хло солодом.
Чуть скрипела за окном сосна.
И почти осенним звонким золотом
Та была пронизана весна!
Та весна -- Прощения и Прощания,
Та, моя осенняя весна,
Что дразнила мукой обещания
И томила. И лишала сна.
Словно перед дальнею дорогою
Словно -- в темень -- угадав зарю,
Дар священный твой ладонью трогаю
И почти неслышно говорю:
-- В лихолетье нового рассеянья,
Ныне и вовеки, навсегда,
Принимаю с гордостью Спасение
Я -- из рук твоих -- моя Беда!
                      (302)
                  1972 год.

                 - 129 -

      ПИСЬМО В СЕМНАДЦАТЫЙ ВЕК

             ...По   вечерам,   написав   свои
         обязательные десять страниц ( я писал
         в   Серебрянном   боре   "Генеральную
         репетицию"), я отправлялся гулять. Со
         мною  неизменно увязывался  дворовый,
         беспородный  пес по кличке Герцог. С
         берега Москвы-реки мы  сворачивали  в
         лесную     аллейку,     доходили   до
         троллейбусной   остановки,    огибали
         круглую   площадь   и  тем  же  путем
         возвращались к  реке.  Я  садился  на
         скамейку,      закуривал,    "Герцог"
         устраивался у моих ног.  Мы  смотрели
         на  бегущую  воду, на противоположный
         берег.  Справа  стояла   церковь   --
         Лыковская  Троица,  -- превращенная в
         дровяной склад, а слева  расстилались
         угодья   государственной  дачи  номер
         пять. Там жил еще член Политбюро в ту
         пору,    Д.Полянский.    Именно   его
         вельможному гневу я был  обязан,  как
         выразились бы старинные канцеляристы,
         "лишением всех прав состояния".
             Вертеть головой  то  направо,  то
         налево -- было черезвычайно интересно.

Уж так ли безумно намеренье --
Увидеться в жизни земной?!
Читает красотка с картины Вермейера
Письмо, что написано мной.


Она -- словно сыграна скрипкою --
Прелестна, нежна и тонка,
Следит, с удивленной улыбкою,
Как в рифму впадает строка.
А впрочем, мучение адово
Читать эти строчки вразброд!
Как долго из века двадцатого
В семнадцатый -- почта идет!
Я к ней написал погалантнее,
Чем в наши пишу времена...
Смеркается рано в Голландии,
Но падает свет из окна.
Госпожа моя! Триста лет,
Триста лет вас все нет, как нет.
На чепце расплелась тесьма,
Почтальон не несет письма,
Триста долгих-предолгих лет
Вы все пишите мне ответ.
Госпожа моя, госпожа,
Просто -- режете без ножа!
До кого-то доходят вести,
До меня -- только сизый дым.
Мы с дворовой собакой вместе
Над бегучей водой сидим.
Пес не чистой породы, помесь,
Но премудрый и сланый пес...
Как он тащится, этот поезд,

                 - 130 -

Триста лет на один откос!
И такой он ужасно гордый,
Что ему и гудеть-то лень...


Пес мне ткнулся в колени мордой,
По воде пробежала тень.


Мы задремлем, но нас разбудит
За рекой громыхающий джаз...


Скоро, скоро в Москву прибудет
Из Голландии дилижанс!


Вы устали, моя судьба,
От столба пылить до столба?
А у нас теперь на Руси
И троллейбусы и такси.
Я с надеждой смотрю -- а вдруг
Дилижанс ваш придет на круг?
Дилижанс стоит на кругу...


Дилижанс стоит на кругу --
Я найти его не могу!


Он скоро, скоро, скоро тронется!


Я над водой сижу опять.
Направо -- Лыковская Троица,
Налево -- дача номер пять.

На этой даче государственной
Живет светило из светил,
Кому молебен благодарственный
Я б так охотно посвятил!
За все его вниманье крайнее,
За тот отеческий звонок,
За то, что муками раскаянья
Его потешить я не мог!
Что славен кличкой подзаборною,
Что наглых не отвел очей,
Когда он шествовал в уборную
В сопровожденьи стукачей!
А поезд все никак не тронется!
Какой-то вздор, какой-то бред...
В вечерней дым уходит Троица,
На даче кушают обед.
   Меню государственного обеда:
   Бламанже.
   Суп гороховый с грудинкой и гренками.
   Бламанже!
   Котлеты свиные отбивные с зеленым
                              горошком.
   Бламанже!!
   Мусс клубничный со взбитыми сливками.
   Бламанже!!!
   -- Вы хотите
   Бля-ман-же?

