ебе, Джаичу  --  сто
тридцать.  Зато  к твоим активам можно отнести и предполагаемые
литературные гонорары.
    Неплохо! Совсем неплохо! На предыдущем месте я зарабатывал в
несколько раз меньше.
    -- Плюс командировочные? -- уточнил я.
    -- Разумеется.
    Ей-богу, неплохо! Тут Лили, очевидно из опасения, что у меня
слишком уж улучшится настроение, пожелала сделать ряд уточнений
по поводу  моих  будущих  обязанностей.  И   выяснилось,   что,
оказывается,   я  буду  принимать  непосредственное  участие  в
расследовании. В качестве помощника Джаича. Так сказать, вторым
номером.  Чтобы  затем   наилучшим   и   подробнейшим   образом
информировать  остальных  "голых  пистолетов"  о  ходе  дела. Я
скорчил кислую физиономию, и Лили перевела  взгляд  на  бывшего
капитана КГБ.
    --   У   нас   сейчас   имеются   какие-нибудь   заказы?  --
поинтересовался тот, продолжая усиленно работать челюстями.
    -- Пока нет, но отдел рекламы уже  задействован  вовсю,  так
что первые заказы ожидаются со дня на день.
    -- О'кэй.
    --  А  сколько  всего  у  нас будет детективов? -- осторожно
полюбопытствовал я.
    -- Пока только Джаич. -- Лили упорно  предпочитала  называть
людей по прозвищам, а не по именам. -- И ты. А там видно будет.
Посмотрим по обстоятельствам.
    Джаич самодовольно улыбнулся.
    --  Пойдем,  Коля,  --  сказал я ему. -- Поставлю тебе банку
пива в честь нашего знакомства.
    -- Заметано.  


  На вид Джаич был парнем  простым,  как,  очевидно,  и  многие
другие  работники  КГБ.  Родители его уже умерли, оставив ему в
наследство двухкомнатную квартиру в "хрущевском" доме. Мне живо
представилась  холостяцкая  берлога  со  старой,   продавленной
мебелью,  прокуренные  "Партагазом"  шторы и классный импортный
двухкассетник.  Над   образом   плейбоя   наверняка   поработал
квалифицированный  гебистский  психолог.  Вероятнее всего Джаич
готовился для заброски в какие-нибудь каэспэшные  структуры,  а
то  и  в узкий круг диссидентов. И вовсе не потому, что плейбои
особенно ценились в этих кругах, а просто никак не  вязался  их
облик   с   образами  Дзержинского  или  Штирлица.  Разумеется,
психолог опирался на природные задатки Джаича, которые могли бы
способствовать успешному исполнению  подобной  роли.  Наряду  с
"бравым    парнем,    стоящим   на   страже   нашего   родимого
отечественного   спорта",   это   являлось   его   еще   одним,
вспомогательным альтер эго.
    Я  вкратце  рассказал  о  себе.  О том, что воспитывала меня
мать-одиночка, что умерла она два года назад,  а  отец,  может,
где-то  еще и коптит небо, но я понятия об этом не имею. О том,
что мне как раз сейчас стукнуло тридцать три -- возраст Христа.
Но  до  сих  пор  я  не  был  женат,  и  нас,   очевидно,   это
обстоятельство должно роднить, как двух закоренелых холостяков.
    Пока  мы  поглощали пиво в "Блудном сыне" и заедали солеными
крекерами, я полностью проникся ощущением, что Джаич  не  имеет
никакого  опыта  сыскной  работы. Конечно, чему-то когда-то его
учили. Скажем, как вести слежку или, напротив, как  от  той  же
слежки  избавляться.  Но,  в  целом, в деле сыска он, вероятнее
всего, являлся таким же дилетантом, как и я  в  деле  написания
детективных  романов.  Разница  заключалась  лишь в том, что он
спал и видел себя новым Мегрэ, а я детективные романы на нюх не
переносил. Естественно, я и понятия не имел,  как  за  подобные
штуки  берутся.  Но  хрипы Джо Коккера уже рвались из меня, и я
твердо вознамерился не позволить Лили свернуть мне шею.
