..
   Солдаты выжидательно смотрят на него.
   -  Смотрите,  -   те  приникают  к  амбразурам,  -  если  между  кучами
проскочить, а дальше под заборчиком, можно им в тыл выйти.
   - А мины? - боязливо спрашивает один из солдат.
   - Они левее.
   - А нас свои не завалят? - сомневается другой.
   -  Там мертвая зона. Наши  туда не  достают, вот они  и  лазят. А мы им
(делает  красноречивый  жест  двумя  руками)  в  задницу  засадим.  Ну  что,
испугались?
   - Не-е.. неуверенно тянут солдаты.
   - Пошли!
   И офицер пригнувшись, первым направляется к выходу.
   Напряженно сопя, но стараясь  при  этом как  можно меньше  шуметь,  они
пробираются между завалами  мусора. Прокравшись вдоль старого, покосившегося
забора, углубляются в  заросли  кустов. Все ближе  и  ближе звуки  стрельбы,
где-то  совсем недалеко - гортанный голос в  рации. Все большее  возбуждение
овладевает отчаянной троицей:  азартные  улыбки, блестящие глаза...  Рисуясь
друг  перед  другом,  они держат автоматы  плашмя, как герои  боевиков,  и в
каждом их движении сквозит нетерпение:  скорей увидеть врага,  ударить ему в
спину, яростно поливая все вокруг автоматным огнем.
   Из  кустов  чуть  в  стороне,  пропуская азартных героев еще  глубже  в
"зеленку", вслед им спокойно смотрят два боевика - фланговое охранение. Один
из "духов" под треск недалекой стрельбы что-то негромко говорит в рацию.
   Группа  проходит еще  метров двадцать, и из-за  поросших высокой травой
бугров, из-за стволов деревьев на них выпрыгивает шесть боевиков - по два на
каждого.  Один  из  солдат, сбитый  ударом  приклада  автомата,  падает, как
подкошенный. Второй успевает увернуться от  нападающих,  но его валят ловкой
подсечкой и прижимают  к  земле. Ловкий,  сильный,  вымуштрованный в училище
лейтенант реагирует  мгновенно.  Метанув одного  из  нападавших через спину,
рукоятью автомата разваливает ему висок и, уйдя кувырком в сторону,  длинной
очередью сваливает сразу двух боевиков.  Ответная  очередь осаживает его  на
траву и он, тоскливо выдохнув, - Мама! - замирает.
   Пастор, командир расчета АГС,  перетащивший  свой  "аппарат"  на  новую
позицию, видит в кустах  мелькающие вспышки, слышит непонятные крики. Быстро
развернув гранатомет, и  приговаривая,  - Вот вы где, родненькие! -  он дает
несколько коротких очередей.
   Серии разрывов расшвыривают в стороны  сцепившихся  солдат и  боевиков.
Один  из   огненно-черных  клубов  подбрасывает  и  без  того  уже  мертвого
лейтенанта.  И через несколько секунд на замершей  поляне  лежат только семь
трупов. Единственный уцелевший  боевик вытаскивает к своим раненого товарища
и что-то  говорит, показывая  рукой  назад. Еще  группа "духов" направляется
туда, за телами погибших.


   Командиры, собравшись у стола  в  комендатуре,  устало  перебрасываются
словами.
   - Похоже, сдыхают?
   - Рассветет скоро. Им смываться пора.
   - Да, мужики, - качает головой бамовец, - весело тут у нас.
   -  Да это - ерунда.  По сравнению с тем, что здесь  раньше творилось, у
нас - курорт. Как Майкопской бригаде досталось, или десантуре с вэвэшниками,
которых  в  декабре-январе  вводили, нам и в страшном  сне  не приснится,  -
серьезно отвечает Шопен.
   Серега, что-то вспоминая, печально головой качает.

