старой собаки.  С рычанием двинулась медведица к  ней,  но  в  тот  же
момент кот выскочил на дорогу, отвлекая ее внимание.
     Медведица остановилась и встала на дыбы;  красные глазки  свирепо
блестели,  шея  вытянулась,  голова  угрожающе  качалась  из стороны в
сторону, как у змеи.
     Кот вновь  издал душераздирающий вопль и боком шагнул вперед,  не
спуская раскосых злых глаз с противника.
     Что-то похожее на нерешительность или страх промелькнуло в глазах
медведицы.  Она неохотно отступила назад и опустила голову.  Медленно,
осторожно,  но  решительно  кот  двигался  к  ней,  а  медведица снова
отступила,  совсем сбитая с толку.  Скулящий  детеныш  приводил  ее  в
отчаяние,  но  она  продолжала  медленно  отходить,  так  как  кот все
наступал и наступал. Наконец кот остановился, пригнулся перед прыжком,
охлестывая   себя   хвостом.  Медведица  тоже  неуклюже  остановилась,
наклоняясь,  чтобы  было  удобнее  удрать,  и  боясь  в  то  же  время
повернуться к коту спиной.
     Неожиданный шум в зарослях заставил медведицу замереть на месте -
она вся превратилась в слух; тут из кустов выпрыгнула большая собака и
остановилась около кота, ощетинившись, оскалив зубы, и рыча.
     Медведица опустилась на четвереньки и бросилась наутек. Из кустов
долетело ее последнее отчаянное рычание  и  визгливый  плач  детеныша,
вскоре их совсем не стало слышно, наступила тишина.
     Белка, укрывшаяся от всего этого шума  в  дупле,  с  любопытством
выглянула из убежища и стала спускаться вниз по стволу.
     Кот постепенно возвращался в свое обычное состояние.  Глаза вновь
смотрели невозмутимо и независимо. Брезгливо встряхнув каждой лапой по
очереди,  он мельком глянул на обмякшее грязное тело терьера  у  своих
ног.  Из четырех глубоких царапин на плече собаки сочилась кровь.  Кот
отвернулся и возвратился к брошенной куропатке.
     Молодой пес  обнюхал своего друга,  морщась от неприятного запаха
медведя.  Он попытался  зализать  раны  шершавым  языком,  наскреб  на
терьера  свежих  листьев  поверх  запачканных кровью,  полаял,  стоя у
головы старой  собаки,  та,  по-прежнему  не  шевелилась,  и  лабрадор
улегся,   часто   дыша,  на  траву.  Глаза  его  смотрели  тревожно  и
настороженно,  шерсть на спине  стояла  дыбом,  время  от  времени  он
растерянно скулил.
     Кот приволок куропатку и положил ее к самому  носу  лежавшей  без
сознания  собаки,  потом  начал  не спеша,  старательно рвать птицу на
части и есть. Молодой пес тихонько заворчал, но кот не обратил на него
внимания и продолжал свое дело.
     Соблазнительный запах сырого теплого мяса почувствовала и  старая
собака.  Она  приоткрыла  один  глаз  и,  оживившись,  потянула носом.
Грязный  облезлый  хвост  задвигался.  Пес  подтянулся,  с  судорожным
усилием оперся на передние лапы, как старая рабочая лошадь, и встал на
ноги.
     Вид у него был жалкий:  грудь и живот, лежавшие в канаве, намокли
и почернели от грязи, а спина была поцарапана и испачкана кровью.
     Он сильно   и  беспрестанно  дрожал  всем  телом,  но  в  глубине
запавших,  косопосаженных  глаз  появился  робкий  проблеск  интереса,
который  увеличивался по мере того как его нос приближался к кучке еще
теплых мягких серых перьев.
     На этот  раз  кот  не  стал  злобно рычать над своей добычей.  Он
уселся в сторонке,  не обращая внимания на терьера и  начал  тщательно
мыть хвост. Когда кончик хвоста шевелился, кот прижимал его лапкой.
     Старый пес прожорливо хрустел,  перемалывая кости тупыми  зубами.
Прямо на глазах к нему возвращались силы.
     После еды он немного подремал, а проснувшись, доел остатки.
     К ночи он уже смог перейти на мягкую травку у дороги, где улегся,
счастливый,  щурясь на друзей и махая жалким хвостом.  Лабрадор  лежал
рядом   и  зализывал  ему  раненное  плечо.  Часа  два  спустя  к  ним
присоединился, мурлыча, кот и небрежно бросил еще один лакомый кусочек
к носу старого друга.  Это был тушканчик - маленький зверек с большими
глазами и длинными задними ногами,  похожий на  миниатюрного  кенгуру.
