Шейла Барнфорд
   Невероятное путешествие

---------------------------------------------------------------
     OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------





               (перевод с английского М.О. Игнатченко)


ПРЕДИСЛОВИЕ

     Предлагаемая вниманию читателей книга Шейлы Барнфорд "Невероятное
путешествие" впервые опубликована в 1961 г в Канаде и США и переведена
на  многие  языки.  Редакция "Живая природа" включила эту книгу в план
своих изданий,  руководствуясь тем,  что она вполне отвечает  целям  и
задачам,   которые   поставила   перед   собой   редакция,  призванная
распространять знания о живой природе, воспитывать в наших согражданах
любовь и сочувствие ко всему живому.
     Эта книга может быть  одинаково  рекомендована  юным  и  взрослым
читателям,  наравне  со  всеми  известными  очерками  и  рассказами  о
животных.  "Невероятное путешествие"  -  по  глухим  и  малонаселенным
местам  Канады  совершают  две  охотничьи  собаки  и  сиамская  кошка,
заскучавшие в отсутствие своего хозяина  и  отправившиеся  разыскивать
его.  Их  приключения  в  пути,  преодоленные  ими  препятствия,  роль
инстинктов  и  выучки  каждого  животного  в  ориентации,   борьбе   с
опасностями,  добывании  пищи  -  все,  что проделали в дороге эти три
существа, вполне укладывается в рамки биологических возможностей собак
и  кошки.  Обо  всем  этом рассказано просто и дельно,  без домыслов и
преувеличений,  и это чрезвычайно ценно,  так как привлекает  симпатии
читателя  к  нашим  четвероногим друзьям,  о которых мы сплошь и рядом
знаем так мало, а зачастую судим превратно.
     Однако главной  причиной,  побудившей  редакцию  "Живая  природа"
подготовить эту  книгу  к  изданию,  с  моей  точки  зрения,  является
наглядно  отраженное  в ней доброе отношение населения к странствующим
животным.  Натыкаются  ли  они,  отощавшие  и  ослабевшие,  на   табор
косцов-индейцев,  бредут ли мимо фермы одиноких стариков,  оказывается
ли захлебнувшаяся при переправе через реку кошка выброшенной на  берег
-  всюду люди их кормят,  дают им приют.  Такое человечное отношение к
животным следует всячески пропагандировать.  Кто из нас не  отбивал  у
ребятишек   замеченного  щенка,  не  спасал  от  истязаний  кошку,  не
урезонивал  деревенских  мальчуганов,   истребляющих   весной   тяжело
запрыгавших  по  берегам  лягушек,  не останавливал взрослых,  готовых
застрелить бегущую мимо собаку?  Гуманное отношение ко всему живому  -
первейший  залог  благополучия  тысяч созданий,  приносящих неоценимую
пользу людям.  Любовь к живой природе  необходимо  всячески  прививать
средствами печатного слова.
                                                          Олег Волков.

                              Моим родителям - И.П. и В. Г. Эвери и
                              их внукам Перонелу, Джонквилу и Джульет,
                              которые росли, испытывая на себе тиранию
                              славного белолапого Билла.

1

     Это произошло  в  Канаде,  на  северо-западе широко раскинувшейся
провинции Онтарио, - в крае нетронутой лесной глуши, бесконечных цепей
пустынных озер и стремительных рек.  Тысяч миль проселков, бревенчатых
лежневок,  заросших лесных дорог,  ведущих к заброшенным  приискам,  и
тропок,  не отмеченных ни на одной карте, пересекают провинцию вдоль и
поперек.  Это страна уединенных ферм,  маленьких городов  и  деревень,
одиноких   хижин   промысловиков   и   лагерей  лесорубов.  Почти  вся
промышленность края работает на крупные целлюлозно-бумажные  компании,
их  лесозаготовительные концессии вторглись в самую глубь лесов;  есть
здесь и шахты - земля богата полезными ископаемыми.
     Это край  трапперов  и индейцев,  на тихие лесные озера прилетают
иногда и охотники  на  маленьких  самолетах-амфибиях,  живут  здесь  и
мечтатели,  давно  потерявшие  связь  с  реальной жизнью,  живут люди,
удалившиеся от цивилизации навсегда. Но все они - не больше чем горсть
песка в океане пустыни,  край этот - край безмолвия и тишины,  царство
диких зверей,  которым никто и ничто не мешает.  (Траппер - охотник на
пушного зверя в Северной Америке.)
     Тут водятся лось и олень,  бурый и черный медведь,  рысь и  лиса,
бобры, ондатра и выдра, норка и куница. Во время перелетов вдаль здесь
отдыхают дикие утки и канадские гуси.  В лесных  озерах  и  прозрачных
реках  множество рыбы:  кета и пестрая форель,  хариусы,  щуки и белые
сиги.
     Почти полгода  страна  покрыта снегом:  долгие недели температура
держится много ниже нуля; весна не наступает здесь постепенно - вдруг,
неожиданно и бурно приходит короткое лето,  все буйно растет и цветет,
а затем - также внезапно - наступает осень.
     Для обитателей  края  осень  - прекрасное завершение года.  Стоят
прохладные,  хотя  и  солнечные  дни,  воздух  бодрит,  голубое   небо
безоблачно,  медленно кружатся листья,  всюду, насколько видит глаз, -
горящие яркими красками деревья в осеннем убранстве.
     Вот по  этой стране и прошли три путешественника и это было в дни
короткого индейского лета.