   Из рации Шопена чужой голос доносится.
   - Э,  Шопен!  Как  здоровье  у твоих  друзей?  Хорошо  мы  вас  сегодня
потрепали?
   - Нашел чем гордиться! Крутых из себя строите, а сами только из-за угла
убивать умеете. Какой  идиот  эти  перемирия  выдумывает?! Давно  бы уже вас
задавили.
   - Почему идиот? Умные люди придумывают. Деньги хорошие зарабатывают...
   - А чего ты сегодня так поздно на нашу волну влез? Раньше слово сказать
не давали...
   - Да так, послушать хотелось, как ты своими командуешь.
   - Ну и как?
   - Ничего, маленько умеешь воевать. Только людей своих не жалеешь. Зачем
на такие серьезные  дела пацанов посылать, а?  Как теперь их трупы  забирать
будешь? Или собакам оставишь? Мы своих не бросаем...
   - Ты о чем? Мои все на месте.
   - Э-э-э, командир называется... А трое,  которых ты мне в тыл  посылал?
Или это не твои, забрели откуда-то?
   - Кто? - Шопен обводит взглядом братишек-командиров.

   Снова рация заговорила:
   -  Лейтенант  Горяченко  Николай  Иванович...  Храбрый  был  лейтенант,
уважаю. Так, - шелест в рации, - рядовой Тюрин...
   Грохот возле стола: командир бамовцев, побледнев, вскочил, стул уронил.
   - Седьмой пост!  Угловой. Как же они так?! Куда их понесло? Колька, вот
пацан, а!
   - Где  они?-  Шопен продолжает  разговор так, будто речь идет  о  вещах
вполне заурядных.
   - Да  тут,  недалеко.  Дачный поселок  знаешь. Угловой  домик, прямо на
повороте, зелененький такой...
   - А чего это ты так раздобрился?
   -  Хорошо  умирали твои ребята. Похорони, как следует. Ну, до следующей
встречи.  -  Голос в рации был полон  ненависти и  яду. - Только долго их не
оставляй, тепло. Пока бояться будешь, протухнут.

   На  Грозный  накатывался   рассвет.  Багровые  отсветы  пожарищ  как-то
незаметно заместились пурпурными всполохами зари. А  затем, потянутая дымкой
голубизна поглотила на небосклоне все остальные краски.
   Комендант, все командиры подразделений и старшие  офицеры  собрались  у
большого стола с картой  местности.  У двоих перевязаны головы. Один  нянчит
подвешенную на  перевязи руку, его лицо покрыто испариной и время от времени
искажается от дергающей боли в раненом плече.
   Комендант, в  очередной  раз пробежавшись карандашом по карте,  говорит
задумчиво:
   -  Непонятно, чего их туда занесло.  Ну,  хорошо, решили в тыл боевикам
зайти. Но те в основном в полосе от дороги до Сунжи ошивались. А шлепать еще
чуть не километр, через зеленку, через просеку...
   -  Вот-вот, -  кивает  головой  Шопен,  - Пастор  говорит, что  от того
момента, когда  ребята еще  с поста стреляли, до непонятной суеты  в зеленке
минут  пять  прошло,  ну максимум  -  десять.  Не  успели  бы они так далеко
забраться.
   - Рупь за сто: их в этот домик специально перетащили. Какую-то подлянку
готовят.  Кто  этот  район  знает? - Серега  обвел  товарищей вопросительным
взглядом.
   - А может, в самом деле решили уважение проявить?. - один из помощников
коменданта, тот что с раненой рукой, подошел поближе к столу.
   - От них дождешься!
   Комендант снова к карте склонился.
   - Если  бы ребят убили и оставили  возле кочегарки, то духам не было бы
смысла нас  в "зеленку"  выманивать.  Тут под  прикрытием  комендатуры можно
одним  взводом управиться. А вот  в дачный поселок так просто не выйдешь. Со
всех сторон лес настоящий. Целый полк растянуть можно. И на стрельбу друг по
другу спровоцировать.
   - Эт-то трюк  известный, с ним  мы управляться умеем... тянет  один  из
офицеров. - Душман прав. Какую-то новую подлянку надо ждать.
   - Пионер, бери машину, группу прикрытия, гони за Даудом и его ребятами,
- говорит  Шопен одному  из своих  офицеров, - найди  их хоть  из-под земли.
Пусть  он всем любопытным  скажет,  что его на другой конец города вызывают.
Куда-нибудь на Старые Промысла. Понял?
   - Ясно.
   -  В нашу  комендатуру провезете скрытно. Боевики  не должны знать, что
они здесь.
   Комендант подтверждающе головой кивает.
   Офицер-омоновец быстро выходит на улицу и слышно, как он зовет водителя
машины и кого-то из бойцов.
   - Кто такой? - спрашивает Серега.
   - Дауд?... Чеченский ОМОН.
   - На хрена он тут нужен? Ты что, с чехами в "зеленку" собрался? Тогда я
- пас. Они нас проведут...как Иван Сусанин.
   - Дауд здесь, в Ленинском РОВД  начальником розыска был. Давил бандоту,
как положено. А когда Дудаев стал из уголовщины личную гвардию набирать, они
с Даудом в  числе первых посчитались. Сына убили.  Жена и  дочка у  друзей с
ручным  пулеметом в  обнимку ночевали, пока  он их  не сумел в  родовое село
отправить. Сам  он  дудаевцами  заочно к смерти приговорен. И  вся команда у
него такая же. Так что эти...чехи... понадежней нас с тобой будут. Их только
придерживать надо. Горячие очень.
   - Ну смотри...- в голосе Сергея оставалось сомнение.