Старый пес моментально расправился с тушканчиком и вскоре заснул.
     А кот,  мурлыкающий у его груди,  и свернувшийся  за  его  спиной
молодой пес бодрствовали и сторожили старого друга весь остаток ночи.

4

     На рассвете голод все-таки погнал лабрадора на поиски корма.  Пес
дошел уже до того,  что попробовал даже катышки оленьего помета,  но с
отвращением выплюнул их.
     Когда он  пил  из  заболоченного  пруда,   покрытого   плавающими
листьями  водяных  лилий,  то  заметил  на  маленьком  камне  лягушку,
смотревшую на него выпученными  глазами.  Лабрадор  прыгнул  тщательно
прицелившись,  и  когда  лягушка  подскочила,  схватил  ее  в воздухе.
Лягушка тут же исчезла в глотке собаки,  а та уже оглядывалась кругом,
надеясь  поживиться  еще.  Но наградой за целый час терпеливых поисков
была всего пара лягушек,  поэтому лабрадор вернулся к  товарищам.  Те,
видимо,  уже  поели,  потому  что  оба  облизывались,  а  вокруг  были
разбросаны перья и шерсть.  Что-то подсказало Лабрадору,  что не  надо
тревожить  старого  пса:  он все еще был очень изнурен и,  кроме того,
потерял много крови.  Раны,  нанесенные когтями медвежонка,  вспухли и
почернели  от  запекшейся  крови  и  при каждом движении открывались и
начинали снова кровоточить. Поэтому весь день терьер лежал спокойно на
травке,  греясь  в лучах осеннего солнца и спал.  Питался он тем,  что
приносил ему кот и всякий раз  благодарно  махал  хвостом,  когда  тот
приближался.
     Молодой пес провел немало времени в  поисках  еды.  К  вечеру  он
совсем  было  потерял  надежду,  что-нибудь  найти,  как  вдруг судьба
смилостивилась над ним: из высокой травы неожиданно выскочил кролик, -
уже  в  белой  зимней  шубке  и бросился наутек.  Молодой пес помчался
следом, опустив голову, вытянув хвост. Лабрадор то и дело догонял его,
но  никак  не  мог  схватить,  так  как  в  последнюю  секунду  кролик
увертывался от челюстей собаки. Но, наконец, собрав все силы, лабрадор
сделал отчаянный прыжок и почувствовал в зубах теплое бьющееся тельце.
Сразу забылись годы натаски,  отучившие собаку вонзать  зубы  в  живое
тело.  Сейчас,  когда  пес  рвал  теплое  сырое  мясо и прожорливо его
заглатывал,  он был похож  на  волка.
     Эту ночь  и  большую  часть  следующего  дня друзья оставались на
старом месте, а погода была благоприятной - теплой и солнечной.
     На третьи  сутки старый пес почти оправился,  раны его закрылись.
Он целое  утро  ходил  среди  кустов  мелкими  шажками,  потом  хорошо
выспался,  так что выглядел теперь достаточно окрепшим и мог следовать
дальше.
     К вечеру  животные  покинули место,  где провели три дня,  и,  не
спеша, затрусили по тропинке.
     Когда взошла  луна,  они уже отошли на несколько миль и оказались
на берегу небольшого озера, которое огибала тропа.
     В воде  у  противоположного  берега,  среди водяных лилий,  стоял
лось.  Его силуэт,  с большой рогатой головой и горбатой  шеей,  четко
вырисовывался  в  бледном свете луны.  Не обращая никакого внимания на
незнакомых животных,  появившихся у озера, лось несколько раз погрузил
голову в воду, всякий раз подымая ее высоко вверх и круто выгибая шею.
В  камышах  шныряли  водяные  курочки.  Маленькая   хохлатая   поганка
выскочила из воды,  как чертик из ящика, и расходящиеся по озеру круги
засеребрились в лунном свете.
     Животные сидели,   насторожив   уши.  Они  наблюдали,  как  лось,
осторожно ступая по илистому  дну,  вышел  из  озера,  встряхнулся,  в
несколько могучих скачков поднялся на берег и исчез в лесу.
     Вдруг молодой пес повернул голову и его чуткий нос задергался. Он
уловил  донесшийся  издалека  запах  древесного  дыма  и  что-то  еще,
необъяснимое...