    Для  начала  мне  показалась   весьма   благоразумной   идея
пригласить  своего  приятеля  Эда  Петраноффа  провести со мной
вечер в том же "Блудном сыне". Вот кто от детективов  сходил  с
ума! Собственно, звали-то его Эдиком Петрановым, но с некоторых
пор  он  совсем  уж  тронулся на почве детективной литературы и
теперь  называл  себя  не  иначе  как  Эд   Петранофф   --   на
американский манер.
    И  все  же  он  был  единственным из моих знакомых, кто хоть
что-то в этом смыслил.
    А теперь несколько слов о кафе "Блудный сын".
    Наиболее примечательным для него было то, что его  клиентами
являлись  исключительно  работники  "Гвидона". При этом, как ни
странно, самому "Гвидону" кафе  не  принадлежало.  Просто  всем
остальным  обитателям  округи  питаться  здесь  было явно не по
карману.
    "Блудный   сын"    славился    отличной    кухней.    Причем
прилагательное   "отличная"   вполне   можно  было  сочетать  с
прилагательным "экзотическая". В глянцевых меню, разложенных на
столах, на обложках которых красовалась  репродукция  известной
картины  "Возвращение  блудного  сына",  невозможно  было найти
шницелей, бифштексов или котлет по-киевски. Зато в изобилии  --
блюда французской, голландской и еврейской кухни.
    Лично   я  вообще  не  жалую  горячие  блюда  и  предпочитаю
обходиться холодными закусками. Побольше холодных закусок, вина
-- и  все.  Лишь  иногда  забота  о  желудке  вынуждала  с®есть
куриного бульона с кнедликами. Я -- человек полноватый и поесть
люблю.  Потеря  работы  в "Гвидоне" сулила вынужденный отказ от
"Блудного сына", с чем мой  желудок  примириться  бы  никак  не
смог.  И  если  условием  питания  в  "Блудном  сыне"  являлось
написание детективных романов, то я их напишу! Чего бы это  мне
ни стоило.
    Залов  в  кафе  было  два  --  лиловый  и  кремовый.  Оба --
небольшие  и  уютные.  Изюминкой  интерьера  являлись  приятные
настольные  лампы  с  лиловыми  или,  соответственно, кремовыми
абажурами. Из другого освещения имелось лишь несколько  бра  на
трех  стенах  из  четырех.  А  на четвертой -- большое панно из
осколков разноцветных зеркал, загадочно мерцавшее в  полумраке.
Поскольку  наши  заведения,  если можно так выразиться, дружили
коллективами, все мы знали  друг  друга  по  имени.  За  каждым
клиентом  был  закреплен  собственный  официант и, естественно,
столик.
    Мой столик находился в Лиловом зале в  углу,  а  обслуживала
меня  официантка,  которую  все любовно именовали Барсик. В ней
действительно  угадывалось  нечто  мягкое,  кошачье.  Она  была
полновата,  невысокого  роста, с весьма приятными чертами лица.
Однажды я даже  позволил  себе  переспать  с  ней,  после  чего
Малышка   очень  долго  на  меня  дулась.  Но  эта  контактная,
выражаясь языком каратэ, связь не  помешали  нам  в  дальнейшем
сохранить  нормальные  человеческие  отношения.  Я  усадил  Эда
Петраноффа за свой столик, сделал заказ, и мы, как  и  положено
старым приятелям, которые не виделись целую вечность, принялись
пялиться  друг  на  друга.  Я  бросил ему через стол сигареты и
зажигалку, а он, закурив, бросил их мне назад.
    -- Мальборо! -- с благоговением выдохнул он.
    -- Это единственные сигареты, которые признает моя собака.