   Через час собрались в новом составе. Худощавый, порывистый, с небольшой
черной бородкой,  весь  обвешанный  оружием  Дауд увлеченно рассказывает, по
карте карандашом черкая:
   - Правильно понимаешь. Тут  очень хитрое место. Они знают,  мы знаем. А
из  федералов  никто  не знает.  И  на картах ваших ничего нет.  Тут  дренаж
мощный.  Во-от такие  трубы бетонные (показал руками  полный  обхват,  аж на
цыпочки привстал).  Целые тоннели. И выходят колодцами: вот  здесь, здесь  и
здесь.  Они запустят вас. Потом спереди  стрелять начнут. Вам придется здесь
залечь, на насыпи. И будете  к колодцам спиной. Расстреляют вас, как в тире,
и уйдут спокойно.
   - Вот он почему вдруг  вздумал  о  наших позаботиться, - зло  улыбается
Шопен.
   - Это Ильяс-то? Который тут  у вас в районе орудует? Этот  позаботится!
(Серега довольно головой кивает: вот, мол, я же  говорил) Он вообще  никого,
кроме своих, за людей не считает.  Да и с теми себя, как князь,  держит. Так
что это все - разговоры. Видно, хорошо вы их потрепали. Им теперь с вас надо
много крови взять. Иначе Ильяс у своих уважение потеряет. И власть.
   - Ну и что делать будем, брат?
   - Идите,  как  будто  поверили  им.  Не совсем, но поверили.  Прикрытие
возьмите. Осторожность покажите. А мы в трубы пойдем.
   -  Как  же  в них  драться? Там и  стрелять  нельзя,  сплошные рикошеты
будут...
   - Зачем  стрелять? Ты помнишь,  как  мы  зимой  таджикский  батальон из
комплекса ПТУ выбивали?
   - Все равно риск большой.  И  дачный  поселок,  и "зеленка"  - рай  для
снайперов. Потери  будут  почти наверняка, даже при самом удачном  раскладе.
Стоит ли живых ребят терять,  за тех, кому уже все равно... Вот вопросец-то!
- Голос коменданта глух и горек. Что ни говори, а окончательное решение - за
ним. Тяжкая ответственность.
   -  Шопен,  а  тебе  я  вообще  приказывать  не могу.  Закончилась  ваша
командировка.  Все. Нет вас  здесь... В  общем так, мужики: пусть каждый еще
раз подумает и окончательно решит. Двадцать минут даю.

