одной  из
эскадрилий штурмовики несли заплаты из расплющенных гильз.  Другой проблемой
стала нехватка запасных частей, и  время от  времени один  из не подлежавших
ремонту самолетов превращался  в  их  источник  и  шел  "на  прокорм"  своим
продолжавшим работать собратьям.
     Во время 4-й панджшерской операции, начатой в мае 1985 года  (ее  целью
был  "полный  и  окончательный   разгром  бандформирований   в   центральных
провинциях"), долину прикрывали 200 ДШК и ЗГУ, в дополнение к которым отряды
Ахмад Шаха получили еще  три  десятка 20-мм  зениток  "Эрликон" швейцарского
производства с досягаемостью  по высоте до 2000 м. Они легко разбирались для
перевозки  и  позволяли  оборудовать  позиции  в самых  неожиданных  местах.
Зарубежные   инструкторы  помогли  хорошо  освоить  оружие,  сами  моджахеды
научились строить систему ПВО вокруг лагерей, используя  особенности рельефа
для  укрытия  огневых точек. Насыщенность  районов боевых действий зенитными
средствами стала представлять серьезную угрозу, и пренебрежение ею могло  не
остаться безнаказанным. 22 июля 1985 года Су-25 С. В. Шумихина находился над
целью  почти полчаса  и  был сбит на 11-м  боевом  заходе,  попав  под огонь
замаскированной  зенитки.  Работая  парой,  штурмовики  стали   распределять
обязанности следующим  образом: ведущий атаковал цель, а ведомый  следил  за
местностью, с ходу нанося удар по обнаруженным вспышкам "сварки". Для защиты
от  огня сверху, под который  самолеты  попадали  в  ущельях и  на  виражах,
летчики  стали получать  титановые бронешлемы, однако  тяжелые "котелки"  не
прижились  у пилотов, предпочитавших  хороший  обзор и свободу действий.  На
помощь  штурмовикам  пришли  новые  типы  боеприпасов,  сочетавшие   высокую
поражающую способность с большой прицельной дальностью, позволявшей работать
по  цели,  не входя в  зону  ПВО. На  Су-25 стали применять крупнокалиберные
122-мм ракетные блоки Б-13Л с дальностью пуска  до 4000 м.  Они  снаряжались
осколочно-фугасными  НАР С-13-ОФ,  по  мощности  и  убойной силе  на порядок
превосходившими С-8,  и С-13 с проникающей БЧ, прошибавшей трехметровый слой
земли   и   камней   над   укрытиями.   Тяжелым  НАР   С-25-ОФ   и   ОФМ   с
двухсоткилограммовой  БЧ  "по  зубам"  были  и  прочные,  хорошо  защищенные
сооружения - крепости, огневые точки в скалах и укрепления.
     Надежные  и неприхотливые С-25 при снаряжении самолета  были не сложнее
обычных авиабомб.  Фанерные пусковые трубы с  ракетами  штабелями лежали  на
аэродромах, и для их  подготовки достаточно было сорвать оберточную бумагу и
ввернуть  взрыватель.  Применялись   и  подвесные   установки  СППУ-22-01  с
подвижными  пушками ГШ-23. Во время высадки десанта на базу Джавара в апреле
1986 года  четверка  Су-25  поливая  огнем СППУ по склонам ущелья  расчищала
дорогу  подходившим  вертолетам. "Гребешок"  был плотным, и  ни один  Ми-8 с
десантом не был потерян. Иногда СППУ подвешивали стволами  назад, ведя огонь
в хвост при выходе  из  атаки.  Стрельба велась  без прицеливания, но завеса
снарядов защищала от возможного обстрела вдогон.
     В  апреле  того  же  года  Су-25 Руцкого  и  комэска Высоцкого,  атакуя
вырубленные  в  скалах  под  Хостом  склады,  впервые применили  управляемые
ракеты,  которые  могли  запускаться  с  безопасных  удалений  и высот.  При
использовании радиокомандных Х-23 летчику было сложно самому отыскивать цель
и  управлять  ракетой  следя  за  ее полетом.  Поэтому наиболее  практичными
оказались Х-25 и Х-29Л с лазерным самонаведением под светку цели для которых
с  помощью бортового дальномера-целеуказателя "Клен-ПС"  мог вести  и другой
штурмовик,  но  такая методика  использовалась  нечасто  по  той  же причине
-летчикам не  всегда  удавалось  с  высоты  различать  и  фиксировать  лучом
малозаметные объекты. Так, при первом применении из четырех пущенных Х-29Л в
цели  затянутые  дымом попали только  две. Лучшие  результаты  давала помощь
наземного  наводчика  хорошо   знающего  местность.  Первое  время  наземные
лазерные  целеуказатели пробовали  монтировать на БТР и БМП импровизированно
затем  их  сменили штатные  боевые машины авиационного наведения  (БОМАН) на
базе БТР-70, на которых  система была укрыта под броней и выдвигалась наружу
при работе.
