Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
рупная ссора. Тяжелый случай с
барабинскими карасями
1.
В переднем вагоне слышно, как пыхтит паровоз. Колеса под полом
приплясывают и сами себе подпевают:
- Далеко, далеко, далеко...
- Завезу! - сиплым баском договаривает паровоз.
И снова:
- Далеко, далеко, далеко...
- Завезу!..
Которые сутки слышит Зоя эту однообразную песенку!
Поезд не из скорых, и это к лучшему. Он останавливается и подолгу стоит
на небольших станциях, давая возможность размять ноги и, если не
познакомиться с новыми местами, то хоть чуточку оглядеться. Что ни перегон,
что ни станция - географическое открытие.
Выехали из Таврова поздно вечером, а в пять утра началась тревога.
Подняла ее девушка, проснувшаяся раньше всех.
- Ах, девчата, ах, что же это такое?! Ах, проснитесь же! Глядите, ах-ах,
земля другая стала! Ах!
Перемена земли - дело серьезное. Даже самые сонливые повскакали,
столпились у окон и тоже заахали. И было отчего: земля из черной стала
светло-бурой.
Так разахались девчата, что разбудили спавших в другом конце вагона
ребят. Оттуда пришел молодой, но бывалый Вася Землепроходец и объяснил:
- По Рязанской области едем. Здесь не чернозем, а суглинки.
- Значит, здесь хлеба мало сеют?
- Много. Если удобрят, суглинок хорошо родит,
- Ах, девушки, глядите, ах!.. Другие глядели, все глаза проглядели, но
ничего не заметили. Земля бурая, а поля самые обыкновенные.
- Чего ты еще увидела?
- Я ахаю не оттого, что "увидела", а оттого, что "не увидела". Свеклы
здесь нет!
- Не может быть!
Но верно: сколько ни смотрели, так и не нашли знакомой темной и
глянцевитой свекольной зелени.
Проехав Москву, перестали удивляться, устали ахать. К тому же успели
перезнакомиться и сдружиться. Пошли расспросы, разговоры, рассказы. Зашла
речь о платьях, кто что с собой в Сибирь везет. Дошла очередь до Зои.
- Этот нарядный чемодан чей? Твой, Зойка?
- Мой.
- Что везешь?
Зоя себе на уме:
"Дудки! Не на таковскую напали, чтобы я свой туалет показывать стала!
Засмеют или, хуже того, с меня собезьянничают. Этак и геологов на всех
девушек не хватит".
Подумала так, вздохнула и довольно-таки правдиво ответила:
- Ничего в нем хорошего нет. Я бедная. Опустила ресницы и вздохнула. Ее
пожалели.
- Ничего, Зойка, в Сибири наживем!
К вечеру пришли в гости парни. Поначалу сидели скромненько, стеснялись.
Девчата их подзадорили:
- Скучные вы, ребята, развлекать не умеете! Даже гармошки ни у кого нет.
- Как нет? Тащи аккордеон, Валька! Опробовал Валька инструмент. Тряхнул
головой.
- Тавровское или сибирское играть?
- Давай сибирское.
Спели про Байкал, про Ермака, про целину. Песни про Москву пели. Потом
пошли в ход тавровские припевки.
Из-за припевок и поссорились. Один из парней ввернул нехорошее слово, все
ребята виноваты оказались.
- Проваливайте вместе со своим аккордеоном. Чтобы и духу вашего не было!
Один, курчавый, было, к Зое подсел.
- Убирайся! И без твоей папироски душно!
- Уж больно ты нежная...
Не говоря дурного слова, Зоя встала, подняла незадачливого ухажера за
воротник и ладошкой в спину вытолкнула в коридор. - Тоже мне, геолог!
Тут ребята совсем обиделись, ушли в свое отделение и принялись "козла"
забивать.
2.
Конечно, на другой день девушки и ребята помирились. Вернее, не
помирились, а сделали вид, что забыли о вчерашнем. Ребята снова пришли с
аккордеоном, но сквернослова с собой не взяли.
Удивительно быстро умеют наши люди, особенно молодежь, сближаться,
срастаться в дружный коллектив! От школьного класса, от пионерского отряда
идет эта привычка. Пусть маленький, скрепленный дорожным знакомством
коллектив недолговечен, пусть самый факт ег о существования не подтвержден
протоколами, но зародившись в начале пути, он будет жить до последней,
станции, по названию Разлука.
