еще не все твои просьбы выполнила?  Может,
прикажешь в морду тебе дать?
       Андрей   быстро   зыркнул  на   "жигуль",   терпеливо
дожидавшийся его возле платформы, и ответил со вздохом:
      -  Я бы разрешил, если тебе это поможет, но как-то  не
хочется при подчиненных... Может, в другой раз?
      - Непременно, - пообещала я, прибавляя шаг. - А до тех
пор я потренируюсь на боксерской груше.
      -  Да подожди ты, - снова задержал меня Андрей, - я же
тебе   главного  не  сказал...  Ситуация  у  нас  получается
непростая... Короче, я этим делом буду заниматься и  дальше,
сама посуди, не могу же я его бросить из-за тебя. Представь,
я  этого  маньяка  уже  полгода пасу  -  если,  конечно,  он
приложил руку к здешним трупам, - а тут ты...
     - Можно подумать, что я этому рада, - огрызнулась я.
     - Да ты не сердись, - примирительно произнес мой бывший
возлюбленный,  - я это к тому, что нам теперь  волей-неволей
придется  встречаться  до  тех  пор,  пока  я  во  всем   не
разберусь.  Как  ни крути, ты все-таки свидетельница...  Так
вот, я тебя об одном попрошу: не очень афишируй наши с тобой
отношения, чтобы не усложнять мне работу.
     Ах вот в чем дело, оказывается!
     Я пожала плечами:
      -  Да лови ты своего маньяка, ради бога, мне-то что до
mb.#..  Правда,  было бы, конечно, лучше,  если  бы  ты  его
поймал   побыстрее...  И  не  бойся,  я  никому   не   стану
рассказывать,  какие "нежные" отношения нас связывают,  было
бы чем гордиться...
      -  Ну  вот и замечательно, - обрадовался он,  -  тогда
больше не стану тебя задерживать.
       С   этими  словами  мужчина  моих  несбывшихся   снов
беззаботно мне подмигнул и, посвистывая, направился к своему
"жигулю",  а я осталась на платформе. Хоть я и обозвала  его
старым козлом, легче мне от этого не стало.
      А  потому, возвращаясь в дачный поселок, я всю  дорогу
крыла его последними словами, только уже мысленно.
       Раз  пять  прокрутив  в  голове  все  известные   мне
ругательства,  я  иссякла,  а  посему  заняла  себя  другими
размышлениями. А подумать мне было о чем. Как вам, например,
недавнее заявление моего вероломного любовника насчет  того,
что  он уже полгода пасет маньяка, который якобы может  быть
причастен к убийствам в Дроздовке? Что-то мне невдомек,  при
чем  здесь  тогда  томящиеся  в заточении  вдовый  банкир  и
кудлатый  шабашник?.. Даже если среди них и есть маньяк,  то
кто-то один. И потом, оба убийства произошли в течение одной
недели,   а  Андрей  ищет  маньяка  уже  полгода,   какая-то
абракадабра получается.

                             ***

      Нинон,  вопреки моим ожиданиям, отнюдь не тосковала  в
одиночестве,  а потчевала кофием местного Анискина,  который
уютно расположился на террасе, прямо как родной. И, судя  по
всему,  не только кофием (я заметила на столе еще и  початую
бутылку  коньяка). Кроме того, они с Нинон о чем-то  мило  и
непринужденно  беседовали,  будто  закадычные  приятели.   Я
опустилась  в  плетеное  кресло  и  составила  им  компанию,
правда, от коньяка предусмотрительно отказалась.
      - Странный какой-то этот следователь из прокуратуры, -
обронила  Нинон,  подвигая  поближе  к  Анискину  вазочку  с
печеньем.
      -  Московский  выскочка!  - с нескрываемым  презрением
отозвался о моем бывшем любовнике Анискин. - Мы их тут таких
видали-перевидали...  Только  и  горазды  из  себя  Шерлоков
Холмсов изображать, а как до дела, так ничего не умеют.  Он,
видите  ли,  маньяка  ловит, не терпится  ему  повышение  по
службе заработать. А какой тут маньяк, обычная бытовуха!
     Нинон покачала своей "ржаной" головой:
      -  Значит, все-таки Остроглазов сам свою жену  того?..
Только когда же он успел?
      -  Да  при  чем  тут  Остроглазов! -  Местный  Анискин
аппетитно хрустнул печеньем. - Это молдаванин ее приговорил.
     - Что? - Мы с Нинон переглянулись. - Он признался?
      -  Сейчас, признался, - усмехнулся Анискин, - что  он,
дурак,   признаваться?  Он,  конечно,  отказывается,  только
против него неоспоримые улики имеются...
