- Что?
   - Через три недели, - уверенно повторил Тарасов, - не раньше и не позже.
   - Понятно, - задумчиво сказал Счастливчик и, подумав, спросил:
   - Когда я могу увидеть Катю?
   - Завтра в это же время тебя здесь будет ждать машина.
   - Лучше не здесь, - покачал головой Счастливчик, -  пусть  она  стоит  на
соседней улице. Там есть переулок, рядом с театром.
   - Знаю. Хорошо. Только учти, если ты задумал что-нибудь выкинуть, выброси
это из головы. Тебе девочку все равно не вытащить без моего разрешения.
   - Не бойся. Можешь завязать мне глаза, когда мы поедем на встречу.  -  Он
перешел на "ты",  словно  давая  понять  своему  собеседнику,  что  они  уже
компаньоны.
   - Зачем? - вдруг улыбнулся полковник. - Не  нужно.  Тебе  ее  оттуда  все
равно не достать. Она сидит в тюрьме.
   - Где? - Его голос предательски дрогнул.
   - Ты не ослышался. За хранение наркотиков ее посадили на тридцать суток.
   Пока все не выяснится. Она сидит в  тюрьме.  И  мы  можем  устроить  тебе
встречу с ней. Надеюсь, ты понимаешь, что вытащить ее  оттуда  раньше  срока
без моей помощи ты не сможешь?
   Он взглянул на полковника. Молча  протянул  ему  фотографию.  Потом  тихо
спросил:
   - Зачем вы ее посадили?
   - У нее дома нашли наркотики. Был обыск.  Ты  ведь  сам  знаешь,  что  мы
работаем и по  агентурным  данным.  Кстати,  благодаря  тебе  одного  нашего
стукача в колонии придушили. Это ведь твоя работа была, -  убежденно  сказал
Тарасов, - поэтому я сразу подумал, что ты очень опасный  человек.  С  тобой
шутить нельзя. И твоя баба сидит в тюрьме. Она выйдет  оттуда  на  следующий
день после операции.
   Теперь ты все понял?
   - Вы хотите держать меня на поводке, - сквозь зубы процедил Счастливчик.
   - Нет, -  возразил  Тарасов,  -  мы  предлагаем  тебе  альтернативу.  Или
работать с нами, или сбежать без денег и без любимой женщины. Расклад ясен?
   - Все понятно, - кивнул Счастливчик, - я только одного  не  знаю  до  сих
пор...
   - Чего?
   - Откуда берутся такие стервецы,  как  ты,  полковник.  До  свидания.  До
завтра. И смотри, чтобы твоя машина приехала вовремя. Иначе я сам  за  тобой
приеду.
   И, не дожидаясь ответа ошеломленного Тарасова, он  вышел  из  автомобиля,
сильно хлопнув дверцей.

Глава шестая

   Мы решили, что особенно откладывать не стоит. Ведь  почему  я  все  время
молчал? Этот Решко, которого  я  вычислил,  сразу  после  смерти  Александра
Никитича, примерно недели через две, ушел в  отпуск.  И  вышел  как  раз  за
несколько дней до нашего разговора с Сережей Хониновым,  когда  он  мне  так
врезал. Я ему потом все объяснил, но он даже извиняться  не  стал.  Наверно,
считал, что правильно сделал, врезав мне по морде. Собственно,  я  тоже  так
считал и поэтому не стал больше говорить на эту тему.
   Мотин решил нас замордовать в самом прямом смысле этого слова. Он написал
такое представление Панкратову, что  нас  всех  нужно  было  просто  тут  же
четвертовать. Он только не написал, что это мы убили  всех  ребят  и  вообще
придумали эту сволочную  операцию.  Нам  потом  Горохов  говорил,  что  даже
Панкратову не понравилась эта писулька. Генерал был мужик понимающий,  много
лет работал в органах и видел, как Мотин пытается на нас наехать.  И  вообще
он, как и все другие офицеры, не любил сотрудников управления  безопасности.
А кто еще любит внутренних гестаповцев, специально организованных для слежки
за вами.
   Хотя, если честно признаться, в наших рядах столько всякого  дерьма,  что
эти ребята действительно нужны. Но когда они занимаются настоящей работой, а
не пытаются "шить дело".
   В общем, Панкратову после убийства Дятлова  и  гибели  нескольких  членов
группы Звягинцева очень не  хотелось  ссориться  с  управлением  собственной
безопасности. Поэтому он и решил пока временно отстранить нас от работы.