     Спустя мгновение  и  старый  пес учуял запах и вскочил,  стараясь
определить,  откуда он?  Тонкий хвост  задвигался,  черно-смородиновые
глазки заблестели.
     Где-то недалеко были люди - знакомый ему мир! Он не мог ошибиться
-  бесспорно,  они  что-то стряпали и пес не в силах был противостоять
соблазну. Он решительно затрусил туда, откуда доносился запах. Молодой
пес неохотно последовал за ним, кот же сразу опередил обоих. Вероятно,
он немного ошалел от лунного света,  то замирал на  месте,  то  опять,
стремглав,  мчался куда-то,  потом скрывался в тени,  а секунду спустя
осторожно крался  за  собаками.  Они  не  обращали  на  кота  никакого
внимания.
     Едва животные поднялись на холм,  как увидели внизу,  на вырубке,
несколько   костров.  Огонь  освещал  палатки  и  берестяные  вигвамы,
разбитые полукругом.  Вокруг каноэ,  лежащих  на  берегу  травянистого
озерца, заросшего диким рисом, мерцая, летали искры и гасли над черной
водой.
     В отсветах   багрового   пламени  четко  видны  были  коричневые,
продолговатые,  с плоскими чертами,  лица индейцев  племени  оджибвей,
сидевших  вокруг  костров.  Мужчины  были одеты в разноцветные штаны и
яркие клетчатые рубашки,  но платья  женщин  были  темных  тонов.  Два
мальчугана  (других  детей  здесь  не было) ходили от костра к костру,
потряхивая мелкие сковороды с кашей и помешивая ее лопаточками,  чтобы
не подгорела.
     Один из индейцев в длинных  мягких  мокасинах  топтал  кукурузные
початки  в  неглубокой  яме,  несколько  мужчин  лежали  в  стороне от
костров,  лениво  покуривая  и  вполголоса   переговариваясь.   Другие
неторопливо ели,  наполняя оловянные тарелки вкусно пахнущей похлебкой
из закопченного чугунного котелка.  Время от времени кто-нибудь из них
кидал через плечо в кусты кость, и трое друзей сильно проголодавшиеся,
внимательно провожали ее взглядом.
     На краю поляны женщина провеивала зерно,  пересыпая его из одного
берестяного лотка в другой, легкий ветер относил мякину в сторону.
     Старый пес ничего этого не видел, но уши и нос рассказали ему обо
всем.  Не в силах больше терпеть  он  начал  осторожно  спускаться  со
склона,  заботливо оберегая больное плечо.  Мякина попала ему в нос, и
он чихнул.  Один из мальчиков у костра оглянулся и потянулся  рукой  к
камню,  но  женщина  рядом  с  ним что-то резко сказала,  и он остался
сидеть неподвижно, насторожившись.
     Из темноты  в  круг  света,  падающего от костра,  хромая,  вышел
старый пес.  Уверенный в радушном приеме,  он дружелюбно и заискивающе
вилял хвостом, так что весь зад его ходил ходуном. Он прижал к затылку
уши, растянул губы в жуткой гримасе.
     Сразу наступила  тишина,  прерванная  воплем  меньшего  мальчика,
бросившегося к матери.  Затем  взволнованно  заговорили  все  индейцы.
Терьер  был  оскорблен  и  некоторое  время  колебался,  но все-таки с
надеждой направился ко второму мальчику,  который испуганно  отступал,
зажав в кулаке камень.  Женщина вновь одернула сына, а пес, услыхав ее
строгий  голос,  совсем  упал  духом  и  остановился.  Поставив   свою
корзинку,  женщина  быстро  подошла  к  нему и стала разглядывать его.
Произнося какие-то мягкие,  успокаивающие слова,  она потрепала его по
голове и ласково улыбнулась.  Старый пес прижался к ней,  ударяя по ее
ногам хвостом,  счастливый,  что вновь общается с  человеком.  Женщина
присела  около  собаки,  перебирая  пальцами  его  уши и поглаживая по
спине,  а когда он лизнул ее  в  лицо,  рассмеялась.  Тут  оба  малыша
подошли  поближе  да  и  все остальные обитатели лагеря тоже собрались
вокруг собаки.
     Теперь терьер  был на верху блаженства;  он был центром внимания,
пользовался успехом у благодарной публики: когда один из мужчин бросил
ему   кусок  мяса,  он  начал  служить,  хоть  и  причинял  себе  этим
мучительную боль, махая лапой просил еще. Это вызвало приступ хохота у
индейцев,  и  пес  вновь  и вновь повторял свой трюк,  пока не устал и
улегся, запыхавшийся и счастливый.
