Юлиан Семенов. Непримиримость



    Этот    файл   с   книжной   полки   Несененко   Алексея   

   
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/ 



        ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

     Бесспорных  оценок и  утверждений не  существует, слепая приверженность
раз  и навсегда  заданной  схеме  свидетельствует о  малом  интеллектуальном
потенциале,  литое  "подвергай  все  сомнению"  как  было,  так  и  остается
индикатором революционности мысли.
     Чаще всего  бесспорность  оценок проецируется на предмет  истории; если
технические   науки  по  природе  своей   не  переносят  схем   и  высочайше
утвержденных ограничений да, в общем-то, и неподвластны им, поскольку таят в
себе некий  феномен "опережаемости"  среднего уровня знаний, то  история (и,
увы, экономика) вносит коррективы в самое себя раз в столетие, а то и реже.
     В  этом  смысле  крошечный  отрезок  развития  человечества,  период  с
девятьсот седьмого по девятьсот двенадцатый год, проецируемый на одну шестую
часть земной суши, то есть на Россию, является беспрецедентным  исключением,
ибо часть исследователей относится к этой поре  как  к вполне  благополучным
годам нашего государства, отмеченным началом демократического процесса столь
непривычного для традиций абсолютистского строя, в то время как другая часть
ученых  видит в  этих именно годах окончательное созревание  того накального
чувства  гнева, которое и привело к свержению династии Романовых и торжеству
социалистической революции.
     Эти  исследователи  (в   противовес   тем,   которые  в  своих  поисках
руководствуются более эмоциями, чем об®ективным анализом фактов) утверждают,
что после разгрома первой русской революции, несмотря на провозглашение ряда
свобод, - под скипетром самодержавного государя и  надзором тайной полиции -
сановная  реакция России начала  массированное наступление на самое  понятие
прогресса  всячески  старалась  оторвать  страну  от  Европы,   переживавшей
экономический бум, страшилась "диффузии республиканских идей" и не хотела (а
может быть, не могла) видеть реальные процессы, происходившие в стране.
     Именно эти  годы  не могут не привлекать к  себе пристального  внимания
историков ибо глубинные  сдвиги социальной структуры  русского  общества  со
всей  очевидностью  подтверждали   положение  о  затаенной  сущности  кануна
революции "Низы не хотят жить по-старому, верхи не умеют жить по-новому".
     Надежды на программу, выдвинутую политическим лидером (таким в ту  пору
считали  Столыпина)  были  лишены  основания, поскольку даже самый одаренный
политик  обречен  на провал  если  он  лишен  поддержки масс, во-первых,  и,
во-вторых,  пытается  провести  нововведения  самолично  без   помощи  штаба
убежденных единомышленников.
     Действительно,  несмотря  на все потрясения  первой русской  революции,
государственный аппарат империи - не только охранка, армия и  дипломатия, но
и министерства промышленности торговли связи, транспорта, финансов - остался
прежним по  форме  и духу  смена двух-трех министров  не внесла кардинальных
коррективов  в экономический  организм  страны,  что  совершенно  необходимо
мировому  прогрессу, который вне  и без России  просто-напросто  невозможен.
Законодательство,  без которого  прогресс немыслим (закон  -  это абстракция
истина  в  последней инстанции,  руководство к действию,  а  не расплывчатое
постановление), также  не претерпело никаких изменении. Буржуазные партии не
могли  да и не очень- то  умели скорректировать  право в  угоду намечавшимся
процессам капиталистического, то  есть в сравнении с общинным прогрессивного
развития; монархия ничего  не хотела отдавать капиталистическому  конкуренту
сам  держу каждое  поползновение на  мое суть  антигосударственно,  а потому
подлежит немедленному заключению в крепость.
     Именно поэтому  надежды слабой русской буржуазии  на эволюционный  путь
развития на то что с Царским Селом можно сговориться добром, были иллюзией.
     Именно поэтому  -  как реакция на державную непозволительность - Россию
раз®едали  сановные  интриги, подсиживания,  бессильные попытки сколачивания
блоков противостоящих не тупости власти, а  друг другу, схватки честолюбии и
трусливых малосильных амбиций.
     Именно  поэтому  Россия той  поры  становилась  конденсатом  революции,
которая лишь и могла  вывести  страну  из состояния  общинной  отсталости на
дорогу прогресса.
