теплой
постели стучала зубами от холода.

                             ***

      - Выясняли отношения? - поинтересовалась Нинон, снимая
с  плиты  раскаленный чайник, от которого исходили  приятные
теплые волны.
     Я махнула рукой:
      -  Какие еще отношения? У нас их больше нет. Все  наши
отношения   можно  зафиксировать  в  милицейском  протоколе:
вопрос - ответ, вопрос - ответ...
     - Да? - не поверила Нинон. - А чего же он тогда выманил
тебя  на улицу, в эту холодрыгу, не мог здесь, что ли,  свои
вопросы задавать?
      - Откуда ж я знаю? - У меня не было намерения скрывать
что-либо  от  Нинон. Лишь бы только она не завелась  с  утра
пораньше. - Все спрашивал меня про Остроглазова. Какое, мол,
у меня впечатление о нем, верю ли я в искренность его горя и
b * далее...
      -  Чудеса! - Нинон снова с грохотом опустила чайник на
плиту и подбоченилась. - Он уже пол-Дроздовки, арестовал,  а
вопросы задает про Остроглазова. Ты случайно не пудришь  мне
мозги?  Учти,  я  все-таки твоя подруга,  а  потому  ваши  с
сыщиком шуры-муры...
      Я взяла в окоченевшие руки чашку горячего чая (это мне
московское  лето:  вчера  жарища,  сегодня  зуб  на  зуб  не
попадает),  вдохнула бодрящий аромат и попыталась  разумными
доводами обуздать нездоровое любопытство Нинон:
      -  Неужели ты думаешь, что я могу что-то иметь  с  ним
после того, как он так поступил со мной?
      - Да, в общем-то все так, - не стала спорить Нинон,  -
он  поступил с тобой по-свински, вернее, по-мужски,  что,  в
принципе, одно и то же. У них ведь все просто, они  себя  не
загружают сантиментами, а рассуждают приблизительно так: мне
нравится  эта женщина, и я ее получу. А что будет потом?  Да
как-нибудь утрясется. В конце концов, всегда можно  сказать:
"А  ты, родная, о чем думала, где были твоя женская интуиция
и женская гордость?"
      -  Вот именно! - усмехнулась я, Прихлебывая чай. - Они
правы.  Это  ведь война до последнего патрона.  Тут,  как  у
великих держав, повсюду национальные интересы и, кто  больше
их  захапает, тот и прав. Интересы моего бывшего состояли  в
том,   чтобы   иметь  заботливую  жену,  детей-карапузов   и
миленькую  любовницу,  не  задающую  лишних  вопросов.   Мои
интересы состояли лишь в том, чтобы его любить, а этого  так
мало для победы. Неудивительно, что я проиграла.
     Нинон покачала головой:
     - Ох, не нравится мне твоя пораженческая философия. Так
можно оправдать что угодно.
     - Да никого я не оправдываю, просто пытаюсь смотреть на
вещи  трезво...  -  У  меня не было ни малейшего  настроения
спорить  с  Нинон. - Конечно, можно призывать на его  голову
все кары небесные, но ведь и я не шестнадцатилетняя девочка,
а потому очень странно, что я не догадалась обо всем раньше.
Может, просто не хотела догадываться?
      -  Ну  ты  просто ангел, - всплеснула руками Нинон,  -
прямо  непротивление  злу насилием какое-то,  с  тебя  икону
писать  нужно. Лично я на твоем месте просто голову  бы  ему
откусила!
     Я начала терять свое "ангельское" терпение:
     - А чего ж ты Генке голову не откусила?
      И  тут  прямо  на  моих глазах произошла  метаморфоза:
боевой дух угас, глаза померкли, да и вся она сникла. Зря  я
затронула  эту тему, слишком болезненную даже  для  людей  с
нордическим характером Нинон.
      Я  бросилась утешать ее, опасаясь горестных  слез,  но
Нинон справилась с собой и тусклым голосом призналась:
      -  Если  бы  ты  только  знала,  сколько  глупостей  я
наделала,  пытаясь  спасти наш брак,  как  унижалась,  какие
сцены   закатывала...  Не  лучше,  чем  эта   тупая   корова
Остроглазова.  Даже жалела, что теперь нет ни месткомов,  ни
парткомов,  которые могли бы на него надавить.  Теперь  ведь
a".!.$  и демократия, все проблемы решаются элементарно. Как
говорится, развод и девичья фамилия...
      Я  обняла  Нинон, провела ладонью по  ее  растрепанным
волосам, заглянула в близорукие глаза:
     - Плюнь ты на него и разотри. Бери пример с меня, ну не
вышло  в  этот  раз, выйдет в другой. Ты молодая,  красивая,
сексапильная, у тебя еще мужиков будет, как звезд  на  небе.
Свет  ведь  клином  не  сошелся на  твоем  Генке,  хоть  он,
конечно, и красивый мужик. Все можно пережить...
      - А я ведь знаю, что Генка тебе нравился... - шмыгнула
