елать, куда-то спешить, бежать, искать... Это безделье, эта мертвая тишина,
полное отсутствие каких бы то ни было признаков движения корабля действовали
на него угнетающе.
     --  Павлик! Павлик!  Говорит  "Пионер"...  Говорит  "Пионер".  Отвечай,
Павлик!
     -- Пятьдесят минут, Александр Леонидович,-- взглянул на часы зоолог. --
Сколько мы прошли по прямой?
     -- Пятьдесят одну милю, Лорд.
     --  И  ничего  не  видно...  Ничего  не  видно...  -- вздохнул  зоолог,
возобновляя хождение по каюте. Но через секунду он резко остановился:
     --  Капитан,  что  вы  думаете  делать,  если,  пройдя еще  пятнадцать,
двадцать, наконец тридцать миль, мы не найдем этого кашалота?
     Капитан поднял голову и молча посмотрел на зоолога. Потом ответил:
     -- Я обшарю  ближайший участок океана, но найду этого зверя.  Мне нужно
убедиться,  на  нем  мальчик  или  нет...  Если  только  он  не  сорвался  с
кашалота...
     Он помолчал и добавил:
     -- Одного я понять не могу: почему  он не пускает  в ход оружие? Ведь с
ним ультразвуковой  пистолет и  электрические  перчатки.  Он  ведь  научился
отлично пользоваться ими. В чем же дело? Может быть, он ранен...
     Зоолог стоял  на месте, опустив голову. Каждое слово капитана как будто
обрывало какую-то ниточку в его сердце. Ах, Павлик, Павлик... Такой славный,
такой хороший мальчик!
     --  Отвечай,  Павлик!  Отвечай,  Павлик!  Говорит  "Пионер"...  Говорит
"Пи..."
     Из радиорубки  послышался вдруг  грохот  опрокинутого  стула, тоскливый
голос  Плетнева оборвался  на  полуслове,  на мгновение перешел  в  какое-то
неразборчивое  бормотание, икоту,  и  внезапно  радист разразился  отчаянным
криком:
     -- Говори, Павлик! Я слышу! Я  слышу!.. Идите сюда! Сюда! Он говорит!..
Где ты, Павлик? Где ты? Говори, я слышу!
     Сломя   голову   все,  кроме   вахтенного  начальника,   бросились   из
центрального поста в радиорубку.



        Глава XIII. НА СПИНЕ КАШАЛОТА




     Открыв глаза, Павлик увидел ту же черноту, что и с закрытыми глазами.
     Сила,  прижимавшая  Павлика  книзу, немного ослабела,  и  он  с  трудом
приподнял голову. Какой-то тяжелый  черный  занавес  частыми  рывками  бил и
неслышно хлестал по  передней стенке шлема, голова вместе со шлемом моталась
вперед и назад, порой больно ударяясь внутри него.
     Струя  воды  мягко, но  сильно нажимала на грудь и  голову, отбрасывала
назад свободно  висевшие ноги, старалась сорвать с места, сбросить  в черную
бездну. Под  Павликом  ритмично  покачивалась  какая-то  огромная  скользкая
масса, возле которой он держался непонятным образом, будто приклеенный.
     Вдруг  все стало  ясным:  он на кашалоте... Несется в  пространство  на
взбешенном  гиганте, который  одним  ударом могучего хвоста может превратить
его в порошок, даже не разбивая скафандра...
     Ужас охватил Павлика; казалось,  что  опять уходит сознание. В отчаянии
он приник головой и грудью к  телу зверя. Нажим и порывистые удары встречной
струи стали слабее за его крутым боком. Из груди мальчика  вырвался стон, но
первый  же  звук в гулком шлеме отрезвил  его.  Он  закусил губу.  Мелькнула
мысль: может быть,  радио действует  и кто-нибудь услышит его? В самом деле:
может  быть, действует радио? Может быть, оно само по себе  исправилось? И в
тот же миг из его горла вырвался громкий крик-- вопль надежды и отчаяния:
     --  Виктор  Абрамович!  "Пионер"!  Слушай,  "Пионер"!  Это  я!  Павлик!
Спасите! Помогите!
     С  дрожащими  губами Павлик напряженно прислушивался, стремясь  уловить
хотя бы слабый отклик.
     Пустое и страшное молчание по-прежнему окружало его со всех сторон...
     Тогда он  опять уронил голову  на  тело кашалота, закрыл глаза и горько
заплакал...
     Это длилось недолго  --  всего  лишь одну-две минуты.  Плач прекратился
внезапно. Неожиданная мысль сверкнула так ярко, что, казалось, осветила тьму
окружающих глубин.
