уратура и  ФСБ  провели  задержание  и  взяли  его  с
поличным.
   - Они могли бы сообщить и нам, - заметил Мальцев,  уже  знавший  об  этом
случае.
   - А ваши люди будут сидеть и ждать, когда им сообщат, - зло  перебил  его
министр, - просто безобразие. Вы же знаете, в ФСБ любят  такие  дела,  чтобы
подставить наших сотрудников. И еще чаще мы просто ничего не знаем.  А  этот
случай с группой Звягинцева? За два дня у них перебили почти всю группу. И к
тому же там фигурировали большие суммы денег. Может, они действительно  были
замешаны в чем-то предосудительном?
   - Газеты писали, что они герои, - осторожно сказал один из заместителей.
   - Журналисты могут написать все что угодно, - резонно заметил министр,  -
а нам нужно знать точно. Что там за история такая была с деньгами? Почему  в
ФСБ затребовали их личные дела? Мы пока ничего не знаем.
   - На всякий случай мы хотели отстранить всех оставшихся  в  живых  членов
группы Звягинцева от оперативной работы, - сообщил Мальцев, - но Краюхин  не
позволил, ссылаясь на недостаток людей. Но  мы  все  равно  сейчас  проводим
собственное расследование.
   - Что значит - не позволил? - нахмурился министр.
   - Он доказывал нам, что они ему нужны. И поэтому  мы  пока  не  стали  их
отстранять. Но только пока. До окончания расследования.
   - Быстрее нужно проводить расследование, - потребовал министр, - и вообще
пора  начать  проводить  второй  этап  операции  "Чистые  руки".  Мы  должны
решительнее избавляться от предателей в наших рядах.
   Он неожиданно для себя стукнул кулаком по столу. Министр  явно  о  чем-то
умалчивал. Ему не хотелось сообщать, что  сам  премьер  выговаривал  ему  за
плохую работу его сотрудников. Премьер был  явно  разгневан  появившимися  в
ряде газет сообщениями, что среди людей, на которых вышла группа Звягинцева,
были и высокопоставленные сотрудники  канцелярии  правительства.  Он  строго
приказал министру разобраться во всем этом и доложить, что именно  случилось
и с группой Звягинцева и чем закончилось их расследование.
   Рядом с премьером сидел человек, которого министр больше всего опасался.
   Это был один из самых влиятельных чиновников в стране. И  один  из  самых
больших  недоброжелателей  министра,  никогда  не  скрывавший,  что  его  не
устраивает  само  существование   строптивого   министра   внутренних   дел,
позволявшего себе иметь собственное мнение по многим вопросам. Министр четко
знал, что он, как минер, не имеет права  даже  на  одну  ошибку.  Любое  его
неосторожное действие неминуемо вызвало бы обвальный  скандал.  А  газеты  с
удовольствием набросятся на слишком самостоятельного министра,  обвиняя  его
во всех грехах. Президент и премьер не захотят да и не смогут его защитить.
   Министр помнил, что сидевший рядом с  премьером  чиновник  в  свое  время
сделал ставку на Александра Никитича, бывшего первого  заместителя  министра
внутренних дел, умершего от неожиданного инсульта в своем кабинете. Уж он-то
наверняка был замешан в той самой громкой истории, после которой все  газеты
наперебой писали о серьезном противостоянии  между  правительством  с  одной
стороны и Администрацией Президента с другой.
   - Во всех областных управлениях нужно сформировать специальные группы,  -
подвел  итог  импровизированному  совещанию  министр,  -  мы   сами   должны
избавляться от недостойных сотрудников еще до того, как  ими  заинтересуются
прокуратура и ФСБ.
   Оба первых заместителя усердно закивали. Он недовольно посмотрел на них.
   Кажется, и прежний первый заместитель тоже усердно ему  поддакивал,  пока
не выяснилось, что он метит на его место. Нет, доверять заместителям нельзя.
   Каждый из них  при  мало-мальски  удобном  раскладе  захочет  занять  его
кресло.
   Время нынче такое нестабильное. Сколько чиновников за эти  несколько  лет
слетело со своих мест. Ему еще повезло, что к их  министерству  благосклонно
относится сам Президент. Иначе министр давно ловил  бы  бабочек  у  себя  на
даче. Чтобы удержаться на своем месте, нужно было  постоянно  маневрировать,
отражая атаки  мнимых,  и  явных  врагов  в  правительстве  и  среди  высших
чиновников. И от этой возни он уставал больше, чем от любой работы.  Министр
был типичным служакой, генералом, получившим свои погоны за тяжелую  службу,
а не за подковерные интриги.  И  теперь  в  пятьдесят  лет  ему  приходилось
осваивать нелегкое искусство дипломатических интриг  и  закулисных  сплетен.