     Противник быстро оценил значение необычно выглядевших машин  и старался
расстрелять  их в первую очередь. После нескольких особенно  удачных пусков,
когда ракеты накрыли  штабы и исламские комитеты, охота на БОМАН началась на
дорогах и стоянках, заставляя прятать машины за колючей проволокой и минными
заграждениями  хорошо  охраняемых аэродромов. Ракеты стали надежным  оружием
поражения  пещерных укрытий, практически неуязвимых для  других боеприпасов.
Моджахеды  использовали их под склады и тайники,  оборудовали мастерские  по
ремонту оружия (в  пещерном городе на базе Джавара находился целый патронный
завод). Изрытые норами  горы превращались в естественные  крепости - затащив
на верх безоткатные орудия ДШК и минометы душманы устраивали огневые позиции
закрытые от обстрела снизу и  выбить их оттуда артиллерия  и танки не могли.
Огонь с высившихся скал был губительно точен, а подобраться к  ним не давали
крутые  откосы и  завалы.  При  использовании  авиации противник прятался  в
глубине под  толстыми  сводами а бомбы и  НАР впустую крошили  камни вокруг.
Переждав налет стрелки выбирались наружу и продолжали  вести огонь. Точность
попадания  "лазерок" была  поразительной - ракеты удавалось укладывать точно
во  входы  пещер и амбразуры,  а  их солидной  БЧ  с  избытком  хватало  для
уничтожения цели. Особой эффективностью отличалась тяжелая Х-29Л с БЧ массой
317 кг, заключенной в прочный корпус. Пробивая камень, она уходила вглубь  и
взламывала изнутри  самые неприступные  объекты. Если же в  пещере скрывался
склад  боеприпасов успех был поистине оглушительным.  Использовались и более
простые  управляемые  снаряды  С-25Л  --  вариант  обычных  НАР  на  которые
устанавливали  головной  блок с системой управления и  лазерной  ГСН того же
типа что и на Х-25 и Х-29Л.
     Ракетную  атаку  Су-25 ярко описал командир десантной роты,  прижатой к
земле  огнем из  нависшего  над  Багланским ущельем  дота: "Головы  было  не
поднять как вдруг над нами проскочила пара самолетов и тут же что-то светлое
влетело  в амбразуру между камней и разнесло дот в щебенку". Чаще достаточно
дорогие ракеты  применяли  по  штучным целям  используя  данные  разведки  и
тщательно готовя каждый удар. Пуски выполняли с дальности 4-5 км с  пологого
пикирования  под  углом 25-30°, отклонение ракет  от точки  прицеливания при
этом не превышало 1,5-2 м. По данным ОКБ Сухого всего в ДРА было произведено
139 пусков управляемых ракет.
     С появлением у моджахедов ПЗРК  статистистика  потерь штурмовиков стала
меняться к  худшему.  Первой их жертвой стал, видимо, комэск подполковник П.
В.  Рубан,  сбитый  16 января 1984 года  над  местечком Ургун. На  его Су-25
осколками были повреждены двигатели и  управление, штурмовик стал падать, и,
когда летчик попытался покинуть машину, высоты уже не хватило. Однажды Су-25
даже привез из  полета неразорвавшуюся ракету, угодившую точно в двигатель и
торчавшую наружу. В  это время  использовались поступавшие из арабских стран
ракетные   комплексы   "Стрела-2М"  и   шедшие   через  Пакистан   "Ред  Ай"
американского   производства.   Появлялись   и   английские   "Блоупайп"   с
радиокомандным наведением и  большей высотностью  (до 3000  м), не нашедшие,
однако, широкого  применения из-за сложности управления и большого веса  (21
кг в снаряженном состоянии  против 15  кг у  "Стрелы"  и 13 кг  у "Ред Ай").
Вероятнее  всего, ПЗРК 6 апреля 1986  года под  Хостом сбили А.  В. Руцкого:
самолет  уже  был прошит очередью ЗГУ, когда ракета попала в воздухозаборник
левого  двигателя  и  "выключила" его, вызвала помпаж соседнего  и повредила
осколками систему управления.  Едва державшийся в  воздухе  штурмовик добила
следующая зенитка, и летчик успел покинуть валившуюся на бок  машину уже над
самой землей.
