и. "Спасибо, не надо." -- Волгин повернулся и пошел обратно в
свой кабинет. Дернувшись, как марионетка, вахтер втянулся в будку. Окошко
со стуком захлопнулось.
     Эрик одел шубу, надвинул на лицо респиратор и вышел на улицу. Ветер
стих, нежно-зеленые хлопья снега медленно планировали сквозь неподвижный
воздух. По пустынному тротуару ездили снегоуборочные машины. Эрик торопливо
зашел в цветочный магазин и купил букет гвоздик (минус два подарочных
талона). У расположенного по соседству винного стояла толпа -- мужики
хаотично толкались и обильно выражались нецензурными словами. Пронзительно
визжали несколько затесавшихся в очередь растрепанных женщин. Свет от редко
разбросанных фонарей придавал пейзажу импрессионистический оттенок. Башня
Лефортовской тюрьмы царила над городом черным зловещим столбом.
     Эрик спустился в метро и, оберегая цветы растопыренными локтями,
втиснулся в поезд в сторону Беляево. Обязательная Вечерняя Программа уже
закончилась, телевизоры под потолком вагона смотрели на пассажиров мутными
серыми экранами. Эрик достал из кармана "Коммунистический Спорт" и,
удерживая букет зубами, развернул газету в поисках репортажа с турнира по
мини-футболу в Киеве. Слева от него женщина в белой шубе читала последнюю
страницу "Утренней Правды", справа от него мужчина в черной шубе читал
первую страницу "Вечерней Правды."
     Новые Черемушки.
     Как и следовало ожидать, Пиренеймаш обыграл СКА Брюссель.
     Беляево.
     Эрик вышел из вагона -- лестница, подземный переход, лестница.
Оказавшись на поверхности, он обошел людское море, колыхавшееся вокруг
автобусных остановок, и поплелся по пешеходной тропинке сквозь примыкавший
к метро микрорайон. Светкин дом ничем не отличался от своих соседей, кроме
своего номера: белая коробка 6 под®ездов на 15 этажей. Эрик вошел в
четвертый под®езд, поднялся на девятый этаж и позвонил -- дверь немедленно
распахнулась. "Заходи." -- одетая в шелковый пеньюар Светка высокомерно
отступила в сторону, оставляя между створкой двери и своим бюстом достаточно
пространства, чтобы протиснуться боком. "Как ты провел день?" -- она
подставила щеку для поцелуя; "Хорошо. -- поцеловал Эрик, -- На." "Ах, это
очень мило с твоей стороны." Светка величаво приняла гвоздики и
посторонилась -- Эрик протиснулся мимо бюста к вешалке. Он снял шубу и
заменил уличные ботинки домашними тапочками. Светка встала в дверях кухни и
сделала королевский жест рукой: "Продукты положи в холодильник." Окутанный
изысканным ароматом духов, Эрик протиснулся на кухню. "Шампанское -- на
стол." Эрик послушно протиснулся в гостиную.
     Стол был уже накрыт: фарфор, хрусталь, серебро, белизна салфеток.
"Раскупорь шампанское, дорогой. -- приказала Светка, -- Я уже подаю жюльен."
"Слушаюсь." -- ответил Эрик. Хлопнула пробка, он наполнил бокалы. Разложив
еду по тарелкам, Светка села на стул напротив него. "Салфетка." -- напомнила
она, и Эрик расстелил накрахмаленную до картонной жесткости салфетку у себя
на коленях. "За нас." -- Светка интимно подалась вперед (следя, однако,
чтобы бюст не опрокинул посуду на столе) и подняла свой бокал; "За нас." --
согласился Эрик. Он выпил шампанское до дна и зачерпнул серебряной ложечкой
из серебряного стаканчика дымящийся жюльен. "Попробуй рыбный салат. -- с
нехарактерной материнской интонацией вырвалось у Светки, но она тут же
спохватилась, -- Я надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо." "Хорошо. --
подтвердил Эрик. -- А как ты?" "Спасибо, я тоже хорошо." -- сдержанно
кивнула Светка.
     Сдавливаемый стальными обручами этикета, ужин шел своим чередом.
     После второго бокала шампанского светкины щеки раскраснелись, а глаза
заблестели. Бюст вздымался и опадал под шелковым пеньюаром. Она расставила
чашки и подала чай с конфетами. "Остался ли ты удовлетворен, милый?" --
спросила она про ужин, но намекая на что-то еще. "Не вполне, любимая. --
галантно отвечал Эрик, -- И потому с нетерпением жду десерт."