носом растроганная Нинон.
     - Откуда?.. - Я даже растерялась. ;
      Чего я меньше всего ожидала от Нинон, так это подобной
проницательности. Значит, еще в те времена, когда  она  была
"особнячком  в  переулочке" и смотрела на мир  бесстрастными
окошками  ясных глаз, за внешней невозмутимостью  скрывалась
душа, способная чувствовать и сопереживать? Не поздновато ли
я делаю это открытие? Я чуть не разрыдалась от нежности.
       А   Нинон   вдруг   вся  подобралась-сосредоточилась,
взглянула на часы и объявила:
      - Еще успеваем на электричку в десять пятьдесят. Давай
быстрей собираться, а то потом будет перерыв три часа.
     - Мы едем в Москву? - не поверила я своим ушам.
     - Да, мы едем в Москву, - спокойно подтвердила Нинон, -
нужно  сматываться, пока у меня тут совсем крыша не поехала.
Погода опять же испортилась... - Она задумчиво посмотрела  в
окно.
      -  А  как  же...  А  если там Генка со  своей,  гм-гм,
новой?..
     - Будем надеяться, что он еще в Швеции. В конце концов,
перекантуюсь  пока  у  знакомых,  а  как  погода  улучшится,
вернусь.  Кроме  того, мне даже полезно  будет  увидеться  с
Поваровым, должны же мы когда-то утрясти все вопросы,  а  то
получается,  что  я, как страус, прячу голову  в  песок.  Ты
права,  пора взглянуть на эту ситуацию трезво и спокойно.  Я
ведь...  В  общем,  открою  тебе  небольшую  тайну:  я   тут
скрывалась,  в  прямом смысле скрывалась от  жизни,  как  бы
рассчитывала переждать в стороне, но так не бывает...
      -  Я..,  я... - Я хотела сказать, что догадывалась  об
этом,  но  Нинон  не дала мне договорить,  видно,  ей  давно
хотелось высказаться:
      -  И  позвала  я  тебя на дачу тоже из-за  этого.  Как
последняя  эгоистка, думала только о себе. Еще  прикидывала,
кого  лучше  пригласить, прежде чем на тебе остановилась.  А
тебя выбрала только потому, что ты не в курсе перипетий моей
жизни, а потому...
      - А потому не буду лезть к тебе в душу, - продолжила я
за нее.
     - Зато я полезла в твою, - виновато улыбнулась Нинон, -
ты уж меня прости.
      - Чепуха! - сказала я твердо. - Что бы ты ни говорила,
мы  с  тобой были и остались подругами, а мужчины  не  стоят
того, чтобы мы из-за них ссорились.
      Мы  еще немного постояли, обнявшись, и стали суматошно
a.!(`  blao  в  Москву.  Мы бегали по дому,  перекликаясь  и
заталкивая вещи в сумки.
      Об  Остроглазове  мы  вспомнили только  на  платформе,
спохватившись, что даже не попрощались с ним.
      -  Бог с ним, - пробормотала Нинон, - я должна немного
побыть  вдали  от  всего этого и подумать о  себе.  Так  все
совпало...
      Подошла  электричка, мы с Нинон сели  в  предпоследний
вагон и всю дорогу до Москвы просидели молча, обнявшись.  Мы
понимали друг друга без слов.
      Расстались  мы в метро. Нинон пообещала мне  позвонить
вечером и сообщить, как обстоят ее дела.
     Звонок раздался только в половине одиннадцатого вечера,
когда  я уже совсем отчаялась и рисовала в своем воображении
картинку, как Нинон застала на московской квартире  Генку  с
новой подругой. Нинон меня, однако, успокоила:
      - Все в порядке. Он здесь пока не появлялся. - А потом
добавила:
     - Извини, не могу больше говорить. Страшно хочу спать.

                          Глава 26

       Два   дня  прошли  относительно  спокойно.  Я  навела
идеальный   порядок  в  комнате,  пришила  все  оторвавшиеся
пуговицы,    вычистила   кастрюли,   а    также    пополнила
продовольственные  запасы. Кроме того,  вечерами  я  подолгу
сидела в прихожей, прижав телефонную трубку к уху, и болтала
с  Нинон,  которая  целыми  днями носилась  по  адвокатам  и
выясняла,  как с наименьшими жертвами выйти из затянувшегося
бракоразводного процесса, а потому мы никак не могли  с  ней
увидеться.
      -  И  что?  И  как? - громко вопрошала я в  телефонную
мембрану,  не  обращая внимания на недовольный  ропот  своих
коммунальных соседок. Видно, я их здорово разбаловала, когда
целыми  днями  пропадала  на  работе,  если  они  откровенно
тяготились  моим  большим  (а точнее  сказать,  двухдневным)
сидением дома.
      А на третий вечер Нинон мне не позвонила. Тогда я сама
стала  ей звонить, но ее номер упорно отвечал мне протяжными
тоскливыми  гудками. И это несмотря на