     В награду  индейская  женщина  нежно его погладила,  потом ложкой
достала из котла кусок  мяса  и  бросила  его  на  траву.  Старый  пес
захромал к мясу,  но прежде чем есть,  поглядел вверх, на склон холма,
где оставил двух своих товарищей.
     Прыгая с уступа на уступ, скатился вниз камешек. Затем из темноты
появился длинноногий голубоглазый кот. Прежде чем подойти к собаке, он
огласил поляну скрипучим заунывным воем, а потом беззастенчиво отобрал
у нее кусок мяса.  Восторгу индейцев не было предела. В приступе смеха
оба мальчика,  колотя пятками,  катались по земле, кот же тем временем
невозмутимо пожирал мясо.
     Бультерьер понял,  что  люди  рады  им,  и присоединился к общему
веселью.  Он так старательно катался по  земле,  что  его  раны  снова
открылись:  когда  он  вскочил  на  ноги,  по бокам его бежали струйки
крови.
     Молодой пес  все это время прятался на склоне холма и внимательно
наблюдал за происходящим,  хотя и нервничал,  так как пора  было  идти
дальше.  Он  видел,  как  сытый и довольный кот свернулся на коленях у
одного из мальчиков, дремавшего у костра. Он слышал насмешливые голоса
индейцев,  потом маленькая вся согнутая,  древняя старуха вдруг что-то
сказала горячо и серьезно.  Ковыляя,  она подошла к мирно  лежащему  у
костра  псу  и  стала  разглядывать  его плечо.  Затем кинув несколько
корешков рогозы в кипящий котелок,  намочила в отваре  немного  мха  и
приложила его к ранам собаки.  Старый пес не двигался, только тихонько
стучал хвостом.  Закончив,  старуха поддела берестяным  черпачком  еще
кусок мяса и вывалила его на землю перед собакой.
     Но вот костры почти догорели,  индейцы начали укладываться спать,
а  товарищи лабрадора по-прежнему не обнаруживали ни малейшего желания
возвращаться. Молодой пес забеспокоился.
     Скользя, как тень,  между деревьями на холме,  он обежал лагерь и
вышел, в четверти милях на берег озера. Здесь он несколько раз резко и
повелительно пролаял.
     На обоих его спутников это подействовало,  как звук  набата.  Кот
выпрыгнул  из  рук  сонного мальчика-индейца и подбежал к старому псу.
Тот был уже на ногах  и  с  недоумением  щурился  и  оглядывался.  Кот
гортанно  промяукал  и уверенно побежал прочь от лагеря.  Войдя в тень
леса,  он оглянулся и стал ждать.  Старый пес встряхнулся  и  послушно
побрел  за  котом,  хотя ему очень не хотелось покидать теплое место у
костра.
     Индейцы, молча  наблюдавшие  эту сцену,  не остановили собаку.  И
только  женщина,  что  первая   ее   приласкала,   тихонько   пожелала
путешественнику счастливого пути.
     На опушке леса собака остановилась рядом с котом и оглянулась, но
призывный,   повелительный  лай  послышался  снова;  терьер  и  сиамец
скрылись в темноте.

     В эту ночь оба  путешественника  обрели  бессмертие,  хотя  и  не
подозревали об этом, будучи глубоко безразличны к славе.
     Старая индианка сразу догадалась,  кто  были  старый  пес  и  его
спутник!  Это была Белая Собака Оджибвеев, священная Белая Собака, чье
появление пророчит бедствие или удачу.
     Духи послали   ее,   голодную   и   израненную,   для   испытания
гостеприимства племени, а чтобы маловеры не сомневались в этом, - дали
Белой Собаке в товарищи кота.  Потому что какая же обыкновенная собака
допустит, чтобы кот утащил у нее мясо?
     Посланник духов   встретил   радушный   прием,  его  накормили  и
полечили. Предзнаменование наверняка окажется счастливым!

5

     Друзья продолжали путешествие.  Несколько последующих  дней  были
похожи один на другой,  прошли они безо всяких особых происшествий или
приключений.
     Оставляя ночлег на рассвете, животные равномерно двигались вперед
до  вечера,  большей  частью  приноравливаясь  к  старой  собаке.   Их
излюбленным  местом  сна  были  защищенные  от  ветра углубления,  под
поваленными ветром деревьями, где они зарывались в облетевшую листву.
