из Бремена, - сказал Кин. - Я не могу сказать  сейчас.
Я скажу наедине. Развяжите меня.
   - Нет, - сказал Роман. - Даже если ты не врешь, ты останешься здесь.  Я
не верю тебе.
   - Время истекает, - сказал отрок.
   - О чем он все время говорит? - спросил шут.
   - Он должен встретиться с одним человеком.
   Ятвяг положил на левую ладонь лезвие сабли, словно любуясь  ее  тусклым
блеском.
   - Князь сказал, - повторил он, - пора идти.
   - С тобой пойдет Акиплеша, - сказал Роман. - Он все знает.
   - Князь сказал, - повторил ятвяг, и в словах его была угроза.
   Анна увидела, что Роман сделал какой-то знак отроку и тот, чуть заметно
кивнув, двинулся вдоль стены в полутьме. Кин лежал  с  открытыми  глазами.
Внимательно следил за людьми в подвале. Чуть пошевелил плечами.
   - Он снимет веревки, - прошептал Жюль, будто боялся, что его услышат, -
главное - снять веревки.
   Ятвяг также внимательно следил за тем, что  происходит  вокруг,  словно
предчувствовал неладное.
   - Цезарь, - сказал шут, - не бери греха на душу.
   - Ты никогда не станешь великим человеком, - ответил Роман, делая шаг к
столу, чтобы отвлечь внимание ятвяга,  -  наше  время  не  терпит  добрых.
Ставка слишком велика. Ставка - жизнь и великая магия. Ты!  -  крикнул  он
неожиданно ятвягу.  И  замахнулся  кулаком.  Ятвяг  непроизвольно  вскинул
саблю.
   И в этот момент блеснул нож - коротко, смутно, отразившись в  ретортах.
И ятвяг сразу выпустил саблю, бессмысленно и безнадежно  стараясь  увидеть
источник боли, достать закинутыми за  спину  руками  вонзившийся  в  спину
нож... и, сдвинув тяжелый стол, упал на бок. Реторта  с  темной  жидкостью
вздрогнула, и Роман метнулся к столу и подхватил ее.
   - Как я испугался... - сказал он.
   Шут смотрел на ятвяга.
   - Плохо вышло, - сказал шут. - Ой как плохо вышло...
   - Скажем князю, что он ушел. Вытащи его наверх  -  и  за  сарай.  Никто
ночью не найдет.
   - Кровь, - сказал шут. - И это есть знание?
   - Ради которого я отдам свою жизнь, а твою - подавно, - сказал Роман. -
Тащи, он легкий.
   Шут стоял недвижно.
   - Слушай, - сказал Роман. - Я виноват, я тебя всю жизнь другому учил...
Я тебя учил, что жизнь можно сделать хорошей... но нельзя не бороться.  За
науку бороться надо, за счастье... Иди, мой раб. У нас уже нет  выхода.  И
грех останется на мне.
   Шут нагнулся  и  взял  ятвяга  за  плечи.  Голова  упала  назад  -  рот
приоткрылся в гримасе.
   Шут поволок его к лестнице. Отрок подхватил ноги убитого.
   - Я больше не могу, - сказала Анна. - Это ужасно.
   - Это не конец, - сказал Жюль. Он приблизил шар к  лицу  Кина,  и  тот,
словно угадав, что его видят, улыбнулся краем губ.
   - Вот видишь, - сказал Жюль. - Он справится.
   В голосе Жюля не было уверенности.
   - А нельзя вызвать помощь? - спросила Анна.
   - Нет, - коротко ответил Жюль.
   Шут с отроком втащили труп наверх. Роман окликнул отрока:
   - Глузд! Вернись.
   Отрок сбежал по лестнице вниз.
   - Мне не дотащить, - сверху показалось лицо шута.
   - Дотащи до выхода, позовешь Йовайлу. Спрячете - тут же иди  на  стену.
Скажешь, что я - следом.
   Отрок стоял посреди комнаты. Он был бледен.
   - Устал, мой мальчик? Тяжела школа чародея?
