с вами вовсе не собираюсь разговаривать...
   Знала бы Вера Зоин характер, поостереглась  бы,  придержала  бы  язык  за
зубами...
   В шестой комнате девчата подобрались боевые и на  редкость  дружные.  То,
что они сибирячки, а Зоя  "российская",  дружбе  не  мешает.  С  ними  можно
разговаривать откровенно.
   - Знаете, что я вам,  девушки,  скажу?..  Только  по  секрету...  Давайте
отберем у третьей комнаты дорожку!
   Легко сказать, трудно сделать! Три месяца подряд  держит  третья  комната
переходящий приз "за чистоту и культуру" и в этом месяце все время  получает
красные квадратики. Правда, последнее время и шестая комната не отстает.
   - Как же мы отберем?
   - На законном основании!
   - Разве они уступят?..
   У Зои в глазах хитрые бесенята пляшут.
   - Мы их заставим уступить!.. Садитесь, девушки, поближе, я расскажу,  что
нужно делать... Только следует все держать в полном секрете.
   Тайна заговора обеспечена: кроме  котят  и  Василия  Теркина,  в  комнате
никого нет. Котята - глупые, ничего не понимают, а Теркин - парень надежный,
ему что угодно доверить можно.
   И автор умолкает. Предварять события не в его обычае.

   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   Иван Ильич коллекционирует. Потрясающее письмо из Бурана. Бокс остается в
одиночестве. Дело кончается "Крокодилом"!
   1.
   Несмотря на основательную дорожную тряску, Иван Ильич приехал  в  поселок
строителей комбината цел и здрав,  о  чем  сейчас  же,  не  без  злорадства,
телеграфировал в Буран, до востребования. Однако,  переночевав  в  "комнатах
для приезжающих", встал не в духе.
   - Вы  бы  клопов  вывели!  -  посоветовал  он  заведующей  местом  своего
пристанища.
   Кто бы предвидел, что такое невинное пожелание могло кого-либо обидеть!
   Заведующая  подбоченилась  и  оглядела  Ивана  Ильича  с  ног  до  головы
презрительным и гневным взглядом.
   - Вы, гражданин, не на  курорт  и  не  в  какой-нибудь  центр  областного
значения приехали, а на строительство! -  отчеканила  она.  -  Можно  только
удивляться вашему неуместному замечанию!..  У  нас  академики  и  профессора
останавливались, но таких необоснованных пр етензий не  предъявляли,  потому
что они люди с понятием и к нам с собственным пиретрумом ездят.
   В управлении строительства Ивана Ильича встретили  прохладновато,  с  тем
вежливым пренебрежением, от которого становится горше, нежели от откровенной
грубости. Разговоры с ним передоверили второстепенным работникам, никогда не
интересовавшимся условиями тр уда и быта. Лишь в партийном комитете встретил
он понимание. Однако оказалось, что секретарь на строительстве человек новый
и с  его  порядками  и  беспорядками  ознакомиться  не  успел.  Тем  охотнее
согласился  он  предоставить  Ивану  Ильичу  возможность   посетить   в   се
многочисленные объекты.
   Вечером Иван Ильич от нечего делать  прошелся  по  ближайшим  общежитиям.
Между прочим, заглянул к транспортникам, рассчитывая застать здесь земляка и
приятеля Васю Землепроходца. К своему сожалению, узнал, что  уехал  Вася  за
тридевять земель на тридесятый  об  ъект:  повел  туда  тракторный  поезд  с
буровым оборудованием. Осмотрев общежитие, Иван Ильич обнаружил там грязь и,
несмотря на разгар- лета, непомерную сырость. Подушка на Васиной койке  была
мокрая, вся в желтых потеках.
   - Третьего дня дождь был, - объяснил Ивану Ильичу Васин сосед по койке. -
Вот подушка и не успела высохнуть.
   Как сорвало бурей три недели назад с крыши общежития кровельный толь, так
и стояло оно раскрытое...
   В Красносибирске Ивана Ильича умиляла деликатность многих плакатов. Гуляя
по городскому парку, он с удовольствием читал:
   Не рвите цветов: они  общее  достояние.  Не  позволяйте  портить  садовые
насаждения вашим малышам!
   Было  видно,  что  администрация  парка,  не  в  пример   многим   другим
администрациям мест отдыха, благоволила не только к растениям, но и к людям.
   В Красносибирской диетической  столовой  Ивана  Ильича  до  глубины  души
растрогала небольшая табличка:

   Здесь курить не принято!