     - Да ну?! - воскликнули мы с Нинон в один голос.
      -  В  том-то  и  дело, - самодовольно  заявил  местный
@нискин,  -  часики золотые в кармане его спецовки  нашлись,
очень приметные часики, с другими не спутаешь...
     - Золотые? Браслет в виде змейки? - охнула Нинон.
      - Они самые, - кивнул участковый, - а вы что, тоже про
них знаете?
      -  Видела  у Ирины, - сказала Нинон, - очень  красивая
вещица, обращает на себя внимание...
      - Вот и парень этот, видать, тоже.., обратил внимание,
да  как  золотишко блеснуло, совсем одурел. А  может,  он  и
правда в несознанке был, он ведь тогда так набрался, что  на
следующее  утро лыка не вязал. Они же в тот вечер на  троих,
считай,   ящик  перцовки  прикончили.  А  этому   еще   мало
показалось, бегал к ларьку, хотел в долг у Сеньки еще  водки
взять,  а тот ему отказал. А молдаванин, говорит, разозлился
страшно,  ругался  почем зря... А на  обратном  пути  ему  и
попалась банкирша со своими красивыми часиками...
       -   Тогда   почему  банкира  в  кутузке   держат?   -
полюбопытствовала я. А что, вполне логичный вопрос.
      - Банкира? - Анискин поскреб пятерней затылок. - Да  в
таких  делах  всегда подозрение сначала на мужа падает,  вот
его и взяли.
     - А чего ж теперь не выпустят?
     - - Да выпустят его, выпустят, - отмахнулся он от меня,
- не сегодня-завтра, не переживайте.
     Я вспыхнула:
      -  Да  я  и  не переживаю, просто как-то все  странно.
Взяли, потому что так принято, когда убийца совсем другой...
И  еще...  А  та,  вторая женщина, про  которую  в  листовке
написано, ее что, тоже молдаванин убил?
     Анискин поскучнел:
      -  Ох,  какие вы скорые, так вам сразу все  и  выложи.
Прыткие,  как  тот московский следователь:  пришел,  увидел,
победил.   Мы   всю  работу  сделали,  а  он  теперь   будет
отчитываться, что маньяка поймал. Хочет, чтобы  про  него  в
газетке  пропечатали и портрет в анфас поместили. Рожа-то  у
него  смазливая, только в нашем деле рожа не главное,  надо,
чтобы в котелке смекалка водилась...
      -  Это  точно,  - поддакнула Нинон,  -  я  же  говорю,
странный  он какой-то. Пока мы разговаривали, он то бледнел,
то  краснел и глаза все время в сторону отводил. Не люблю я,
когда глаза отводят...
      На  мой  взгляд,  в  таком поведении  моего  коварного
возлюбленного-обманщика ничего странного не было,  но  я  не
стала разубеждать Нинон, поскольку для этого мне пришлось бы
рассказать ей о наших отношениях, а я обещала Андрею держать
рот  на  замке. И я сдержу свое слово, хоть  он  того  и  не
стоит.
      Местный Анискин поднялся с кресла и водрузил на лысину
форменную фуражку:
     - Спасибо за угощение, мне пора.
       -   Может,   еще  пятьдесят  грамм?  -  встрепенулась
гостеприимная Нинон.
      - Нет, - отказался местный Анискин, - первые пятьдесят
грамм  -  это на пользу, а следующие - во вред... - Впрочем,
/.  лицу  его было заметно, что он колеблется. - Ну бывайте,
уважаемые.
      Мы с Нинон проводили его до калитки, помахали вслед  и
вернулись на террасу.
     - Значит, Остроглазова выпустят, - задумчиво произнесла
Нинон и принялась убирать со стола, заметив:
     - Что-то наш сегодняшний завтрак плавно перешел в обед.
     - Давай помогу, - предложила я.
      - Да что тут делать? - беззаботно отозвалась Нинон.  -
Ты отдыхай.
      -  Что-то я уже утомилась отдыхать, - призналась я  со
вздохом. - Может, тебе что-нибудь прополоть нужно? - В  моем
нынешнем  состоянии мне просто необходимо было  чем-то  себя
занять.
     - Прополоть? - Глаза Нинон округлились. - Нет, полоть у
меня  нечего.  Вот  только... Если  хочешь,  можешь  собрать
оставшуюся  на  кустах смородину, а то она  скоро  осыпаться
начнет. Одно ведро у меня уже собрано.
     - Годится, - согласилась я, - пойду немного подремлю, а
после обеда займусь твоей смородиной.