     Для защиты  от  тепловых  ГСН  Су-25 был  оборудован четырьмя кассетами
АСО-2В с инфракрасными пиропатронами ППИ-26 (ЛО-56), но летчики пользовались
ими редко. Щиток управления АСО находился сбоку  от пилота,  и  для работы с
ним  нужно было отвлечься  в самый горячий момент  атаки. К тому  же, запаса
ловушек хватало едва на одну минуту  работы АСО,  и штурмовики берегли их на
крайний  случай, но когда они  замечали пуск, сыпать пиропатроны становилось
уже поздно -  ГСН захватывала цель, и ракета шла к самолету. Ввиду срочности
проблему решили просто  -  установили на мотогондолах  дополнительные  балки
АСО-2В, вдвое увеличив число ловушек. Теперь отстрел начинался автоматически
с нажатием на боевую кнопку в начале атаки и продолжался в течение 30 секунд
до окончания  боевого захода. Су-25 стал нести  256 пиропатронов, каждый  из
которых стоил тогда около 7 рублей, и  устроивший хороший "фейерверк" летчик
выпускал таким образом в воздух 5-6 своих зарплат. Но расходы  стоили того -
в  действенности ловушек пилоты убеждались, слыша позади разрывы уходивших в
стороны обманутых ракет.  Ситуацию изменило  появление  в  конце  1986  года
"Стингеров" с высокочувствительной селективной ГСН,  отличавшей  двигатель с
характерным диапазоном температур от горящей ловушки. "Стингер" имел большую
досягаемость по высоте, мог применяться на встречных  курсах, а его БЧ  была
втрое  мощнее,  чем  у "Ред  Ай".  В  сочетании с неконтактным  взрывателем,
срабатывавшим  даже  при  пролете рядом с самолетом, это давало  возможность
причинять  тяжелые повреждения и без прямого попадания. Надежность защиты  с
помощью ЛО снизилась, и отчеты стали  отмечать "тенденцию к серьезному росту
потерь от  ПЗРК". За первые две  недели применения "Стингеров" в начале 1987
года ими были сбиты три Су-25, погибли два летчика. К концу 1987 года потери
составили почти целую эскадрилью - 8 самолетов (столько же было потеряно и в
предыдущем году  - как  от  огня  противника, так и  по  небоевым  причинам,
преимущественно при грубых посадках).
     Намерение  установить  на  Су-25  станцию  активных  помех  "Сухогруз",
глушившую ГСН ракет и  неплохо показавшую себя на вертолетах, реализовать не
удалось из-за ее слишком большого  энергопотребления, и живучесть штурмовика
стали  повышать  более  традиционными  способами  -  дополнительной  защитой
наиболее уязвимых  агрегатов  и  систем.  Ракурсы подхода  ракет  и  разлета
осколков, наиболее  страдающие узлы, характер разрушений  и  их  фатальность
определили,  изучая  статистику повреждений, недостатка в  которой не было -
"грачи" нередко возвращались домой  "на честном слове". Майор А. Рыбаков  28
мая 1987 года (накануне он уже получил снаряд зенитки в закрылок) дотянул до
аэродрома на самолете с  одним захлебнувшимся  двигателем, залитым керосином
из  пробитых  баков,  иссеченным  осколками  фонарем,  полностью  отказавшей
гидросистемой и невыпускающимся шасси. В кабине не работал ни один прибор, и
летчик с  залитым  кровью лицом вел самолет вслепую, по командам  напарника.
Сев  на брюхо, пилот  бросился в сторону от самолета и, лишь убедившись, что
взрыв машине не грозит, вернулся выключить поднимавший тучи пыли  двигатель.
28 июля  1987 года на базу пришел  штурмовик с дырой  в  борту,  у  которого
ракетой разнесло правый двигатель, хлеставшим из мотоотсека пламенем прожгло
противопожарную    перегородку,   полностью   выгорела   электроарматура   и
энергоузлы,  на  95%  перегорели   тяги  управления   рулем   высоты.  Пожар
продолжался до  самой посадки,  причем  от  короткого  замыкания сами  вышли
стойки шасси, но из-за отказа  сигнализации летчик не знал об этом и пытался
сажать самолет на брюхо  рядом  с  полосой.  Шасси  попало  в канаву и  было
вырвано с корнем.
