Алексей Шубин.
   Непоседы.



   ...Люди высыпят из вагонов.
   Люди, ежели много их,
   Не боятся ни чащ зеленых,
   Ни медведей, тайга, твоих.
   Вл. Соколов

   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   Знакомит читателя с некоторыми чертами характера Ивана Ильича и  содержит
краткий трактат о ловле геологов
   1.
   Иван Ильич наделен замечательной чертой характера, которую я после долгих
колебаний решился назвать гордой скромностью.
   Уже слышу удивленные, даже возмущенные голоса:
   -  Позвольте,  что  за  выдумка!  Скромность  и   гордость   -   качества
противоположные, взаимоисключающие друг друга. Смешайте их, и получится черт
знает что - гиль, чепуха, бессмыслица вроде горячего льда или белых чернил.
   Не  горячитесь,  дорогие  читатели!  Разберемся  спокойно.  Я   не   шутя
утверждаю, что Гордость, настоящая Гордость (с большой  буквы)  -  почтенная
черта человеческого характера. Беда в том, что  она  часто  предстает  перед
нами  в  окружении  своих  очень  дальних,  но  на  зойливых  родственников:
самодовольного Зазнайства,  крикливого  Бахвальства,  чопорного  Самомнения,
желчного   Тщеславия,   хвастливого   Чванства    и    толстопузой    Спеси.
Предводительствует  этой   оравой   мамаша   -   болтливая,   расфуфыренная,
краснощекая Глупость.
   Гордость ни на кого из этой семьи не похожа. Вскормленная  и  воспитанная
Чувством собственного достоинства, она, правда, держит голову высоко  и  при
случае сумеет за себя постоять, но  привлекать  внимание  не  любит.  Больше
всего на свете она боится, что ее  п  римут  за  кого-нибудь  из  троюродных
сестриц или братцев.
   Я знавал одного гордого, к тому же храброго товарища,  который  неизменно
поражал меня скромностью. Особенно бросалась она в глаза на  многолюдстве  -
на улице, в автобусах, в фойе театра. Я ни разу не видел, чтобы  он  толкнул
человека, спутал правую сторону
   с левой или воспользовался входом вместо выхода. Как-то я вызвал  его  на
откровенность, и он объяснил:
   - Я не уверен,  что  это  Скромность.  Пожалуй,  даже,  наоборот,  -  это
Гордость. В глубине души я страшно горд. Я горжусь многим,  в  том  числе  и
тем, что ни разу не слышал свистка милиционера, обращенного по моему адресу.
   Вот такой-то скромной гордостью или, если хотите, скромностью от гордости
и обладал уполномоченный по организованному набору рабочей силы  Иван  Ильич
Касаткин, слывший за одного  из  старейших  и  добросовестнейших  работников
советского аппарата Чернобыльског о района.
   Только в товарищеской беседе с глазу на глаз он позволял  себе  намекнуть
на некоторые присущие ему достоинства, неизменно  выдвигая  на  первый  план
проницательность.
   - Пословица есть: "По одежке встречают..." Так, доложу вам, пословица эта
- вреднейшая буржуазная отрыжка прошлого и ничего больше.  Одежда  -  мелочь
жизни, и разглядеть ее - дело пустое. Ты вот попробуй человека разглядеть да
понять! Между тем, в человеке все показательно, начиная с  того,  как  он  к
твоему столу подходит... Иной идет смело -  грудь  колесом,  голова  кверху,
взгляд прямой, открытый. Залюбуешься!  Горный  орел,  и  только!..  Так  оно
обычно  и  оказывается,  но  только  попадаются  между  этими  орлами   корш
уны-куроцапы и, как ни  удивительно,  мокрые  курицы.  Хоть  и  немного,  но
попадаются. По моим наблюдениям, на  сто  орлов  -  три  коршуна  и  полторы
курицы. Может, в других районах - другая статистика, а у нас так... Бывает и
обратно: идет человек к столу и, явно  е  дело,  робеет:  документы  роняет,
шапку снимает, а что с ней делать - не знает и все  время  в  руках  вертит.
Такие тоже по сортам делятся. Большинство робеет от непривычки  к  серьезным
учреждениям, другие - от нечистой совести. С этими шапковертельщиками де ржи
ухо востро! Я их всех поначалу ободряю и только потом  начинаю  разбираться.