Это было противно и неприятно. Он нахмурился:
   - Все свободны. Генералу Мальцеву остаться.
   Когда они остались вдвоем, он спросил:
   - Как идет расследование?
   - Пока ничего конкретного, - коротко сообщил генерал, - ясно  лишь  одно:
конверт, который прислали в ГУВД, послан из министерства. Все оформлено  как
положено. Мы проверяли несколько раз. Конверт послан  из  министерства,  там
находилось обычное письмо, даже не секретное. Вся документация проходила под
нашим контролем. Непонятно, когда и  кто  подменил  конверт.  Очевидно,  они
знали, что его будут открывать именно в МУРе.  Наши  эксперты  считают,  что
работали прекрасные профессионалы.
   - Кто подписал сопроводительные документы?
   - Александр Никитич, ваш первый заместитель.
   - Он уже умер, - отмахнулся министр, - кто готовил документ?
   -  Пока  неясно.  После  смерти  Александра  Никитича  мы  проверили  всю
документацию. Конверт проходил через общий отдел. Там было  обычное  письмо,
зарегистрированное по всей форме. Но кто-то сумел  подменить  конверт,  пока
его везли в ГУВД. Курьер утверждает, что конверт был все время при  нем.  Мы
проверили его показания, допросили водителя. Все совпадает. Но люди погибли.
   Когда конверт вскрывали, он  взорвался.  На  месте  погибли  Звягинцев  и
Бессонов.
   Взрывом могло убить еще нескольких человек, если бы Звягинцев не бросился
на конверт.
   - Таких людей теряем, - покачал головой министр. - А с убийством  Дятлова
разобрались?
   - Пока нет. Ясно лишь, что убийцей был  кто-то  из  офицеров  управления,
возможно, даже из группы Звягинцева. И этот убийца  мог  подменить  конверт,
решив устранить всех оставшихся свидетелей. Сейчас мы  проводим  собственное
расследование. Это довольно непросто, так как члены группы после случившейся
трагедии замкнулись в себе, на наши вопросы  отвечают  крайне  неохотно.  Их
осталось четверо -  Хонинов,  Маслаков,  Аракелов  и  Шувалов.  В  отношении
последнего у нас есть большие и вполне обоснованные подозрения.
   - Чем обоснованные?
   - За несколько секунд до  взрыва  он  в  присутствии  свидетелей  избивал
погибшего затем Бессонова. Мы подозреваем, что между Шуваловым и  Бессоновым
возникла какая-то ссора, которая  могла  произойти  и  на  почве  денег.  Но
сотрудники группы упорно  молчат  об  отношениях  Бессонова  и  Шувалова.  К
сожалению, непонятную позицию заняло руководство  МУРа  и  ГУВД,  вернее  их
руководители, стремящиеся во всем покрывать своих офицеров.
   - Точнее, - рявкнул министр.
   - Полковники Горохов и Краюхин считают, что Шувалов не только ни в чем не
виноват, но и, наоборот, заслуживает всяческого поощрения.
   - За драку в управлении? - нахмурился министр. - Они свой бардак пытаются
прикрыть. Им стыдно признаваться, что их офицера, как дешевку  какую-нибудь,
придушили в собственном туалете. Я уже Панкратову говорил, что  у  него  там
полный развал. Видимо нужно будет серьезно  подумать  об  укреплении  кадров
столичной милиции. Особенно в МУРе. О чем только Краюхин думает, если  он  и
после случившегося хочет  покрывать  своих  офицеров.  Хотя  все  равно  уже
поздно. Я вчера его документы подписал.
   - На пенсию? - многозначительно спросил Мальцев.
   - Рано ему еще на пенсию. Из аппарата Президента пришел указ о присвоении
ему генеральского  звания.  Мне  звонили  оттуда.  Говорят,  Президент  указ
подпишет,  но  с  одним  условием,  чтобы  я  Краюхина  из  МУРа  убрал.  Не
справляется он с преступностью в городе. В общем, я согласился.
   - И куда теперь его?
   - В Новгород поедет. Начальником  областного  управления.  Формально  это
даже повышение.