     У Су-25 лейтенанта П.  Голубцова ракетой наполовину  оторвало хвост, но
двигатели  продолжали работать. Тормоза  отказали, и после  посадки  самолет
выкатился за полосу на минное поле, где летчику пришлось дожидаться саперов,
чтобы выбраться. У другого самолета взрывом вырвало почти четверть крыла. На
самолете  капитана М.  Бурака  ракета снесла  под  корень почти весь киль, и
летчику  с большим трудом  удалось приземлиться, управляя по курсу с помощью
элеронов.  Летчики  рассказывали  и  о  сильных  взрывах  в  фюзеляже  через
несколько  минут  после  гашения  пожара в  мотоотсеках. Взрывались не  баки
--заполнявшая  их губка  гасила ударную  волну  и  останавливала  пламя,  но
керосин  продолжал хлестать  из перебитых трубопроводов, заливая раскаленный
двигатель.
     Главный  конструктор самолета В. П. Бабак  несколько раз сам вылетал  в
ДРА, а один из изувеченных Су-25 с развороченным двигателем и следами пожара
доставили  в  ОКБ.  В  большинстве  случаев  ракеты  взрывались  снизу-сбоку
двигателей, разрушившиеся турбина и компрессор шли вразнос и летевшие во все
стороны лопатки рубили все  на своем  пути хуже осколков.  Чтобы изолировать
поврежденный  двигатель, защитить фюзеляжные отсеки и топливную  арматуру от
пожара, с самолета с серийным No09077 по бокам мотоотсеков между шпангоутами
18-21 и 21-25 установили стальные 5-мм экранирующие плиты и защитные маты из
стеклоткани. Титановые тяги  управления  двигателем  заменили на жаропрочные
стальные, изменили прокладки топливных  трубопроводов, укрыв их за экранами,
а  для  предупреждения  взрывов  при  утечках  ввели  автоматическую отсечку
топлива  при  включении  пожарной  системы,  защитив  ею  и хвостовую  часть
фюзеляжа   с  электрооборудованием  и   проводкой  управления.  Для   обдува
двигательного   отсека  и   охлаждения  сопел  на  мотогондолах   установили
воздухозаборники. В  комплексе доработок  смонтировали  бронешторки  фонаря,
защищавшие  голову летчика от опасного в  ущельях огня с  боков и сверху,  и
дополнительную  бронеплиту, прикрывшую АСО -  бывали случаи,  когда автоматы
отстрела выбивало осколками, и самолет  оказывался беззащитным.  Общая масса
защиты Су-25 достигала 1100 кг, составив 11,5% массы конструкции. Штурмовики
с  повышенной боевой живучестью ("Су-25ПБЖ") стали  поступать в Афганистан в
августе 1987 года.
     Для  снижения  риска поражения с  конца  1986 года  летчикам  запретили
опускаться  ниже 4500  м,  но  этот приказ противоречил самому стилю  работы
штурмовиков и часто ими нарушался А. В. Руцкой,  согласно характеристике,  -
"сильный  летчик  и  волевой  командир",  имел  два взыскания  за  нарушение
ограничения,  а его Су-25 нес 39 пробоин. Для меньшей уязвимости на взлете и
посадке  штурмовики стали использовать  маневр - нисходящую крутую спираль и
снижение  по  короткой  глиссаде, применяя  для  резкого  снижения воздушные
тормоза  и почти  парашютируя на полосу.  Уход на  второй круг считался  уже
серьезной  ошибкой  --  в  окрестной  "зеленке"  могли  поджидать  вражеские
стрелки. 21 января 1987 года вылетевший из Баграма Су-25 старшего лейтенанта
К. Павлюкова был сбит "Стингером" из  засады. Летчик катапультировался, но в
наступивших  сумерках  поисковые  вертолеты не смогли  его отыскать. Раненый
пилот принял  бой  на  земле, и  израсходовав  все  патроны,  подорвал  себя
гранатой.