     Кашалот  уходит от лодки  все  дальше  и  дальше...  Это  --  гибель...
гибель... И  чем дальше,  тем гибель вернее. Нельзя оставаться на нем.  Надо
уйти от  него. Куда? Где подлодка? Где искать?  Безграничные глубины вокруг.
Без  границ!  Без края!  Но кверху, кверху!.. Это совсем  близко!  Подняться
вверх! Там  спасение! Там проходят  суда,  пароходы.  Его  увидят,  выловят,
поднимут... "Откуда ты, мальчик? Какой чудесный скафандр на тебе!.."
     Павлик чуть не закричал от острого приступа отчаяния.
     Нельзя!..  Нельзя! "Откуда ты,  мальчик?"  --  "Из  СССР,  из советской
подводной лодки "Пионер"..."  --  "Ах,  из  СССР?  Из  советской  подлодки?!
Расскажи, расскажи".  Нельзя! Лучше умереть  А может быть,  Плетнева не было
сейчас в радиорубке? Может быть, он выходил и теперь вернулся?
     -- Виктор  Абрамович!.. "Пионер"! Слушай, "Пионер"!  Помогите!  Это  я!
Павлик! Павлик! Помогите!
     Ему  стало так  жалко себя,  что  губы  опять задрожали  и  скривились,
готовые  к  плачу,  и  глаза  налились  горячими,  обжигающими  слезами.  Он
всхлипнул, но сейчас же спохватился и напряженно прислушался.
     Ответа не было.
     Нет, радио совсем испорчено.  Что же делать? Что делать?  Оставаться на
кашалоте?  Но  куда  он  занесет?  Остановить  его?  Как?  Чем?  Перчатки...
Пистолет... Они бесполезны: фонарь  потух, радио не действует -- значит, нет
электричества...
     Навстречу, совсем близко, пронеслась  огромная тень  с двумя изогнутыми
рядами  горящих матово-желтых  зубов.  На  мгновение  осветились  чудовищная
дугообразная пасть акулы под длинным выступающим рылом и светлое шероховатое
брюхо. Через  минуту, такая же, а может быть, та  же самая  акула  появилась
позади и  сбоку, быстро  догнала кашалота  и, метнувшись кверху, изогнувшись
дугой, описала вокруг него круг, прошла совсем близко от Павлика, пронеслась
вперед  и вернулась обратно. За первой  акулой,  из  тьмы глубин, как  будто
порождаемые  ею, появлялись  одна за  другой все новые и новые, с раскрытыми
пастями  и тускло светящимися тупыми свиными глазками. Молчаливым  хороводом
они кружили вокруг кашалота и Павлика, все теснее, все ближе смыкая круги.
     Стало настолько  светло,  что Павлик  ясно  видел позади себя огромный,
шестиметровый хвост, работающий плашмя вверх и вниз --  совсем не так, как у
настоящих  рыб,  у которых  плоскость  хвоста стоит ребром,  вертикально,  и
двигается  справа  налево  и  обратно. Только  теперь,  увидев такую  работу
хвоста, Павлик понял, почему кашалот двигался какими-то резкими, порывистыми
скачками.
     Впереди  Павлик едва  различал небольшой плавник -- всего метра  в  два
длиной  и около метра высотой,--  смешно  торчавший  сбоку,  как свиное ухо,
посередине  между  спиной  и  брюхом.  Павлик  знал,  что  там,  возле  этих
плавников,  находились  маленькие  бычачьи  глаза  кашалота, начиналась  его
чудовищная голова и страшная пасть.
     Кашалот  как  будто  забеспокоился.  Движения  его  огромного  тела под
Павликом стали резче, порывистей, могучий хвост заработал с новой  энергией,
и встречная  струя ударила в  Павлика с такой  силой,  что  он с трудом  мог
пригнуться к спине кашалота и спрятать голову за жировым бугром.
     Акулы не отставали. Чувствовали ли  они усталость гиганта или надеялись
на  свое  численное превосходство, а  может быть,  эти глубоководные хищницы
отличаются в повадках от своих родственниц с поверхности, которые никогда не
осмеливаются  нападать на  кашалота,--  но  видно  было,  что  преследование
продолжается с возрастающей настойчивостью.
     Кашалот переменил положение. Он  слегка  поднял переднюю часть  тела, с
головой,  и  по  наклонной  линии  направился  кверху работая  хвостом,  как
огромным винтом.  Может быть, ему  пора  уже было  подышать свежим воздухом,
хотя возможно,  что  он стремился  избежать нападения акул  и выйти  из этих
опасных глубин.