   Иван Ильич никогда  в  жизни  не  курил,  но  ему  захотелось  немедленно
закурить  только  для  того,  чтобы  потом  отказаться  от  этого  порочного
наслаждения и, тем самым, сделать удовольствие автору  вежливого  намека.  В
конце концов он  даже  взгрустнул  при  мысли:  как  жаль,  что  кое-кто  из
тавровцев не  осведомлен  о  вежливости  суровых  (уж  такой  эпитет  к  ним
прикреплен!) сибиряков...
   Тем более поразило его то, что он увидел в поселках строителей комбината.
С  каждой  стены  здесь  лаяли,  шипели,  завывали   и   рычали   окрики   и
предупреждения:
   - Не мусорить! Не курить! Не сорить!  Переход  запрещен!  За  загрязнение
территории штраф!
   В самом управлении над  телефоном  на  столе  главного  бухгалтера  висел
список из пяти фамилий и предупреждение:

   "Пользоваться только поименованным лицам!"

   В комнате для приезжающих над отведенной ему  койкой  Иван  Ильич  прочел
невыполнимое, но категорическое приказание:

   "На койках с ногами не лежать!"

   Но все рекорды побил комендант общежития транспортников, предлагавший:

   "Посуды на видных местах не держать!"
   "Во сне соблюдать тишину!"
   "Умываться только в часы работы водопровода!"

   Последний  шедевр  административной  мысли,   свидетельствующий,   кстати
сказать,  о  серьезных  коммунальных  неполадках,  вывел  Ивана  Ильича   из
терпения.   Достав   записную   книжку   и   авторучку,   он   приступил   к
коллекционированию комендантских афоризмов, поучений, наст авлений и  других
крупиц мудрости с целью подарить свои записи автору этой повести.
   Передвигаясь по огромной  территории  Н-ского  рудно-угольного  бассейна,
Иван Ильич собрал большое количество примеров головотяпства, глупости и, что
хуже всего, явного и скрытого неуважения к людям, приехавшим сюда на работу.
В  довершение  всего  ему  пришлос  ь  выслушать  в  отделе   кадров   некую
тенденциозную обвинительную речь, в которой  тавровские  непоседы  (так  же,
впрочем, как  и  выходцы  из  других  мест)  обвинялись  в  изнеженности,  в
нежелании работать, в корыстолюбии и, разумеется,  прежде  всего,  в  боязни
всяког о рода трудностей. Правды в этих обвинениях было не  больше  двадцати
процентов, но Иван Ильич счел за благо не  протестовать,  ибо  только  таким
путем он сумел получить достоверные  цифры  о  непомерно  высокой  текучести
рабочей силы.
   Кроме того, здесь, на самом строительстве, Иван Ильич  начал  понимать  и
другое: каковы  бы  ни  были  ошибки  администрации,  создание  сверхмощного
комбината - этой новой огромной промышленной базы - было делом исполинским и
величественным. Ошибки и злоупотребл ения подлежали беспощадной  ликвидации,
но проблема кадров оставалась: комбинату нужны были люди,  люди  и  еще  раз
люди! Трагедия заключалась в том, что было мало людей, которые по-настоящему
заботились бы о людях...
   Что касается даров щедрой сибирской природы, то Иван  Ильич  встречал  их
везде и повсюду. На них-то и перенес он проснувшуюся страсть  коллекционера,
начал собирать образцы руд.
   В  комнатах  для  приезжающих  жили  геологи  и  инженеры,  планировавшие
карьерные разработки углей и руд.  Возвращаясь  из  поездок,  они  неизменно
заводили интересные разговоры, иногда бурно и долго спорили. В  спорах  Иван
Ильич не участвовал,  но  слушал  все  внимат  ельно  и,  когда  чего-нибудь
недопонимал, задавал вопросы.
   Геологи оказались на редкость хорошими ребятами. Подметив увлечение Ивана
Ильича, они приняли над ним, начинающим коллекционером, нечто вроде шефства.
С их помощью Иван Ильич не только в какой-то мере научился  (конечно,  очень
поверхностно) разбираться в
   собранных им образцах, но  и  оказался  заваленным  огромным  количеством
образцов,  представлявших  немалый  научный  интерес.  Собираемая  по   всем
правилам геологии, минералогии и петрологии коллекция росла не по дням, а по
часам и скоро достигла полутора центнер ов веса.
   Собирая камешки "на память", Иван Ильич под конец начал представлять себе
нечто вроде музея, развернутого в его чернобыльском кабинете  и  призванного
утолять великую любознательность тавровских непосед.