     Значительная  часть повреждений  боевых  машин  приходилась  на  грубые
посадки из-за  сложности  маневра  и  большой  скорости захода,  требовавших
повышенного  внимания  от  возвращавшихся  из  боя   измотанных  несколькими
вылетами  летчиков. Редкий месяц обходился без аварий: штурмовики садились с
минимальным  остатком топлива, без выпуска  закрылков и  воздушных тормозов,
задевали друг друга, не успевая вовремя отвернуть с полосы, теряли колеса  и
сносили шасси.  Известно и немало случаев складывания  передней стойки шасси
при слишком жестком касании ВПП. Летом 1988 года летчик "захромавшего" Су-25
удержал  самолет  на  пробеге  настолько  умело,  что  стесал  о бетон  лишь
выступавший надульник пушки, не тронув обшивки, и уже  на другой день  снова
летал.   Сожженные  на  посадке  тормоза  и  разлетевшиеся  пневматики  были
будничным делом и в  иной  день  случались по несколько раз. 27 октября 1988
года в  Баграме севший до полосы  Су-25 снес о  ее  бетонный  порог  все три
стойки  шасси, в облаке искр пронесся на брюхе и остановился, стесав фюзеляж
по  самую  бронекабину.  Летчик,  не  получивший  даже  ушибов, выбрался  из
останков штурмовика и отправился "сдаваться" в штаб.
     Количество  потерянных в  Афганистане Су-25  обычно  оценивается  в  23
машины (из  общего  числа 118 самолетов), которых  лишились ВВС.  Однако это
число требует  уточнения. Установить  действительные причины гибели того или
иного  самолета  не  всегда  представлялось  возможным  -- обломки  машин  в
большинстве случаев оставались лежать далеко  в горах,  и  часто приходилось
полагаться лишь на эмоциональные доклады летчика  и его коллег. Если  авария
происходила по вине летчика, это  грозило ему, как  минимум, отстранением от
летной работы, а разбрасываться кадрами в  боевой обстановке не приходилось,
и повреждения старались провести по графе  "боевые". То же касалось  аварий,
происшедших из-за конструктивно- производственных недостатков. Доказать вину
промышленности  было  нелегко -требовалось  составление  акта  расследования
происшествия,  а  осмотреть разбившуюся  машину и толком  изучить отказавшие
агрегаты  оказывалось зачастую невозможно. Случай  с капитаном  А.  Дьяковым
был, скорее, исключением - его машину удалось вывезти с места падения,  хотя
поначалу причиной потери сочли гибель летчика в воздухе, и в остатках кабины
нашли  даже дыру  от осколка  (пробитую, как  оказалось, разрывом  одной  из
гранат, с  помощью  которых  спешно вели  демонтаж для эвакуации обломков на
базу). Лишь изучение пленок бортового  самописца, зафиксировавшего  вставшие
на упоры  элероны при нараставшем крене  и скольжении, позволило  установить
истинную причину.
     Когда  бесперспективность  затянувшейся  войны стала  очевидной,  новый
командующий  40-й  армией Б.  В. Громов  в предвидении скорого вывода  войск
поставил  задачу для сокращения  потерь  свести к минимуму боевую активность
наземных  войск, по возможности  воздерживаясь от наступательных операций  и
занимаясь  охраной  узловых  участков,  дорог и  аэродромов. Для авиации это
означало прибавление  работы  -- без  ее  помощи многие  гарнизоны,  со всех
сторон  окруженные  противником,  уже  не  могли  бы  продержаться.  Так,  в
провинции  Баглан  подвергавшийся  постоянным  атакам   советский  десантный
батальон удерживал участок всего в  три квадратных километра  на пересечении
дорог   (при  этом   считалось,   что  провинция   "частично  контролируется
оппозицией"). Чтобы уменьшить  потери, "грачи" стали шире использоваться для
ночных  ударов. При  этом  почти  полностью  исключалось воздействие  ПВО  и
появлялась  реальная  возможность  уничтожать  по   наводке  большие  группы
противника,  располагавшегося  на  ночлег  в крепостях  и кишлаках (нужно ли
говорить, какая участь  ожидала само селение - Руцкой так оценивал ситуацию:
"А черт  их разберет, свой  кишлак  или  чужой,  сверху все они одинаковы").
Ориентироваться штурмовикам помогали Су-17, подсвечивавшие местность САБами.
В одном из ночных рейдов командир штурмовой эскадрильи заметил внизу  огни и
тут же  накрыл их бомбами. Вернувшись, он сообщил о "душманских  кострах"  и
повел в указанный район  всю эскадрилью, нанесшую  два БШУ  "пятисотками"  и
РБК.  Десантники,  посланные  утром  оценить  результаты  ночной  штурмовки,
увидели  лишь изрытые  бомбами склоны  и дотлевавший  кустарник, подожженный
САБами.  В другой раз  пилот  Су-25, не  сумевший  отыскать  в темноте цель,
сбросил бомбы наугад,  не рискуя садиться с  опасным грузом.  Вскоре в часть
пришли  поздравления  молодцу-летчику,   удачно  накрывшему  целую  банду  в
не