              - 131 -

   -- Извините,
   Я уже!


У них бламанже сторожат сторожа,
Ключами звеня.
Простите меня, о -- моя госпожа,
Простите меня!
Я снова стучусь в ваш семнадцатый век
Из этого дня.
Простите меня, дорогой человек,
Простите меня!


Я славлю упавшее в землю зерно
И мудрость огня.
За все, что мне скрыть от людей не дано --
Простите меня!


Ах, только бы шаг -- за черту рубежа
По зыбкому льду...
Но вы подождите меня, госпожа,
Теперь я решился, моя госпожа,
Теперь уже скоро, моя госпожа,
Теперь я приду!..


Я к Вам написал погалантнее,
Чем в наши пишу времена.


Смеркается рано в Голландии,
Но падает свет из окна.
               (307)


              НОМЕРА

                         И.Б.

Вьюга листья на крыльцо намела,
Глупый ворон прилетел под окно
И выкаркивает мне номера
Телефонов, что умолкли давно.
Словно сдвинулись во мгле полюса,
Словно сшиблись над огнем топоры --
Оживают в тишине голоса
Телефонов довоенной поры.
И внезапно обретая черты,
Шепелявит озорной шепоток :
-- Пять-тринадцать-сорок три, это ты ?
Ровно в восемь приходи на каток !
Пляшут галочьи следы на снегу,
Ветер ставнею стучит на бегу.
Ровно в восемь я прийти не могу...
Да и в девять я прийти не могу !
Ты напрасно в телефон не дыши,
На заброшенном катке не души,
И давно уже свои "бегаши"
Я старьевщику отдал за гроши.
И совсем я говорю не с тобой,
А с надменной телефонной судьбой.

                 - 132 -

Я приказываю:
-- Дайте отбой!
Умоляю:
-- Поскорее, отбой!


Но печально из ночной темноты,
Как надежда,
И упрек,
И итог :
-- Пять- тринадцать-сорок три, это ты ?
Ровно в восемь приходи на каток !
                            (309)



            ПРИЗНАНИЕ  В  ЛЮБВИ

       "Люди, я вас любил -- будьте бдительны!"
                            Юлиус Фучик
       (любимая цитата советских пропагандистов)

Я люблю вас -- глаза ваши, губы и волосы,
Вас, усталых, что стали,до времени,старыми,
Вас, убогих, которых газетные полосы
Что ни день - то бесстыдными славят фанфарами!
Сколько раз вас морочали, мяли, ворочали,
Сколько раз соблазняли соблазнами тщетными...
И как черти вы злы,и как ветер отходчивы,
И -- скупцы!-- до чего ж вы бываете щедрыми !

    Она стоит - печальница
    Всех сущих на земле,
    Стоит, висит качается
    В автобусной петле.
    А может, это поручни...
    Да, впрочем, все равно !
    И спать ложилась -- к полночи,
    И поднялась --темно.
    Всю жизнь жила -- не охала,
    Не крыла белый свет.
    Два сына было -- сокола,
    Обоих нет, как нет!
    Один убит под Вислою,

             - 133 -

    Другого хворь взяла !
    Она лишь зубы стиснула --
    И снова за дела.


    А мужа в Потьме льдиною
    Распутица смела.
    Она лишь брови сдвинула --
    И снова за дела.


    А дочь в больнице с язвою,
    А сдуру запил зять...
    И, думая про разное,--
    Билет забыла взять.

    И тут один -- с авоською
    И в шляпе, паразит !--
    С ухмылкою со свойскою
    Геройски ей грозит !


    Он палец указательный
    Ей чуть не в нос сует:
    --Какой, мол, несознательный,
    Еще, мол, есть народ !


    Она хотела высказать:
    -- Задумалась, прости !

    А он, как глянул искоса,
    Как сумку сжал в горсти
    И -- на одном дыхании
    Сто тысяч слов подряд !

    ("Чем в шляпе -- тем нахальнее!"-
    Недаром говорят !)
    Он с рожею канальскою
    Гремит на весь вагон :
    -- Что с кликой, мол, китайскою
    Стакнулся Пентагон !
    Мы во главе истории,
    Нам лупят в лоб шторма,
    А есть еще, которые
    Все хочут задарма!
    Без нас -- конец истории,
    Без нас бы мир ослаб !
    А есть еще, которые
    Все хочут цап-царап !
    Ты, мать, пойми:неважно нам,
    Что дурость -- твой обман.
    Но -- фигурально -- кажному
    Залезла ты в карман !
    Пятак -- монетка малая,
    Ей вся цена -- пятак.
    Но с неба каша манная
    Не падает за так !
    Она любому лакома,

                 - 134 -

    На кашу кажный лих !..