      Подремать  немножко мне не удалось. Я  провалялась  на
софе  до  самого заката, а когда встала, голова  моя  просто
раскалывалась,  так  что сбор урожая пришлось  перенести  на
завтра. Тогда-то я и сделала одно открытие.

                           Глава 9

      Открытие  представляло собой дыру в заборе, отделяющем
владения  Нинон от банкирских. Эту самую дыру  я,  по  чести
сказать, заметила не сразу. Строго говоря, это даже не  дыра
была,  просто  две  штакетины в  заборе  едва  держались  на
верхних   гвоздях,  и  при  желании  их  ничего  не   стоило
отодвинуть.  Но  и это еще не все! На одной из  смородиновых
веток я также обнаружила крошечный клочок белой материи,  на
ощупь похожей на шелковую. Естественно, что я призадумалась.
Уж  не  грозила  ли  нам с Нинон опасность более  серьезная,
нежели мы могли предположить?
      А  тут  и  Нинон  появилась, какая-то взволнованная  и
возбужденная.
     - Витальку выпустили, - объявила она.
     - А ты откуда знаешь, от своего Анискина, что ли?
      -  От  какого еще Анискина? - фыркнула Нинон. - Просто
Виталька  вернулся, только что. Выглядит, правда,  неважнец,
почернел прямо весь...
      -  Почернел? - повторила я. - Это с чего? Что, над ним
там уголовники издевались?
     - Еще бы ему не почернеть, - передернула плечами Нинон,
-  он  же  по Ирке убивается, считает, будто он в ее  смерти
виноват.  И  может, небезосновательно: если бы  они  так  не
собачились,  Ирка бы не стала бегать ночью по поселку.  А  с
другой  стороны, у нее, по-моему, крыша не совсем в  порядке
была, как бы протекала, а разве он тут виноват?
      Нинон  многозначительно замолчала,  и  я  решила,  что
наступил подходящий момент для того, чтобы поделиться своими
- !+n$%-(o,(.
       -   Иди   сюда,   -  я  поманила  ее   к   забору   и
продемонстрировала обнаруженную мною брешь.
      - И что? - Лицо Нинон оставалось безоблачно спокойным,
вот уж не думала, что она такая бестолковая.
     - А тебя что, не удивляет дыра в собственном заборе?
      -  Абсолютно, - пожала плечами Ниной, - она здесь  уже
давно,  с тех пор как у нас гостила Генкина сводная сестрица
с  болонкой.  Так на нее все окрестные кобели сбежались.  На
болонку,  а  не на сестрицу, на ту бы никто не  позарился  -
одни кости да кожа, ходячий суповой набор. Так вот кобели  и
проделали несколько дырок в заборе, Генка тогда все забил, а
эту, видно, не заметил за смородиной.
      - Да? - Почему-то я ощутила легкое разочарование. -  А
это  что, тоже кобели оставили? Может, у них бантики были  к
ошейникам  привязаны? - Я протянула Нинон ладонь, в  которой
лежал клочок белого шелка.
     - А что это такое? - близоруко сощурилась она.
     - Кусочек материи, он был на кусте смородины.
     - И что с того? - все еще недоумевала Нинон.
     Мое терпение лопнуло.
     - Как что? Вдруг это клочок одежды маньяка!
     Нинон так расхохоталась, что даже сложилась пополам:
     - Ой, не смеши меня. Посмотри-ка лучше туда!
     - Куда? - не поняла я.
     - Да вот сюда, сюда...
     Я обернулась и увидела толстую проволоку из нержавейки,
натянутую как раз на уровне моих глаз. Для чего она здесь?
     - Так ты тут белье сушишь... - протянула я растерянно.
      -  Вот-вот,  - кивнула Нинон, - правильно  мыслишь.  В
последний  раз я повесила сушиться полотенца  и  кое-что  из
нижнего  белья, а за прищепками сходить поленилась. Поднялся
ветер,  и все мои тряпки разнесло по участку. Да мало  того,
пара  лифчиков залетела к соседям. Хорошо хоть  в  тот  день
Витальки не было, только Ирка, покойница. Так мы с ней тогда
полчаса  по  их  замечательным лианам лазили, как  обезьяны,
лифчики снимали.
      Я  помяла  в руке клочок белого шелка и позволила  ему
легко  спланировать на ухоженную грядку настурций. Эх, какая
версия   пропала,   хотя...  Разве  без  меня   не   хватает
бездельников для того, чтобы ловить маньяков и доказывать их
вину?  Только  сегодня  я насчитала троих,  включая  бывшего
мужчину моих несбывшихся снов.