   - Я послушен, учитель, - сказал юноша.
   - Тогда иди. Помни, что должен завязать ему глаза.
   Отрок открыл потайную дверь и исчез за ней.
   Роман поглядел на большие песочные часы,  стоявшие  на  полке  у  печи.
Песок уже весь высыпался. Он пожал плечами, перевернул часы и смотрел, как
песок сыплется тонкой струйкой.
   - Второй час полуночи, - сказал  Кин.  -  Скоро  начнет  светать.  Ночи
короткие.
   - Да? - Роман словно вспомнил, что не один в подвале.  -  Ты  для  меня
загадка, литовец. Или не литовец? Лив? Эст?
   - Разве это важно, чародей? - спросил Кин. -  Я  ученик  Бертольда  фон
Гоца. Ты слышал это имя?
   - Я слышал это имя, - сказал Роман. - Но ты забыл, что Бертольд уже два
года как умер.
   - Это пустой слух.
   Дверь качнулась, отворилась, и из подземного хода появился отрок,  ведя
за руку высокого человека в монашеском одеянии, с капюшоном, надвинутым на
лоб, и с темной повязкой на глазах.
   - Можете снять повязку, - сказал Роман. - У нас мало времени.
   Монах снял повязку и передал отроку.
   - Я подчинился условиям, - сказал он. - Я тоже рискую жизнью.
   Анна узнала ландмейстера Фридриха фон Кокенгаузена.  Рыцарь  подошел  к
столу и сел, положив на стол железную руку.
   - Как рука? - спросил Роман.
   - Я благодарен тебе, - сказал Фридрих. - Я могу держать ею  щит.  -  Он
повернул рычажок на  тыльной  стороне  железной  ладони.  Пальцы  сжались,
словно охватили копье. - Спасибо. Епископ выбрал меня,  потому  что  мы  с
тобой давнишние друзья, - сказал Фридрих. - И ты доверяешь мне.  Расскажи,
почему ты хотел нас видеть?
   - Вы нашли литовца, который украл у меня огненную смесь?
   - Да, - коротко сказал Фридрих. - В горшке твое зелье?
   - Оно может разорвать на куски сто человек, - сказал Роман.
   Жюль опять повернул шар, и Анна увидела, как Кин медленно движет рукой,
освобождая ее.
   - А это кто? - Рыцарь вдруг резко обернулся к Кину.
   - Я тебя хотел спросить, - сказал Роман. - Он  сказал,  что  он  ученик
Бертольда фон Гоца.
   - Это ложь, - сказал рыцарь. - Я был у  Бертольда  перед  его  смертью.
Нас, людей, причастных к великой тайне магии и превращения элементов,  так
мало на свете. Я знаю его учеников... Он лжет. Кстати, сейчас он освободит
руку.
   - Черт! - выругался Жюль. - Как он заметил?
   Роман с отроком тут же бросились к Кину.
   - Ты прав, брат, - сказал он Фридриху. - Спасибо тебе.
   Кин был неподвижен.
   - Это первый человек, который развязал узел моего шута.
   - И поэтому его надо убить, - сказал рыцарь.
   Роман подхватил из-под стола толстую веревку  и  надежно  скрутил  руки
Кина.
   - Погоди, - сказал Роман. - Он говорит по-латыни не хуже нас с тобой  и
знает Бертольда. Скоро вернется мой шут и допросит его.  Он  допросит  его
как надо, огнем.
   - Как хочешь, - сказал рыцарь. - Я слышал, что  ты  близок  к  открытию
тайны золота.
   - Да, - сказал Роман. - Я близок. Но это долгая работа.  Это  будет  не
сегодня. Я беспокоюсь за судьбу этого деяния.
   - Только ли деяния?
   - И меня. И моих помощников.
   - Чем мы тебе можем быть полезны?
   - Ты знаешь чем - ты мой старый знакомый.  Ты  потерял  руку,  когда  в
твоем замке взорвалась реторта, хоть и говоришь, что это случилось в битве
с сарацинами.