Никто не записывает решений этого коллектива, но маленькие законы,
которые он издает, требуют исполнения.
У девушек что-то вроде закрытого собрания.
- Слушайте, девчата, нам ехать долго, и нужно установить порядок: пусть
ребята приходят в гости, но сидят только до девяти часов. - Правильно!
- Можно до десяти...
- Хватит до девяти.
- Я знаю, почему Алка о десяти часах заговорила.
Ей нравится черненький, который фокусы с веревкой показывал...
- Нужен он мне, как летошний снег! - краснея, оправдывается Алка. - Я за
десять часов потому, что сейчас дни длинные...
- Кто за то, чтобы выгонять ребят в девять, поднимите руки!.. Явное
большинство!
- И пусть ходят курить в другой конец вагона!
Принимается и это предложение.
Маленькие законы приняты, оглашены, вступают в силу. И попробуй только
ослушаться! Правда, вечером ребят удается вытурить лишь в половине десятого,
но, как говаривали старинные русские законодатели, "оный указ по
обстоятельствам применение имеет". Не обр ывать же начатую песню по прихоти
часовой стрелки!
Ребята уходят и берутся за домино, а девушки еще долго разговаривают.
Кажется, уже обо всем переговорено, ан нет...
- Знаете, девушки, у меня всего сто двадцать рублей осталось.
- Ты еще богачка! У меня восемьдесят семь.
Богаче всех Зоя. У нее сто шестьдесят три рубля.
- Ох, - вздыхает она. - Как мне хотелось бы иметь много, много денег!
- Зачем?
- Хотя бы затем, чтобы о них никогда не думать. Такая постановка вопроса
вызывает долгий и путаный спор.
- Это только при коммунизме у всех будет много денег, - говорит одна из
девушек.
- Стыдись, Ленка. Комсомольский значок носишь, а говоришь такую чепуху!
Если у всех будет много денег, то они ничего стоить не будут. При коммунизме
будет всего много: и продуктов, и одежды, и хороших квартир, и библиотек, и
театров. Так много, что всем
этим можно будет пользоваться даром. Люди будут жить по потребности,
деньги станут ненужны и отомрут.
- Девчата, ведь так оно сейчас и выходит!
- Что выходит?
- Что деньги не нужны!
На бессребреницу сейчас же набросились.
- Ты путаешь еще хуже Ленки!
- Если тебе деньги не нужны, отдай нам...
- Подождите, девушки, я совсем ничего не путаю. Посмотрите, что
получается: денег сейчас у всех нас мало, заехали мы очень далеко, туда, где
нет ни родных, ни знакомых, но это нас ни чуточки не пугает. Почему? Потому
что мы знаем, что будем обеспечены вс ем необходимым: общежитием, едой,
одеждой, обувью... И книги у нас будут, и кино, и школа для взрослых... Все
будет! Вот и выходит, что нам сейчас деньги хотя и нужны, но не очень...
Зоя не выдерживает:
- Мне очень нужны!
- Сколько? Ну сколько тебе сейчас нужно денег?
- Чем больше, тем лучше.
- Миллион?
- Хотя бы!
- Что же ты стала бы со своим миллионом делать? Все с любопытством
смотрят на Зою. Она раздумывает недолго:
- Квартиру завела бы в Москве, хорошую, не меньше чем из двух комнат,
телевизор заимела бы, в театры и в кино ходила бы, по путевкам ездила бы,
шубу цигейковую купила бы, кушанья готовила бы самые вкусные, и соленые, и
сладкие, и всякие...
- Подождите, девчата, это интересно... Еще чего ты,
Зоя, хочешь?
- Всего хочу! Чтобы занавески тюлевые на окнах...
- Это добро, слава богу, у всех есть.
- У меня нет, вот я и хочу!
Силы спорщиц были неравны. Зоя спорила одна со всеми. К тому же
большинство девушек было старше, опытнее и грамотнее ее.
- А учиться и работать хотела бы?
- Мало ли работы при роскошной квартире? Полы мыла бы, ковры чистила,
стирала бы, гладила... Читала бы. Я очень люблю книжки про путешествия - про
летчиков, моряков, про геологов!
Странное и смешное было у Зои представление о роскошной жизни! Но девушки
напали на нее так, будто она и впрямь стала капиталисткой.