кто смущается по-честному, кто плутует... Сегодня, например,  у  меня  такой
печальный случай произошел: разлетелся ко мне один гражданин орлом,  а  ушел
ощипанной вороной. Минут д есять меня на пушку брал, свои  трудовые  подвиги
расписывал. Я слушал и в то же время его документы, не то чтоб просматривал,
а так,  с  места  на  место  перекладывал,  вроде  машинально...  Кончил  он
рассказывать, я его и огорчил: "А зачем вы, гражданин, в  труд  овой  книжке
букву  "г"  на  "а"  переделали?.."  Посмотрели  бы  вы,  какое  превращение
получилось! Съежился  мой  орел,  глазенками  зарыскал  и  вовсе  нескладное
бормотать начал, что, мол, никакого подлога он не делал и  что  буковка  "г"
сама от сырости расползлась, в колечко изогнулась и на "а" походить стала...
Для вас, может быть, непонятно,  в  чем  дело,  так  я  объясню.  Увольнение
производится по разным пунктам. Если он уволен по пункту "а", значит, ушел с
работы по собственному желанию, ну а если "г" поставлено - е го за нехорошие
дела прогнали. Понятно?.. Теперь спрашивается, почему это я обнаружил? Как я
вам уже сказал, пока он мне баки забивал, я его документы в руках вертел  и,
конечно, приметил, что он беспокоится, когда я за  трудовую  книжку  берусь.
Все время з а ней глазами следил. А это довольно верный  признак  того,  что
документ не в исправности. Я в нее первым делом заглянул  и  сразу  поправку
увидел... Но это дело простое, можно сказать, минутное, с другими так  сразу
не разберешься. Люди очень разные бывают,
   и в каждом обязательно хорошее и плохое есть... И  очень  большую  ошибку
делают те, кто одно плохое разыскать стараются! Я полагаю, что в нашем  деле
самое важное - уметь хорошее увидеть... Сказать, что я больше всего в  людях
ценю? В пожилых - приверженност ь  к  профессии,  в  молодых  -  смелость  и
воображение!.. Эти качества редко подводят.
   Может, и есть в словах Ивана Ильича доля похвальбы, но против  фактов  не
поспоришь: уже много лет Чернобыльский район Тавровской  области  пользуется
доброй славой и на Севере, и в Сибири, и в  далеком  Приморье.  Куда  бы  ни
поехали чернобыльцы, отовсюду идут
   вести об их трудовой хватке.
   И вот этот-то гордившийся своей проницательностью  Иван  Ильич  ошибся  в
человеке!.. И не просто ошибся, а был обманут, надут, проведен за нос! И  уж
не так обидно было  бы,  если  бы  сделал  это  какой-нибудь  тертый  калач,
ловчила, прошедший огонь и воду, и труб ы медные, а то  девчонка,  фитюлька,
месяц назад получившая впервые паспорт!
   С этого неприятного для Ивана Ильича казуса и начинается наша хотя  и  не
совсем обычная, но вполне правдивая повесть.

   2.
   Велика матушка Россия. Что ни край, ни область - свой собственный климат.
И уж не знаю, где как, а в Тавровской области самый подлый месяц  в  году  -
февраль. Такой обманщик, что хоть фельетон про  него  пиши.  Посудите  сами:
солнце во все лопатки светит, с к рыш вода льет, воробьи по деревьям  скачут
и, как оглашенные, чирикают: "Весна пришла, весна!"
   Но не вздумайте капели, воробьям и солнцу верить!
   Часа не пройдет - потянет ветерок, потом подует ветер, понесутся по  небу
облака, закружатся белые мухи, и такая завируха начнется, что  приходится  у
шапки  уши  опускать.  К  утру,  глядишь,  опять  распогодится,  но   только
по-зимнему: солнце поднимается из-за го ризонта распухшее и  такое  красное,
точно ему стыдно за вчерашний обман.
   В  такое-то  морозное  февральское  утро  и  заявилась  к  Ивану   Ильичу
неожиданная посетительница. Подошла к столу, если не горным орлом, то бойкой
синицей, и сразу Ивану Ильичу понравилась:  от  нее  так  и  веяло  морозной
свежестью, молодостью и задором. Одета дев ушка была скромно,  почти  бедно,
но ни толстый грубошерстный платок, ни неуклюжее пальто, ни подшитые валенки
не портили первого впечатления.  Впрочем,  как  мы  уже  знаем,  Иван  Ильич
почитал одежду мелочью жизни...
   - Вы набираете рабочую силу? - звонко спросила посетительница.
   - Я, - ответил Иван Ильич, с удовольствием разглядывая румяное и курносое
девичье лицо.
   - Хочу на постоянную работу в Сибирь поехать. Можно?
   - Кому можно, а кому нельзя, - по привычке уклонился  от  прямого  ответа
Иван Ильич.
   -  Мне  можно!  Я  здоровая  и  ничего  не  боюсь,  -   уверенно   решила
посетительница. - Какие есть у вас точки?
