твернулся - Родина знал его в
лицо. Петрухин отвернулся, Толик, не узнав его, шустро побежал через улицу к
рынку... Толик Родина был вор,  и  его  появление  на  рынке  вряд  ли  было
случайным.
   - Посмотри-ка, Костя, что там в машине, - сказал Петрухин.
   Лущенко подошел к  "Волге"  поближе,  слегка  согнулся,  делая  вид,  что
прикуривает. На заднем сиденье сидел мужчина. Рядом с ним лежала  наволочка,
из которой торчал  рукав  шикарной  норковой  шубы,  лежал  дорогой  кожаный
чемодан... все ясно. Родина тем временем перешел улицу и  скрылся  в  дверях
рынка.
   Костя прикурил,  повернулся  к  Петрухину  и  кивнул.  Петрухин  довольно
улыбнулся, переложил пистолет в карман куртки и подошел к "Волге" со стороны
водительской дверцы.
   - Уголовный розыск, мастер... не вздумай дернуться.
   Водитель - немолодой уже, опытный питерский водила -  все  понял,  кивнул
головой. И мужик на заднем сиденье  тоже  все  понял.  Как  только  Петрухин
распахнул дверь, он попытался ломануться из салона, Петрухин  резко  толкнул
дверь ему навстречу - в лицо:
   - Сиди, мудила. Ты уже приехал.
   Лущенко нырнул в салон с другой стороны, поймал  руку  мужика,  защелкнул
наручник, прикрепил к двери.
   - Куда пошел Родина? - спросил Петрухин, наклоняясь к задержанному.
   - А я Родиной не торгую, - ответил вор, хлюпая разбитым носом...  Это  он
зря сказал. Лущенко быстро и сноровисто  обшарил  задержанного,  вытащил  из
кармана куртки  нож-выкидуху  и  ключ,  которыми  пользуются  проводники  на
железной дороге. Все как и положено, без неожиданностей.  Еще  раз  напомнив
водителю, чтобы не сделал глупость, опера двинулись к дверям рынка.
   Навстречу им из двери вышел  Родина,  увидел  Петрухина  и  сразу  просек
ситуацию. Воры - они ребята вообще по жизни  быстрые,  смекалистые.  Им  без
этого никак. Воры даже ходят особым манером: шустро и вприглядку.  И  чем-то
похожи на сыщиков. Или наоборот -  сыщики  на  воров...  Петрухин  подмигнул
Толику и поманил его пальцем.
   - Борисыч, - радостно произнес Родина и сделал шаг навстречу и  даже  как
бы протянул вперед руки. И - резко метнулся в  сторону,  направо.  Оттолкнул
мужика с рюкзаком, сбежал по ступенькам. Началась обычная ментовская игра  -
догонялки. Тут уж - кто быстрее и кому сегодня фарт.
   Расталкивая прохожих, разбрызгивая жидкое месиво на асфальте, три  мужика
бежали по улице Некрасова в сторону Литейного проспекта... Толик Родина  был
наркоман, имел за спиной три отсидки. Петрухин был уверен, что догонит.  Еще
он знал, что Толик дерзок и всегда оказывает сопротивление. На бегу Петрухин
выхватил ПМ. Опустил предохранитель... патрон в нарушение инструкции был уже
в патроннике. Уличная практика силовых задержаний диктует оперу свои правила
- и к черту все инструкции.
   Толика он нагнал напротив магазина "Солдат  удачи",  подсек.  Родина  еще
летел на асфальт, а Петрухин, перескакивая через него, подумал, что  сегодня
фарт на его, петрухинской, стороне. Что это он сегодня - солдат удачи...  Он
перепрыгнул через тело  Толика,  сделал  по  инерции  еще  несколько  шагов,
развернулся. Уже подоспел Костя и навалился  на  Родину  сверху...  И  тогда
Петрухин увидел нож в руке вора. Он выкрикнул что-то  матерное,  неуставное.