   На выходе из комендатуры Душман придержал Шопена:
   - А что там Дауд про таджикский батальон говорил?
   - Да это просто так  называли. Сбродный батальон. Фанатики-добровольцы,
наемники, авантюристы разные. А большинство - таджики: тамошние националисты
темноту и нищету всякую по кишлакам насобирали. Зимой, в первой командировке
мы  тут,  за Сунжей,  их  из  комплекса зданий  ПТУ выбивали. Целый батальон
внутренних войск и мой  отряд. Три дня топтались, не хотели людей терять: не
комплекс,  а  крепость.  С  трех сторон  -  пустыри, с  четвертой  речка. На
территории - подвалы, как катакомбы. На вторую неделю  Дауда к нам прислали.
Мы ему  тоже  тогда не  верили. А он  попросил  отвлекающую атаку с  шумихой
устроить. И под  это дело в комплекс по видом духовской поддержки проскочил.
С ним всего двенадцать человек было. А тех - больше сотни....
   - Ну и?
   - Вырезали всех. Тихо, практически без стрельбы.
   -  Ого, -  Серега поежился,  - таких хлопцев,  конечно, лучше в друзьях
иметь.
   - Лучше. Да  вот не  получается -  всех. Я  так думаю,  у  Ильяса такие
отчаянные ребятки тоже есть.  Так что, настраивай своих орлов по-серьезному.
Хорошо хоть, у нас с тобой тоже не детский сад.
   - Да... задумчиво протянул тот. И вдруг оживился:
   - О, Шопен! Ты где сейчас будешь?
   - В кубрике. А что?
   - Я принесу кое-что. Специально тебе из Гудермеса  тащил, да  забыл  за
суетой этой.

   Шопен  зашел в  расположение.  Бойцы  спали после бессонной  ночи,  как
убитые. Только несколько  человек сидели на кроватях, кто зашивая форму, кто
разбираясь  с  амуницией  и  тихонько  переговариваясь. Двое, устроившись за
партой,  писали  письма  домой.  Симпатичный,  крепкий  парень  в  трусах  и
тельняшке,  сидя  на табурете  в  самом  углу  и  высунув  от  напряжения  и
прилежания язык, тихонько пытался воспроизвести какой-то сложный  аккорд  на
старенькой, заклеенной этикетками от жвачки гитаре.
   Шопен постоял возле него, послушал.
   Боец, смущенно улыбнувшись, протянул ему инструмент:
   - Командир, покажи еще раз. Что-то не катит...
   Тот покачал головой:
   -  Пробуй снова.  -  Зашел  со  спины, и  склонившись над  незадачливым
музыкантом, поправил ему пальцы на ладах. - Вот так.
   -  Ага! -  боец на  радостях  взял такой звучный аккорд,  что  пришлось
быстро прихлопнуть струны ладонью.
   Шопен прошел  к  своей кровати.  Присел на краешек, подперев подбородок
кулаком.
   Вслушался в негромкий разговор своих парней.
   - Здесь закопать, не здесь закопать, во - проблема!
   - Ну,  не  скажи! Пусть от меня хоть  кусок останется, но  только чтобы
дома похоронили.
   - А тебе какая будет разница, если уже готов? Ты же все равно ничего не
чувствуешь! Кусок тухлого мяса и все.
   - А ты точно знаешь?
   - Что?
   - Что ничего не чувствуешь? Ты уже на том свете побывал, проверил?
   - Хотя,  если подумать,  - будто и не  услышав  эту  реплику, задумчиво
сказал боец, который только что выступал в роли циника-атеиста, - Мамке надо
куда-то  прийти, поплакать.  И корефанам - помянуть. О! -  оживился он, -  а
ведь когда поминают, положено рюмку на могилке наливать?
   - Ну да...
   - Тогда обидно, если души нет. Пропадет продукт.
   - Не пропадет. Алкашей видел, сколько на кладбище ошивается?
   -  Да  ладно  вы,  завелись.  Разговор  такой  чумной.  Нашли  тему.  -
недовольно пробасил третий.
   - По теме разговор.
   Бойцы, оставив свои занятия, выжидающе смотрели на командира.
   - Слышали? - покосившись на стоящую на столе рацию, спросил Шопен.
   - Слышали.