    Он расхохотался:
    -- Я думал, ты скажешь -- жена.
    -- У меня нет жены.
    -- У меня тоже.
    Вообще-то я курю крайне редко -- в среднем  пару  сигарет  в
день,  -- но сейчас тоже закурил, сквозь струйки дыма продолжая
его рассматривать. В юности Эдик был  круглолицым,  теперь  же,
когда  он  почти  полностью полысел, форма головы стала и вовсе
дынеподобной,  как  у  Чиполлино...  Впрочем,  Чиполлино   ведь
луковица,  а  не дыня... Но все же они были удивительно похожи:
те же улыбчивость, юный задор и оптимизм.
    Когда он услышал, за что  теперь  я  буду  получать  деньги,
лысина его сделалась малиновой.
    --  Да  ведь это же фантастика! Получать деньги за сочинение
детективов! Причем вне зависимости от результата.
    -- Ну это -- положим... Лили не тот человек,  который  будет
долго мириться с отсутствием результата. Похоже, все закончится
тем,  что  я  потеряю  одно  тепленькое  местечко  и  не  сумею
закрепиться на другом.
    -- Однако писать детективы -- что может быть проще!
    -- А ты пробовал? -- Я хищно уставился на него.
    -- Нет. Но ведь ты -- литератор. У тебя были такие милые...
    -- Только не напоминай о моих садистских рассказиках!  --  Я
горестно пожал плечами. -- Даже не знаю, с какой стороны за это
взяться. Никогда не увлекался подобной литературой.
    --  Не может быть! -- Петранофф уставился на меня, словно на
редчайшее ископаемое. -- Допускаю, что в прежние времена, когда
хорошего автора было не достать... Но теперь, в эпоху всеобщего
детективного бума...
    Нам принесли салат де шу-флэр --  только  такие  названия  в
меню  и  значились,  --  салат д'иль Барбе с крабами и грибами,
яйца по-средиземноморски, бутылку вина "Кармел" и  две  бутылки
минеральной воды.
    -- Что, "Нарзана" нет? -- придирчиво осведомился я.
    Барсик виновато развела руками. Пришлось сделать королевский
жест,  удостоверяющий,  что  я  милостиво ее отпускаю. Подобный
образ общения тоже как бы составной частью входил в меню.
    -- Ну, знаешь, старик, огорошил ты меня.  --  Эд  растерянно
уставился  на  еду.  -- Хотя, впрочем... -- Он погрузил вилку в
д'иль Барбе. -- Может, оно и к лучшему.
    -- Это ты о чем? О еде или о детективах?
    -- Конечно, о детективах. Если ты  не  читал  ничего,  то  и
подражать никому не сможешь. Иначе соблазн был бы велик. Слыхал
про Чейза?
    -- Кто же о нем не слыхал.
    -- А читал?
    -- Нет.
    -- Вот и хорошо. Наверное, хорошо, -- неуверенно добавил он.
    Я разлил вино по бокалам.
    -- За встречу?
    -- За встречу и за будущего Ватсона.
    -- Эдак ты все тосты в один соберешь.
    -- Хорошо, за будущего Ватсона выпьем отдельно.
    Мы чокнулись и выпили.
    Я принялся за де шу-флэр.
    -- Попробуй яйца, -- подсказал я Петраноффу.
    -- Угу, -- кивнул тот с набитым ртом.
    -- Так ты считаешь, что читать их мне сейчас ни к чему?
    -- Что?
    -- Детективные романы.
    -- Конечно.
    -- Уф! -- Я облегченно вздохнул.
    Какое-то  время  раздавался лишь хруст перемалываемой зубами
пищи.
    -- Все, что нужно, я тебе сейчас  расскажу...  --  Эд  вытер
салфеткой  губы  и  потянулся  за второй сигаретой. -- Так вот,
важно -- решить, полицейский будет роман или  нет.  Полицейские
-- это те, главными персонажами которых являются полицейские.