     Джон Лонгридж жил в  нескольких  милях  от  маленького  города  в
старом   каменном   доме,   принадлежавшем  его  семье  уже  несколько
поколений.
     Это был  высокий,  суровый,  привлекательный  мужчина лет сорока,
холостяк,  писатель  по  профессии,  автор   нескольких   исторических
биографий.  Он проводил много времени в путешествиях, собирая материал
для книг, но всегда возвращался в свой удобный старый дом, где много и
с  удовольствием  работал.  Он  любил  его  уют,  который поддерживала
пожилая чета - миссис Оукс и ее муж Берт,  жившие в небольшом коттедже
в  полумиле  от  Лонгриджа.  Миссис Оукс ежедневно приходила убирать и
готовить,  Берт топил печи,  ухаживал за садом, и делал другую работу.
Они тихонько занимались своим делом, не нарушая покоя Лонгриджа, между
всеми ними царило полное согласие.
     Накануне события,   о  котором  пойдет  речь,  примерно  в  конце
сентября,  Лонгридж сидел у горящего камина в своей уютной библиотеке.
Шторы  были задернуты,  по книжным полкам и потолку скользили,  играли
блики огня.  Маленькая затененная лампа бросала пятно света  на  стол,
возле которого стояло глубокое кресло.
     В комнате было  очень  тихо.  Слышался  лишь  треск  поленьев  да
шуршание газеты, которую читал Лонгридж, читал с трудом, потому что на
коленях у него дремал пшеничного цвета сиамский кот, подобрав под себя
шоколадные  передние  лапы;  сапфировые  глаза его щурились,  когда он
глядел в огонь.
     На полу,  положив  костистую,  в шрамах,  голову на ногу хозяина,
растянулся старый,  белый  английский  бультерьер.  Его  миндалевидные
глубоко  посаженные глаза с розоватыми ободками были закрыты;  большое
треугольное ухо на фоне пламени казалось розовым и почти прозрачным.
     Неискушенный человек   нашел   бы  бультерьера  с  его  угловатым
профилем,  приземистым туловищем на коротких лапах и хвостом,  похожим
на  ременный хлыст по меньшей мере странной и безобразной собакой.  Но
истинный ценитель увидел бы в старом  псе  настоящую  породу:  крепкие
мышцы  и  сухожилия,  унаследованные  от предков,  привыкших к суровой
борьбе,  говорили,  что это любопытная смесь  злости  и  бесстрашия  с
преданностью и понятливостью.
     Пес дергался и часто вздыхал  во  сне,  как  все  старые  собаки,
облезлый же хвост его был неподвижен.
     У двери,  положив морду на лапы,  лежала вторая собака.  Ее карие
внимательные   глаза  глядели  настороженно.  Это  был  большой  рыжий
Лабрадор - легавая собака  могучего  сложения  с  широкой  благородной
головой и длинной, но тупой на конце доброй мордой - потомок сильных и
трудолюбивых собак.  Лонгридж встал с кресла,  осторожно сняв с  колен
кота  и высвободив ногу из-под головы старой собаки,  подошел к окну и
отдернул тяжелый занавес.
     Большая оранжевая  луна  вставала  из-за деревьев в дальнем конце
сада.  Ветер легонько постукивал в окно веткой старой сирени. Было так
светло,  что Лонгридж ясно увидел весь сад,  листья,  медленно летящие
через лужайку, и поздние астры на клумбах.
     Лонгридж отошел  от окна,  пройдя через комнату,  включил верхний
свет и открыл стенной шкафчик.  Там  на  подставках  стояло  несколько
ружей, и он внимательно стал их разглядывать, ласково касаясь пальцами
гладких ложей.  Наконец,  он выбрал прекрасное двухствольное охотничье
ружье  с  тонкой  гравировкой;  открыл его и заглянул в поблескивающее
дуло.