"Ха-ха-ха. -- засмеялась Светка низким грудным голосом, -- Я пойду, включу
телевизор." Она вышла из гостиной, и через секунду до Эрика донесся честный
баритон заслуженного артиста Арнольда Выменева в роли замполита Правдюка.
Эрик глянул на часы: до начала информационной програмы "Пространство"
оставалось две минуты -- он допил большими глотками чай, поставил чашку на
стол и пошел в спальню. Светка лежала на двуспальной кровати напротив
телевизора -- пеньюар был уже расстегнут, но еще не распахнут. Эрик присел
на кружевное покрывало. По экрану проплыли последние титры очередной серии
телефильма "Девушка с улицы Рипербан", и возникла заставка телестудии
"Останкино": часы с секундной стрелкой, подползающей к числу 12. Три, два,
один ... зазвучала проникновенная музыка на фоне доброго лица
Романова-старшего. "Здравствуйте товарищи. -- сказала лощеная дикторша с
деревянными, как у Буратино, волосами, -- Мы начинаем передачу репортажем из
реанимационного оделения Кремлевской больни..." "Иди ко мне!"
-- хрипло вскричала Светка, распахивая пеньюар, и с нечеловеческой силой
дернула Эрика за руку. "... А теперь -- новости из геронтологического
отделения Кремле... Любимый мой, можно я тебя поцелую?... А теперь --
краткий обзор почечной недостаточности Второ... Я хочу тебя, любимый,
возьми меня скорей ... А теперь наш спецкор в Киеве Якив Дилдо ... глубже,
глубже, ГЛУБЖЕ!... Передаю слово нашему спортивному коммента...
А-А-А!!!..."
     "И, в заключение, погода на завтра. Кислотность снега 0.4%, диоксин в
Москве-реке -- 2 условные единицы. Нервно-паралитическая компонента воздуха
варьируется от 0.02% внутри Садового Кольца до 0.01% -- в районе
Измайловского Парка. Аммиак -- 1%. Концентрация летучих цианидов в воздухе
северо-западных районов уменьшилась до безопасного уровня. В окрестностях
Бульварного Кольца замечены мутантные крысы: жителям рекомендуется одевать
по вечерам крысозащитную обувь и иметь при себе сыворотку. -- дикторша
испустила прощальную улыбку, -- Желаю вам хорошо отдохнуть, дорогие
товарищи."

     "Эринька, миленький, ну почему ты на мне не женишься?"
     По телевизору начиналась передача о доярках из афинской области.
Светкин пеньюар, кружевное покрывало с кровати и эрикова одежда были
разбросаны по полу спальни. Опустив руку на пол, Эрик нашел пульт
дистанционного управления и выключил телевизор.
     "Эринька, ну чем я тебе не хороша?... Может, тебе не нравится, как я
готовлю?" -- "Нравится." Они лежали нагишом на измятой постели, Светкина
голова покоилась у Эрика на плече. "И как я в постели люблю, тебе тоже
нравится ... я же чувствую!" -- "Нравится." Вдоль левой стены спальни шли
выровненные в линию книжные полки с выровненными в линейку книгами. У правой
стены высился платяной шкаф с зеркалом в полный рост на одной из дверец. "И
порядок у меня в квартире -- ни пылинки не найдешь ... что, не правда?" --
"Правда." "А сама квартира -- двухкомнатная, в хорошем микрорайоне. Весной
после дождя без респиратора гулять можно." Эрик осторожно высвободил руку
из-под светкиной головы и перевернулся на живот. "И работа у меня престижная
... не говоря уж о том, что зарабатываю хорошо. -- Светка привстала на локте
и склонилась над ним, придавив бюстом. -- Ты говорил, что только из-за моих
статей Литературку выписываешь!" "Говорил. -- согласился Эрик и сел на
кровати. -- Пойду-ка я приму душ."
     Когда он вернулся, Светка лежала на спине, закрыв лицо ладонями, что
означало безутешное отчаяние. Эрик подобрал с пола пульт дистанционного
управления и включил телевизор; потом присел на край кровати и коснулся
кончиками пальцев ее живота. Вздрогнув, как от удара электрического тока,
Светка отняла ладони от лица: "Если ты думаешь, что я буду обижать твоего
Кота, то я не буду." Эрик молча потянул ее за руку -- не сопротивляясь, она
встала с постели. "Если мы поженимся, то я разрешу тебе ночевать на твоей
квартире одну ночь в неделю." Он подвел и поставил ее перед зеркалом
(телевизор вещал об успехах молочного дела в колхозе "Красная Эллада"). "Две
ночи, если хочешь! -- Светка торопилась, понимая, что через несколько секунд
уже не сможет сказать того, что хочет сейчас. -- Три ночи!... Что ты со мной
делаешь?! Эрька!... Эринька ... Любимый ..."