   - Всякие есть.
   - Мне нужна точка с геологией.
   - Есть и такие.
   - Дайте мне такую, какая поинтереснее.
   - Больно скорая... Работать умеешь?
   - Нет.
   - Зачем же тебе ехать? Может быть, все-таки специальность имеешь?
   - Я - интеллигентка.
   - Что?!
   - Я говорю вам, я ин-ти-ли...
   - Вот именно, "ти-ли-ли"! Сколько университетов и академий окончила?
   - Восемь классов.
   - Сколько тебе лет?
   - Девятнадцатый.
   - Ну так вот тебе совет: возвращайся  в  колхоз,  поработай  как  следует
годика два-три, тогда потолкуем.
   - Я не из колхоза, а со станции Бирюлькино.
   - И на станции работа есть.
   - Бочки и кадки ворочать?
   - Какие кадки?
   - Обыкновенные, дубовые. Я и так два года на засолочном пункте  работала:
бочки и кадки мыла и парила, огурцы и  помидоры  солила,  капусту  рубила  и
квасила... Это-то я умею!  Я,  товарищ  уполномоченный,  если  нужно,  черта
изрублю и заквашу. Ужас сколько тонн о вощей через мои руки прошло!
   - Чего же ты "тилили" разводила  и  на  себя  клепала,  что  работать  не
умеешь? - умиротворенно проворчал Иван Ильич.
   - Так разве это работа? Этак я много чего  умею:  и  обед  состряпать,  и
постирать, и погладить, и полы помыть... Я и обручи на кадки набивать  умею.
Насмотрелась, как наши бондари работают, и научилась.
   - Вот с этого бы и разговор начинала... Только имей в виду, в  Сибири  не
такие, как здесь, тонны ворочать придется. Там тонны тяжелые.
   - Вы, товарищ уполномоченный, меня не пугайте, я не пугливая!
   В подтверждение своих слов девушка,  взметнув  длинные  ресницы,  в  упор
посмотрела на Ивана Ильича,  и  он  смог  разглядеть  се  глаза,  в  которых
светились решимость и настойчивость.
   Решимость и настойчивость разглядел, а хитрых бесенят, сидевших в  глазах
посетительницы, и не заметил!
   - Что ж? Коли так - весной, в средине мая поедешь...
   Хитрые бесенята в карих девичьих глазах так  и  запрыгали,  заплясали  от
радости.
   - Фамилия, имя, отчество? - спросил Иван Ильич, берясь за ручку.
   -  Пишите:  Вертишейка  Зоя  Александровна.  Кого-кого,  а  Ивана  Ильича
фамилией удивить было невозможно. Он только спросил:
   - Вертишейка... На конце "о" или "а"?
   - Лучше "о".
   - Может, и лучше, но как в паспорте?
   - В паспорте "а".
   - Ну и мы "а" поставим... Но смотри, Зоя Александровна, серьезное дело ты
затеяла. Сибирью не шутят, там и заблудиться можно...
   И впрямь Зоя затеяла дело, но... серьезное ли?

   3.
   Выйдя от Ивана Ильича,  Зоя  побежала  на  почту,  где,  сев  за  залитый
чернилами стол, написала трактат... то  бишь  вовсе  не  трактат,  а  письмо
подруге. Писала долго, часа полтора, зато и написала!
   "Дорогая Тамарка!
   Ты изменщица и трусиха, потому что отказалась со мной участвовать.  После
станешь локти кусать, но я тебя ни чуточки не пожалею. Так тебе, дурочке,  и
надо.
   Я сегодня была в оргнаборе и все устроила. Там сидел лысый  дед.  Сначала
он держал себя со мной строго, и я даже испугалась, но потом оказалось,  что
он не строгий, а лопоухий охламон, и я в два счета обвела его вокруг пальца.
Он дал мне точку с геологией, и в мае я поеду туда на постоянную работу.  То
есть это он думает, что на постоянную, а на самом деле на временную, пока но
поймаю подходящего геолога.
   Я уже после тебя еще раз десять была в кино, видела "Семеро  отважных"  и
другие картины и теперь знаю геологов до тонкостей. Они ученые,  бесстрашные
и всегда имеют много денег, потому что в горах их тратить некуда. Это вместо
них делают ихние жены, которы е живут в  Москве.  Геологи  очень  своих  жен
любят, наверно потому, что  в  горах  нет  настоящих  женщин.  Говорят,  там
попадаются снежные бабы, но они совсем некультурные,  даже  огня  зажечь  не
умеют и едят людей невареными. Хороший геолог на такую не польстится.