   Представляю, как он этого  не  хотел  делать.  Но  скандал  после  смерти
Михалыча был очень большой, да и прокуратура с ФСБ еще не  закончили  своего
расследования.
   Поэтому генерал был просто вынужден отстранить нас от работы и  дождаться
формального окончания расследования. Но зато у нас теперь образовалась  куча
свободного времени.
   Вот мы и решили начать прежде всего с  моего  старого  знакомого.  Прежде
всего нужно было установить наблюдение за этим Решко. Он уже к этому времени
вполне пришел в себя, даже немного поправился, когда я  его  впервые  увидел
после взрыва в МУРе.  Он  меня,  конечно,  не  видел.  Он  вышел  из  здания
министерства и сел в свою машину. У  него  была  хорошая  машина  -  большой
серебристый "Пежо".
   Меня всегда мучает вопрос, почему  управление  собственной  безопасности,
сотрудники которого так любят задавать нам  идиотские  вопросы,  никогда  не
спрашивают офицеров министерства  про  их  собственные  автомобили  и  дачи?
Откуда у сотрудника министерства, даже у генерала или начальника управления,
могут быть деньги на шикарный  автомобиль  или  на  большую  дачу?  Это  при
нашей-то зарплате, когда можно в лучшем случае с трудом  собрать  деньги  на
"Жигули"? Почему никто из них не выходит на стоянку и не смотрит,  на  каких
машинах приезжают наши сотрудники на работу?
   Ведь  понятно,  что  автомобиль  за  зарплату  купить  невозможно.  Такие
автомобили на такую зарплату. Я уж не говорю про дачи. Но никто этим всерьез
не занимается. Если что-то есть, значит, мужик  умный,  может  проворачивать
разные дела. А у нас в группе Звягинцева ребята до получки друг другу в долг
давали.
   Хотя мы за "кровь" получали немного побольше, чем  Решко  или  кто-нибудь
еще из чиновников в министерстве. Оперативники вообще получали разного  рода
надбавки,  достаточные,   чтобы   нам   завидовали   остальные,   и   совсем
недостаточные, чтобы купить даже "Жигули".
   Но это к слову. Обычно так рассуждает жлоб, который сам ничего не может и
завидует другим. Я не завидую. И ребята у нас никому не  завидовали.  Просто
нам не нравилось, когда кто-то получал деньги за то, что нас  убивали.  Это,
по-моему, не только обидно, но и несправедливо.
   Целую неделю мы следили за этим типом. И ничего необычного  не  замечали.
Он приезжал да работу ровно без десяти девять. Уезжал позже обычного, как  и
другие сотрудники министерства. Домой обычно возвращался поздно. У него были
жена и мальчик лет десяти. Но к семье он возвращался поздно не  потому,  что
засиживался работе до полуночи. У  него  была  еще  и  любовница,  смазливая
вертихвостка лет двадцати пяти, к которой он ездил по вечерам.
   Мы узнали столько подробностей про его жизнь всего за  семь-восемь  дней,
что могли написать целый роман. Его любовница  нас  немного  успокоила.  Она
была не просто сучкой, она была наглой сучкой. Как только он уходил от  нее,
к ней  сразу  приезжал  какой-то  кавказец,  заросший  и  черный.  Она  умно
регулировала их приезды таким образом, чтобы мужчины даже не догадывались  о
существовании "сопостельника".
   Я никогда не доверял женщинам определенного сорта. Забавно было наблюдать
за ее поведением. Мне было это особенно занятно, так как  в  интересах  дела
мне не разрешали следить за самим Решко, и поэтому я  в  основном  занимался
наблюдением за его семьей и любовницей. Очень скоро мы узнали, что и мальчик
не его. Он женился на женщине, у которой уже был сын: своего  пасынка  Решко
не особенно любил. Почему-то предатели всегда бывают полным  ничтожеством  в
постели, как будто импотенция - удел всех трусов и  подлецов.  Хотя,  может,
так и нужно. Если человек в жизни трусит и предает, то природа мстит  ему  и
предает его самого в решающий момент.  Нельзя  быть  полным  ничтожеством  и
настоящим мужчиной в постели. Это две стороны одной медали.
   Но его похождения, поведение его любовницы, отношения в семье -  все  это
было не самым главным. Для нас важнее было другое - узнать, каким образом он
был связан с этим паскудным делом,  из-за  которого  погибло  столько  наших
товарищей. Мы даже смогли "присобачиться" к телефонам его семьи и любовницы.