     Лабрадор тотчас же бесшумно поднялся и навострил уши.
     Хорошо смазанное ружье открылось и закрылось  с  легким  щелчком,
собака  заскулила,  в ее глазах был упрек.  Лонгридж поставил ружье на
место.  Пес снова уже лежал отвернувшись.  Лонгридж  подошел  к  нему,
нагнулся, чтобы приласкать его, но тут зазвонил телефон так неожиданно
и пронзительно в этой тишине,  что кот возмущенно спрыгнул с кресла, а
бультерьер  неловко вскочил на ноги.  Лонгридж поднял трубку и услышал
далекий прерывающийся голос миссис Оукс.
     - Говорите громче, миссис Оукс! Я плохо вас слышу!
     - Я вас тоже,  - ответила она.  - Сейчас лучше? В котором часу вы
уезжаете утром, мистер Лонгридж?.. Как?.. Вы можете громче?
     - Примерно в семь!  Хочу попасть  на  Хирон-лейк  до  темноты!  -
кричал  Лонгридж,  потешаясь возмущенным видом кота.  - Но вам незачем
приходить к этому времени, миссис Оукс...
     - Что вы сказали?  В семь?  А ничего,  если я приду около девяти?
Моя племянница  приезжает  ранним  автобусом  и  мне  хотелось  бы  ее
встретить. Но я боюсь оставлять собак одних долго...
     - Разумеется,  встретьте ее!  - прокричал Лонгридж во все  горло,
так  как  шум в трубке усилился.  - С собаками все будет в порядке.  Я
выведу их утром...
     - Благодарю вас, мистер Лонгридж. Около девяти я непременно буду.
Что вы сказали  о  собаках?  Не  беспокойтесь  за  них,  мы  с  Бертом
посмотрим... скажите старому Боджеру... приносить мозговые косточки...
О, подождите, я сейчас...
     Но Лонгридж  не  успел  ответить  -  телефон  вдруг замолк.  Он с
облегчением положил трубку и огляделся.
     Старый пес влез на кресло и,  теперь, прикрыв глаза, лежал и ждал
хозяина.  Лонгридж,  напустив на себя свирепый вид,  назвал его подлым
приспособленцем,  изнеженным  варваром,  позором  своих  предков и его
хозяина. Тут он сделал паузу и с ударением произнес:
     - Очень гадкая собака!
     Услышав эти страшные слова,  терьер прижал уши, скосил глаза, так
что  они  скрылись за веками,  растянул губы в своем роде извиняющейся
улыбке и задергал кончиком безобразного хвоста.  Эта пародия на скорбь
вызвала  у  Лонгриджа  улыбку,  он  похлопал пса по костлявой голове и
поманил вниз, приглашая погулять.
     Старая собака  -  настоящий  клоун - съехала наполовину с кресла,
так что задние лапы остались на сидении,  замахала  хвостом  и  слегка
подтолкнула  кота,  сидящего  на полу,  как египетская статуя,  закрыв
глаза и подняв голову.  Кот издал гортанный звук  и  ударил  лапой  по
розово-черному  носу  бультерьера.  Затем они вместе кинулись к двери,
где их уже ждала молодая собака, чтобы вместе пойти на прогулку.
     Лонгридж отворил  дверь,  ведущую  в  сад,  и  обе  собаки и кот,
толкаясь,  протиснулись мимо его  ног  и  выбежали  на  свежий  ночной
воздух.
     Он стоял  на  крыльце,  спокойно  дымя  трубкой,  и  наблюдал  за
животными.  Ритуал  их  вечерней  прогулки никогда не менялся:  первые
несколько минут каждый в одиночку исследовал местность, затем наступал
момент,  когда все трое собирались у бреши в ограде сада,  и, помедлив
немного, выскакивали наружу, в раскинувшиеся за забором поле и лес.
     Лонгридж следил  за  ними,  пока они не исчезли в темноте (дольше
всех,  конечно, был виден белый бультерьер). Тогда Лонгридж выбил свою
трубку о каменную ступеньку и возвратился в дом они вернутся не раньше
чем через полчаса.