    --  Ну,  значит,  нет, -- отозвался я. -- Откуда в "Гвидоне"
возьмутся полицейские?
    -- Ага, ты ведь говорил, частный сыск.  Ну  это  еще  проще.
Дюшил-Хюммет-Рюкс-Стаут-Рюймонд-Чандлер-Картер-Браун--
Микки-Спилейн...
    --  Что?  -- не понял я. Мне показалось, будто он неожиданно
перешел на английский.
    -- Это известные авторы,  главные  персонажи  у  которых  --
частные  детективы.  Нет  ничего проще: ты выдумываешь главного
героя  --   проницательного,   решительного,   принципиального,
желательно  со  стальными бицепсами и молниеносной реакцией, --
который неизменно выходит  сухим  из  воды.  Впрочем,  качества
можно   разделить.   У   Рэкса   Стаута,  к  примеру,  умный  и
проницательный --  это  импотент  Ниро  Вульф,  а  молниеносной
реакцией  и  стальными  бицепсами  обладает  его  помощник Арчи
Гудвин.
    -- А импотентом одному из них тоже быть обязательно?
    -- Конечно, нет. Там, собственно, нигде и не говорится,  что
он импотент, но в противном случае он -- гомосексуалист.
    --  Значит,  требуется  одно  из двух, -- уточнил я, -- либо
главный герой должен быть импотентом, либо гомосексуалистом?
    Петранофф заржал.
    -- Ну ты даешь! Просто Ниро Вульф терпеть не  может  женщин,
во  всяком  случае, никогда с ними не спит. А это означает, что
если он с кем-то и спит, то это либо его помощник Арчи  Гудвин,
либо повар Фриц.
    -- Что еще за повар?
    -- Его личный повар.
    Барсик как раз принесла две порции Карбонада по-фламандски с
пюре  из  каштанов  и  к  нему салат из апельсинов и сельдерея.
Услышав, что речь зашла о чьем-то личном поваре, она навострила
уши, но мы замолчали. Я вновь разлил вино и открыл было рот.
    -- За будущего Ватсона! -- опередил меня Эд.
    -- О'кэй, -- согласился я.
    Мы выпили.
    -- Теперь интрига, -- продолжил Эд, старательно  пережевывая
пищу.  --  Подозреваемых  должно  быть несколько, причем либо у
каждого  имеется  алиби,  либо  его  нет  ни  у   кого.   Часть
подозреваемых  ведет себя чрезвычайно дерзко и нахально, другие
же,  напротив,  производят  впечатление  ангельских  ягнят.  От
истинного    убийцы    желательно    подозрение   отвести,   но
предупреждаю:  если  в  отличие  от  остальных  лишь  у  одного
действующего  лица будет алиби, то сразу понятно, что именно он
убийца и есть. Далее. Хорошо, если действие вписано в  приятный
интерьер...  --  Эд поводил по сторонам вилкой. -- Вроде этого.
Но можно и  описать  какое-нибудь  зловещее  местечко.  Ночь...
Ливень...  Воет ветер... М-да... Может, возьмешь в соавторы? --
Он захихикал. -- Шучу.
    -- Принцип ясен, --  неуверенно  произнес  я.  --  Непонятно
одно: почему ты сам-то не пишешь?
    --  Я  ведь  бездарь...  Хорошая еда... Честно говоря, я уже
когда-то пробовал, но ничего из этого не вышло.
    -- Ага! -- Во мне все возмущенно всколыхнулось.
    -- Но у тебя получится.
    --  Только  не  приводи  в  подтверждение   мои   садистские
рассказики.
    Появилась Барсик.
    -- С десертом подождать?
    -- Тащи, -- распорядился я и разлил остатки вина по бокалам.
С Петраноффым все было ясно.
    Петранофф тут же схватился за свой бокал.
    -- За будущего Ватсона!