Но ничего конкретного не услышали. А прослушивать его служебный  телефон  мы
просто не могли. Одно дело открыть телефонную линию в обычном  девятиэтажном
типовом  доме,  и  совсем  другое  -  подключиться  к  служебному   телефону
сотрудника Министерства внутренних дел. Мы ведь не идиоты и понимали, что  в
наших силах.
   Если бы не частые вызовы к  Мотину,  который  просто  донимал  нас  своим
свирепым идиотизмом, все было бы не так плохо. Нас ведь было четверо,  и  мы
вполне могли и дальше следить за Решко, если бы не постоянные вызовы Мотина.
   Правда, на десятый  день  нашего  наблюдения  мы  решили,  что  несколько
увлеклись.
   Он ни с кем не встречался, кроме своей любовницы и нескольких  друзей,  с
которыми один раз сходил в  сауну.  Поверить  в  то,  что  его  не  волновал
конверт, присланный нам в МУР, мы просто не могли. Он  ведь  точно  знал  об
операции.
   Конечно, мы могли просто захватить его и выбить из него всю правду. Но он
мог действительно ничего не знать, а нам хотелось сначала  выяснить,  с  кем
именно он был связан. Но в его служебный кабинет мы попасть не могли.
   Получалось, что все свои самые важные разговоры он  ведет  по  служебному
телефону в рабочее время. И мы никак не можем выйти на тех людей, с  кем  он
связан. Сережа Хонинов снова собрал нас в баре у Славы.
   - Так  дальше  нельзя,  -  решительно  сказал  он,  -  у  нас  ничего  не
получается, ребята. Если мы и дальше будем возиться с этим типом, мы  ничего
не узнаем, кроме очередного хахаля его бабы. Так дальше нельзя,  -  повторил
он.
   - Что ты предлагаешь?  -  спросил  Аракелов.  -  Может,  захватим  его  и
хорошенько допросим?
   - Никита же нам все рассказал, - недовольно поморщился Маслаков, - так  у
нас ничего не получится. Лучше за ним следить.
   Маслаков - человек основательный и серьезный. Он вообще считает, что ни в
одном деле  не  стоит  спешить.  Но  у  нас  просто  нет  времени.  Если  мы
по-прежнему будем следить, как наш подопечный ездит к любовнице и  в  сауну,
то рискуем оказаться .за  решеткой,  куда  нас  посадит  Мотин.  Или  просто
получим приказ об увольнении из органов МВД. И мы это понимаем. Но  Маслаков
прав, что особенно торопиться нельзя.
   - А что ты предлагаешь? - спросил Сергей.
   - Нужно его подтолкнуть, - предложил Маслаков.
   - Как это - подтолкнуть?
   - Пусть поймет, что мы за ним следим. Нужно сделать так, чтобы он узнал о
нашем наблюдении. Тогда он начнет нервничать и кинется к своим хозяевам.
   - А если они находятся в самом МВД? Как мы  об  этом  узнаем?  -  спросил
Аракелов.
   - Нужно дождаться субботы и обнаружить себя в тот момент, когда он  будет
возвращаться из сауны, - пояснил Маслаков, - поздно  вечером  в  субботу  на
службе никого не будет. А в воскресенье сотрудники министерства обычно  тоже
не выходят на работу. Значит, он должен будет позвонить кому-то из своих  из
дома. Вот тогда мы и узнаем, кому он звонит.
   - Рискованный план, - нахмурился Хонинов.
   - Очень интересная идея, - загорелся Аракелов, - так и нужно сделать.
   - Опасно, - снова засомневался Хонинов. Он стал гораздо рассудительнее  и
строже после смерти Звягинцева. Как  будто  принял  на  себя  его  заботу  о
группе. - Мы вызываем огонь на себя.
   - Иначе не получится, - снова загорячился Аракелов, - а  так  мы  узнаем,
кому он позвонит. Он обязательно должен нас увидеть. И узнать Никиту.
   - Нет, - решительно сказал Хонинов,  -  Никиту  мы  пока  подставлять  не
будем.
   Пусть он не догадывается, кто именно за ним следит. Пусть помучается.  Но
сама идея неплохая, хотя и очень опасная.
   - Да, - вздохнул Маслаков, - я много над  ней  думал.  Никиту  показывать
никак нельзя, он у нас в запасе должен остаться. Пусть Решко просто заметит,
что за ним следят.