     Лонгридж вместе с братом  владели  небольшой  хижиной  на  берегу
озера Хирон-лейк, милях в двухстах от дома. Дважды в год они проводили
там вместе две-три недели, живя так как им хотелось: осенью охотились,
а весной ловили рыбу.
     Прежде Лонгридж просто запирал дом и уезжал, оставляя ключ миссис
Оукс,   которая  раза  два  в  неделю  приходила,  чтобы  протопить  и
проветрить его.  Но теперь появились эти животные.  Он  собрался  было
отвезти их на это время в город,  в питомник, но миссис Оукс энергично
запротестовала - она  успела  привязаться  к  неразлучному  трио  -  и
заявила,  что  будет присматривать за ними - это лучше,  чем поместить
бедных бессловесных тварей в клетки,  где они,  не дай бог, подохнут с
голоду!
     Итак, было условленно, что миссис Оукс с мужем будут опекать трех
питомцев  Лонгриджа  во  время его отсутствия.  У Берта как раз сейчас
была работа в саду,  так что животные  смогут  большую  часть  времени
проводить на улице, а миссис Оукс взялась их кормить и приглядывать за
ними в доме.
     Уложив вещи, Лонгридж вошел в библиотеку, чтобы задернуть шторы и
тут вспомнил,  что не напомнил миссис Оукс о том, что следует заказать
кофе  и  пополнить  запас  продуктов  в доме.  Сев за письменный стол,
Лонгридж вырвал листок из блокнота.
     "Дорогая миссис Оукс, - писал он, - пожалуйста, закажите еще кофе
и  восстановите  запас  консервов.  Я  возьму  собак  (и   Тао   тоже,
разумеется)..."
     Он исписал весь маленький  листок  бумаги  и,  вырвав  еще  один,
продолжал:
     "...на прогулку перед  тем,  как  уехать  я  дам  им  чего-нибудь
поесть,  так что не особенно верьте нашему жадному белому другу,  если
он станет прикидываться, будто умирает с голоду. Не слишком волнуйтесь
за них - уверен, что все будет прекрасно".
     Последние несколько слов он написал с улыбкой.  Миссис Оукс  была
всецело предана бультерьеру,  чем тот частенько пользовался - и всегда
с неизменным успехом.
     Лонгридж положил  записку  на  стол  под стеклянное пресс-папье и
отворил дверь, в которую уже скреблись животные.
     Старый пес  с  котом  вбежали  в  комнату,  впустив струю свежего
воздуха,  со двора,  и, как всегда, радостно приветствовали Лонгриджа.
Молодой  же  пес вошел невозмутимо и встал,  со стороны наблюдая,  как
бультерьер хлестал хвостом по ногам человека,  а кот прижимался к ним,
мурлыча на всю комнату, пока хозяин не погладил его. Тогда кот пошел в
библиотеку и свернулся у теплого камина.  Позже,  когда остывала зола,
он  обычно перебирался на радиатор,  а иногда среди ночи прокрадывался
наверх и сворачивался рядом со старым псом.  Бесполезно было  запирать
двери  в спальню или в другую комнату:  кот открывал все,  будь они со
щеколдами или задвижками. Лишь гладкие и скользкие фарфоровые ручки не
поддавались его длинным обезьяньим лапам.
     Молодая собака улеглась на своем коврике в  маленьком  чулане  за
кухней,  а бультерьер вскарабкался по крутой лестнице на второй этаж и
устроился в своей корзинке,  в  спальне,  где  уже  укладывался  спать
Лонгридж.  Почувствовав, что его накрыли старым шерстяным одеялом, пес
приоткрыл один глаз,  а затем сунул голову под коврик,  уверенный, что
скоро наступит тот счастливый час, которого он ждет.
     Человек лежал без сна,  думая о предстоящей поездке и о животных:
его волновало,  что в глазах молодой собаки часто появляется тоскливое
выражение.
     Это странное и симпатичное трио появилось в доме Лонгриджа восемь
месяцев назад:  животные перешли  к  нему  из  дома  старого  друга  и
однокашника    Джима    Хантера,   профессора,   филолога   небольшого
университета.  В  этом  университете  была  одна  из  замечательнейших
справочных  библиотек  во  всей провинции,  и Лонгридж часто наезжал к
Хантеру,  будучи к тому же  крестным  отцом  его  девятилетней  дочери
Элизабет.
     Лонгридж как  раз  гостил  у   них,   когда   профессору   пришло
приглашение  из  одного  английского  университета  прочесть  там цикл