    -- Иди в задницу!
    Когда  мы уходили, я окинул Лиловый зал прощальным взглядом.
 


  На следующее утро я вновь позвонил Лили  и  полюбопытствовал,
имеются   ли   указания  на  ближайшее  время.  Оказалось,  что
требуется учить иностранные  языки.  Ведь  работать-то  нам,  в
основном,  придется  за  границей.  Можно начать с английского,
поскольку немецкий, если она не ошибается, мы изучали в  школе,
и  хоть  что-то  да должно было задержаться в моей голове. Лили
уже  сделала  соответствующие  распоряжения,  и  в   библиотеке
"Гвидона"  для  меня  подыскивают  нужную литературу. А один из
наших переводчиков получил задание угробить на меня уйму своего
рабочего времени. Лили проявляла  невиданную  расточительность.
Видимо,  у  Пью Джефферсона все по-прежнему оставалось на своем
месте.
    Однако обучение языку так и не состоялось. Из Берлина пришел
факс с сообщением, что реклама принесла свои  плоды,  и  первый
заказ уже получен.
    Мы  снова собрались в кабинете у Лили. На сей раз я, Джаич и
Пью Джефферсон.
    -- Там какая-то темная история с торговцем антиквариатом, --
неопределенно  проговорила  Лили.  --  В  факсе  не  содержится
никаких  подробностей.  Приедете на место, войдете в курс дела.
Вылететь нужно через три дня.
    -- А как же Саймон? -- поинтересовался я.
    -- Кто? -- не поняла Лили.
    -- Моя болонка. Хочу напомнить, что в этом  мире  я  одинок,
как  перст,  и  у  меня  никого,  кроме  него, нет. А у него --
никого, кроме меня.
    -- Не морочь мне голову со своим Саймоном. Я и  так  на  вас
трачу  массу  драгоценного  времени. У меня встреча с корейцами
через пятнадцать минут. Мне сейчас  только  твоего  Саймона  не
доставало.
    Я мог стерпеть от Лили все, что угодно, но только не нападки
на моего пса.
    -- Я этих корейцев видел в жопе у Поля Робсона, -- заорал я.
-- Без Саймона никуда не поеду! Баста!
    Лили  в  первый  момент  даже  опешила. Но потом в ее глазах
появилась остервенелость, обычно возникающая тогда,  когда  она
--  эта  акула  империализма  --  торговалась с иностранцами по
поводу условий  какого-нибудь  контракта.  Нужно  сказать,  что
иностранцы  к подобной полублатной остервенелости не приучены и
почти всегда дают задний ход. Но я решил держаться до конца.
    -- Может быть, я  люблю  Саймона  так  же,  как  ты  --  Пью
Джефферсона, -- крикнул я, предвосхищая удар.
    И тут открывшая уже было рот Лили закрыла его снова.
    --  А  что  все-таки  случилось  с  берлинским торговцем? --
вмешался в разговор Джаич.
    -- Нет, мы сначала покончим с моим псом, -- вошел я в раж.
    -- Если ты настаиваешь,  мы  с  ним  покончим,  --  спокойно
произнесла Лили. -- Мне, конечно, нет дела до... причуд чьей-то
физиологии,  но если это выливается в проблему для "Гвидона"...
Читал "Му-му"?
    Я понял, что сморозил глупость,  сравнивая  свои  чувства  к
Саймону  с  теми, которые питала Лили к Пью Джефферсону. Теперь
обо  мне  наверняка  поползут  всякие  нездоровые   слухи.   Но
об®ясняться  сейчас по этому поводу было бы еще хуже. Я молчал.
Не знаю, чем бы все закончилось, если бы за меня неожиданно  не
вступился  Пью.  Очевидно,  они там в Америке более привыкли ко
всякого рода  человеческим  странностям,  не  знаю.  Во  всяком
случае  Лили  включила  селектор  и  дала указание руководителю
визового отдела решить вопрос  с  моей  собакой.  И  как  можно
скорее.