- И получилось, что ты сама у себя домашней работницей стала бы.
- И жила бы паразиткой!
- Ты нам мещанский быт описала.
- Ну и зовите меня мещанкой, а я при своем останусь!
- Пойми, Зоя, что ты не по-советски рассуждаешь.
- Пусть не по-советски!
В пылу спора Зоя зарвалась и возвела на себя страшный поклеп. Она поняла
это, потому что все девушки сразу замолчали. Только одна сказала:
- Если так, не считай нас своими подругами. Жестокие это были слова! У
Зои на глазах навернулись слезы, но она из упрямства ответила:
- И без вашей дружбы обойдусь.
Девушки больше с Зоей не разговаривали и вели себя так, будто не замечали
ее. Это было нестерпимо обидно, но она долго крепилась. И все же наступил
момент, когда чаша ее терпения переполнилась. До нее донеслась реплика:
- Интересно, кто ее такую воспитал? Зоя навзрыд заплакала. Девушки,
переглядываясь, замолчали, но нашлась одна, которая сказала:
- Наговорила глупостей, а теперь истерику закатывает.
Истерику? Ну уж нет, пусть ее другие закатывают! Зоя подняла голову и,
захлебываясь от слез, заговорила:
- Пусть я, по-вашему, плохая, скверная, глупая, жадная... Почему?.. Вам
этого не понять... Вы вот про своих матерей говорили, как они вас любили и
баловали... Вы в школу шли, вас завтраками кормили, а я при родной матери
хуже беспризорницы жила... Бывало , перед школой сырую морковку съешь и
бежишь... Мать уйдет на гулянки, а я целую ночь одна. Печь не топлена,
холодно, страшно... Я с девяти лет сама полы мыла и свои обноски на речке в
проруби полоскала... Все сама!.. И еще соседка-старушка... Бедная был а, а
меня подкармливала. Потом померла она... Когда богатая буду, я ей памятник
поставлю!.. И еще в начальной школе учительница Анна Петровна меня после
уроков ночевать оставляла, ужином кормила...
Так вот чем объяснялась непомерная Зоина жадность! Девушка, та, что
назвала Зою мещанкой, подсела к ней и обняла за плечи.
- Успокойся, Зоя, мы ведь не знали... Давай поговорим...
- Говорить нечего! Вы, матерями балованные, не поймете...
- Зоя, а школа? Она тебе должна была помочь!
- Помогала, а потом, когда я большая стала и в десятилетку перешла, я
сама ничего никому не говорила: стыдно было - хоть плохая, но все-таки
мать... И вам рассказываю это только потому, что далеко теперь... Я в Сибирь
за новой жизнью еду!
- Мы все туда за новой жизнью едем.
Мало-помалу Зоя успокоилась, и все как будто осталось по-старому. Когда
принесли кипяток (это делали ребята), ее пригласили пить чай:
- Миллионерша, а ты чего чай не пьешь?
- Не хочу.
- Ты, Зойка, не сердись... Поспорили, поссорились и помирились. И мы не
правы и ты тоже... Такого наговорила, что повторять стыдно.
Кончилось тем, что Зоя пила чай со всеми и перестала сердиться, когда ее
называли миллионершей. Про себя думала: "Пусть дразнятся, сама виновата.
Хорошо еще, что про свой туалет и геологов ничего не рассказала".
3.
Мало, совсем мало осталось у девчат денег, а тут подвернулась долгая
стоянка на станции Кунгур. Землепроходец Вася загодя оповестил:
- Здесь имеется пещера с тридцатью шестью подземными озерами, гипсовые
горы, гипсовый завод, а на самой станции магазин гипсовыми сувенирами
торгует.
Побежали девушки "только посмотреть" и попались в ловко расставленную
торговую ловушку.
- Ты с ума сошла? - набросились все на подругу, купившую первый
"сувенир". - Денег и так мало. И, потом, куда ты это денешь?
- Девочки, да вы посмотрите только, какая очаровательная собачка!
Мордочка прямо как у Лайки, которая на втором спутнике летела...
- Сколько заплатила?
- Очень дешево, почти даром, а такая прелесть!
- А еще такие есть?
- И такие и другие. И большие, и маленькие, и сидячие, и лежачие, и
белые, и серые, и пегие...