   - Допустим, - сказал рыцарь.
   - Мне главное - сохранить все это. Чтобы работать дальше.
   - Похвально. Но если наши пойдут завтра на штурм, как  я  могу  обещать
тебе безопасность?
   - И не только мне, брат, - сказал Роман.  -  Ты  знаешь,  у  нас  живет
польская княжна?
   Шар опять приблизился к Кину. Губы Кина шевельнулись:
   - Плохо дело. Думай, Жюль...
   Жюль кивнул, словно Кин мог увидеть его. И обернулся к  Анне  -  может,
искал сочувствия?
   - Если ты уйдешь, я не справлюсь с машиной? - спросила Анна.
   - Нет, моя девочка, - сказал Жюль тихо. - Тебе не вытянуть нас.
   Роман и рыцарь подняли глаза.
   - Кто-то идет, - сказал Роман отроку. - Задержи его. Я вернусь.
   Рыцарь тяжело поднялся из-за стола и опустил капюшон.
   - Завязать глаза? - спросил Фридрих.
   Роман махнул рукой.
   - Я выйду с тобой. Скорей.
   Потайная дверь закрылась за рыцарем и Романом.
   Шут спустился по лестнице.
   - Где хозяин? - спросил он.
   - Не знаю, - ответил отрок.
   - Убежал к орденским братьям? Нет, он  один  не  убежит.  Ему  все  это
нужно... это его золото... Это его власть и слава.



        22

   Жюль снова увеличил лицо Кина. Кин смотрел на шута.
   Анна дернула Жюля за рукав:
   - Я похожа на Магду. Ты сам говорил, что я похожа на Магду.
   - Какую еще Магду? - В гусарских глазах Жюля была тоска.
   - Польскую княжну, Магдалену.
   - Ну и что?
   - Я пойду туда. Вместо нее.
   - Не говори глупостей. Тебя узнают. Мне еще не хватало твоей смерти.  К
тому же куда мы княжну денем?
   - Слушай спокойно. У нас с тобой нет другого выхода. Время  движется  к
рассвету. Кин связан и бессилен.
   - Замолчи. И без твоих идей тошно.
   - Все очень просто. Ты можешь меня высадить в любом месте?
   - Да.
   - Тогда высади меня в спальне княжны. Это единственный выход.  Сообрази
наконец. Если я не проберусь к Кину в ближайшие минуты, он погибнет. Я  уж
не говорю, что провалится все ваше дело. Кин может погибнуть. И мне это не
все равно!
   - Ты хочешь сказать, что мне все равно?  Ты  думаешь,  Кин  первый?  Ты
думаешь, никто из нас не погибал?..
   В окошко под потолком тянуло влажным холодом - погода в двадцатом  веке
тоже начала портиться. Брехали собаки. Анна вдруг почувствовала себя вдвое
старше Жюля.
   - Вопрос не в праве!  Веди  шар!  Будь  мужчиной,  Жюль!  Вы  меня  уже
посвятили в ваши дела...
   - Нарушение прошлого может достичь критической точки.
   - О чем ты говоришь! Кин лежит связанный.
   Жюль  несколько  секунд  сидел  неподвижно.  Затем   резко   обернулся,
оценивающе посмотрел на Анну.
   - Может получиться так, что я не смогу за тобой наблюдать.
   - Не теряй времени. Веди шар в терем. Мне же надо переодеться.
   - Погоди, может быть...
   - Поехали, Жюль, миленький!
   Анну охватило жуткое нетерпение - будто ей предстоял прыжок с парашютом
и должно быть страшно, но опасение опоздать с прыжком оказывается  сильнее
страха.
   Шар покинул дом Романа и пронесся над крышей. Краем глаза Анна  увидела
огоньки на стенах, далекое зарево. Впереди был терем.
   Шар вошел в терем, потом завис в коридоре, медленно пополз вдоль темных
стен.  Анна  подошла  к  раме,  шагнула  было  нетерпеливо  в  нее,  потом
опомнилась, начала, путаясь в рукавах, стаскивать кофту...