Он обрушился на Толика и впечатал ему в  плечо  рукоятку  "Макарова".  Толик
выронил нож, и одновременно грохнул выстрел. Пистолет дернулся,  как  живой.
Дернулась голова старшего лейтенанта Константина Лущенко, брызнула кровь.
   Девятимиллиметровый  пистолет  конструкции   Макарова   был   принят   на
вооружение в 1951 году, за полвека до выстрела на улице Некрасова. ПМ нельзя
назвать  оружейным  шедевром,  однако  высочайшую  надежность  пистолета   и
безопасность в обращении подчеркивают  все  специалисты-оружейники.  Эти  же
специалисты не очень весело шутят: "Выходить с "макаркой" на  дуэль  -  дело
бесперспективное,  но  застрелиться  -  надежнее  пушки  нет".  На   близких
дистанциях действие полусферической девятимиллиметровой пули ужасно...
   Костя остался жив. Пуля ударила  по  касательной,  но  все  же  проломила
лобную кость. Нейрохирурги военно-полевой хирургии ВМА  провели  пятичасовую
операцию. Жизнь Константина они спасли, но не спасли зрение.  Весь  мир  для
старшего лейтенанта Лущенко превратился в картинку из размытых серых  пятен.
С уверенностью он мог различить только день от ночи.  А  вот  головная  боль
этой разницы не признавала, наваливалась в любое время суток, сводила с ума.
   ...В тот день Петрухин вернулся  домой  поздно,  около  полуночи.  Ничего
исключительного в этом не было - такая работа.  Удивительным  было  то,  что
Наталья еще не легла, ждала его.  Те  времена,  когда  она  обязательно  его
дожидалась, давно прошли... Петрухин вошел в прихожую, не раздеваясь сел  на
стул. Он приехал прямо из больницы. Четыре часа из пяти, в  течение  которых
шла операция, Петрухин писал бумаги. О случившемся ЧП, а ранение  сотрудника
- возможно, смертельное - это ЧП, мгновенно стало известно на всех  уровнях.
В РУВД один за другим прибывали начальники. И свои, районные,  и  городские.
Первым приехал Паша - начальник Петрухина, майор Лишенок Павел  Григорьевич.
Потом посыпались полковники с  Литейного  и  прокурорские.  По  отношению  к
Петрухину все держались корректно, но строго... Только Паша незаметно  пожал
руку выше локтя и сказал: "Держись, Димка, держись. Прорвемся".
   Ему было все равно, что думают  и  говорят  о  нем  сейчас  полковники  и
прокурорский следак. Он - неверующий - беззвучно  молил  Бога,  чтобы  помог
Костику. Он вспоминал, как Костя зачем-то потер лоб над  глазом...  потом  в
это место попала пуля. Он помнил чей-то крик,  и  свой  собственный  мат,  и
голос: ""Скорую"! "Скорую" вызывайте". Он помнил  странный  манекен  в  ярко
освещенной витрине "Солдата удачи" через дорогу за пеленой хлопьев  летящего
снега... Вот так, солдат удачи. "Ну что, Костя, времени минут сорок  есть...
пошоркаем?" - "Давай..." Пошоркали.
   Он наконец отписался, отоврался и поехал в больницу.
   Он сидел в коридоре, пока не вышел врач  в  салатного  цвета  курточке  и
штанах, с сигаретой. Он посмотрел  на  Петрухина  и  сел  рядом  на  кожаный
диванчик с выпирающими пружинами. "Что?"  -  спросил  Петрухин  глазами.  Он
боялся услышать ответ.
   - Жизнь вне опасности, - сказал хирург. - Об  остальном  сейчас  говорить
преждевременно.
   - А... когда?
   - Вы поезжайте сейчас домой, Дмитрий Борисыч, - сказал врач. -  Поезжайте
домой, хлопните  сто  граммов,  поспите...  к  утру  картина  станет  ясней.