      Поскольку вопрос происхождения дыры в заборе и кусочка
шелковой  материи  на  смородиновом  кусте  так  прозаически
разрешился, я вернулась к разговору о вернувшемся банкире:
     - И что он говорит?
     - Кто? - не поняла Ниной.
     - Ну банкир твой, кто же еще?
      -  Как что? Жалеет, себя обвиняет в Иркиной смерти.  И
ведет  себя как-то странно, взгляд неподвижный.  Вот  уж  не
думала,  что он будет так убиваться... - Нинон помолчала,  а
потом добавила озабоченно:
     - Слушай, я что подумала, как бы он чего не вытворил...
     - В каком смысле?
      -  В  каком-каком... В самом прямом. У  него  жестокая
депрессия, что тут непонятного?
      "В  этом смысле мы с ним родственные души", -  грустно
подумала я, а вслух сказала:
     - А родственники у него какие-нибудь есть?
     Нинон ткнула пальцем в дужку очков.
      - Откуда я знаю? Его родню я никогда не видела, зато у
Ирки полно всяких дядюшек-тетушек. Если они все сбегутся, то
бедного Витальку заедят, начнут пилить, на мозги капать,  ох
не завидую я ему...
      Я  кинула рассеянный взгляд на соседский дом,  и  меня
словно в сердце кольнуло.
       -   Послушай,  Нинон,  может,  нам  сходить  к  нему,
поговорить с ним?..
     Нинон накрутила на палец один из своих ржаных локонов.
     - Ты знаешь, я тоже об этом думала. Надо бы заглянуть к
нему под каким-нибудь предлогом, ну, по-соседски, поговорить
о  том о сем, а заодно отвлечь от грустных мыслей. Нужно  же
помогать ближним!
      И  мы  с  Нинон  отправились оказывать психологическую
поддержку овдовевшему банкиру. Нинон первой подошла к двери,
с  которой  уже  была  сорвана печать, и  нажала  на  кнопку
звонка,  один  раз, другой. Обернулась ко мне  и  озабоченно
пробормотала:
     - Что-то не отзывается...
     - Может, спит... - неуверенно предположила я.
      Нинон  только  пожала плечами, перестала  выжимать  из
дверного  звонка  пронзительные трели и решительно  стукнула
кулачком по дубовой двери. Та в ответ приоткрылась с  легким
скрипом.  Нинон,  оглянувшись, посмотрела  на  меня,  словно
спрашивая  совета,  и  шагнула через порог.  Ясное  дело,  я
поплелась за ней.
      Банкирские апартаменты выглядели ничуть не хуже, чем у
Нинон,  мне они даже показались просторнее, вероятно,  из-за
светлых обоев, но особенно присматриваться мне было некогда,
потому  что  наверху  что-то  отчетливо  громыхнуло.   Будто
большой   кусок  штукатурки  отвалился.  Мы  с   Нинон,   не
сговариваясь, рысью ринулись наверх по модерновой лестнице.
      Банкира мы обнаружили за ближайшей дверью. Он сидел на
полу   с  выпученными  глазами,  физиономия  пунцовая,  полы
махрового   халата   разошлись,  обнажив   поросшие   рыжими
волосками толстые ляжки, но все это еще цветочки. Хуже  было
то,  что  на шее у него болталась веревка, вернее,  пояс  от
надетого на нем халата.
     - Мамочки! - простонала Нинон и прикрыла рот ладонью. -
Он хотел повеситься.
     Она бросилась к банкиру, присела возле него на корточки
и запричитала:
     - Виталий... Да что же это такое, нельзя же так...
      А  этот здоровый мужик с толстыми ляжками расплакался,
как ребенок, хлюпая носом и повторяя одно и то же:
     - Я.., я не могу так... Как же я теперь буду жить...
      -  Ну-ну,  не стоит так убиваться, что же теперь...  -
Mинон  развязала  узел  на поясе,  все  еще  болтавшемся  на
банкирской шее. - Может, "Скорую помощь" вызвать?
      -  Не  надо, нет, не надо, - замотал плешивой  головой
банкир.  -  Зачем  "Скорая", у меня же все равно  ничего  не
получилось...
     - Вот и слава богу, - сочувственно вздохнула Нинон.
     А безутешный банкир прибавил с трагическим пафосом:
      -  Даже это у меня не получилось, как и все остальное,
впрочем... Семейная жизнь не сложилась... Думаете, я  ее  не
любил? Думаете, я не любил Ирку?
     - Мы так не думаем! - заверила его Нинон и, обернувшись
ко  мне,  незаметно подмигнула: мол, совсем у  мужика  крыша
поехала.