   - Все чисто, - сказал Жюль. - Можно...
   - Погоди! - крикнула Анна. - Я же не могу там оставлять одежду!
   Княжна спала на низком  сундуке  с  жестким  подголовником,  накрывшись
одеялом из шкур. Одинокая плошка горела на столе.  По  черной  слюде  окна
стекали мутные капли дождя.
   Шар быстро обежал комнату, заглянул в углы, остановился  перед  задней,
закрытой дверью...
   - Учти, что там спит ее тетка, - сказал Жюль. Потом  другим  голосом  -
изгнав сомнения, приняв  решение:  -  Ладно.  Теперь  слушай  внимательно.
Момент переноса не терпит ошибок.
   Жюль поднялся, достал из пульта плоскую облатку в сантиметр  диаметром,
прижал ее под левым ухом Анны. Облатка была прохладной. Она тихо  щелкнула
и присосалась к коже.
   - Чтобы вернуться, ты  должна  замкнуть  поле.  Для  этого  дотронешься
пальцем до этой... присоски. И я тебя вытяну. Будешь  там  приземляться  -
чуть подогни ноги, чтобы не было удара.
   Польская княжна повернулась во сне, шевельнулись ее  губы.  Рука  упала
вниз - согнутые пальцы коснулись пола.
   Анна быстро шагнула в раму. И тут  же  закружилась  голова  и  началось
падение - падение в глубь времени, бесконечное и страшное, потому  что  не
за что было уцепиться, некому даже крикнуть, чтобы  остановили,  удержали,
спасли, вернули, и не было голоса, не было верха и низа - была смерть  или
преддверие ее, в котором крутилась мысль:  зачем  же  ей  не  сказали?  Не
предупредили? Зачем ее предали, бросили, оставили, ведь она никому  ничего
плохого не сделала? Она еще так молода, она не успела пожить... Жалость  к
себе охватила слезной немощью, болью в сердце, а падение продолжалось -  и
вдруг прервалось, подхватило внутренности, словно в остановившемся  лифте,
и Анна поняла, что может открыть глаза...
   И твердый пол ударил по ступням.
   Анна проглотила слюну.
   Только небольшая плошка с плавающим в  ней  фитилем  горела  на  столе.
Рядом  стоял  стул  с  прямой  высокой  деревянной  спинкой.  Запах  плохо
выделанных шкур, печного дыма,  горелого  масла,  пота  и  мускуса  ударил
плотно в ноздри, уши услышали нервное тяжелое дыхание... Анна поняла,  что
она в тринадцатом веке.
   Сколько прошло времени? Она падала туда час?.. Нет,  это  казалось  ей,
конечно, казалось, ведь Кин проскочил в прошлое почти мгновенно - ступил в
раму и оказался во дворе Романа. А вдруг машина испортилась  и  потому  ее
путешествие было в самом деле  длинным?..  Нет,  на  низком  сундуке  спит
польская княжна, рука чуть касается пола.
   "Раз-два-три-четыре-пять",  -  считала  про  себя  Анна,  чтобы   мысли
вернулись на место. Жюль сейчас видит ее в шаре. Где же шар?  Должен  быть
чуть повыше, перед лицом, и Анна посмотрела туда, где должен быть  шар,  и
улыбнулась Жюлю - ему сейчас хуже всех. Он один. Ах ты, гусар из  двадцать
седьмого века, тебе, наверно, влетит  за  то,  что  послушался  ископаемую
девчонку...
   Теперь надо действовать. И очень быстро. В любой момент может  начаться
штурм города - Анна поглядела в небольшое забранное слюдой  окошко,  и  ей
показалось, что в черноте ночи она угадывает появление рассветной синевы.
   Платье Магдалены лежало на табурете рядом с сундуком, невысокие сапожки
без каблуков валялись рядом.