   Ловить геологов я думаю так. Приеду прямо к ним в горы. Если понадобится,
сама на самую высокую гору влезу и неожиданно предстану перед ними  в  таком
туалете, что у них в носу защекочет.
   Туалет я собезьянничала у одной гражданки, которая ходила в Таврове около
Дома офицеров. Штаны серые в обтяжку, трикотажная зеленая кофта и  слева  на
вороте оранжевый бант, величиной с растянутый баян. Когда я  первый  раз  ее
увидела, то обалдела. Городские тоже от нее шарахаются, а она хоть  бы  что,
ходит по проспекту, как магнитная аномалия.
   На свой туалет я потратила почти  все  деньги,  которые  в  прошлом  году
заработала на засолочном пункте, но их было  мало,  и  я  сэкономила:  штаны
сшила не шерстяные, а  репсовые,  кофту  купила  простую  и  сама  покрасила
акрихином. Но это все равно, геологи в, мате риале не разбираются,  было  бы
на что посмотреть. К этому туалету модная  прическа,  которую  в  Чернобылье
парикмахерши зовут "попова борода". Волосы немножко подрезаны и  растрепаны.
Если раз так причесалась, можно потом никогда не причесываться. Тебе такая
   прическа очень пошла бы.
   Еще беру с собой семь одеколонов, чтобы каждый день  по-разному  пахнуть.
Чтобы не попутать, на каждом флаконе написала:  "понедельник",  "вторник"  и
так далее.
   Для костюма и другого туалета я купила  элегантный  чемодан,  а  на  него
сшила чехол в голубую полоску с красным кантиком. Кроме чемодана,  везу  еще
мешок с  обыкновенными  вещами,  но  делаю  это  только  на  случай.  Тряпки
выбросить недолго, самое главное - туалет
   сохранить.
   Чуть было не забыла! Если надумаешь "попову бороду"  делать,  остриженные
волосы не выбрасывай, а сделай из них сувениры. Собери  пучочками,  перевяжи
ленточками и надуши. Такой сувенир ничего не стоит, а заинтриговать может до
смерти.
   Кроме красоты и туалета,  чтобы  поймать  хорошего  геолога,  нужно  быть
всегда чистой, уметь вести разговор и поставить себя так, чтобы о тебе плохо
не думали. Если при тебе станут  непонятные  ученые  слова  говорить,  лучше
сделай вид, что ты их тысячу раз рань ше  слышала,  но  самой  повторять  не
нужно, потому что легко оконфузиться. Если подарки дарить станут,  брать  их
не следует. А то  может  получиться,  как  с  Анькой  Петрищевой,  когда  ей
заведующий нефтебазой Полторакин капроновые чулки подарил. Подарил и пристал
: "Давай я их на тебя надену". Для девушки очень низко подарки брать.
   Некоторые девчата к женатым льнут, но я ничьей разлучницей быть не  желаю
и подлости себе не позволю. Выберу себе молодого холостяка, не  брюнета,  не
блондина, а среднего, какой покрасивее и  повеселее,  и  сразу  же  в  кулак
зажму. Хоть он и ученый геолог, по
   пусть меня уважает. И его товарищей, если они гуляки  и  пьяницы,  в  два
счета отошью. Но только и сама буду держаться честно. Пусть он, хоть на пять
лет в горы уезжает, изменять не  буду,  а  буду  ему  часто  писать  и  свои
карточки посылать, чтобы он обо мне то сковал. Недавно в  кино  про  моряков
показывали, как они по женам тоскуют.  Мне  это  очень  понравилось.  Только
все-таки одна жена оказалась свиньей и спуталась  с  доктором.  Не  понимаю,
зачем только таких артисток в кино держат.
   Но все это я тебе пишу напрасно, потому что ты со мной  ехать  раздумала.
Когда приедешь в гости на мою московскую квартиру, я еще подумаю, пускать ли
тебя. Но это я, конечно, шучу. Приезжай, я познакомлю  тебя  с  каким-нибудь
холостым мужниным товарищем, и
   мы погуляем на твоей свадьбе. Любящая тебя Зойка В."
   Некоторое время Зоя грустно о  чем-то  раздумывала,  потом  медленно,  но
твердо дописала:
   "А в Бирюлькино я больше никогда не вернусь, может быть, и совсем  о  нем
позабуду, потому что, кроме школы и кино, мне и вспомнить нечего. Другие  не
поймут, как я мать бросаю, а она мне вовсе чужая. Ей тридцать девять лет, но
она только об одной себе и гу лянках думает, обо мне у нее никогда заботы не
было. Когда я сказала, что в Сибирь уезжаю, она очень  обрадовалась,  потому
что хочет четвертый раз замуж выходить. Так хорошие матери не делают. Письмо
это очень секретное, и ты его никому не показывай, разв е одной  Дусе.  Если
ребята узнают, то засмеют нас обеих. Целую много раз.