   2.
   Увлеченный делами, Иван Ильич, говоря по правде, не очень  беспокоился  о
Лиде. Эта самостоятельная особа ограничилась  за  полторы  недели  присылкой
двух телеграмм, из которых последняя гласила: "Все очень хорошо  подробности
авиапочтой".
   Но, когда авиапочта  доставила,  наконец,  толстенное  письмо,  отцовское
сердце тревожно заныло. И  действительно,  некоторые  подробности  оказались
столь важными, что  автор  рекомендует  читателям  ознакомиться  с  ними  по
первоисточнику.
   "Дорогой папочка! Неделю назад получила твою телеграмму, но  все-таки  не
поверила  тебе,  что  твоя  поездка  прошла   так   благополучно.   Убеждена
по-прежнему, что тебе лучше было ехать на теплоходе. Сам теплоход - сплошная
роскошь, река - сплошное великолепие, г оры (их зовут  сопками)  -  сплошная
прелесть, а тайга - сплошной восторг. Правда, мы простояли несколько часов у
наплавного моста и восемнадцать часов сидели на мели, но  плыть  было  очень
хорошо.
   Пишу тебе из Бурана. Как только сюда приехала, кинулась  в  универмаг,  -
оказалось, накомарников и здесь нет.  Но  самих  комаров  я  разыскала:  они
водятся на торфяном болоте в одиннадцати километрах  от  Бурана.  Только  их
было мало. Потом узнала, что комаров лу чше всего смотреть весной.
   Папочка, ты знаешь, я не люблю, когда мне советуют, но на  этот  раз  мне
нужен твой совет!
   Третьего дня  я  была  в  здешней  средней  школе  для  обмена  опытом  с
преподавательницей физики и химии. И  что  же?  Она  рассказала  обо  мне  в
районе, и на другой день утром ко мне пришел заведующий с просьбой  остаться
в Буранском районе. В мостоотряде открываетс я  школа  рабочей  молодежи,  и
туда срочно нужен преподаватель математики и физики. Положение там создалось
прямо ужасное. Я сказала, что подумаю. Тогда ко мне приехала целая делегация
комсомольцев из мостоотряда, и все стали меня уговаривать остаться. Мне
   дают в отряде комнату  в  новом  доме  и,  помимо  учебных  часов,  хотят
поручить мне заведование учебной частью. И, ты понимаешь,  папа,  невозможно
было не согласиться! Свое решение я обдумала,  и  в  нем  не  раскаиваюсь  и
никогда раскаиваться не буду.
   В  мостоотряде  оказались  очень  интересные  люди.  Ещ„   в   Буране   я
познакомилась за обедом с одним инженером - Антоном  Владимировичем  (верно,
папа, хорошее имя?) Гребенниковым. Если бы ты  знал,  какой  это  интересный
человек! Он производит взрывные работы и огр омный специалист этого дела. За
труды по комуляции и за разработку нового метода  шнуровых  зарядов  он  уже
получил ученую  степень  кандидата  физико-математических  наук.  Сейчас  он
делает большую выемку в сопке, и  я  взялась  ему  помогать.  Расчеты  такие
сложные , что ему одному трудно справиться. Может быть, тебе станет  обидно,
что я помогаю не тебе, а Другому человеку, но ты должен согласиться, что его
дело в тысячу раз важнее всяких других. Ты представляешь,  что  мы  сделаем,
если будем работать вдвоем? Я уже н ачала изучать метод малокамерных зарядов
и при случае произведу взрыв самостоятельно. Я прямо увлечена этим делом!
   Теперь опишу самого Антона Владимировича. Ему тридцать пять лет, он носит
очки и немного сутулится. Сначала он не кажется красивым, потому что  нос  у
него немного утиный, но в этом человеке чувствуется огромный  математический
ум, и я им прямо очарована. Е сли бы он был девушкой,  а  я  -  мужчиной,  я
обязательно сделала бы ему предложение!
   Характер у него немного странный, может быть, потому,  что  он  холостяк.
Когда я что-нибудь ему советую, он внимательно меня  выслушивает,  но  очень
часто делает наоборот. Совершенно не понимаю, почему  у  него  все  выходит.
По-моему, ему просто везет.
   Он говорит, что разъездная жизнь, которую он ведет, его устраивает.  Я  с
ним согласна, но сказала, что ездить лучше вдвоем,  чтобы  можно  было  друг
другу помогать и обмениваться впечатлениями. Он согласился. Взгляды на  брак
и семью у нас оказались одинаковы  е,  с  той  разницей,  что  я  оправдываю
ревность, а он ее осуждает. Он говорит даже, что никогда не будет ревновать.
Это, конечно, его личное дело, но  как-то  обидно.  Обязательно  приезжай  в
мостоотряд. Я познакомлю тебя с Антоном Владимировичем и покажу тебе
   свою квартиру.