     "... хочу представить вам мать семерых детей, победительницу
соцсоревнования, члена партии с 1985-го года ... А! А! А! А!... члена
ЦК КПЕС, доярку-рекордсменку Афродиту Константиновну Панагакис ...
А-А-А-А-А!!!..."
     "И, в заключение нашей передачи, Краснознаменный Хор Бактериологических
Войск исполнит любимую песню Афродиты Константиновны 'Серая шинель'.

            Ты с любовью сшитая, пулями пробитая,
            С гордостью носимая в бурю и в метель.
            С пожелтевшим воротом, сколько стоишь? Дорого!
            Гордая! Солдатская! Серая! Шинель!" 

     "Ты уже уходишь, дорогой?" -- Светка подобрала с пола пеньюар. "Да. --
Эрик сидел на краю кровати, одевая брюки, -- А то скоро закроется метро."
Усеянные бараньими спинами, на экране телевизора мелькали широкие панорамы
греческих гор. Оптимистическая, но с грустинкой, музыка подчеркивала любовь
греков к своей Малой Родине. "Ты можешь остаться ночевать." -- безо всякой
надежды предложила Светка. "Кота нужно покормить." Эрик прошел на кухню и
достал из холодильника авоську с продуктами: "Тебе сыр, колбаса или кальмары
нужны?" -- "Нет, дорогой." "Спинка минтая?" -- Светка слабо улыбнулась,
показывая, что оценила шутку. Эрик одел шубу, зашнуровал ботинки и аккуратно
поставил тапочки во встроенный шкаф. "До свиданья, дорогой." "Ты помнишь,
что мы завтра идем в театр? -- Светка печально кивнула. -- Я позвоню в
шесть." -- Эрик поцеловав ее в щеку, взял авоську с продуктами, надвинул
на лицо респиратор и вышел.

     Снег продолжал падать крупными хлопьями. Царило полное безветрие.
Авоська тянула руку к центру Земли. Серые громады домов, сдавливавшие
тропинку справа и слева, угрожающе глядели черными окнами. Ботинки утопали в
трясине нерасчищенного снега. Далеко впереди светились тусклые огни
Профсоюзной улицы.
     В подземном переходе гуляли сквозняки. Протащившись по бесконечному
коридору, Эрик вошел в метро. Пожилая служительница в грязном форменном
респираторе спала в своей будке -- седые волосы ее неопрятно свисали на лицо
из-под фуражки. На платформе не было ни души.
     Пришел поезд.
     Эрик вошел в вагон, устало опустился на сиденье, снял респиратор и
поставил авоську с продуктами на пол между ног. У него болела голова, от
кислого шампанского начиналась изжога. По висевшему под потолком телевизору
заканчивалась полуобязательная программа "Для тех, кто не спит". В дальнем
конце вагона спал какой-то человек.
     Эрик достал из кармана "Коммунистический Спорт" и стал дочитывать
репортаж с турнира по мини-футболу.
     Новые Черемушки.
     Программа "Для тех, кто не спит" закончилась. Телевизоры погасли до
утра.
     Профсоюзная.
     Спящий человек в дальнем конце вагона громко застонал, но не проснулся.
     Академическая.
     В вагон вошли парень с девушкой. Эрик закончил репортаж с турнира по
мини-футболу и перешел к отчету о чемпионате Союза по фигурному катанию.
     Ленинский Проспект, Шаболовская.
     Парень с девушкой вышли. Спящий человек застонал еще раз. Эрик
посмотрел на него внимательней: старик с измученным бледным лицом в черном
пальто; на коленях -- потертый кожаный портфель.
     Октябрьская.
     Эрик дочитал отчет о чемпионате по фигурному катанию, сложил газету и
положил ее в карман. Старик вдруг открыл глаза, встал и, покачиваясь,
подошел к двери.
     Новокузнецкая.
     Эрик подобрал с пола авоську с продуктами, вышел из вагона и
направился к переходу на Горьковско-Замоскворецкую линию. Старик в черном
пальто сначала тащился впереди него, потом отстал -- однако оказался в том
же вагоне, что и Эрик (поезд пришел не сразу). Они сели друг напротив друга.
В дальнем конце вагона подгулявшая компания из четырех молодых людей пела
хором чудную песню, начинавшуюся словами "За то, что только раз в году
бывает май ...". Старик откинулся на сиденье и закрыл глаза. Эрик развернул
"Коммунистический Спорт". "... Но только не меня, прошу, не меня!" --
нестройно выводили молодые люди.