     Акулы, вероятно, поняли  намерение  кашалота. В первый же момент, когда
он изогнувшись, устремился к поверхности, одна из них, выплывая из-под него,
слегка  изменила направление,  перевернулась  на  спину  и,  сделав  скачок,
вцепилась  в  плавник  под  глазом  кашалота.  Но в то  же  мгновение  одним
неуловимым  движением  гигант  повернулся,  и акулу, висевшую  на  плавнике,
занесло по инерции вперед, прямо в его раскрытую пасть.
     Миг -- и ужасные челюсти сомкнулись, огромная акула была разрезана, как
карандаш, и  обе ее половины  медленно пошли ко дну. В этот же момент другая
акула   случайно  попала  под  удар  хвоста   и  с  переломленным   хребтом,
изогнувшись, как сломанная кукла, тоже начала погружаться на дно.
     Этих двух  жертв  было  достаточно, чтобы  отвлечь внимание  всей стаи.
Прожорливые хищники  немедленно набросились  на  извивавшиеся еще тела своих
погибших собратьев.
     Кашалот между тем быстро шел на  поверхность. Становилось все светлее и
светлее. Внезапно раздвинулись, распахнулись воды, и двумя  мощными  ударами
хвоста кашалот  поднялся, как  исполинская черная  свеча,  над  поверхностью
почти на две трети своей длины.
     На короткое мгновение голова Павлика показалась  над волнами, поднятыми
кашалотом,  и  сейчас  же скрылась  под  водой.  Но и этого  мгновения  было
достаточно,  чтобы  увидеть   вокруг   на  поверхности  несколько  фонтанов,
характерных  для кашалотов, две шлюпки с людьми на воде и небольшой  пароход
под парами, шедший как раз в сторону Павлика.
     Кашалот  лежал почти неподвижно на поверхности, выпуская не  вверх, как
все  киты, а вперед  и  вбок фонтаны распыленной воды и пара, словно высокие
белоснежные страусовые перья.  Вероятно, он  очень устал,  хотел отдохнуть и
набраться сил. Шлем Павлика слегка поднимался над водой и с бьющимся сердцем
мальчик повернул голову и краешком глаза посмотрел назад.
     Пароход, сбавив пары, осторожно приближался. Павлик заметил на его носу
гарпунную пушку.
     Здесь, на поверхности океана, Павлик впервые смог наконец осмотреться и
понять свое  необычайное положение на кашалоте. Вглядевшись, он вскрикнул от
изумления.
     Теперь Павлику стало понятно, каким образом он так  крепко держался  на
кашалоте. Небольшой обломок  гарпуна,  торчавший в боку  кашалота,  случайно
проскочил в кольцо,  на котором висели у  пояса ножны утерянного в борьбе  с
осьминогом  кортика.  Гарпун так плотно  вошел  в кольцо,  что даже огромное
сопротивление  воды при яростном  движении  кашалота вперед не могло сорвать
Павлика  с места.  Точно так  же  лишь теперь Павлик заметил,  что крышка от
щитка управления на  поясе свисала, обнажив все  кнопки  и рычажки, которыми
управлялись механизмы и аппараты скафандра. Очевидно, Павлик, еще находясь в
трюме каравеллы, от  нетерпения  вгонял  кортик  не туда, куда  следовало, и
нечаянно  нажал  кнопку от крышки. Она упала вниз,  открыв щиток управления.
Машинально закрыв теперь  крышку,  Павлик  сейчас  же забыл о  ней,  занятый
наблюдением  за  всем, что делается на поверхности  океана.  Оглянувшись, он
увидел, что пароход  продолжает неслышно подходить к кашалоту и  что на  его
носу, возле гарпунной пушки, люди суетятся, готовясь, вероятно, к выстрелу.
     Павлик замер, затаив дыхание.
     Сейчас  будет  выстрел.  Кашалот будет  убит. Его,  Павлика,  снимут...
"Откуда  ты, мальчик?" Он не виноват. Это кашалот  вынес его на поверхность.
"Какой замечательный  скафандр на тебе, мальчик!" Они  его снимут.  "Павлик,
это измена! Это -- подлость". Так скажет капитан  и все... Все так скажут...
Но  что  можно  сделать?  Кашалот  устал --  он отдыхает,  он  спит,  он  не
подозревает об опасности. Отцепиться от кашалота? Остаться одному? Но что он
будет делать в глубинах без света, без оружия, без механизмов? Он  погибнет!
Лучше с  кашалотом  вместе:  он его уже  два раза спас. Только  не  отдавать
скафандр, не выдавать...
     -- А-а-ах!
     Не думая, не рассуждая, Павлик отчаянно вскрикнул и изо всех сил ударил
кулаком по обломку гарпуна, на котором висел.