   Вообще-то этот подполковник давно должен был заметить наблюдение, если бы
не был таким самовлюбленным индюком. Мы ездим за ним по всем городу на одной
машине, на  белом  "жигуле"  Аракелова.  Машина  принадлежит  его  брату,  а
поскольку  у  него  несколько  автомобилей,  он  разрешил  поездить  на  ней
Аракелову. Заметить одну машину, которая тебя ведет, совсем нетрудно. Но для
этого нужно хотя бы иногда обращать внимание, кто именно за тобой  ездит.  А
наш полковник вообще не любил смотреть назад. Он, видимо, считал, что смерть
Звягинцева и наше отстранение от работы окончательно нас деморализовало.
   - Ты чего молчишь? - спросил вдруг у меня Сережа Хонинов. - Мы же о  тебе
говорим.
   - Чего говорить? Маслаков прав, нужно сделать так, как он говорит.
   - Тогда решили. - Хонинов не любит долгих разговоров. - Дождемся  субботы
и сделаем так, чтобы он нас увидел. Но только учтите, ребята, что нам  нужно
будет снять номера с нашего автомобиля. Совсем необязательно, чтобы у  брата
Аракелова появились неприятности.
   Молодец Хонинов. Он  даже  об  этом  подумал.  Мы  соглашаемся.  И  сразу
выясняется, что завтра пятница и я должен опять быть  у  подлеца  Мотина  на
беседе. Как мне надоели его "беседы". Один раз я действительно не выдержу  и
пошлю его куда-нибудь подальше.
   В общем, договорились, что завтра меня будут ждать в девять часов  вечера
у Славы, когда ребята приедут туда же после того, как Решко  окажется  дома.
На следующий день я опять поплелся на  беседу.  Нужно  было  слышать,  какие
идиотские вопросы задавал мне Мотин. Такое ощущение, что он вообще  свалился
к нам из шестнадцатого или пятнадцатого века. Еще  до  открытия  Америки.  Я
вообще-то точно не помню, когда была открыта Америка, но, думаю,  все  равно
Мотин из глубокого средневековья - настолько  невежественным  и  агрессивным
был этот тип.
   Его даже интересовало, не было ли у меня плохих отношений с Михалычем или
другими членами нашей группы. Неужели все можно было свести  к  моим  плохим
отношениям с членами группы? И как я  мог  умудриться  перебить  в  одиночку
столько неплохо подготовленных людей, уму непостижимо.  Но  Мотина,  похоже,
это не волновало. Он считал, что я самый лучший объект  для  обвинения.  Еще
бы. Я ведь подрался с Бессоновым как раз перед  тем,  как  прогремел  взрыв.
Понятно, что у него есть шансы осудить именно меня. И сидящий рядом  капитан
тоже все время ему поддакивал. В общем,  они  мучили  меня  часа  три,  пока
наконец Мотин не утомился.
   - Ты мне всю правду расскажешь, - зло пообещал он в который уже раз. -  Я
тебя за решетку все-таки упрячу.
   И в этот момент в кабинет вошел полковник  Тарасов.  Мои  мучители  снова
вскочили, вытянулись, и я  снова  подивился,  какого  маленького  роста  был
Мотин.
   Тарасов улыбнулся, прошел к столу и снова  сел  на  место  Мотина.  Потом
спросил:
   - Как у вас дела?
   - Ничего не хочет рассказывать. Я думаю, уже сейчас можно уволить его  из
органов и передать дело в прокуратуру.
   - Прокуратура и так ведет расследование,  -  строго  заметил  Тарасов,  с
любопытством глядя на меня. Он вообще всегда смотрел на меня с любопытством.
   - Но уволить его мы не можем, - храбро продолжал Мотин.
   - Сядьте, - махнул рукой Тарасов. У него в голосе зазвучали металлические
нотки. Мотин и его капитан послушно  сели,  при  этом  Мотин  сел  на  стул,
стоявший рядом с его столом, смахнув оттуда  листки  бумаги.  Я  по-прежнему
стоял перед полковником.
   - Садись и ты, - разрешил он.
   Я сел, глядя прямо перед собой. Честно говоря, я уже устал,  и  мне  было
все равно, что они еще там придумают.
   -  Неприятная  история,  Шувалов,  -  задумчиво  сказал  Тарасов.  -  Эта
перестрелка в вагоне... Ты же не Рэмбо, чтобы уложить столько  человек.  Кто
тебе помогал?
   - Никто. Я был один.
   - Это ты расскажешь своей бабе, если она у  тебя  есть,  -  едко  заметил
Тарасов. - Так кто был с тобой в вагоне, кроме убитой журналистки?
   - Никого. Я был один. Прокуратура уже все проверяла.
   - Ага. Они установили, что ты стрелял,  лежа  на  верхней  полке.  Почему
тогда они в тебя не попали, а ты в них так удачно всадил все свои пули?