      А  убитый  горем  банкир продолжал  исповедоваться  по
полной программе:
      -  Да  я  ее  еще как любил, только не умел  объяснить
толком,  может, потому она мне и не верила. Мне же  красивые
словеса  разводить было некогда, все время дела, работа,  и-
эх... А она, видно, думала, что я к ней равнодушен, а я ведь
любил ее, любил!
      Последнее признание банкир произнес с отчаянием, почти
выкрикнул, и Нинон поспешила развеять его сомнения:
     - Мы верим, верим...
      Несчастный  вдовец отвернулся к окну, покусал  пухлые,
как  у  обиженного  младенца, губы и выдал следующую  порцию
покаянных признаний:
      -  Идиот я, конечно, был, как все мужики, рассчитывал,
раз  у  нее  тряпок  полно,  а во  французских  духах  можно
купаться, то больше ничего и не надо, а ей, видно, тепла  не
хватало, да тут еще кризис среднего возраста... А я,  дурак,
все  понять не мог, чего ей не хватает... Теперь  понял,  да
слишком поздно...
      Банкир  все  еще  хлюпал носом, но уже  пореже,  да  и
стенания его приняли более практический характер:
      -  Да  о  чем  я...  Завтра же похороны,  а  я  совсем
расклеился.  Ничего,  сейчас я возьму себя  в  руки,  сейчас
возьму...
      - Завтра похороны? - переспросила Нинон. - Так, может,
помочь чем? Хлопот-то, наверное, много...
      - Да, много, - уныло кивнул банкир, - но мои друзья  и
сотрудники меня от них освободили, уже подготовили все,  что
положено  в подобных случаях. Я им очень благодарен,  потому
что  сам  бы не смог, наверное, а так... В общем,  завтра  в
десять за мной придет машина, и я поеду, я поеду.., хоронить
мою Иринку, просто язык не поворачивается сказать такое. - И
он с мольбой посмотрел на Нинон. - Поедемте со мной...
       Я  перехватила  изумленный  взгляд  Нинон  и  сделала
страшные глаза (должна признаться, что не люблю похорон), но
эта  самодеятельная самаритянка сделала вид, что  ничего  не
поняла, и легкомысленно пообещала:
     - Ну конечно, мы поедем. Правда, Женя?
      -  Разумеется,  - недовольно буркнула  я  и  отошла  в
сторонку.  Это  называется, инициатива наказуема.  Как-никак
это  была  моя идея - проведать вдовствующего банкира.  А  с
$`c#.)  стороны, еще неизвестно, чем бы все закончилось,  не
подоспей мы с Нинон вовремя. Не исключено, что он предпринял
бы  еще одну попытку повеситься, а та, упаси боже, оказалась
бы удачной.
     Нинон, вероятно, думала о том же, потому что продолжала
неустанно   утешать  беднягу-банкира.  Я  же  тем   временем
рассеянно  оглядывала банкирские хоромы,  точнее,  хозяйскую
спальню,   представлявшую  собой  довольно  жалкое  зрелище:
кровать смята, на полу валяются какие-то тряпки. Впрочем,  в
первозданном   виде   опочивальня,   очевидно,   производила
впечатление:  на  полу пушистый белый ковер,  повсюду  шелк,
атлас  и  прочие дорогостоящие прибамбасы. Не говоря  уже  о
туалетном столике в углу, заставленном коробками с духами  и
баночками  с  кремом,  -  не в каждом  парфюмерном  магазине
столько   увидишь,  даже  странно,  что  покойная   банкирша
бесилась при таком количестве антидепрессантов. Странная она
все-таки была женщина, судя по тому, что я узнала о  ней  от
Нинон.
      Похоже,  один из многочисленных флаконов с духами  был
неплотно  закрыт,  потому  что в  комнате  висел  тяжелый  и
сладкий  дух какого-то восточного аромата, и вообще  комнату
не  мешало бы проветрить. Я шагнула к окну и чуть не рухнула
на   мохнатый  ковер,  потому  что  нога  моя  подвернулась.
Оказывается,  я  наткнулась  на  изящную  комнатную   туфлю,
розовую,  с  опушкой  из  крашеного песца.  Видала  я  такую
роскошь в дорогом магазине, в который однажды забрела, чтобы
убить   время.   Помню,  ценник  произвел  на   меня   такое
впечатление,   что  я  присвистнула,  причем  непростительно
громко.   Одна  молодящаяся  дама,  вся  "от  кутюр",   даже
укоризненно посмотрела на меня.
      Теперь  уже внимате