    И тут она заплакала,
    И весь вагон затих.


    Стоит она -- печальница
    Всех сущих на земле,
    Стоит, висит, качается
    В автобусной петле.

    Бегут слезинки скорые,
    Стирает их кулак...
    И вот вам -- вся история,
    И ей цена -- пятак !


Я люблю вас -- глаза ваши, губы и волосы,
Вас, усталых, что стали,до времени, старыми,
Вас, убогих,которых газетные полосы
Что ни день -- то бесстыдными славят фанфарами.


И пускай это время в нас ввинчено штопором,
Пусть мы сами почти до предела заверчены,
Но оставьте, пожалуйста, бдительность "операм" !
Я люблю, вас, люди !
Будьте доверчивы !
                                      (313)



      В  Серебряном  Боре, у въезда в Дом отдыха
  артистов Большого театра,стоит,врытый в землю,
  неуклюже-отесанный, деревянный столб. Малярной
  кистью, небрежно и грубо, на  столбе  нанесены
  деления с цифрами -- от единицы до семерки. К
  верху столба прилажено колесико, через которое
  пропущена довольно толстая проволока. С одной
  стороны столба проволока уходит в землю, а  с
  другой -- к ней подвешена тяжелая гиря.
     Сторож Дома отдыха объяснил мне:
     -- А это, Александр Аркадьевич, говномер...
  Проволока, она, стало  быть, подведена  к  яме
  ассенизационной! Уровень,значит, повышается --
  гиря  понижается... Пока она на  двойке-тройке
  качается -- ничего...
      А как до пятерки-шестерки дойдет --  тогда
  беда,тогда, значит, надо из города золотариков
  вызывать...
      Мне  показалось  это  творение  русского
  умельца  не  только  полезным, но  и  весьма
  поучительным. И я посвятил  ему  философский
  этюд, который  назвал  эпически-скромно:

                  ПЕЙЗАЖ

Все было пасмурно и серо,
И лес стоял, как неживой,
И только гиря говномера
Слегка качала головой.
Не все напрасно в этом мире,
(Хотя и грош ему цена !),
Покуда существуют гири
И виден уровень говна !
                 (315)

                 - 135 -

                 ПРОЩАНИЕ

За высокими соснами синий забор
И калитка в заборе.
Вот и время прощаться, Серебряный бор,
Нам -- в Серебряном боре !


Выходила калитка в бескрайний простор,
Словно в звездное море.
Я грущу по тебе, мой Серебряный бор,
Здесь -- в Серебряном боре.


Мы с тобою вели нескончаемый спор,
Только дело не в споре.
Я прощаюсь с тобой, мой Серебряный бор,
Здесь -- в Серебряном боре.


Понимаешь ли -- боль подошла под упор,
Словно пуля в затворе.
Я с тобой расстаюсь, мой Серебряный бор,
Здесь -- в Серебряном боре.


Ну, не станет меня -- для тебя это вздор,
Невеликое горе !
Что ж, спасибо тебе, мой Серебряный бор,
Я прощаюсь с тобой, мой Серебряный бор,
И грущу по тебе, мой Серебряный бор,
Здесь -- в Серебряном боре !
                         (316)



          О Т Ч И Й   Д О М


              ...Еще позволь желание одно
              Мне произнесть :
              Молюся я судьбине,
              Чтоб для тебя я стал хотя отныне
              Чем для меня ты стал уже давно !

                                 Е.Баратынский


  УПРАЖНЕНИЯ  ДЛЯ  ПРАВОЙ  И  ЛЕВОЙ  РУКИ

           1. ДЛЯ  ПРАВОЙ  РУКИ
                               Аллегро модерато

Весь год -- ни валко и ни шатко,
И все, как прежде, в январе.
Но каждый день горела шапка,
Горела шапка на воре.
А вор белье тащил с забора,
Снимал с прохожего пальто,
И так вопил:
-- Держите вора !
Что даже верил кое-кто !

         2. ДЛЯ  ЛЕВОЙ  РУКИ

                              Маэстозо

Ты прокашляйся, февраль, прометелься,
Грянь морозом на ходу, с поворотца !
Промотали мы свое прометейство,
Проворонили свое первородство !
Что ж, утешимся больничной палатой,

                 - 136 -

Тем, что можно ни на что не решаться...
Как объелись чечевичной баландой --
Так не в силах до сих пор отдышаться !