   Анна шагнула к постели.  И  замерла,  прислушиваясь.  Терем  был  полон
ночными звуками - скрипом половиц, шуршанием мышей на чердаке,  отдаленным
звоном оружия, окриком часового  у  крыльца,  шепотом  шаркающих  шагов...
Княжна забормотала во сне.  Было  душно.  В  тринадцатом  веке  не  любили
открывать окон.
   Платье княжны громко зашуршало. Выше талии оно  скреплялось  тесемками.
Тесемки путались, одна оборвалась. Теперь очень важно - платок. Его  нужно
завязать так, чтобы  скрыть  волосы.  Где  шапочка  -  плоская  с  золотым
обручем? Анна взяла со стола плошку и посветила под стол, в угол горницы -
шапочка лежала на сундуке. Сейчас бы зеркало - как плохо уходить в прошлое
в такой спешке! Средневековый наряд нам должен быть к лицу, подумала Анна,
но как жаль, что придется  черпать  информацию  об  этом  из  чужих  глаз.
Конечно, у княжны где-то есть зеркальце на длинной ручке, как  в  сказках,
но некогда шарить по чужим сундучкам. Анна расшнуровала  кед  -  примерила
княжий сапожок. Сапожок застрял  в  щиколотке  -  ни  туда,  ни  сюда.  За
перегородкой кто-то заворочался. Женский голос спросил по-русски:
   - Ты чего, Магда? Не спишь?
   Анна замерла, ответила не сразу.
   - Сплю, - сказала она тихо.
   - Спи, спи, - это был голос тетки. - Может, дать чего?
   Тетка тяжело вздохнула.
   Анна отказалась от мысли погулять в сапожках. Ничего,  платье  длинное.
Как жаль, что дамы в то время не носили вуаль...  Впрочем,  наша  трагедия
проходит при искусственном освещении. Анна осмотрелась в последний  раз  -
может, забыла чего-нибудь?  Потом  непроизвольно  подняла  руку  княжны  и
положила на грудь, чтобы не затекала. Подумала, что сейчас Жюль, наверное,
обругал ее последними словами - ну что за ненужный риск!  А  Анна  ощущала
странное единство с девушкой, которая и  не  подозревает,  что  ее  платье
позаимствовано другой, которая будет жить через много сотен лет...
   - Ничего, - прошептала  она,  старательно  шевеля  губами,  чтобы  Жюль
видел, - она крепко спит.
   Анна прошла к двери - сильно заскрипело в  соседней  комнате,  и  голос
окончательно проснувшейся тетки сообщил:
   - Я к тебе пойду, девочка, не спится мне, тревожно...
   Анна потянула к себе дверь. Дверь не поддалась. Ударили по  полу  голые
ступни - как все слышно в этом  доме!  -  тетка  уронила  что-то  на  пол.
Шлеп-шлеп-шлеп -  ее  шаги.  Проклятое  кольцо  в  львиной  пасти...  Анна
повернула кольцо и потянула на себя. Сзади тоже отворилась дверь, но  Анна
не стала оглядываться, нагнувшись, чтобы не расшибить голову, скользнула в
темный коридор. Замерла в темноте. За дверью бубнил голос тетки.



        23

   Первый человек, который попался Анне, был стражник у входа в терем.  Он
стоял у перил крыльца, глядя на зарево, охватившее полнеба,  прислушиваясь
к далекому шуму на стенах.
   Стражник  оглянулся.  Это  был  пожилой  мужчина,  кольчуга  его   была
распорота на груди и кое-как стянута кожаным ремешком.
   -  Что  горит?  -  спросила  Анна,  не  давая   стражнику   возможности
поразмыслить,  почему  польская  княжна  разгуливает  по  ночам.  Впрочем,
стражнику не было до этого дела  -  ощущение  неминуемой  угрозы  овладело
всеми горожанами.
   - Стога горят - на Болоте.
   Дождь почти перестал - зарево освещало крыши, но переулки  за  площадью
скрывались в темноте. Отсюда, с крыльца все выглядело иначе, чем  в  шаре,
настолько, что Анну одолело сомнение  -  куда  идти?  Может,  потому,  что
холодный ветер, несущий влагу, звуки и дыхание города, менял перспективу и
уничтожал отстраненность, телевизионную условность изображения в шаре.