     Горьковская.
     Подгулявшая компания вышла, в вагоне остались только Эрик и старик в
черном пальто. Двери закрылись, поезд тронулся, старик громко застонал. Эрик
оторвался от газеты. Старик застонал еще раз и, не раскрывая глаз, схватился за
сердце. "Могу ли я вам чем-нибудь помочь?" -- громко спросил Эрик, но ответа
не получил. Он встал, нерешительно подошел к старику и коснулся его плеча:
"Могу ли я вам чем-нибудь помочь?" Старик открыл глаза: "Спасибо, молодой
человек." "Спасибо, да -- или спасибо, нет? -- не понял Эрик, -- Вам на
какой станции сходить?" "На Маяковской. -- старик тяжело дышал, -- Я был бы
благодарен, если б вы помогли мне дойти до дома." "Конечно. -- согласился
Эрик, -- Где именно вы живете?" Поезд тормозил, под®езжая к Маяковской.
"Недалеко от метро ... не волнуйтесь, это не займет много времени." "Я
волнуюсь не о своем времени, а о ваших силах. -- поддерживая старика под
локоть, Эрик помог ему встать, -- Может быть, вызвать неотложку?" "Может
быть ... -- старик снова схватился за сердце, -- Давайте, сначала поднимемся
по эскалатору."
     Они вышли из вагона. Старик побледнел до бумажной белизны и тяжело
дышал. "Хотите, я понесу ваш портфель?" -- предложил Эрик. На платформе не
было ни души. Мрамор и металл блистали немыслимой, посреди остальной грязи
мира, чистотой. "Зачем?! -- вдруг встрепенулся старик, вырывая руку, --
Зачем вам мой портфель!?" "Я думал, вам тяжело нести. -- Эрик удивленно
отступил в сторону, -- Но если хотите, несите сами." "Извините. -- старик
опомнился и опять схватился за сердце, -- Извините, пожалуйста." "Я не
обиделся. -- Эрик подхватил его под локоть, -- Осторожно ..." Они встали на
эскалатор, старик сел на ступеньку. "Я вызову неотложку из телефона-автомата
наверху." -- "Вызывайте, молодой человек ..." Эрик протянул руку, чтобы
помочь старику надеть респиратор -- в воздухе начинало пахнуть аммиаком.
"Подождите! -- старик был бледен, как смерть, и тяжело дышал, -- Подождите!"
-- повторил он, раздувая щеки. По мере того, как они поднимались, воздух
становился холоднее и душнее. "Надо надеть респиратор." -- настаивал Эрик;
"Подождите ... -- в третий раз попросил старик, -- У вас хорошее лицо,
молодой человек." "Извините?" -- переспросил Эрик. "Как вас зовут?" --
"Эрик." "У меня к вам просьба, Эрик ..." -- начал старик и опять умолк.
Мотор эскалатора издавал ровное гудение. У Эрика начало жечь в горле. "Вы
не можете говорить в респираторе?" -- "У меня нет встроенного микрофона."
Жжение в горле быстро усиливалось. "Я не хочу показаться невежливым, --
сказал Эрик, -- но, пожалуйста, говорите быстрее!" Несколько долгих
мгновений старик тяжело дышал, то ли не решаясь, то ли не в силах говорить,
потом достал из внутреннего кармана измятый конверт и протянул Эрику. "Что
это?" -- "Адрес." -- "Зачем?" -- "Отнести портфель." Эрик сунул конверт в
карман шубы. "Завтра до полудня. -- старик поморгал слезящимися глазами, --
Это очень важно!" Эрик надел на него респиратор, потом надвинул на лицо
свой.
     Эскалатор кончился.
     Неся в левой руке авоську с продуктами и портфель, а правой поддерживая
старика, Эрик дотащился до телефона-автомата, расположенного на площадке
перед турникетами. "Что случилось?" -- служительница выскочила из своей
будки. "Вызовите неотложку!" -- как только Эрик прислонил старика к стене,
тот сполз вниз и сел на пол. Служительница схватила трубку телефона и
набрала 03. "Не беспокойтесь, неотложка скоро приедет. -- громко сказал
Эрик, -- В такое время суток у них почти нет вызовов." -- микрофон искажал
голос, делая его резким и невыразительным. Старик ответил безмолвным
взглядом слезящихся глаз. "Неотложка? -- закричала в трубку служительница,
-- Человеку плохо в метро Маяковская! -- она несколько секунд молчала, потом
снова начала кричать, -- Откуда я знаю его имя?! На площадке около
турникетов! -- она повесила трубку и повернулась к Эрику, -- Сейчас приедут."