         3. ДЛЯ  ОБЕИХ  РУК
                              Виваче


Кто безгласных разводит рыбок,
Кто -- скупец -- бережет копейку,
А я поеду на птичий рынок
И куплю себе канарейку.


Все полста отвалю, ни гривну
Привезу ее, кроху, на дом,
Обучу канарейку гимну,
Благо слов ей учить не надо !
Соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно свистит :
-- Союз нерушимый республик свободных...
                          (318)

                 - 137 -



      ПЕСНЯ  ОБ  ОТЧЕМ  ДОМЕ

Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом,
Золотой мой, недолгий век.
Но все то, что случится со мной потом, --
Все отсюда берет разбег !


Здесь однажды очнулся я, сын земной,
И в глазах моих свет возник.
Здесь мой первый гром говорил со мной
И я понял его язык.


Как же странно мне было, мой Отчий Дом,
Когда Некто с пустым лицом
Мне сказал, усмехнувшись, что в доме том
Я не сыном был, а жильцом.


Угловым жильцом, что копит деньгу --
Расплатиться за хлеб и кров.
Он копит деньгу и всегда в долгу,
И не вырвется из долгов !


-- А в сыновней верности в мире сем
Клялись многие -- и не раз! --
Так сказал мне Некто с пустым лицом
И прищурил свинцовый глаз.

И добавил :
-- А впрочем, слукавь, солги --
Может, вымолишь тишь да гладь !..
Но уж если я должен платить долги,
То зачем же при этом лгать ?!
И пускай я гроши наскребу с трудом,
И пускай велика цена --
Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,
Я с тобой расплачусь сполна !
Но когда под грохот чужих подков
Грянет свет роковой зари --
Я уйду, свободный от всех долгов,
И назад меня не зови.
Не зови вызволять тебя из огня,
Не зови разделить беду.
Не зови меня !
Не зови меня...
Не зови --
Я и так приду !
                 (320)

                 - 138 -

          РУССКИЕ  ПЛАЧИ


На лесные урочища,
На степные берлоги
Шли Олеговы полчища
По дремучей дороге.
И на марш этот глядючи,
В окаянном бессильи,
В голос плакали вятичи,
Что не стало России !

       Ах, Россия, Рассея --
       Ни конца, ни спасенья !

...И живые, и мертвые,
Все молчат, как немые.
Мы, Иваны Четвертые --
Место лобное в мыле !
Лишь босой да уродливый,
Рот беззубый разиня,
Плакал в церкви юродивый,
Что пропала Россия !

       Ах, Рассея, Россия --
       Все пророки босые !

Горькой горестью мечены
Наши тихие плачи --
От Петровской неметчины
До нагайки казачьей !
Птица вещая -- троечка,
Тряска вечная, чертова !
Не смущаясь ни столечка,
Объявилась ты, троечка,
Чрезвычайкой в Лефортово !
       Ах, Россия, Рассея --
       Чем набат не веселье ?!
Что ни год -- лихолетие,
Что ни враль, то Мессия !
Плачет тысячелетие
По России -- Россия !
Выкликает проклятия...
А попробуй, спроси --
Да, была ль она, братие,
Эта Русь на Руси ?
Эта -- с щедрыми нивами,
Эта -- в пене сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиреньи.
Где как лебеди девицы,
Где под ласковым небом
Каждый с каждый поделится
Божьим словом и хлебом.
...Листья падают с деревца
В безмятежные воды,
И звенят, как метелица,
Над землей хороводы.
А за прялкой беседы
На крыльце полосатом,
Старики-домоседы,
Знай, дымят самосадом.
Осень в золото набрана,
Как икона в оклад...

                 - 139 -

Значит, все это наврано,
Лишь бы в рифму да в лад ?!
Чтоб, как птицы на дереве,
Затихали в грозу,
Чтоб не знали,но верили
И роняли слезу,
Чтоб начальничкам кланялись
За дареную пядь,
Чтоб грешили и каялись,
И грешили опять?..


То ли сын,то ли пасынок,
То ли вор, то ли князь --
Разомлев от побасенок,
Тычешь каждого в грязь !
Переполнена скверною
От покрышки до дна...


Но ведь где-то,наверное,
Существует -- Она ?!
Та -- с привольными нивами,
Та -- в кипеньи сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиреньи...


Птица вещая, троечка,
Буйный свист под крылом !
Птица, искорка, точечка
В бездорожьи глухом.
Я молю тебя :
-- Выдюжи !