     Кашалот вздрогнул, метнулся в сторону и, высоко подняв хвост, ударил им
плашмя по воде  с  такой  силой и  громом,  что, казалось, где-то рядом, над
ухом,  раздался  оглушительный  залп  из  нескольких   орудий.  В  следующее
мгновение,  обезумев от  боли,  гигантское животное  стремительно  нырнуло в
глубину, подняв  над  водой  вертикально хвост и заднюю часть тела вместе  с
висевшим на ней Павликом.
     В каком-то оцепенении, почти без чувств, Павлик лежал на боку кашалота,
спрятав голову за жировым бугром.
     Последняя, может  быть  единственная, возможность спасения исчезла! Он,
Павлик, сам отказался от нее, сам убежал от нее.  Куда несется сейчас полный
ярости кашалот? Сколько  может еще он, Павлик, держаться на нем? Надолго  ли
хватит ему воздуха в баллоне скафандра? А пища?
     Мысль  о  пище  неожиданно  напомнила Павлику,  что  он  голоден. Перед
выходом из подлодки он вкусно  и  сытно  позавтракал, но  с  тех пор прошло,
вероятно, уже часов восемь. Его  термос полон горячего какао. Надо растянуть
этот запас на возможно большее время. Он сделает  лишь три-четыре  глотка --
не больше. Надо экономить.
     Кашалот стремительно несся на небольшой глубине. Он еще не успокоился и
двигался резкими, порывистыми скачками,  глубоко  поджимая под себя огромный
хвост  и  мощно выбрасывая его  вверх.  Было  достаточно  светло, как бывает
светло днем в Саргассовом море на глубине ста -- ста двадцати метров; стояли
светлые ярко-зеленые сумерки.
     Павлик открыл крышку на щитке  управления, перевел  и  нажал  кнопку от
термосного  аппарата.  Сейчас  же  он  почувствовал  на губах  прикосновение
круглого и гладкого кончика трубки. Павлик с  наслаждением  сделал несколько
глотков.
     Ставя на место кнопку от  термоса, Павлик вдруг застыл с открытым ртом.
Какая непростительная  глупость!  Ведь он вызывал радиостанцию "Пионера",  а
между тем его собственный радиоаппарат  настроен на волны зоолога, Скворешни
и  Марата. Ведь  он  только  с ними  поддерживал разговор  возле затонувшего
испанского корабля!  Как  он  это упустил из виду?!  Как он мог это забыть и
вызывать подлодку, не настроившись на волну ее радиостанции?
     Трясущимися руками Павлик пошарил по щитку  управления -- раз...  потом
еще раз... Рычажка от радиоаппарата не было на месте. В необычайном волнении
Павлик  согнулся и попробовал  рассмотреть все, что находится  на щитке.  Но
свет,  как  будто достаточно яркий,  оказался обманчивым: ничего нельзя было
различить на расстоянии полуметра от щитка.
     "Куда же  все-таки делся рычажок? Неужели сломан и сорван с места? Как?
Когда? Осьминог... Да, да, конечно... это он..."
     Павлик медленно  проводил металлическим  пальцем по пустому месту между
рычажком от  винта  и кнопкой осветительного фонаря. Вдруг  сердце  замерло.
Стерженек, на котором держалась кнопка, был согнут, и кнопка прижата и щитку
между  позициями  "вкл"  и "выкл".  Может  быть, только  поэтому и не  горит
фонарь?  Павлик  стал осторожно отгибать  и выпрямлять кнопку.  Потом с  еще
большей осторожностью начал переводить ее по вырезной щели на позицию "вкл".
     Луч  яркого света  ударил из фонаря на шлеме. И одновременно, как будто
слившись с ним, из груди Павлика вырвался крик радости.
     Кашалот,  испугавшись  света, бросился  в сторону, но  Павлик  даже  не
заметил этого рывка. Он громко и радостно смеялся.
     Какое счастье  -- свет! Какая  радость -- свет! Как  легко  и весело на
душе! Но  ведь это значит, что  есть электричество! Есть энергия для  винта!
Для радио! Ура! Ура!
     Павлик  опять  залился веселым, счастливым смехом, но внезапно замер, и
лицо его сделалось серьезным и озабоченным.
     "Радио, вероятно, не будет работать, потому что нет рычажка  управления
и  настройки.  Надо  попробовать винт. А  куда плыть,  если он даже и  будет
работать?.. Ну, об этом после. Сначала винт".
     Павлик попытался  перевести  рычажок  управления  винтом  по  дужке  на
позицию "малый ход". Рычажок не тронулся с места.