Договорились?
   В прихожей он, не раздеваясь, опустился на стул. Почти сразу  из  комнаты
вышла Наталья. Остановилась в дверях,  прислонилась  к  косяку.  Из  комнаты
доносился звук телевизора.
   - Привет, - сказала она.
   - Привет.
   - Устал?
   В ответ он пожал плечами.
   - Ужинать будешь?
   - У нас есть водка, Наташа?
   - Господи! Водка... Дима, нам нужно серьезно поговорить.
   Он поднял глаза, посмотрел на жену растерянно, непонимающе.
   - Давай лучше завтра, - сказал он после паузы.
   - Господи! Ты даже не хочешь спросить, о чем разговор?
   - Я сегодня чуть не убил человека, Наташа. Понимаешь?
   Она сделала шаг вперед, округлила глаза:
   - Как? Кого?
   - Костыля... Костю Лущенко. Ты его видела однажды.
   - Господи, Димка! Это такой рыженький, улыбчивый, да?
   Он ничего не ответил, встал со стула  и  снял  куртку...  Снял  пиджак  и
увидел в зеркале свое отражение.  Ремни  оперативной  сбруи  с  кобурой  под
мышкой слева... с пустой  кобурой.  Его  табельный  ПМ  перекочевал  в  сейф
прокурорского следака. Петрухин снял сбрую, забросил ее на антресоль.
   Потом они вместе с Натальей пили водку в кухне. Петрухин  выпил  немного,
но опьянел быстро и тяжело. Так, как будто  махом  выпил  бутылку  водки  из
горла.  Алкогольное  отупение  навалилось   сразу,   минуя   фазу   приятной
расслабленности и подъема. Возможно, это была защитная реакция  организма...
Он добрел до дивана, кое-как снял джинсы и сорочку. Рухнул и почти мгновенно
уснул. Наталья некоторое время сидела за журнальным столиком, подперев  щеку
ладонью, грустно смотрела на спящего мужа... Хотелось плакать,  но  слез  не
было. Видно, горько усмехнулась она, все выплакала  за  десять  лет.  За  те
вечера, которые просидела в этом самом кресле, ожидая мужа. Впрочем, ожидала
только в самом начале. Год, может -  два.  Потом  привыкла...  Или  -  стала
равнодушней?  А  сначала  ждала,  ждала  любого:   усталого,   озлобленного,
пьяного... А потом и сама устала и в шутку стала называть мужа жильцом. Но в
шутке было только доля шутки. Ах, Господи! Как же она устала.
   Наталья поднялась с кресла и вышла, плотно прикрыв дверь. Жилец храпел. В
кухне она села у окна, набрала номер:
   - Привет... Не разбудила?.. Извини, так уж вышло,  но  я  не  смогла  ему
сегодня сказать... Нет, не боюсь... Нет, Юра, нет, я ничего уже не боюсь. Но
понимаешь, у него неприятности. Очень большие неприятности. О Господи! Что я
говорю? У него БЕДА. И я решила, что сегодня не время. Я  не  имею  права...
Подожди, Подожди, Юра. Дай я все тебе объясню...  Я  понимаю,  что  тебя  не
должны волновать его проблемы, но... Нет, я  не  передумала.  Нет.  Конечно,
нет. Как ты можешь. Юра? Я ведь люблю тебя,  и  ты  сам  это  знаешь.  Давай
подождем с этим разговором несколько дней. Зачем добивать его  напоследок?..
Ну вот и хорошо. Хорошо. До завтра... я тебя тоже.
   Наталья положила трубку на  аппарат;  потом  прошла  в  комнату,  села  в
кресло. И долго смотрела на жильца...

***

   Спустя две недели оружие Петрухину вернули. В результате прокурорского  и
служебного  расследования  был  сделан  вывод,  что  в  реально  сложившейся
обстановке Петрухин  действовал  правильно,  обоснованно,  законно.  Ранение
старшего лейтенанта Лущенко следует квалифицировать как несчастный случай.