Никогда еще не стояло такой очереди за "Лайками" к кунгурскому
сувенирному ларьку!..
Дольше всех колебалась Зоя. И все же не выдержала. Прибежала с покупкой
после второго звонка. На удивление всему вагону купила не собачку, а Василия
Теркина - веселого солдата с гармошкой. Очень он ей понравился, и она
решила:
"Как-нибудь сохраню, а когда в Москве жить буду, в столовой на телевизор
поставлю".
На другое утро Вася Землепроходец явился ни свет ни заря.
- Здорово, азиатки!
Осмотрели друг друга: лица у всех заспанные, но ничего азиатского в них
нет. Дружно напали на Васю.
- Насмешник!
- Невежа! - Сам верблюд азиатский!
Вася только плечами пожал
- Кончили ругаться?
- Если мало, можем добавить...
- Ну так вот: во-первых, в слове "азиат" ничего обидного нет, во-вторых,
вы в самом деле азиатки, потому что находитесь в Азии. Уже два часа по
Сибири едем.
Бросились к окнам. Увидели огромную всхолмленную равнину с бесчисленными
березовыми перелесками. И, казалось, нет этой безлюдной равнине ни конца ни
края. Прямо как в песне про Москву: "Вот она какая, большая-пребольшая".
Васю недаром Землепроходцем прозвали: не парень, а справочное бюро.
- Вася, миленький, а дальше что будет?
- Будет большая станция Тюмень. Областной центр. Стоянка 23 минуты. Потом
Омск. Перед Омском - мост через Иртыш. Потом Барабинские степи пойдут. Я там
был, на хлебоуборку с трактором ездил... Хотите моего совета послушать?
- Опять сувениры покупать?
- Нет. Под Барабинском много озер. Дичи там видимо-невидимо...
- Мы не охотники!
- И еще славятся эти озера карасями. Таких карасей нигде в мире нет! В
Барабинске на станции их жареными продают. Ох и вкусны!
С самой Тюмени начали поститься, копить аппетит на барабинских карасей.
Приехали, повыскакивали из вагона, видят - и впрямь стоит множество лотков с
жареной рыбой. Понабрали карасей и, естественно, на них набросились.
- До чего ж, девушки, вкусно. Никогда такой вкусной рыбы не ела. - Жаль,
я только полкилограмма взяла!
Но по, мере утоления голода у девушек начали возникать сомнения.
- Посмотрите, девчата, у моего карася рот кривой.
- А у моего кости какие-то странные и глаза на одном боку.
- Девочки, да ведь это вовсе на караси!!!
- А что?
- Жареная свежемороженая камбала, вот что!
- Ну конечно, самая настоящая камбала! Потянули к ответу Землепроходца. У
него губы и руки в масле. На ходу рыбину доедает и никакой беды не чует.
- Что ты, Вася, ешь?
- Сами видите, карася...
- Сам ты карась!
- Не карась, а карасище!
- Камбала барабинская!
- Карасей я сам под Барабинском ловил, а камбала в море добывается.
- Вот и объясни, как караси в камбалу превратились?
Объяснить этого даже Вася не мог. Тайну превращения знал один барабинский
ресторан.
Вот, наконец, и тайга. Долго смотрели на нее, стараясь понять, почему о
ней с таким уважением, даже волнением пишут в книгах. Обыкновенный лес,
только очень длинный. Решили, что ничего страшного в тайге нет. Даже
заблудиться невозможно, если знать, где с евер, где юг. Оказался на севере -
иди на юг и обязательно к железной дороге выйдешь. Вася Землепроходец
попробовал было спорить, но ему напомнили барабинских карасей...
4.
Шестая вагонная ночь ознаменовалась происшествием не только ничуть не
забавным, но даже трагическим.
В мужском отделении тоже действовали свои маленькие законы, но здесь
нашелся человек, не желавший признавать вообще никаких законов, ни самых
маленьких, ни самых больших. Направил его в Сибирь не Иван Ильич, а другой
уполномоченный, из числа тех, кто вид ит не человека, а "одежку" и не умеет
отличить орла от коршуна.
Из всех ребят, ходивших в простых темных ковбойках, этот парень выделялся
щегольством: шелковой рубахой, хромовыми сапогами, золотым кольцом на пальце
и заботливо подстриженными усиками.