     Тщательное  исследование  документов  той  эпохи  подтверждает  что  из
стодвадцатимиллионного населения империи всего лишь несколько тысяч человек,
об®единенных  Лениным в большевистскую  партию, были  теми искрами  в  ночи,
которые пунктирно освещали путь в будущее.
     ...Одним из таких человеко-искр был Феликс Дзержинский.

        ОХРАНКА ЧТИТ ТЕХ, КТО ОДЕТ ДОРОГО

                                         "Вице-директору
                                    Департамента полиции
                           Е. Высокоблагородию Зуеву Н.П.

              Милостивый государь Нил Петрович!
     Памятуя  о  Вашем  любезном  разрешении  обращаться прямо к  Вам  минуя
инстанции  Департамента,  рискую переслать Вам запись  обмена мнениями между
двумя иностранцами  в  Гельсингфорсе -  сразу же после окончания конференции
РСДРП посвященной тактике социал-демократии в Третьей Гос. Думе.
     Агентура осуществлявшая запись  разговора на листки вынесла впечатление
что один из собеседников  был немцем в  то  время как  второй  - несмотря на
знание языка - не есть немец по урождению а скорее всего поляк.
     Эта точка зрения подтверждается также и тем, что один  из  собеседников
по имени Фриц обращался ко второму  как к Йозефу - вполне  немецкое имя, но,
однако  ж  дважды  произнес  его  имя как  Юзеф, что и дало  нам возможность
выдвинуть гипотезу о польском происхождении второго собеседника.
     Некоторые реплики записать не  удалось ибо собеседники порою переходили
на шепот Однако  и то что мои люди услышали ("Йозефа взяли  в наблюдение  по
поводу   возможного  участия  в  конференции  РСДРП,  якобы   проходившей  в
Гельсингфорсе  под  руководством   государственных  преступников   Ульянова,
Плеханова,  Троцкого  и  Дана)   дает  возможность   судить   как   о   мере
осведомленности  врагов  о  наших  делах,  так  и  о том,  сколь  сильна  их
организованность вообще.
     Ниже присовокупляю запись беседы.
     "Фриц. - Почему не захотел, чтобы я тебя навестил в Петербурге?
     Йозеф. - Я там  на нелегальном положении... Стоит ли тебя подводить под
удар?
     Фриц.  -  Я -  вольный  журналист  и  фотограф... Что мне могут сделать
ваши... (следует безнравственное определение русских властей).
     Йозеф. - Могут сделать, что  захотят. Ситуация  становится  угрожающей.
Так что  террор властей будет продолжаться. Ваша пресса  печатает про Россию
слухи спекуляции  домыслы. Я бы поэтому хотел чтобы именно  ты  запомнил то,
что я  тебе  расскажу. Задавай любые  вопросы. Уточняй  если  непонятно.  Но
запиши что я расскажу и пусть твои коллеги оперируют именно этими  данными -
они отражают об®ективные процессы свидетелем которых я был.
     Фриц. - Даже когда сидел в тюрьмах?
     Йозеф. - Русские тюрьмы - это университеты. Там встречаешь самых умных.
Есть чему поучиться Да и вести с воли приходят регулярно, - многие охранники
жизнью недовольны их  семьи влачат  жалкое  существование, они  -  это чисто
российский  парадокс -  тоже хотят перемен. Только  боятся  произнести слово
революция.
     Фриц. - Я готов записывать.
     Йозеф. - Итак пятый год... Западная пресса пишет  что русская революция
явилась следствием неудач в  войне с  японцами. Это неверно ибо преуменьшает
ее прогрессивную сущность. Война приблизила революцию поскольку обнажила все
социальные  и  экономические  язвы империи. Но  забастовки  шли  задолго  до
военного краха. А сколько лет  погромы сотрясали империю? В каторге и ссылке
люди  томились  практически всю историю России.  Когда мы победим надо будет
очень внимательно поработать  в архивах, порою мне сдается что война  была в
какой-то мере  спровоцирована сферами чтобы задавить наше  движение обернуть
патриотизм  против   революционеров,   а   победив,   провести   жесточайшие
карательные  меры,   чтобы  навсегда  потопить  в  крови  самое  возможность
выступать  против  самодержавной  тирании.  ...Отметить  себе  стадии  нашей
революции...  Первая.  Экономический   и  военный  крах,  рост  дороговизны,
деспотизм местного начальства понудил матерей и кормильцев поднять хоругви и
крестным ходом, во главе с попом Гапоном, выйти  к Зимнему -  молить царя  о
милости. Возобладала традиционная вера в то, что вождь не  знает правды,  ее
от него скрывают бюрократы, надо открыть царю-батюшке глаза на происходящее,
и  он все в одночасье изменит.  Изменил, приказал стрелять в  подданных. Так
случилось "красное воскресенье", которое мы называем "кровавым".