   - А он согласится? - осторожно поинтересовался Мальцев.
   - А его никто и не спрашивает, - нахмурился министр.  -  Краюхин  хороший
оперативник, честный человек. Просто иногда дипломатичности не хватает.
   Считает, что он по-прежнему простой оперативник, а не начальник МУРа. Вот
пусть теперь свою бескомпромиссность в Новгороде показывает. Там как раз  он
и сумеет себя проявить.
   - А кто вместо него?
   - Пока никого не назначили. Нужно будет подобрать нормальную кандидатуру.
   Я Панкратову уже сказал, что пришлю в МУР своего человека. Хватит нам  во
всем им потакать. А вы ведите свое расследование. Не обращайте  внимания  ни
на какие обстоятельства. Все расследование проведите как  нужно.  Мы  должны
знать  точную  картину  случившегося.  Кто  у  вас  конкретно  отвечает   за
расследование?
   - Подполковник Мотин. Он опытный специалист.  А  всю  группу  возглавляет
полковник Тарасов. Я вам про него докладывал. Он недавно переведен к нам  из
Казахстана.
   - Очень хорошо. Пусть копает поглубже.  Не  нужно  его  ограничивать.  Мы
должны иметь полную картину случившегося, - повторил министр.  -  И  вообще,
разберитесь конкретнее, что там произошло? Такое ощущение,  что  они  что-то
недоговаривают. Как могло так получиться, что в течение  практически  одного
дня они потеряли стольких людей в разных местах. Как будто кто-то объявил на
них охоту. Так не бывает. Нужно все проверить еще раз. И  скажите  Горохову,
чтобы не мешал. Тоже мне герой нашелся. После драки все у нас герои.
   Мальцев согласно кивнул. Но не стал комментировать слова министра.
   - Все-таки разберитесь, как попал этот чертов конверт в МУР, - неожиданно
сказал на прощание министр, - может, его никто и не менял?
   - Что? - спросил пораженный Мальцев. - Что вы сказали?
   - Ничего, - устало ответил министр, снимая очки.
   Он сразу стал как-то мягче.  Стали  видны  мешки  под  глазами,  усталые,
воспаленные глаза, осунувшееся лицо. Он словно постарел  на  добрый  десяток
лет, сняв очки. Посмотрев на сидевшего  напротив  него  генерала,  близоруко
прищурился и снова сказал:
   - Ничего, - а потом, словно опровергая собственные слова, тихо добавил:
   - Много у нас предателей развелось  в  последнее  время,  генерал.  Очень
много. Не знаешь, кому верить, а кому не верить. Время такое паскудное.
   Он надел очки, словно обретая привычное равновесие, и сухо подытожил:
   - Расследование провести по всей форме. Если  понадобится,  подключите  и
других сотрудников. В любом случае мы должны иметь всю картину случившегося.
   Хотя бы для того, чтобы такое больше никогда не повторялось.

Глава вторая

   Мы до сих пор не можем ничего сделать. Прошло уже два месяца после смерти
нашего Михалыча и ребят из нашей группы. Два месяца после того дня, когда мы
потеряли всех наших ребят. Когда убили Дятлова, когда застрелили  одного  за
другим наших офицеров и,  наконец,  когда  наш  командир  бросился  на  этот
проклятый конверт, чтобы взорваться и погибнуть вместе  с  Бессоновым,  лицо
которого мне иногда снится.
   И еще мне снится лицо Людмилы Кривун,  которую  убили  в  вагоне  поезда,
когда мы пытались сбежать из Москвы,  чтобы  спасти  ее  и  выиграть  время.
Сейчас я думаю - какими наивными мы были. С самого начала было ясно, что те,
кто затеял эту страшную рулетку, не были дилетантами. И  умели  просчитывать
свои действия куда лучше нас.
   Конечно, мы ничего никому не рассказывали. Кому докажешь, что  среди  нас
действовал сукин сын, который не только закладывал наших ребят,  но  и  убил
раненого Дятлова в самом здании управления. Про это и подумать страшно. Кому
расскажешь, что скоропостижно скончавшийся Александр Никитич наверняка  имел
отношение к нашим делам. Но он так внезапно и так подозрительно скоро  умер,
что мы все равно ничего не могли узнать. Да и про фотографии мы должны  были
молчать,  чтобы  не  подводить  Горохова.  Мы  ведь  понимали,  что   нашего
полковника просто подставили, чтобы потом использовать  и  убрать  в  нужный
момент. Поэтому мы и молчали. И целых два месяца  мы  приходили  на  работу,
здоровались с коллегами - хорошо еще у нас пока удостоверений не отобрали, -
а потом садились  в  кабинете  и  ждали,  когда  нас  вызовут  к  очередному
следователю прокуратуры или ФСБ.