   В кубрик зашел Душман. Таинственно улыбаясь, он что-то нес,  спрятав за
могучей спиной. Бойцы от любопытства вытянули шеи.
   -  Вот.  В разбитой  музыкальной школе  нашли.  Ребята  сразу про  тебя
вспомнили.
   Взвизгнула  молния.  И из черного дерматинового  чехла на свет  явилась
великолепная акустическая гитара.
   У Шопена задрожали пальцы и перехватило дыхание. С полминуты он пытался
справиться с комком в горле. Потом еле выговорил, стараясь улыбнуться:
   - Спасибо, братишка.
   - Спасибом не отделаешься. За тобой концерт, специально для моих орлов.
-  Серега хлопнул товарища по плечу. - Ладно,  я пошел  к своим.  Они сейчас
сидят думают. - Взглянул на часы, - десять минут осталось.
   Чуть  не  столкнувшись  в дверях с Душманом, вошел  заместитель Шопена,
направился к командиру:
   - Поднимаем ребят? Говорить с ними будем?
   - Да. На это дело я по приказу посылать не  буду. Пойдут только те, кто
сам решит.
   Заместитель   пошел  по   рядам,  негромко   окликая   бойцов.   Кубрик
зашевелился, наполнился гулом голосов.
   Шопен  опустил голову  и  бережно погладил струны.  Гитара откликнулась
тихим звоном, будто радуясь, что после черных развалин и дерматинового плена
вновь увидела  свет и почувствовала руки настоящего музыканта. Прислушавшись
к  ее  голосу, он удивленно вскинул  брови и  пробежался ловкими пальцами по
тонким серебряным нервам.  Гитара мелодично пропела  в ответ. Она была почти
идеально настроена.
   -  Ах ты,  чертила бородатый, не можешь без сюрпризов!  - улыбнулся про
себя  Шопен  и чуть-чуть  подстроив  третью струну, взял  первый,  негромкий
аккорд.
   Эту песню его бойцы еще не слышали.

   Мы придем на могилы братишек,
   Как положено, стопки нальем,
   И расскажем на веки затихшим,
   Как без них мы на свете живем.

   Как тоскуют их жены и мамы,
   Как детишки растут без отцов,
   И оставим под хлебом сто граммов,
   И рассыпем охапки цветов.

   Для салюта возьмем боевые,
   Ведь они не боятся свинца...
   Пусть увидят их души святые
   Бога-Сына и Бога-Отца.

   - Мои готовы. Что мы за мужчины будем, если друзей не сможем похоронить
по-человечески? Любой нам  в глаза сможет  плюнуть.  И  прав будет.  - карие
глаза Дауда блестели дерзкой  отвагой. - И еще: Ильяс очень хитрый. За ним -
сотни трупов.  Будут и еще сотни. А  сегодня  мы можем поймать его  в его же
собственную ловушку. Такого случая еще сто лет не будет. Если вы не захотите
рисковать, мы сами пойдем.
   - Не горячись, - мягко осадил его комендант.
   - Идем. Готовы все. - Коротко сказал Шопен.
   - Без вопросов, - поднял кулак к плечу Серега.
   Командир СВМЧ подтянулся, решительным  жестом ремень расправил. Все  на
него глаза вскинули.
   - Вот что,  мужики. Как операцию проводить  -  вам  решать. Вы опытней,
обстановку лучше  знаете. Но ту группу,  что впереди пойдет - на себя  огонь
вызывать, я поведу. Я ребят потерял, мне их и доставать.
   Комендант, пристально в глаза ему глядя, головой кивнул.
   - Это твое право, командир.
   Шопен ладонь на плечо положил, сжал ободряюще.
   Душман засопел озабоченно:
   -  Ты только  нашивки свои пообдирай. Или  нет,  мы тебе лучше камуфляж
запасной дадим. А то  ты, как елка на Новый Год. И каждый снайпер тебе будет
Дедом Морозом.
   -  Все,  решено.  Другого  выхода  у  нас нет.  Времени  тоже.  Давайте
определяться по конкретной расстановке - подвел итог комендант.