   Никто, собственно говоря, в результатах и не сомневался. Да и  прецеденты
уже были. Аналогичные случаи происходили в  Питере  дважды:  в  начале  и  в
середине девяностых. Оба,  кстати,  имели  еще  более  тяжелые  последствия:
трупы.
   Петрухин про оба этих трагических случая, естественно, знал. Так же,  как
и все, легко произносил избитые слова: раз в году и палка  стреляет...  Или:
знать бы, где упадешь - соломки бы  подстелил...  Или:  ну  судьба  такая...
Реакция, казалось бы, вялая и бездушная. На самом деле  это  не  так:  любой
опер, работающий на земле, понимает, что  сам  запросто  может  оказаться  в
такой ситуации. Зачастую они возникают неожиданно, развиваются  стремительно
и времени на принятие решения попросту нет. Работа  на  земле  по-настоящему
опасна. Опер не может постоянно таскать за собой взвод ОМОНа,  он  не  может
даже носить бронежилет. Он работает в гуще людей и  событий:  на  толкучках,
вокзалах, рынках, он входит  в  притоны...  довольно  часто  -  в  одиночку.
Довольно часто при рядовой проверке документов из кармана проверяемого вдруг
появляется нож, или самодельная малокалиберная пукалка, или  граната...  или
еще что-нибудь подобное. А спроси потом у задержанного: ты чего,  дурак,  за
нож (топор, дубинку, ствол) хватался? - тот сам объяснить не  может  толком.
Пожимает плечами: так, мол, с испугу.
   А бывает, что не с испугу,  а  потому,  что  терять  нечего.  Встречаются
просто ожесточенные  люди  с  изломанной  психикой...  Их,  кстати,  гораздо
больше, чем можно себе  представить.  Еще  бывают  алкоголики  и  наркоманы,
неадекватно  воспринимающие  реальность.  Бывают  подростки,  насмотревшиеся
боевиков и считающие себя крутыми...  Да  много  чего  бывает.  Опер  должен
отдавать себе отчет, сколько реально стоит его жизнь.
   Петрухину вернули ПМ. Паша похлопал его по плечу и сказал:
   - Брось мучиться, Борисыч... Что ты себя изводишь?
   - Да я, Пал Григорич...
   - Брось, брось. Ты ж не виноват. Это все  работа  наша  такая  сволочная.
Никто ни от чего не застрахован. Ведь могло бы быть и наоборот... Верно?
   - Что наоборот? - спросил Петрухин.
   - Ну, наоборот все: ты на месте Костыля мог оказаться,  а  он  на  твоем.
Так?
   - Так, - согласился Петрухин. Легче ему от этого не стало.
   Косте Лущенко, конечно, помогли чем смогли. И МВД, и ГУВД подкинули некие
суммы, и два фонда каких-то тоже подкинули  некие  суммы...  Мелочь.  Спустя
неделю Петрухин со Штирлицем задержали сынка одного  питерского  олигарха  с
кокаином  на  кармане.  Сынок,  кстати,  постоянно  проживал  в  Англии,   в
захолустном городишке Кембридже, где и получал  образование.  Сначала  сынок
предложил ментам деньги. Его выслушали с  большим  интересом,  но  денег  не
взяли, а спросили: что он изучает в славном Кембриджском университете?
   - Экономику.
   - Жаль. Если бы вы, Генрих Виленович, изучали  право,  то  вы,  вероятно,
знали бы, что не только в цивилизованной Англии, но и в дремучей России ваше
предложение, подкрепленное демонстрацией фунтов, квалифицируется как попытка
дачи взятки должностному лицу. Будем составлять протокольчик?..
   Сынок олигарха сник, потом заявил, что хочет  позвонить  адвокату.  Через
час в опорном пункте милиции появился папа-олигарх в сопровождении адвоката.