    --  А  что  же  все-таки  за  проблема  возникла  у торговца
антиквариатом? -- вновь попытался вклиниться в разговор Джаич.
    И тут остервенелость, накопившаяся в  результате  общения  с
моей   скромной   персоной,   неожиданно  вылилась  на  бывшего
сотрудника КГБ. Видимо, пресловутые корейцы уже томились у Лили
в приемной.  


  Сначала я собирался приобрести новую дорожную сумку: все-таки
отправляюсь на Запад.  Он  хоть  и  дикий,  а  люди  там  ходят
прилично  одетые,  с  солидного  вида портфелями и сумками. Но,
поразмыслив, решил взять самый старый фибровый  чемодан:  лучше
сохранить  свой  естественный  "совковый" стиль и нести народам
элементы собственной  культуры.  Во  всяком  случае  это  будет
выглядеть  не  столь  смешно, как если бы я пыжился и стремился
строить из себя закоренелого западника.
    Саймона я помыл, и он благоухал теперь отменным  французским
шампунем.  Чтобы  везти его в самолете, пришлось купить за свой
счет специальный ящик.
    -- А как же мы? -- поинтересовался Тролль.
    -- Кто это мы?! -- с яростью уставился я на него.
    -- О'кэй, -- согласился Тролль.  --  В  конце  концов,  своя
рубашка  ближе  к  телу.  Я хотел сказать, как же я? Я ведь так
обожаю детективные истории.
    -- Останешься дома. Мало ты мне здесь докучаешь, чтобы я еще
терпел тебя за границей.
    -- Но ведь нам не  нужны  ни  визы,  ни  отдельные  места  в
самолете! -- в отчаянии воскликнул Тролль. -- Нам не нужны даже
ящики! Ты не можешь с нами так поступить!
    -- С кем это с нами?!
    --  Со  мной  и  с  Малышкой,  параноик  ты этакий. Я требую
равноправия! Да, я -- фантом, но это еще не значит, что  всякий
неудавшийся бухгалтеришка безнаказанно может меня обижать.
    Тут  я схватил со стола кружку с водой и окатил его с головы
до ног. Он  повалился  на  пол  и  захрипел.  Постепенно  хрипы
затихли,  и оскал его застыл. Я знал, что через некоторое время
он оклемается, но это являлось хотя бы небольшой передышкой.
    -- Бедненький, -- проговорила Малышка.
    -- Ты о ком? -- уточнил я, тяжело дыша.
    -- Конечно, о тебе, Миша. Что Троллю сделается? С него  все,
как  с  гуся  вода. -- Она поцеловала меня в щеку. -- Нельзя же
так нервничать.
    Я ловко поймал ее  губы  и  на  минуту  забылся  в  глубоком
поцелуе.
    -- Останешься здесь, детка. Я не хочу таскать тебя по всяким
там гостиницам и ночлежкам.
    -- Хорошо, если так для тебя будет лучше.
    -- Не знаю, будет ли лучше для меня, но у тебя появится шанс
по-настоящему навести порядок в доме.
    -- О, да! -- Подобные доводы ее всегда убеждали.
    Я пошел на кухню, чтобы сварить себе и фантомам кофе.
    Через  некоторое  время  в проеме двери показалась тщедушная
фигурка Тролля.
    -- Мокрушник, -- укоризненно бросил он.
    -- Если  не  нравится,  можешь  проваливать  на  все  четыре
стороны.
    -- Фига с два!
    -- Тогда заткнись, ты мне мешаешь сосредоточиться на деле.
    -- Ну, разумеется! У тебя -- дела, а у нас -- делишки.
    Я   направился   к  кухонному  крану  с  твердым  намерением
открутить его до предела. Тролль  тут  же  догадался,  что  его
ожидает, и с мольбой воздел руки к не