   - Не знаю.
   - И потом вылез из купе и убил третьего. Так, кажется, ты рассказывал?
   - Да, все было так.
   - А теперь расскажи, как было на самом деле.
   - Все так и было.
   - Ты не понимаешь, Шувалов, зачем тебя сюда вызвали. Мы  ведь  не  просто
проводим служебное расследование. Это ты  прокурору  можешь  фуфло  тискать,
чтобы ему мозги пудрить. А мне нужно знать правду.
   - У меня есть свидетели.
   - Они видели, что ты стрелял. Но они не могли заметить  другого,  который
тебе помогал. Или ты действительно был один? Но тогда как ты догадался,  что
пришли тебя убивать? Почему ты залез на  верхнюю  полку  и  когда  открылась
дверь, начал стрельбу? Почему?
   - Просто почувствовал.
   Тарасов посмотрел на Мотина, чуть усмехнулся и, перегнувшись через  стол,
вдруг спросил меня:
   - А почему ты не чувствуешь, что я могу тебе  такой  спектакль  устроить,
что ты будешь всю свою жизнь о нем помнить?
   - Чувствую, - говорю я и действительно чувствую, как у меня  пересохло  в
горле.
   - Тогда давай начистоту. Откуда ты знал про нападение?  Почему  залез  на
верхнюю полку?
   Что мне ему рассказывать? Если начать с самого начала, то вопросов  будет
больше, чем ответов. Если врать,  он  меня  быстро  изобличит.  Если  просто
молчать, то меня выкинут из милиции уже через несколько дней.
   - Почему ты залез на верхнюю  полку  с  оружием  в  руках?  -  продолжает
допытываться Тарасов.
   Он, конечно, умнее Мотина, но  все  равно  я  ничего  не  могу  нормально
объяснить. Для этого нужно рассказать слишком  много,  а  у  меня  пока  нет
никаких доказательств. И никаких свидетелей. Я молчу, сколько могу, а  потом
пожимаю плечами и снова тупо говорю:
   -  Я  почувствовал,  что  они  хотят   нас   убить.   Слышал,   как   они
переговариваются, - добавляю я в последний момент.
   И этим только усугубляю свое положение.
   - Они переговаривались перед закрытой дверью купе о том,  что  хотят  вас
убить? И так громко, что вы услышали? - презрительно спрашивает  Тарасов.  -
Ты сам слышишь, что ты нам рассказываешь? И хочешь, чтобы мы тебе поверили.
   - Как хотите, - тихо говорю я.
   В отличие от Мотина он не взрывается. У него нервы крепкие. Он улыбается,
показывая свои желтоватые зубы.
   - Мы много чего хотим, Шувалов. Но  ты  пока  пойди  домой  и  хорошенько
подумай. Может, что-нибудь сумеешь нам рассказать. И не нужно больше врать.
   Странно, что он дает мне время. И даже не особенно злится на мои  ответы.
Я ошеломленно киваю головой, когда он меня спрашивает, все  ли  я  понял.  И
только тогда меня отпускают. Честно говоря, я не ожидал, что они меня просто
так отпустят. И тем более дадут время. Может,  им  нравится  держать  нас  в
таком подвешенном  состоянии,  и  они  рассчитывают  заморочить  нас  своими
беседами так, чтобы мы неосторожно рассказали им что-нибудь такое, о чем они
не знают? Эти идиоты даже не понимают, что и мы не особенно много  знаем.  А
то, что знаем, нельзя рассказывать просто потому, что нам никто не поверит.
   Я вышел в таком состоянии, что готов был убить  еще  раз  не  только  тех
троих мерзавцев, но и еще парочку негодяев. Хорошо еще, что Мотин  не  задал
больше ни одного вопроса, иначе я действительно мог бы наговорить черт знает
что.
   Весь день я не  находил  себе  места.  А  вечером  поехал  на  встречу  с
ребятами.
   И только тогда я обнаружил, что за мной следят. Это было  глупо,  но  это
было правдой. За  мной  следили  двое  типов,  и  я  понял,  что  управление
собственной безопасности решило взять меня под свой контроль. Если вы до сих
пор не знаете, то могу вас заверить, что  это  управление  практикует  такие
вещи и охотно к ним прибегает. Как еще можно собрать компромат на  человека,
если не следить за ним круглосуточно. Любой  ангел  при  такой  опеке  может
оказаться с грязными пятнами на крыльях. И поэтому я решил не ехать к Славе.
Для начала  немного  помуч