Будь и в тленьи живой,
Чтоб хоть в сердце, как в Китеже,
Слышать благовест твой !..
                         (323)

                 - 140 -

           КУМАЧОВЫЙ  ВАЛЬС



Ну, давай, убежим в мелколесье
Подмосковной условной глуши,
Где в колодце воды -- хоть залейся
И порою, весь день, ни души !


Там отлипнет язык от гортани,
И не страшно, а просто смешно,
Что калитка, по-птичьи картавя,
Дребезжать заставляет окно.


Там не страшно, что хрустнула ветка
По утру под чужим каблуком.
Что с того ?!
Это ж просто соседка
Принесла нам кувшин с молоком.


Но, увы -- но и здесь -- над платформой,
Над антеннами сгорбленных дач,
Над березовой рощей покорной
Торжествует все тот же кумач !


Он таращит метровые буквы,
Он вопит и качает права...
Только буквы, расчертовы куклы,
Не хотят сочетаться в слова.
-- Миру -- мир!
-- Мыру -- мыр!
-- Муре -- мура!
-- Мира -- миг, мира -- миф, в мире --
                                    мер...
И вникает в бессмыслицу хмуро
Участковый милиционер.
Удостоенный важной задачей,
Он -- и ночью, и утром, и днем --
Наблюдает за некою дачей,
За калиткой, крыльцом и окном.
Может, там куролесят с достатка,
Может, контра и полный блядежь ?!..
Кумачовый блюститель порядка,
Для кого ты порядок блюдешь ?!
И себя выдавая за знамя,
Но древко наклонив, как копье,
Маскировочной сетью над нами
Кумачовое реет тряпье !
Так неужто и с берега Леты
Мы увидим, как в звездный простор
Поплывут кумачовые ленты :
-- Мира -- миф !
-- Мира -- Миг !
-- Миру -- мор !
                (325)

                 - 141 -

                 ПРИТЧА



По замоскворецкой Галилее,
Шел он, как по выжженной земле --
Мимо светлых окон "Бакалеи",
Мимо темных окон "Ателье".


Мимо, мимо -- "Булочных", "Молочных",
Потерявших веру в чудеса.
М гудели в трубах водосточных
Всех ночных печалей голоса.


Всех тревог, сомнений, всех печалей --
Старческие вздохи, детский плач.
И осенний ветер за плечами
Поднимал, как крылья, легкий плащ.


Мелкий дождик падал с небосвода
Светом фар внезапных озарен...


Но уже он видел, как с Восхода,
Через Юго-Западный район,
Мимо "Показательной Аптеки",
Мимо "Гастронома" на углу --
Потекут к нему людские реки,
Понесут признанте и хвалу !
И не ветошь века, не обноски,
Он им даст Начало всех Начал !..

И стоял слепой на перекрестке,
Осторожно палочкой стучал.
И не зная, что Пророку мнилось,
Что кипело у него в груди,
Он сказал негромко:
-- Сделай милость,
Удружи, браток, переведи !..
Пролетали фары -- снова, снова,
А в груди Пророка всеь ясней
Билось то несказанное слово
В несказанной прелести своей !
Много ль их на свете, этих истин,
Что способны потрясти сердца ?!
И прошел Пророк по мертвым листьям,
Не услышав голоса слепца.
И сбылось -- отныне и вовеки! --
Свет зари прорезал ночи мглу,
Потекли к нему людские реки,
Понесли признанье и хвалу :
Над вселенской суетней мышиной
Засияли истины лучи !..
А слепого, сбитого машиной,
Не суиели выходить врачи.
                      (327)

                 - 142 -

                 ПСАЛОМ


Я вышел на поиски Бога.
В предгорьи уже рассвело.
А нужно мне было немного --
Две пригоршни глины всего.


И с гор я спустился в долину,
Развел над рекою костер,
И красную вязкую глину
В ладонях размял и растер.


Что знал я в ту пору о Боге
На тихой заре бытия ?
Я вылепил руки и ноги,
И голову вылепил я.


И полон предчувствием смутным
Мечтал я, при свете огня,
Что будет Он добрым и мудрым,
Что Он пожалеет меня !


Когда ж он померк, этот длинный
День страхов, надежд и скорбей --
Мой бог, сотворенный из глины,
Сказал мне :
-- Иди и убей !..


И канули годы.
И снова -
Все так же, но только грубей,
Мой бог, сотворенный из слова,
Твердил мне:
-- Иди и убей !
И шел я дорогою праха,
Мне в платье впивался репей,
И бог, сотворенный из страха,
Шептал мне:
-- Иди и убей !
Но вновь я печально и строго
С утра выхожу за порог --
На поиски доброг