     Фриц. - Это девятое января девятьсот пятого, да?
     Йозеф.  -  Именно.  После  этого  начался  второй  период  революции...
Впрочем,  точнее бы назвать все  то, что было  до  пятого года, до кровавого
воскресенья,  первым  этапом,  красное  воскресенье  -  вторым, а  уж  волна
забастовок,  террор войск и полиции, демонстрации,  повальные аресты- вплоть
до октября девятьсот пятого - третьим. Когда же, несмотря на террор властей,
запылали помещичьи усадьбы, восстал "Потемкин",  выросли баррикады на улицах
городов, начался  четвертый этап  - вооруженное восстание и, как  следствие,
манифест семнадцатого октября,  суливший подданным не только Государственную
думу  с  совещательным  голосом, но  свободу слова и многопартийность. Павел
Милюков  зарегистрировал провозглашение  своей  партии  "Народной  Свободы",
иначе  именуемой  "конституционно- демократической",  "кадетской", либералы,
земские  деятели -  то  есть  врачи,  учителя  статистики, часть дворянства,
юристы, профессура -  стали ее  костяком.  Я бы  определил ее  центристской;
идеал кадетов -  конституционная монархия, типа британской. Левоцентристской
партией можно назвать  трудовиков; я бы определил их как левых кадетов... Ну
и социал-демократы. Эсеров власть в  Думу  не пустила -  бомбисты. Александр
Гучков, за  которым  стояли ведущие промышленники России и  крупные аграрии,
провозгласил партию  "семнадцатого октября",  "октябристы",  правоцентристы.
Шовинистический, великорусский  правый блок провозгласили  Марков - второй и
Пуришкевич.  Самую  правую  часть  этих  правых  возглавил  доктор Дубровин,
зарегистрировав  свой  "Союз  Русского  народа";  программа  его  уникальна:
"назад,  к  самодержавию,  во  всем случившемся виноваты  все,  кто  угодно.
Англия,  масоны,   поляки,   евреи,   армяне,  декаденты,  Максим   Горький,
французские импрессионисты, но только не русские люди, их, доверчивых, нагло
обманули  иноверцы,  иноплеменной элемент,  вековой  заговор  Европы  против
России"... Горько и смешно, право...
     Фриц. - Скорее страшно.
     Йозеф. - Верно. Меня  тоже страшит темная тупость. Ладно, если бы такое
несли безграмотные охотнорядцы, они газет в руки не берут, но  ведь Дубровин
- человек  с  университетским образованием? Он же прекрасно знает,  что  без
помощи финансового капитала Европы царь бы  не справился с революцией! Когда
дубровинцы   завывают,  что   наша   революция  еврейская,  я   диву  даюсь!
Антисемит-царь со своими жидоедствующими бюрократами платил  полиции и армии
золотом  Ротшильдов!  Прекрасное  единение  могуществ  вне  зависимости   от
вероисповедания.  А  то,  что  еврейских  товарищей  в  революционной  среде
множество,  то это  не  причина, а  следствие не  было  б  черты  оседлости,
погромов и лишения права учить еврейских  детей в школах наравне с  другими,
процент участия евреев в революции  не был бы столь высоким,  поверь. Иногда
мне   кажется,  что  великорусские  шовинисты  -  психически  больные  люди,
маньяки...  "Заговор   Европы"!  Они   не  хотели  даже   видеть  того,  что
социалистический министр Клемансо не мешал французским банкирам поддерживать
царя, а депутат английского парламента Уинстон Черчилль, который не сегодня,
то завтра сделается одним из ведущих  министров Лондона, выступал - во время
предвыборной борьбы  -  против еврейских погромов  в России, но при этом  не
мешал  английским промышленникам оказывать незримую помощь Николаю Кровавому
вместо  того,  чтобы  понудить  кабинет  Его  Величества  пересмотреть  свои
отношения с венценосным русским братцем...