   Зойка"
   Секретное письмо получилось такое  толстое,  что  едва  пролезло  в  щель
почтового ящика.

   4.
   Домой Зоя не пошла, а осталась ночевать в Чернобылье у школьной  подруги.
Постель ей устроили на узком сундучке, но по молодости и  от  усталости  как
закрыла глаза, так сразу и уснула. И увидела сон  в  тысячу  раз  прекраснее
любого полнометражного цветного фи льма.
   Приснилось ей, что попала она в дикую  горную  страну.  Куда  ни  глянет,
везде скалы, утесы, водопады,  ущелья.  Только  взошла  она  на  гору,  ярко
засияло солнце и все кругом ожило, засверкало, запело, заиграло.  Никогда  в
жизни не слыхала Зоя такой чудесной музы ки. Красота неописуемая,  но  всего
красивее сама Зоя в своем туалете!
   То никого в горах не было, а тут откуда-то люди взялись. И  все  геологи,
геологи, геологи... Ужас сколько геологов! Все в полном походном снаряжении:
в руках длинные молотки держат, у всех ружья, фотоаппараты, планшеты,  а  за
плечами рюкзаки, битком набиты е  сторублевками  и  ордерами  на  московские
квартиры.
   Окружили геологи Зою  со  всех  сторон  и  начинают  с  нею  знакомиться.
Подходят к ней по порядку:  сначала  старшие,  потом  младшие  по  званию  и
должности.
   - Разрешите представиться. Действительный академик Горнохребтов!
   - Член-корреспондент Бурильский!
   - Доктор подземных наук Пропастин!
   - Профессор Пластов!
   - Начальник экспедиции Скважин!
   - Доцент Руднев!
   - Старший научный сотрудник Залежнев!
   - Завхоз экспедиции Пустопородин!
   Зоя со всеми здоровается, всем улыбается, а про себя думает:
   "Все старшие да старшие, начальники да заведующие, все  седые  да  лысые,
мне бы кого помоложе".
   Только подумала так - услышала приятный тенор:
   -  Чрезвычайно  рад  познакомиться!  Младший  научный  сотрудник   Эдуард
Алмазов!
   Оглянулась она в сторону тенора и едва не  ахнула:  стоит  перед  ней  не
блондин, не брюнет, а в самый раз!
   Академики, профессора, доктора наук так и сяк вокруг Зои суетятся, а  она
от Эдуарда Алмазова глаз отвести не может и от  волнения  слов  не  находит.
Даже испугалась: "Еще подумает, что я немая или такая неинтеллигентная,  что
двух слов связать не умею".
   В жар бросило Зою от такой мысли.
   Набралась она сил и спросила:
   - Вы холостой, товарищ Эдуард Алмазов?
   - Холостой, - ответил он. - Почему вы этим интересуетесь?
   - Потому что вы мне необыкновенно нравитесь.
   - А я так прямо ослеплен вашей красотой!
   Во сне все возможно. В руках Зои почему-то оказывается веревка,  длинная,
тонкая, из крепчайшего капрона. На конце веревки петля. Зоя взмахивает рукой
и - взик!.. Готово! Никогда не скинуть молодому  геологу  Эдуарду  Алмазову,
схватившей его петли. Зоя тяне т веревку, и он идет ей навстречу  счастливый
и улыбающийся... Подходит все ближе, ближе, ближе... Ну, прямо как в кино!..
Потом еще ближе... Так близко, что дальше некуда:  грудь  к  груди,  губы  к
губам... Чмок!
   Трах!
   Нет ничего легче, как, разметавшись во сне, свалиться  на  пол  с  узкого
горбатого сундука.
   Поднимается Зоя с пола, потирает ушибленное бедро. И досадно ей и весело.
Досадно, что оборвалась пестрая лента молодого сна, весело, потому что такой
сон непременно исполнится. Недаром, ложась, задумала:

   "На новом месте, приснись жених невесте!.."
   "Батюшки, а горы-то! Горы - к  горю,  -  вспоминает  Зоя.  -  Это  каждая
старуха скажет!"
   Но в восемнадцать лет о горе долго не думается. - Что будет, то и  будет!
- успокаивает себя Зоя, осторожно  укладывается  на  горб  сундука  и  снова
засыпает.

   ГЛАВА ВТОРАЯ
   Почему ахали девчата. Маленькие законы и к