   За эти дни мы обо всем договорились и все себе уяснили. Мы ведь  тоже  не
дети малые. К этому времени мы уже многое понимали. Да и Горохов с Краюхиным
нас в обиду не давали. Всех следователей  из  ФСБ  и  прокуратуры  отшивали,
чтобы нас не обижали. Через три дня после  смерти  Михалыча  нас  вызвали  в
кабинет к Краюхину, и он коротко, как обычно, сказал:
   - Значит, так, ребята.  Звягинцева  мы  все  равно  не  вернем.  И  ваших
товарищей тоже не вернем. Сейчас вы сядете и все мне честно расскажете. Все,
что знаете.
   Краюхину мы, конечно, верили. Он мужик настоящий, толковый, все и без нас
понимал. Да и Горохов к тому времени был явно на нашей стороне.  Поэтому  мы
все и рассказали. И про Липатова, и про Скрибенко, и  про  Баркова.  Краюхин
внимательно слушал, иногда багровея. Только про Решко я не сказал, решив  не
рассказывать, почему я его  избивал  около  здания  министерства,  а  может,
просто решил оставить его как козырную карту про запас. Михалыч ведь  всегда
говорил, что у настоящего оперативника одна такая карта  обязательно  должна
"в запасе" оставаться. Вот я про Решко и  не  сказал.  А  все  остальное  мы
рассказали.
   Потом сведения пришли о перестрелке на квартире Кривун, и об убийствах  в
поезде. В общем, все совпало. Мы думали, что Горохов и Краюхин все  министру
расскажут и наконец все точки над "i" расставят. Но через два дня нас вызвал
к себе мрачный Краюхин. Он ткнул пальцем в какую-то  бумагу,  лежащую  перед
ним на столе.
   - Вот сообщение из ФСБ, - как-то мрачно сказал он, - вчера убит полковник
Барков. Застрелен в подъезде собственного дома. В  общем,  так,  ребята.  На
этом деле поставлена точка. Грязное это дело, политикой  пахнет  и  большими
деньгами.
   От следователей я вас отмыть постараюсь. А вы свои языки придержите и все
дурные мысли из головы выбросьте. Все, кого вы наказать хотели,  уже  и  так
наказаны. Умер Александр Никитич, и застрелили  Баркова.  Поэтому  мы  можем
считать дело официально закрытым. И чтобы я от вас больше никогда не  слышал
ни одной фамилии.
   В общем, все так и случилось. Скоро следователи от нас  отстали.  Краюхин
решил нашу группу усилить, вернее, сформировать заново, к тому  времени  нас
осталось всего лишь четверо. Но ничего не успел сделать. Он только  разрешил
нам приступить к работе. И тут мы узнали, что он стал генералом. И  про  его
перевод в Новгород тоже узнали. Мы даже не могли подумать, что это связано с
нашим делом, но Краюхин, видимо, сумел что-то разузнать.  Проводы  его  были
веселыми, все ребята ему на прощание в любви признавались. А он после  этого
нас четверых к себе  в  кабинет  вызвал,  дверь  закрыл,  почему-то  включил
телевизор, словно боялся, что будут прослушивать  и  его  комнату.  А  потом
сказал нам очень серьезно:
   - Не нравится мне этот внезапный перевод, ребята. И  мое  назначение  мне
тоже не нравится. Не знаю, с чем это связано, но очень подозреваю, что  ваша
история с пачками денег и ответственными сотрудниками правительства  сыграла
здесь не последнюю роль. А может, меня  просто  отстранить  хотят  от  этого
дела. В любом случае вы должны знать, что я  про  вас  помню.  Кто  захочет,
может подать рапорт о переводе в  Новгород.  Я  в  любом  случае  готов  там
принять любого из вас.
   Он помолчал немного, а потом добавил:
   - Вы здесь только дров не наломайте. Приказ о вашем допуске к оперативной
работе я уже подписал. Если будут сложности, обращайтесь к Горохову. Он  вас
всегда поддержит.