Попробовали ребята над кольцом и усиками подтрунить, но сразу осеклись.
Выслушав насмешки, щеголь обвел всех необычайно спокойным, точно пустым
взглядом холодных серых глаз и сказал:
- Эх вы, рабочая сила!
В словах "рабочая сила" ничего оскорбительного, собственно, не было, но
пренебрежительная ирония, с которой они были произнесены, глубоко всех
обидела.
- А ты сам кто? Не такая же рабочая сила?
- Кто я - про то мои документы знают, и это не ваше собачье дело. Поняли?
Вот и поговори с таким!
По документам усатый парень значился экскаваторщиком Николаем Хохряковым,
но многим ребятам не верилось, чтобы он был механизатором.
- Экскаваторщик, а руки, как у бухгалтера, белые...
- Бережет их. Фасон давит.
- Зачем он в Сибирь едет?
- Черт его знает. Может, от алиментов убегает.
Еще в первый день дороги, когда проезжали Мичуринск, двое из ребят
вернулись из буфета пьяными и с ними пришлось возиться. Наутро их отругали и
тут же вынесли решение: в дороге ни под каким видом не пить. Маленький закон
о трезвости тем легче было выполн ить, что у ребят с деньгами было еще хуже,
чем у расчетливых и некурящих девушек. У всех, кроме Николая Хохрякова. Не
водя ни с кем компании, он заходил в буфеты и рестораны, не отказывал себе
ни в вине, ни в дорогих закусках. Ребят возмущал не так самый факт выпивки,
как неуважение к решению коллектива. Из-за этого и возник разговор:
- Опять от тебя водкой пахнет? Забыл, что договорились не пить?
В ответ тот же пренебрежительный взгляд пустых прищуренных глаз и
оскорбительное молчание.
- Если попал в общество, уважать его должен.
- Тоже мне, "общество"! Пошли вы с вашими договорами да приговорами...
знаете, куда?
Сила была на стороне ребят, но они ограничились тем, что перестали
говорить с Хохряковым. И все же стало ясно, что назревает конфликт куда
более серьезный, нежели шумная ссора Зои с ее подругами.
Правда, на следующий день Хохряков сделал шаг к примирению, но так, что
вышло еще хуже. Пришел из буфета пьяный со свертками. Развернув их,
расставил на столике бутылки и разложил закуски. Ребята сделали вид, что
ничего не замечают. Покончив с приготовле ниями, Хохряков пригласил.
- Садись, бражка! Жертвую угощение. Так и сказал: "жертвую"!
- Неси-ка ты, брат, это угощение туда, откуда принес, нам твоих жертв не
надо.
Что греха таить? Иные из парней, может быть, и не отказались гульнуть на
чужой счет, но перед лицом коллектива сделать это было немыслимо. Тем злее
выступили они против затеи Хохрякова.
- Смотри, полетят твои бутылки в окно и ты вместе с ними!
- Брезгуете моим угощением, не желаете со мной гулять?.. Так и запишем...
- Сами пить не будем и тебе не позволим.
- Кто говорит "не позволим"?.. Да ты знаешь, с кем говоришь? Меня на всех
дорогах знают, какой я есть!.. Желаете, сейчас тормозным краном поезд
остановлю?.. А того, кто мне прекословить захочет, очень свободно уничтожить
могу!
Хохряков был пьян, но чувствовалось, что его угрозы не пустая похвальба:
он мог остановить поезд, мог сделать что-нибудь и похуже. Поднял бы такой
шум кто другой, ребята сразу бы ему укорот дали и водку отняли бы, а самого
на полку отсыпаться загнали бы, но Хохряков стоял вне коллектива, к тому же
был силен непонятной, отчаянной решимостью. Те, кому доводилось сталкиваться
с ним поодиночке, остерегались его.
- Лучше не связываться.
Так никто и не помешал ему сделать по-своему. Выпив назло всем стакан
водки, Хохряков влез на среднюю полку и заснул.
Закончив партию в домино в первом часу, ребята стали расходиться по своим
местам, когда их окликнул сосед Хохрякова.
- Идите сюда, ребята! Только тише... У кого есть фонарь?
Становясь на нижнюю полку, ребята начали по очереди рассматривать
спавшего пьяным сном экскаваторщика. Сняв рубаху, он лежал до пояса голый.
Простыня, сбившись к стенке,