     Павлик  нажал  сильнее.  Рычажок  пошел  гладко,   без  защелкивания  и
заскакивания  в гнезда  различных  позиций.  Сняв с пояса  запасный  фонарь,
висевший  на  шнуре, Павлик  нажал  кнопку  и направил  его  свет  на  щиток
управления.
     Присмотревшись, он увидел, что рычажок от радиоаппарата  отведен далеко
в сторону и задвинут под рычажок от винта, который  поэтому высоко приподнят
над дужкой с позициями, ходит свободно и не производит включений.
     "Ах,  проклятый  осьминог!   Вот  что  он  наделал!  И  как  он  только
умудрился?"
     Через  несколько  минут осторожной, терпеливой работы оба  рычажка били
раз®единены и поставлены на свои места.
     Павлик хотел первым делом проверить работу радиоаппаратуры -- и не мог.
В решительную минуту  полный страха  и надежд,  он боялся  этого  последнего
испытания.  Наконец  с   замирающим  сердцем  Павлик  чуть  тронул   рычажок
радиоаппарата и перепел его на волну "Пионера".
     -- Говорит "Пионер!" Павлик! Отвечай, Павлик!
     Все  закружилось  перед  глазами  Павлика.  Он  хотел  что-то  сказать,
крикнуть, но слезы  хлынули  из глаз,  спазмы сжали  горло  и лишь  хриплые,
невнятные звуки вырывались из раскрытого рта.
     -- Отвечай, Павлик! Отвечай! Говорит "Пионер"!
     -- Это я! Это я, Павлик! Я здесь! Я здесь! Помогите!.. Помогите!..
     Слезы  текли   по  смеющемуся,   радостному  лицу,  крики   прерывались
счастливым смехом:
     -- Я здесь, Виктор Абрамович! Я на кашалоте! Он несет меня куда-то! Где
вы? Где вы? Помогите!

        x x x
     Подлодка вырвалась из темных глубин, волоча  за собой короткий туманный
быстро таявший шлейф.  Она беззвучно и легко неслась, как, вероятно, несутся
планеты в безвоздушном мировом пространстве.
     В  паническом  испуге,  напрягая   всю  свою  чудовищную  силу,   почти
судорожными скачками кашалот ринулся обратно в глубину.
     Под шлемом послышался голос капитана.
     -- Павлик! Эта погоня может продолжаться неизвестно сколько. Надо убить
кашалота. Ты сможешь это сделать?
     У Павлика сжалось сердце. Он помолчал, не находя слов, потом ответил:
     -- Смогу, товарищ командир! Только мне жалко его.
     -- Ничего не поделаешь, Павлик,-- сказал капитан. -- Не стрелять же нам
в него из ультразвуковой пушки. Вмешался взволнованный голос Марата:
     -- Разрешите, товарищ командир. Разрешите сказать...
     -- Говорите, Марат, говорите.
     -- Действительно,  очень  жалко.  Кашалот  дважды  спас  Павлика  -- от
осьминогов  и  от акул. Пусть живет, товарищ  командир.  А Павлику прикажите
запустить винт  на полный  ход  и  вперед вдоль тела  кашалота. Павлик легко
сорвется и уйдет от его хвоста. Опять раздался голос капитана:
     -- Ты слышал, Павлик, предложение Марата?
     -- Слышал, товарищ командир. Это очень хорошо. Я сейчас так и сделаю...
     Павлик  открыл  щиток  управления и выдвинул наружу винт и  рули. Потом
нащупал рычажок от винта и  резко передвинул его на крайнюю позицию слева --
"десять десятых" -- самый полный.
     От  неожиданного  сильного толчка  все  потемнело и  завертелось  перед
глазами Павлика. Потом он увидел стремительно уносившуюся в глубину огромную
тень кашалота, а позади медленно надвигающуюся, как гора с массой правильных
продольных морщин, подлодку.
     С   правого   борта   подлодки   откинулась   площадка,    раздвинулись
металлические двери.  Перейдя на  малый ход и  изогнувшись дугой, как  рыба,
Павлик  скользнул в  широкое  отверстие, ярко  освещенное желтоватым  светом
электрических ламп.



        Глава ХIV. БОМБАРДИРОВКА ГЛУБИН




     В центральном  посту  вахтенный,  лейтенант  Кравцов, сидел перед щитом
управления,  задумчиво  глядя  на  экран и  его  купол.  В голубых  сумерках
экранного поля мелькали темные силуэты встречных рыб, головоногих, моллюсков
самых разнообразных форм и размеров.
     Подлодка  шла  на  шести  десятых хода; пятьдесят  пять миль в  час  --
средний  крей