   - Погоди, боярышня, - сказал стражник,  только  сейчас  сообразив,  что
полька собирается в город. - Время неладное гулять.
   - Я вернусь, - сказала Анна.
   Ее тень, тонкая, неверная, длинная, бежала перед ней  по  мокрой  земле
площади.
   - Если на стене будешь, - крикнул вслед ратник, -  погляди,  это  стога
горят или что?!
   - Погляжу.
   Анна миновала колодец, площадь сузилась -  собор  казался  розовым.  От
улицы должен отходить проулок - к дому Романа. Анна ткнулась в  темноту  -
остановилась. Она перестала быть наблюдателем и стала частью этого мира.
   - Ууу, - загудело спереди, словно какой-то страшный зверь надвигался из
темноты. Анна метнулась в  сторону,  ударилась  спиной  о  забор.  Гудение
спереди усиливалось, и Анна, не в силах более таиться, бросилась обратно к
терему - там был стражник.
   Из темноты возник страшный оборванный человек. Одну руку он прижимал  к
глазу, и между пальцев лилась кровь,  во  второй  была  суковатая  дубина,
которой он размахивал, удручающе  воя  -  однообразно,  словно  пел.  Анна
побежала к терему, скользя по грязи  и  почему-то  боясь  крикнуть,  боясь
привлечь к себе внимание. Пьяные, неверные,  угрожающие  шаги  человека  с
дубиной приближались, к ним примешался мерный  грохот,  топот,  крики,  но
Анне некогда  было  остановиться  -  спрятаться.  Куда-то  пропал,  как  в
кошмаре, стражник у крыльца - крыльцо было черным и пустым.  И  терем  был
черен и пуст.
   Рычание преследователя вдруг поднялось в  крик  -  визг  -  вопль  -  и
оборвалось. Ветром подхватило, чуть не сбило Анну с ног -  мимо  пролетели
черными тенями с  огненными  бликами  на  лицах  всадники  Апокалипсиса  -
ятвяги, окружившие князя Вячко, передние с факелами, от  которых  брызгами
летели искры.
   Анна обернулась - неясной тенью, почти не различишь  в  темноте,  лежал
преследователь... Терем  сразу  ожил  -  словно  с  облегчением  осветился
факелами.  Выбежали  стражники.  Князь  соскочил   с   коня.   Ятвяги   не
спешивались, крутились у крыльца.
   - Кто там был? - спросил князь.
   - Пьяный, которым овладели злые духи, - ответил ятвяг.
   - Не хватало еще, чтобы по  городу  бегали  убийцы.  Ты  и  ты,  зовите
боярина Романа. Если не пойдет, ведите силой.
   - Приведем.
   Анне из тени у забора была видна усмешка ятвяга.
   Ятвяги одинаково хлестнули коней, пронеслись совсем близко  от  Анны  и
пропали. Значит, там и есть нужный ей закоулок.  Она  слышала,  как  топот
копыт прервался, раздался резкий высокий голос, который ударился о заборы,
покатился обратно к улице, и Анна представила себе, как запершиеся в домах
горожане прислушиваются к звукам с улиц. Наступает последняя ночь...
   Князь Вячко вошел в терем.  Ятвяги  соскакивали  с  седел,  вели  поить
коней.
   Анна колебалась - войти в переулок? А вдруг  сейчас  промчатся  обратно
ятвяги с Романом? Но Роман мог не вернуться из подземного хода. А если  он
решит убить Кина?
   Пауза затягивалась, и Анна физически ощущала, как  сквозь  нее  сочится
минутами время.
   Нет, ждать больше нельзя. Она сделала шаг к углу, заглянула в  короткий
проулок. Ворота были распахнуты. Один из ятвягов стоял снаружи,  у  ворот,
держал коней, второго не было видно.
   И тут же в воротах блеснуло