   Потом обнял каждого  из  нас  и  ничего  больше  не  добавил.  Мы  успели
проработать только несколько дней после его отъезда. Горохов уже подбирал  в
нашу группу офицеров, некоторые были очень даже толковые  ребята,  когда  из
министерства пришел приказ о нашем отстранении от оперативной работы. Но  на
этот раз нами заинтересовалось управление  собственной  безопасности  нашего
ведомства. И это было куда хуже, чем  все  следователи  прокуратуры  и  ФСБ,
вместе взятые.
   Из  всей  этой   истории   постепенно   становится   ясным   один   очень
парадоксальный факт. Самые ожесточенные схватки, самые  непримиримые  враги,
самые страшные преступления происходят во время гражданских войн, когда свои
убивают своих.
   Вот так и у нас в милиции. Мы корпоративно не любим ни  контрразведчиков,
ни прокуроров. Но когда  за  дело  берутся  псы  из  управления  собственной
безопасности, это хана. Это самое страшное, что может быть. Там сидят  суки,
которые знают про нас все. И даже немного больше. Поэтому если на тебя вышли
псы из этого управления,  то  можешь  либо  сразу  стреляться,  лишь  просто
снимать погоны. Они все равно достанут тебя, как бы ты от них ни прятался.
   Но мы-то знали, что ни в чем не виноваты. И хотя нас можно было  обвинить
в  целой  куче  грехов,   мы   все-таки   еще   надеялись   на   объективное
разбирательство.
   И тем не менее нас опять отстранили  от  работы  и  приказали  явиться  в
понедельник к десяти часам утра в управление к какому-то Тарасову. Вечером в
субботу мы собрались в нашем любимом баре у Славы. Вообще-то,  у  бара  было
свое название, но все называли его баром "У  Славы".  Барменом  там  работал
невероятно толстый и невероятно благодушный Слава, которого знал весь город.
Он никогда не хитрил, никогда не подсовывал нам третьесортное пиво,  никогда
не баловался пенкой. Он был настоящий бармен и соответственно запрашивал  за
свои услуги всегда немного больше, чем в других барах. За профессионализм. И
все с удовольствием ему платили.
   В этот вечер пиво у него было особенное. У  него  вообще  всегда  хорошее
пиво. Только не зарубежное, не эта баночная гадость,  а  настоящее  бочковое
пиво, которое нужно пить с хорошей рыбкой  или  с  соленым  горохом.  Я  еще
десятиклассником был, когда мы бегали в пивную, и  я  там  пробовал  пиво  с
горохом. В общем, собрались мы вчетвером и  опять  обсуждаем  нашу  хреновую
ситуацию.
   - Я, наверно, уйду из милиции, - сообщил вдруг Маслаков, - ребята зовут в
охранное агентство. Там зарплата в десять раз больше, да и работы  поменьше.
А здесь рискуешь собственной шкурой, и тебя еще обвиняют непонятно в чем.
   - Никто нас не обвиняет, -  рассудительно  заметил  Аракелов.  Он  вообще
рассудительный парень, но иногда бывает слишком нетерпелив, -  просто  хотят
разобраться,  что  с  ребятами  случилось.  Вы  ведь  сами   говорили,   что
разбираться все равно нужно. Баркова убили, а  кто  это  сделал?  Кто  такую
подставу придумал для наших ребят? Может, в управлении разберутся.
   - Шиш тебе разберутся, - ответил я ему злым голосом, -  пока  разбираться
будут, нас еще сто раз с работы выгонят и  еще  сто  раз  какое-нибудь  дело
пришьют. Нельзя  верить  этим  охотникам  из  управления  безопасности.  Они
натренированы только на охоту.
   - Разберутся, - махнул рукой, соглашаясь со мной, Маслаков, - ничего  они
не разберутся. Формально дело об убийстве Дятлова еще  не  закрыто.  Значит,
будут копать до конца, пока не найдут убийцу. А его  все  равно  не  найдут.
Значит, обвинят кого-нибудь из нас. Уходить надо, ребята, пока не поздно. Ну
их всех к черту.
   Сергей Хонинов молчал. После смерти  Звягинцева  и  Зуева  он  у  нас  за
командира. Он всегда молчит. Не любит вообще разговаривать.  Может,  потому,
что он немного заикается. Или потому, что единственный из нас может в  любой
момент уйти, оставив службу. У него такие ранения были в армии,  что  его  в
любой момент списать можно. Но он  точно  никуда  и  никогда  не  уйдет.  Он
полтора года добивал