     Вначале они делали частые привалы, так как терьер быстро уставал,
но с каждым днем он становился крепче,  и через неделю хоть и похудел,
но рубцы на плече зажили,  шерсть стала гладкой.  Пожалуй, он выглядел
лучше - моложе и сильнее - чем в начале  путешествия.  У  терьера  был
прекрасный  характер:  он был всегда всем доволен и трусил себе рысцой
по лесу невозмутимый и благодушный.  Терьер почти всегда был  голоден,
хотя искусный охотник-кот и снабжал его кое-какой пищей.
     Больше всех  страдал  от  голода  молодой  пес,  ибо  он  не  был
природным охотником и растрачивал понапрасну массу энергии, гоняясь за
дичью.  Питался он  главным  образом  лягушками,  мышами,  да  изредка
объедками  от  трапез  своих  товарищей.  Иногда  лабрадору  удавалось
отпугнуть какого-нибудь маленького зверька от его добычи, но такая еда
совсем не соответствовала потребности большой собаки. Лабрадор похудел
так,  что стали видны ребра.  Кроме того, ему никогда не удавалось как
следует  выспаться;  когда  его  оба  товарища  отдыхали,  он рыскал в
поисках пищи.  Не участвовал он и в их играх;  когда кот,  притворяясь
напуганным, бросался прочь от рычащего, но благодушно машущего хвостом
белого пса и спасался от него на дерево,  Лабрадор сидел в отдалении и
наблюдал  за  ними  напряженно и беспокойно.  Казалось,  он никогда не
забывал о конечной цели - он шел к  своему  единственному  хозяину,  в
дом,  где  он родился.  Все остальное не имело для него значения.  Это
стремление,  всецело захватившее пса,  и заставляло его  упорно  вести
своих  друзей  на запад,  через дикую чужую страну так же безошибочно,
как безошибочно находит дорогу домой почтовый голубь.
     Коту кочевая  жизнь,  видимо,  шла на пользу.  Он стал упитанным,
лоснился  и  был  очень  доволен,  казалось,  он  просто  наслаждается
путешествием.  Порой он покидал собак на часок-другой,  но эти отлучки
перестали  их  беспокоить,  так  как  рано  или  поздно,  кот   всегда
возвращался.
     Животные шли главным образом  по  старым  заброшенным  тропинкам,
которых  было  удивительно много в этом,  фактически необитаемом краю.
Иногда же они покидали тропинки и  прокладывали  путь  напрямик  через
лесную чащу.
     На их  счастье  индейское  лето  было  к  ним  милостиво.  Редкая
короткая шерсть не смогла бы предохранить терьера от холодов.  Правда,
у него стал расти густой подшерсток,  но и он не защитил бы пса от уже
недалеких  морозов.  Шерсть кота также стала гуще,  отчего выглядел он
крупнее.
     Лабрадор же был приспособлен к любому климату; его густая плотная
шерсть отлично защищала и от воды и  от  холода.  Днем,  когда  Солнце
стояло высоко,  было еще тепло и приятно,  но ночи заметно похолодали.
Однажды вдруг ударил крепкий мороз,  и старый  пес  так  продрог,  что
вскоре  после  восхода  луны  животные  покинули  неглубокую яму,  где
устроились на ночлег,  и весь остаток ночи шли дальше.  Зато почти все
следующее  утро  они  спали,  греясь  на  солнце.  Листва  на деревьях
поблекла.  Многие деревья почти облетели.  Вдоль тропинки еще пестрели
терн и голубика, да дикие астры и дурман стояли в полном цвету.
     Большинство лесных птиц улетело.  Те,  что остались, собирались в
большие стаи, оглашая воздух щебетом и гамом.
     Путешественники редко   встречали   других    животных:    робких
обитателей леса издали пугал шум, производимый собаками, и они заранее
прятались. Те же, что попадались им, были настолько заняты подготовкой
к зиме,  что не проявляли никакого любопытства к пришельцам. Встретили
они еще одного медведя, он был гладкий и лоснился от жира, благодушный
и сонный.  Очевидно,  он уже мысленно пребывал в зимней спячке и ничем
не интересовался.  Когда путешественники его заметили,  медведь сидел,
греясь  на  солнышке,  на  пне  и,  сонно  поглядев  на них маленькими
глубокопосаженными глазками,  зевнул и продолжал лениво  скрести  ухо.
Тем не менее кот после этой встречи почти целый час сердито ворчал.
     Кролики и ласки оделись в белые зимние шубки.  Кое-где  появились
пуночки.  Несколько раз животные слышали далекие, ликующие крики диких
гусей и,  глядя вверх,  видели  над  головой  длинные  черные  косяки,
летящие  к