"Спасибо." -- ответил Эрик. Старик в черном пальто сдавленно застонал,
повалился набок и скорчился на грязном полу. Эрик снял свою шапку и подсунул
ему под голову. "Я позову милиционера. -- сказала служительница, -- Здесь
неподалеку есть круглосуточный пост." "Зачем?" -- спросил Эрик; "Э-э ... не
знаю." -- призналась служительница. Старик закрыл глаза, воздух со свистом
входил и выходил из фильтра его дешевого респиратора.
     Прошло пятнадцать томительных минут. Старик лежал с закрытыми глазами и
изредка стонал, служительница суетилась ("Хотите, я еще раз позвоню в
неотложку?"; "Может, все-таки, позвать милиционера?"; "Вот так и моя
покойная мама неотложки не дождалась!"). Наконец, сверху от выхода к Залу
Чайковского раздались голоса -- Эрик и служительница синхронно подняли
головы. По лестнице сбегали два парня с раздвижными носилками и молодая
женщина с фонендоскопом на шее -- из-под черных тужурок у всех троих
высовывались белые халаты. "Это -- больной?" -- спросила женщина; "Да." --
подтвердила служительница. Санитары расставили носилки и быстро, как бревно,
переложили старика -- Эрик едва успел выхватить свою шапку. "Скорее." --
приказала женщина, и парни без усилия побежали вверх по лестнице. "Куда вы
его? -- спросил Эрик, -- В какую больницу?" "Где место будет. -- отвечала
докторша, -- А вы кто -- знакомый, родственник?"; "Нет." "Тогда чего
беспокоитесь?" -- она повернулась и, прыгая через ступеньку, побежала вслед
за санитарами. Служительница с сожалением посмотрела ей вслед ...
приключение года закончилось неинтересно.
     Эрик подобрал с пола авоську с продуктами и стариков портфель: "До
свиданья." -- сказал он. "А я вас знаю. -- служительница подошла ближе, --
Вы всегда по пятницам поздно возвращаетесь." "Правильно ... -- удивился Эрик,
-- а вы наблюдательная!" "А вот портфеля у вас обычно нет ... только сумка
через плечо и иногда авоська." -- служительница указала пальцем сначала на
портфель, потом на сумку и, наконец, на авоську. "И это правильно. --
согласился Эрик, -- Ну, пока, до следующей пятницы!" "Я вас и в другие дни
замечаю -- иногда утром, иногда вечером." -- Служительница с гордостью
поправила на лице дерюжный форменный респиратор. "Удивительно! -- согласился
Эрик, -- Бывает же такое! Ну, я пойду." "Сидишь тут, сидишь -- скучно
становится, вот на пассажиров и смотришь!" "Прощайте." -- твердо сказал Эрик
и стал подниматься по лестнице, ведущей к кассам Аэрофлота. "Иной раз такие
смешные физиономии попадаются -- обхохочешься!" -- закричала ему вслед
служительница.
     Снегопад продолжался; ни людей, ни машин на улице видно не было. Через
три минуты Эрик уже подходил к своему под®езду. Вахтерша давно ушла -- он
поставил авоську и портфель на заснеженные ступени крыльца, достал ключи и
отпер парадное. Один из лифтов стоял на площадке -- Эрик зашел, нажал кнопку
шестого этажа и сдвинул респиратор под подбородок. (Болела голова, изжога от
шампанского достигла умопомрачающей силы.) Кабина остановилась. Эрик вышел --
и сразу услыхал мяуканье. Торопливо достав ключи, он отпер дверь своей
квартиры. "Мяу-у!" -- сердито закричал на него Кот; "Сейчас! Сейчас!" --
ответил Эрик и стал быстро раздеваться. На полу прихожей валялся большой
кусок обоев, отодранный Котом от стены в знак протеста против опаздывавшего
каждую пятницу ужина. "Бедный зверек! Бедный! -- Эрик стащил ботинки и
прошел босиком на кухню, -- Сейчас я тебя покормлю, несчастная зверуш...
черт!" -- он споткнулся о вившуюся под ногами зверушку и чуть не упал.
Включив кондиционер на полный забор внешнего воздуха, Эрик нагнулся за
котячей миской, плеснул в нее воды из-под крана и поставил на плиту; потом
разобрал продукты по соответствующим отделениям холодильника.
"Мяу-яу-яу-я-а!!!" -- возопил Кот с возрод