Еще через сорок минут все трое покинули милицию,  а  на  другой  день  банк,
руководимый папой,  совершил  благородный  поступок:  установил  пожизненную
пенсию в размере трехсот долларов США ежемесячно для  инвалида  МВД  Лущенко
К.А. Сынок благополучно убыл в Англию...
   ...И все равно Петрухину было очень худо. Тошно.  Никак  не  выходило  из
памяти, стояло перед глазами залитое кровью лицо Кости... Валил мокрый снег,
и скалился манекен в витрине "Солдата удачи"... Пошоркаем?

***

   Однажды Петрухин проснулся посреди  ночи.  Напротив  окна  стоял  уличный
фонарь, поэтому никогда в спальне Петрухиных не бывало абсолютно темно. В ту
ночь фонарь не горел. Петрухину захотелось посмотреть, который час. Он нажал
выключатель настольной лампы. Лампочка вспыхнула и, почти неслышно стрельнув
перегоревшей вольфрамовой нитью, погасла...
   Комната опять погрузилась в темень. В  темноте  выделялся  более  светлый
квадрат окна, тускло отблескивало зеркало на  противоположной  стене...  Все
остальные предметы, знакомые до мельчайших  подробностей,  выглядели  сейчас
просто темными пятнами.
   Вот так видит мир  Костыль,  подумал  Дмитрий  Петрухин.  Я  могу  сейчас
встать, сделать несколько шагов до стены и  включить  люстру.  А  у  Костыля
такой люстры нет. И, скорее всего, никогда не будет.

***

   Во второй половине февраля пришел приказ о командировании  сотрудников  в
Чечню. Из ГУВД  дали  разнарядку  в  территориальные  управления.  Омоновцы,
собровцы в Чечню постоянно ездили... А вот что операм там делать? Но приказы
не обсуждают,
   Гувэдэшная разнарядка  предлагала  каждому  управлению  направить  одного
оперуполномоченного УР. Желательно, намекнули в ГУВД, добровольца.  Петрухин
вызвался сразу.
   - Тебе что - делать не хрен? - спросил Паша. А потом  посмотрел  в  глаза
Петрухину и сказал:
   - Ну, ладно... поезжай.
   Двадцать девятого февраля Дмитрий был уже в Грозном. В Чечне  шла  война,
какая-либо оперативная работа  была  невозможна  в  принципе.  Кажется,  это
понимали  все...  Кроме  тех  чиновников,  которые   принимали   решения   о
командировках. Но даже если бы войны не  было...  Опер  работает  эффективно
только тогда, когда у него есть знание местной  обстановки  и  агентура.  Ни
того, ни другого у командированных на полтора месяца оперов  не  было  да  и
быть не могло.
   За месяц с лишним Петрухин задержал одного  воришку  и  одного  мародера.
Воришку отпустил, потому что пожалел: парень был худ до  без  края,  смотрел
голодными глазами. Петрухин дал ему подзатыльник, пачку сигарет и сказал: не
воруй больше... Отлично знал, что парень снова пойдет воровать. Куда  ж  ему
деваться? Мародера тоже пришлось отпустить: за него вступилось  командование
N-ского  ОМОНа.  Парень-то  -  геройский!  Третий  раз   в   Чечне.   Ранен,
награжден... Вы что, крысы тыловые, совсем ох...ли? У  геройского  парня  на
шее  болталась  немалой  толщины  золотая  цепь,  а  на  запястье  дорогущие
швейцарские  часы  фирмы  "Тиссо"  в  платиновом   корпусе.   Петрухин   был
категорически против того, чтобы омоновца освобождать. Более опытные коллеги
ему объяснили: не дури, Дима. Они все озлобленные вконец. Подъедут  ночью  и
шарахнут по нашей общаге из гранатометов. - Наши?  -  удивился  Петрухин.  -
Наши, Дима, наши. Здесь все наши...