     Фриц. - Напиши об этом  для нашей газеты,  Юзеф! Такой  аспект нов,  он
заинтересует немецкого читателя.
     Йозеф. - Меня сейчас волнует польский, литовский,  русский, украинский,
белорусский и еврейский читатель, Фриц...  А  потом я непременно  напишу для
Вас.  Все, что  публикуется у вас, далеко  от нашей борьбы,  понимаешь?  Это
роскошь - публиковаться у вас  в такое  время...  Публиковаться надо  здесь,
чтобы это доходило - в любом виде - до наших людей.
     Фриц. - Об®ясни мне суть споров  о Думе  между своими -  большевиками и
меньшевиками...
     Йозеф.  - Большевики предлагали игнорировать выборы в  Думу, продолжать
борьбу  за  свержение  монархии, ибо она  не намерена сдавать свои  позиции.
Меньшевики,  наоборот,  требовали  участия в работе Думы,  полагая, что  она
станет  трибуной для  легальной агитации против тирании. Правоту большевиков
доказала история: через несколько  месяцев после  выборов, когда царь уволил
премьер  -  министра  Витте,  который  показался  ему  либералом, Дума  была
беззаконно  распущена, депутаты  выброшены  вон,  часть  арестована.  Пришел
Столыпин.  Этого  не  устроила и вторая Дума -  прошло слишком  много  левых
кадетов  и  социал-демократов,  центристско  правое  большинство  Гучкова  и
Пуришкевича   оказалось   зыбким.   Тогда   Столыпин   разогнал   и   вторую
Государственную  думу,   бросив  в  Петропавловскую  крепость  депутатов  от
социал-демократии,   обвинив   их  в  военном  заговоре,  что   есть   ложь,
провокаторский повод  властям  расправиться  с  неугодными... Я тороплюсь  в
Петербург, чтобы послушать процесс над депутатами первой Думы...
     Фриц. - Второй.
     Йозеф.  -  Нет,  именно  первой.  Социал-демократов  второй  Думы   уже
отправили  в  каторгу  А вот депутатов первой  Думы,  подписавших  в Выборге
беззубое воззвание против произвола, до сих пор не судили. Почему?
     Фриц. - Это я тебя должен спросить "почему", Юзеф.
     Йозеф. - Видимо, власти готовят какой-то сюрприз. Это игра, Фриц Игра в
кошки-   мышки.   Я   думаю,   после   скандала   с   фарсом   суда   против
социал-демократических депутатов второй  Думы  сейчас  Столыпин будет делать
хорошую  мину  при  плохой  игре,  вполне  либеральный  процесс  в  открытом
заседании...
     Фриц. - А как ты вообще относишься к Столыпину?
     Йозеф. -  Недюжинный человек  Именно этого царь и бюрократия ему  и  не
простят.
     Фриц. - Но ведь на всех фотопортретах он вместе с государем...
     Йозеф.  -  Веришь  спектаклям?  Странно,  я  считал,  что   ты  больший
прагматик. Прежде чем мы вернемся к  исследованию царской камарильи, закончу
с Думой. При выборах  в третью  Думу  большевики сняли лозунг  бойкота. И не
потому, что партия  переменила свое отношение к этому органу, мы поняли, что
вооруженное столкновение с  самодержавием проиграно, революция - временно  -
пошла на убыль, империя  покрыта виселицами,  работают  военно-полевые суды,
царствует  страх  это в России быстро  реанимируется,  значит,  сейчас  надо
переходить к  легальным  методам  борьбы,  то есть использовать  Думу.  Есть
вопросы?
     Фриц.  - Костяк  четок. Спасибо. А  теперь про  тех,  кто  противостоит
прогрессу...
     Йозеф. - Сколько времени до отхода поезда?
     Фриц. - Полтора часа.
     Йозеф.  -  Тебе  придется  поменять  билет  на  завтра,  если  я  стану
рассказывать обо  всех  противниках прогресса  в  России, у  нас  накопилась
достаточно серьезная картотека не только по северной столице  и Москве, но и
по крупнейшим центрам империи. Ладно, остановимся на узловых фигурах...
     Фриц. - Кстати, ты запомнил просьбу Розы о господине Родэ?