   Учеников в нашу школу записалось уже  127.  В  этом  учебном  году  будут
работать два восьмых и один девятый класс. Сегодня узнала, что мне предстоит
командировка в Красносибирск.  Поеду  туда  на  грузовике  за  учебниками  и
учебными пособиями. Подумай, папа,  ведь  все  приходится  организовывать  с
самого начала! Заодно куплю в Красносибирске кое-что  из  обстановки:  шкаф,
обеденный стол. Нам с Антоном нужен также письменный стол, хотя бы  один  на
Двоих.
   Не удивляйся, что я называю его Антоном. Дело в том, что я начала  писать
письмо в субботу, а сегодня уже четверг. За  эти  дни  многое  переменилось.
Третьего дня мы зарегистрировались в Буранском загсе.
   Я очень рада, что поехала с тобой в Сибирь. Вот  и  все,  что  пока  могу
сообщить.
   Твоя любящая дочь Лида Гребенникова".
   Прочитав письмо с подробностями,  Иван  Ильич  вытер  платком  вспотевшую
лысину и сказал:
   - Та-ак!
   По мнению автора, ничего другого он сказать и не мог.

   3.
   Чуть не на тысячу километров пролегла в глубь тайги трасса новой  дороги.
Растет в глухом горном краю богатырь  семилетки  -  Н-ский  металлургический
комбинат. Пошло строительство и в самом Буране.
   Проснулся как-то утром Николай Иванович и услышал недалекий стук  топора.
Буранскому старожилу-коммунисту до всего дело. Пошел и выяснил: работает  на
усадьбе  Арсения  Дыходымова  дикая  артель  из  двух  плотников  и   одного
каменщика. Каменщик фундамент под вера нду кладет, плотники бревна отесывают
и древней продольной пилой на доски  пилят.  Сам  Дыходымов  в  расстегнутой
шелковой пижаме шариком катается по двору, парадом командует.
   Удивительное дело! На складе  комбината  ничего,  кроме  мусорных  гор  и
зарослей бурьяна, нет, а здесь - и лес, и кирпич, и цемент.
   - Однако ж, веранду стеклить и крыть чем-нибудь надо!  -  соображает  про
себя Николай Иванович.
   Как будто никакого дела нет директору станционного ресторана до  частного
строительства, но, попав в свой кабинет, Николай  Иванович  долго  роется  в
бумагах и в конце  концов  находит  адресованное  Зое  послание  влюбленного
поэта.  Но  не  любовные  чувства  Арсения  Дыходымова  интересуют   Николая
Ивановича, а хвастливое к нему "дополнение":
   "К дому предполагаю в этом сезоне сделать пристройку веранды, остекленной
бемским стеклом и крытой высокосортным листовым железом марки  РПЗ,  каковые
материалы имеются в избыточном количестве".
   Перечитав несколько раз эти строки, Николай Иванович прячет "признание" в
карман и идет к приятелю-райпрокурору.
   - Принес я тебе одну достопримечательность, Митрофан Петрович, -  говорит
он. - Прочитай, однако, внимательно...
   Как читать документы, прокурора учить не надо. Начав читать с усмешкой, к
концу послания прокурор помрачнел. Потом  позвал  следователя  и  потребовал
прекращенное было дело о нашумевшей  два  года  назад  пропаже  грузовика  с
листовым железом. И в нем шла речь о марке РПЗ...
   Юристы  -  народ  какой?  В  любой  игре  случая,  в   любом   совпадении
обстоятельств норовят закономерность найти! Приобщается любовное послание  к
делу о листовом железе...
   А Арсений Дыходымов парадом  командует.  Еще  только  низ  веранды  тесом
обшивается, а  перед  его  поэтическим  взором  во  всей  красоте  предстает
величественное архитектурное сооружение:  веранда  с  парадным  крыльцом  на
улицу, над крыльцом - башня-шестерик,  над  шес  териком  -  высокий  шатер,
увенчанный гордым шпилем.
   В ворота усадьбы въезжает воз с сеном. Подводчик знакомый.
   - Куда, Арсений Ксенофонтович, сено складывать?
   - Вон туда, в сарай...
   Сена на возу - козе на три дня, но возу цены нет! Под сеном лежит ящик  с
бемским стеклом и плотная пачка листов железа марки РПЗ.
   А кому нужно, все знают... Приехала  таинственная  подвода  из  соседнего
села.  Подводчик  -  прокуратуре  человек  известный:  работал  на   станции
кладовщиком и привлекался за кражу... Вечером при  обыске  нашли  у  него  в
старом хлеву под мусором четыре тонны железа , дюжину ящиков  стекла,  шесть
центнеров гвоздей, полтора центнера красок.
   -  Откуда  у  вас  столько   строительных   материалов?   -   бесстрастно
интересуется следователь.
   - Не мое это!.. Ей-богу, не мое, только на хранение принял! -  показывает
хозяин склада.
   - Кто же вам столько добра доверил?
   - Кто?.. Человек один...
   - Забыли кто?.. Бросьте голову  морочить,  -  дело  ясное:  материалы  со
склада комбината.
   Укрыватель краденого облизывает пересохшие губы и,  с  трудом  выталкивая
слова, сознается.
   - Мне Дыходымов пять тысяч дал, чтобы я сохранил... Машины, прежде чем на
объекты ехать, ко мне заезжали... У меня усадьба  крайняя,  заметить  трудно
было.
   - Грузовик с железом 17 августа 1957 года у вас разгружался?
   - У меня. Скользит по  бумаге  ко  всему  привыкшее  перо  следователя...
Нависает грозовая туча над головой Арсения Дыходымова.
   На следующий день навсегда закрылись  широкие  ворота  буранского  склада
Н-ского комбината.  Навсегда  осталась  недостроенной  веранда  с  шатром  и
шпилем! Ругательски ругая неоплатного должника-заказчика, разошлись по домам
члены дикой строительной артели. Один из плотников вознамерился было  увести
с собой беспризорного Бокса, но сильный пес сорвался с привязи  и  всю  ночь
провыл под окном дома предварительного заключения.