   От командировки в  Чечню  остались  самые  мрачные  воспоминания:  холод,
постоянное напряжение,  враждебность  местного  населения  да  хруст  битого
стекла и кирпича под ногами на улицах разрушенного города. Паленая водка  по
вечерам,  голодные  и  одновременно  наглые   глаза   чеченских   мальчишек.
Постоянное чувство опасности. И  -  чувство  абсурдности  происходящего.  За
несколько дней до конца его командировки на одном  из  блокпостов  задержали
полковника Савченко. На своей машине  полкан  вывозил  раненых  чеченских  и
арабских боевиков. С собой у предателя обнаружили двадцать пять тысяч баков.
Оказалось, фальшивые.
   В вагон поезда Петрухина грузили мертвецки пьяным. Он уехал,  а  операция
по наведению конституционного порядка в Чечне продолжалась...
   ...Но зачем так мрачно? Зачем мрачно-то так? В те же самые весенние  дни,
когда сволочь Савченко вывозил за фальшивые баки боевиков, в Брюсселе прошел
алкогольный  салон  "Мондиаль-2000".  Первое  место   заняла   наша   водка,
сибирская. А называлась она - "Отечество".

***

   В Питере было очень тепло.  Температура  днем  поднималась  до  двадцати,
начинали зеленеть деревья. Петрухин телеграммой предупредил о своем  приезде
Наталью. Но на вокзале она его не встретила, а дома ждала записка:  "Вечером
позвоню. Н." Вот так: вечером позвоню.
   Он принял ванну, выпил две бутылки пива, спрятал  в  простеньком  тайнике
"трофейный" ПМ и лег ждать. "Вечером позвоню". Незаметно задремал.  Разбудил
его телефонный звонок.
   - Але.
   - Ты вернулся? - произнес Наташин голос.
   - Где ты, Наташа? Что случилось?
   Некоторое время в трубке было тихо, и он сам догадался, что  случилось...
В трубке было очень тихо, но все же угадывалось Натальино дыхание. Как будто
совсем рядом.
   - Ты... ты уходишь? - спросил он, когда пауза сделалась невыносимой.
   - Ухожу? Нет, Дима, я уже ушла. Я давно уже  ушла.  Просто  ты  этого  не
замечал... Ты не хотел этого замечать.
   На ощупь он вытащил сигарету из пачки, вставил ее в губы не  тем  концом,
прикурил с фильтра, закашлялся.
   - ...ты ничего не хотел замечать, опер. Ты жил своей жизнью, в которой  я
всего лишь присутствовала. Как телевизор, например.  Или  как  твой  любимый
подстаканник. Впрочем, подстаканник был даже более важен...
   - Наташа! - сказал он.
   - Подожди! - воскликнула она. - Подожди, не перебивай. Я должна  сказать.
Я обязательно должна сказать тебе  все  сейчас.  Я  давно  должна  была  это
сказать, но  все  время  откладывала.  А  потом,  когда  собралась,  у  тебя
случилась... эта история и...
   - И ты меня пожалела?
   - Да. Да, если хочешь, я тебя пожалела. В ущерб своим интересам. Потом ты
уехал в Чечню, и я ждала твоего возвращения.  Я  откладывала  этот  разговор
почти три месяца. А у меня, между прочим, есть своя жизнь... Но я все  равно
откладывала до твоего возвращения, потому что...
   - Я понял, - перебил он. - И кто же он?
   Наталья осеклась. Только шепнула что-то, и Петрухин  догадался,  что  она
шепнула: Господи! Он даже представил себе, как она округлила глаза и как при
этом четко обозначились морщинки над бровями.
   - Кто же он, твоя новая жизнь?
   - Он... он замечательный человек. Он меня любит, мы хотим пожениться.
   - Поздравляю... И давно этот замечательный человек появился?
   - Давно, - сказала она, - почти год назад. И если бы ты обраща