     Йозеф.  -  Да, конечно. Только, пожалуйста,  впредь  никогда не называй
имен товарищей в публичных местах...
     Фриц. - Неужели ты думаешь, что эти пьяные финны слушают нас?
     Йозеф. - Я допускаю такую возможность.
     Фриц. - Тогда зачем говоришь со мной?
     Йозеф - Во-первых, сейчас  не девятьсот четвертый год, а седьмой, сил у
нас  побольше. А во-вторых я говорю о проблемах общего плана,  это  не может
причинить вреда никому из товарищей, кроме, пожалуй, меня.
     Фриц - Понял, учту едем дальше.
     Йозеф. - Итак, наши противники. Как ты понимаешь ведущей силой в борьбе
с революцией является  охранка, департамент полиции, министерство внутренних
дел. Армию  царь боится, он не очень-то верит своим  войскам особенно  после
краха  на  Востоке  и  восстания  на  "Потемкине".  Самой  заметной  фигурой
политического сыска  империи  был  директор департамента полиции Лопухин. Но
его  как человека близкого министру Плеве убитого  эсерами сняли. - в России
каждый новый министр  набирает своих людей прежних гонит.  На его место сели
Трусевич и его  заместитель  Зуев.  Эти особого веса  не представляют в силу
того что свои  позиции очень  укрепил полковник Герасимов, шеф петербургской
охранки  работающий  непосредственно  на  Столыпина.  Эту  фамилию   запомни
непременно.  Безусловно тебе следует знать, кто такой  Петр Рачковский. Хотя
он сейчас  активной  роли не играет, но  именно он  был  создателем  русской
заграничной агентуры, работал в Париже,  воевал  против народовольцев, потом
попал в немилость у Плеве  бывшего тогда  министром  внутренних  дел  и  был
уволен  в отставку. Однако  как  только Плеве убили эсеры  военный  диктатор
Петербурга генерал Трепов вернул Рачковского, сделав директором политической
части  департамента  полиции.  Говорят  Герасимов  поначалу  попал  под  его
начальство. Это мы еще не проверяли. Но ясно то что сейчас верховодит именно
Герасимов  а Рачковский ушел  на  второй  план  если  вообще  не готовится к
отставке, хотя  говорят  его  пытался  защищать  директор  полиции  Трусевич
активный противник Герасимова.
     Фриц. - Ничего  не понимаю! Революция еще до  конца не окончена, страна
разорена, а те которые держат власть -  Герасимовы,  Трусевичи, Рачковские -
грызутся между собою! Как это об®яснить?
     Йозеф. - Где  и  когда  ты  встречал  единение  среди  тех,  кто  лишен
общественной идеи?! Каждый из поименованных мною думает о себе Фриц о  своей
карьере своем имени своем будущем Своем! Вот потому мы убеждены в победе! Мы
же  думаем о  благе народа личная выгода от революции - это бред, термидор а
не революция!
     Фриц. - Ты не мог бы помочь мне.
     Йозеф. - В чем?
     Фриц. - Я бы очень хотел побеседовать с Карповым (1) и  Астрономом (2).
В Лондоне писали  что они  являются членами  ЦК социал-демократов. И с Дедом
(3), который транспортирует литературу в Россию из Берлина.
     Йозеф. - Вряд ли Фриц. Еще вопросы?
     Фриц.  -  Почему   среди  социал-демократов   по-прежнему  так   сильны
расхождения? Они говорят, бьются, как и сановники в Петербурге.
     Йозеф. -  Эти расхождения носят как понимаешь, совершенно иной  оттенок
чем драка в  Петербурге.  Ленин отстаивает одну  точку зрения, Федор  Дан  -
другую, но  тут  вопрос талантливости, провидения, даже сказал  бы я...  Дан
ведь, выступая за блок  с кадетами не о себе думал, он был искренне убежден,
что так  будет лучше  революции, то есть народу. Это турнир талантов Фриц, в
котором победит наиболее талантливый.
     Фриц. - Кто же?
     Йозеф. - Ленин.
     Фриц. - Это псевдоним?
     Йозеф. - Видимо.
     Фриц. - А подлинная фамилия тебе неизвестна?
     Йозеф.  -  Даже если бы  я  ее  и  знал  я  не вправе открыть  ее закон
конспирации...  Ленин  лишен