лекций.  Для этого нужно было провести в Англии около девяти  месяцев.
Лонгриджа  тронули слезы крестницы и мрачное молчание ее брата Питера,
когда они узнали, что на время отъезда их любимцев отдадут в питомник,
а дом сдадут в наем.
     Лонгридж очень любил Элизабет и  Питера  и  понимал  их  чувства,
вспоминая,  как  много  значила  для  него  самого дружба с охотничьим
спаниелем в годы его довольно одинокого  детства  и  как  он  горевал,
когда пришлось впервые разлучиться с четвероногим другом.
     Итак, семья  профессора  уехала,  оставив  ему  своих   любимцев;
разлука  сопровождалась  горькими  слезами  Элизабет  и  бесчисленными
наставлениями Питера.
     Первые несколько  дней Лонгридж чуть ли не раскаивался,  что взял
животных:  терьер томился в своей корзинке, положив длинную горбоносую
морду  на  лапы,  и  непрерывно  следил  одним глазом,  в котором были
отчаяние и мука,  за Лонгриджем;  кот едва не свел  его  с  ума  своим
бесконечным   мяуканьем,   похожим  на  козлиное  блеяние,  тоскливыми
завываниями,  молодой же пес не хотел ходить на  прогулки  и  отвергал
всякую пищу.
     Но спустя несколько дней, покоренные добродушным ворчанием миссис
Оукс,  подсовывавшей  лакомые кусочки,  кот и старый пес отказались от
голодовки и даже стали проявлять к  своему  новому  хозяину  некоторую
привязанность.  И  в  то  же  время  было  заметно,  что старая собака
продолжала скучать без детей.
     Сначала Лонгридж  удивлялся,  куда  исчезает  иногда терьер после
полудня;  потом оказалось,  что он убегает  на  площадку  для  игр,  у
небольшой  сельской  школы  по  соседству:  он  появлялся там во время
перемен и пользовался огромной популярностью среди  детей.  При  этом,
зная,  что  такого рода экскурсии ему запрещены из-за плохого зрения и
привычки  невозмутимо  ходить  посреди  проезжей  дороги,  пес   нашел
короткий путь, напрямик через поле.
     Совершенно иначе держалась молодая собака.  Она,  очевидно, ни на
минуту не переставала скучать по дому и хозяину,  и, хотя хорошо ела и
ее шерсть уже  снова  лоснилась,  упорно  сторонилась  всех,  сохраняя
величественную неприступность.
     Человек уважал  ее  за  это,  но  это  его  и  тревожило:  собака
находилась   все  время  в  напряжении,  непрерывно  чего-то  ждала  и
прислушивалась к чему-то за стенами дома.
     Хантеры должны   были  вернуться  примерно  недели  через  три  и
Лонгридж чувствовал,  что станет очень скучать по своим новым друзьям.
Оказалось,  животные  заняли в его жизни гораздо больше места,  чем он
предполагал, и сейчас, лежа в постели, он думал о том, что через месяц
наступит  расставание,  и оно принесет ему боль.  Ему даже не хотелось
думать о том, какая унылая тишина воцарится в его доме.
     Наконец, он  уснул.  В  окно  заглянула  тусклая  луна;  свет  ее
разбудил кота,  он потянулся  и  зевнул,  затем  нехотя  вспрыгнул  на
подоконник.  Усевшись  неподвижно,  он глядел в сад огромными горящими
глазами.
     Потом он повернулся и прыгнул на письменный стол, при этом задней
лапой нечаянно задел стеклянное пресс-папье и оно слетело на пол.  Кот
недовольно  помахал  ушибленной  лапой,  раскидав при этом листочки из
блокнота Лонгриджа.  Один из них слетел со стола, теплая струя воздуха
от батареи подхватила его и бросила на горячую золу в камин.  Здесь он
изогнулся  и  почернел,  от  написанного  не  осталось  ничего,  кроме
неразборчивой подписи.
     Свет луны добрался и до молодого пса,  устроившегося в чулане  за
кухней.  Он  беспокойно зашевелился,  поднялся и сел,  навострив уши и
прислушиваясь к тишине.  Но звука,  которого он ждал - пронзительного,
звонкого  свистка  хозяина,  возвращающего  ему все радости жизни - не
было.
     Далее луна  заглянула  в  спальню на втором этаже,  где на боку в
большой старинной кровати спал человек,  а за его  спиной  наслаждался
блаженным теплом, любящий удобства, почтенный белый бультерьер.

2

     Легкий у