   В  кругу  света  на  выходе из бетонного кольца,  прикрытого  бугром  и
высокой травой, черные силуэты  виднеются. Хоть  на  улице и не очень  яркий
день  (белесоватая  дымка от пожарищ  затянула солнце) но, все равно, против
света видны лишь контуры боевиков, затаившихся в  дренажном  тоннеле. Внутри
трубы - по колено грязной воды. Но к выходу дно немного поднимается и засада
расположилась на относительно высоком и сухом участке бетона.
   Если посмотреть со стороны дачного поселка, то осевшие в топкий грунт и
заросшие буйной зеленью трубы выглядят  просто как широкие  полосы  бурьяна.
Трудно предположить, что в  этой траве кто-то  будет прятаться. Ведь упругие
зеленые  стебли  -  никакая  не  защита   даже  против  слабеньких  осколков
подствольников. А уж от пуль и гранат потяжелее...
   Зато  из труб отлично, как на ладони, видна невысокая насыпь,  весной и
осенью спасающая  домики от  разливов  Сунжи.  До  нее  -  метров двести.  И
чеченские снайперы деловито разглядывают насыпь в оптику, заранее определяя,
где будут искать спасения застигнутые врасплох федералы. Позиция прекрасная.
Действительно: как в тире. И зелененький  домик  на углу виден хорошо. И три
окровавленных тела в  изорванной милицейской форме, лежащие  вповалку у  его
стены.
   Боевики негромко  переговариваются  по-чеченски. Но  вот один  из  них,
установив ручной пулемет и тщательно зафиксировав колышками сектор обстрела,
по- русски обратился к молчаливо сидящему на корточках человеку с автоматом:
   -  Если твои  земляки  сунутся за  своей  падалью,  не вздумай сбежать.
Знаешь как мы поступаем с трусами?
   - Они мне не земляки. - Лениво отозвался тот. - Я сам себе земляк. И ты
меня  не пугай. Я уже лет пять,  как пуганый. - Сорвав травинку и сунув ее в
рот, пожевал, выплюнул и добавил:
   -  А   уходить  от  вас  мне  расчета  нет.  Ильяс  нормально   платит,
по-честному.
   -  Животное. - выругался его собеседник по-чеченски. - За деньги родную
мать продаст.
   - Не  трогай его. От наемников и так никогда  не знаешь,  чего ждать. А
нам сейчас драться вместе, - одернул его старший группы, тоже чеченец.
   - Зачем они нам вообще нужны. Разве можно вести джихад грязными руками?
Мы что, без них не справимся?
   -  Справимся. Закончим войну, вышвырнем  всех  вон.  А  пока пусть  эти
свиньи  грызут друг  друга... Ладно, хватит разговаривать. Ты лучше еще  раз
проверь, чтобы наши на той стороне в сектор обстрела не попали.

   На дороге, ведущей к дачному поселку, заурчали моторы. Заговорили рации
боевиков.  Коротко  переговорив  с невидимым  Ильясом, старший повернулся  к
одному из  "духов", сосредоточенно  вылавливающему на японском сканере волну
приближающихся федералов:
   - Ну что там у тебя?
   -  Сейчас,  труба  экранирует.  -  Боевик подкл