   4.
   В самый день ареста Дыходымова по комнатам рабочих общежитий  мостоотряда
ходила комиссия по проверке хода соревнования за лучшую комнату.
   Кандидатами  на  дорожку  оказались  комнаты  ј  3  и  ј  6  в  общежитии
девушек-штукатуров. В обеих комнатах уютно и чисто, обе имеют право на приз,
в пору нарядную китайскую дорожку пополам резать.
   Но на такое решение никто не согласен, и весы начинают клониться в пользу
комнаты ј 3. Нет никаких оснований отбирать у нее давно заслуженную награду.
   Вокруг дорожки разгораются страсти. Больше всех кипятится Вера Музыченко.
   - Комиссия должна учесть украшение комнаты, - говорит она.  -  Вы  только
посмотрите, сколько у нас картин и открыток!
   - Картины и у нас есть. И открытки есть, только мы их решили на стены  не
приколачивать, чтобы штукатурку не портить. Кроме того, у нас Василий Теркин
есть! - отвечает комната ј 6.
   Под тяжестью Василия Теркина весы слегка отклоняются в другую сторону.
   - Зато у нас цветов больше! Цветы ухода  требуют,  а  вашего  Теркина  ни
поливать, ни пересаживать не надо. Пыль с него стереть легче легкого.
   Стрелка весов опять наклоняется в сторону комнаты ј 3.
   Зоя шепчет что-то подругам: наступило время для решительного удара.
   - Вы чего шепчетесь? Если заметили что, говорите вслух.
   - И скажем! Вы мебель не бережете: посмотрите, у вас ножки стола, стульев
и низ шкафа грязью испачканы. Полы моете, а мебель половой тряпкой пачкаете.
   - Это у всех так! - волнуется Вера Музыченко. - У вас еще хуже!
   - Неправда! Пусть комиссия посмотрит. Члены комиссии переходят в  комнату
ј 6, и здесь их подстерегает неожиданность: ножки столов и  стульев  начисто
отскоблены и даже покрыты лаком...
   - Это вы только вчера или третьего дня сделали, нарочно для  комиссии!  -
кипятится  Вера.  -  Это  нечестно,  не  по-товарищески  делать   что-нибудь
потихоньку! Если бы вы сказали нам, что  чистите  мебель,  мы  тоже  сделали
бы...
   - Но ведь додумались мы...
   - Да, но зачем вы сделали потихоньку? Стрелка снова пок