-- перебил Эрик. "Как это?" -- не понял Костоглодов, тупо глядя
на доску. "Так: король под боем, а уйти некуда." В комнате повисла
напряженная тишина. "Ты чего?... -- от волнения у Костоглодова появился еле
заметный французский акцент. -- Ты лучше переходи, Иванов ..." -- Он тяжело
посмотрел на Эрика. Атмосферное электричество в 452-ой комнате сгустилось до
критической точки. Было слышно, как Коля Хренов старается не пукнуть от
общего напряжения чувств. "Переходить? -- удивился Эрик, -- Ты, если хочешь,
переходи, а мне-то зачем? Я же выиграл."
     Храня на лице зловещее выражение, Костоглодов собрал шахматы и вышел.
     Обитатели 452-ой оторвали глаза от поверхности своих столов и
посмотрели на Эрика. "Дурак ты, Иванов." -- с издевкой нарушил тишину
средний научный сотрудник Иннокентий Великанов, сверкая запавшими в
бородатое лицо ярко-голубыми глазами. "Точно!" -- подтвердил великановский
аспирант Карапузов, молодой человек без примет. Эрик молча пересел за свой
стол и придвинул черновики с вычислениями. Он нашел последнюю страницу,
подправил хвостик у гаммы в одной из формул, подумал немного и написал
следующее уравнение -- вытекавшее из предыдущего уравнения, но с
преобразованной правой частью. За спиной раздавалось неясное бормотание --
судя по тому, что говорили шепотом, -- говорили о нем. Придумав, как
записать левую часть уравнения в более компактной форме, Эрик стал
прикидывать, куда поместить очередную формулу: в центре строчки или ближе к
левому краю. "... самоубийца! -- донесся до него приглушенный голос Коли
Хренова, -- Тебе-то что до него?" "А на позапрошлом субботнике они с этой
лахудрой Макароновой не работали не фига, только лясы точили ..." --
отозвался сексуальный шепот Марины Погосян.
     Начиная с третьего уравнения, Эрик, как всегда, увлекся и перестал
замечать окружавшую его среду.

     Очнулся он от звонка на политсеминар. Журчавшая позади дружеская беседа
постепенно иссякла, заменившись шарканьем ног и хлопаньем двери. Эрик
дождался заключительного хлопка, прихватил с собой последний лист вычислений
и вышел из комнаты.
     Через три минуты -- одновременно со вторым звонком -- он вошел в Малый
Актовый Зал и сел на свободный стул рядом с Лялькой Макароновой. Как всегда
в конце рабочего дня, лялькина прическа пришла в смятение и фонтанировала во
все стороны курчавыми коричневыми струями. На сцене, за отдельным столом
сидел Пьер Костоглодов. "Где Бабошин?" -- тихо спросил Эрик; "Сачкует." --
прошептала Лялька, распространяя слабый запах духов. "Кхе! Кхе! -- залаял
Костоглодов, -- Открываю последнее в ентом году заседание политсеминара. В
повестке дня три доклада. Сперва Рябинович из биолугикческого сехтору
сообщит на тему ... -- комсомольской секретарь порылся в бумагах на своем
столе, -- 'Великая победа Григория Васильича Романова в 1985-ом году и ее
влияние на ход мировой истории'." Рябинович -- гладкий до скользкости
молодой человек с выражавшим, что потребуется, лицом -- вскочил с места и
проследовал к кафедре. "Давай, Моисей ... -- поощрил Костоглодов,
откидываясь на спинку стула, -- Десять минут тебе даю на все-про-все."
"Много лет назад, осенью 1985-го года, -- затараторил докладчик, поглядывая
в заготовленую бумажку, -- умер доблестный продолжатель дела Ленина, Сталина
и Брежнева Константин Устинович Черненко. Смутное время стучалось в двери
нашей Родины. Стройные ряды брежневских бойцов поредели, и даже в высшие
эшелоны партии проникли ревизионисты и отступники ..." -- по лицу Рябиновича
пробежала горестная тень.
     Эрик скосил глаза на лист с вычислениями, лежавший на коленях, и стал
решать последнее по счету уравнение в уме.
     "... И все же здравый смысл возобладал: с преимуществом в один голос
Политбюро выбрало товарища Романова, а не ренегата Горбачева!..."
     Поразмыслив, Эрик понял, что комплексная добавка к частоте к желаемому
результату не приведет.
     "... Следующей вехой в борьбе с ревизионистами был арест горбачевского
подпевалы Яковлева ..." -- жужжал Рябинович.
     Преобразование Фурье даже не стоило пробовать.
     "... И в честь великой победы Григория Васильевича каждый год теперь
считается 1985-ым!..." -- докладчик закончил выступление, как и полагалось,
на торжествующей ноте.
     Непроизвольно реагируя на изменение шумового фона, Эрик поднял глаза.
"Неплохо поработал, Моисей! -- сдержанно похвалил Костоглодов, -- Но все же
есть кое-какие упущения." Комсомольский секретарь встал и прошелся
взад-вперед по сцене. "Во-первых, не упомянул ты про великую борьбу
товарища Романова за охрану окружающей среды. Сам знаешь: ежели б не
Григорий Васильич -- полноизолирующие костюмы всем нам носить бы пришлось!
Во-вторых, поэтический дух у тебя недозвучал -- на одной ярости доклад ты
построил. Помни Моисей: ярость супротив идейного врага высоко летит, да
быстро падает, -- оттого Партия сейчас упор на поэтику делает. А в-третьих
... -- на лице Костоглодова появилось недоуменное выражение, -- ... э-э ...
забыл, понимаешь, что в-третьих было. -- он почесал в затылке, -- Ну да
ладно, потом вспомню." Разрешив мановением руки Рябиновичу идти, секретарь
сел за свой стол. "Следующий доклад сделает дорогая наша, -- Костоглодов
плотоядно улыбнулся, -- Мариночка Погосян на тему ... -- он полез в свои
бумажки, -- 'Агрессивные планы Соединенных Штатов Океании и
Восточноазиатской Народной Республики в отношении Евразийского Союза'."
Марина встала и, покачивая бедрами, поплыла на сцену. "Давай, Мариночка! --
подбодрил Костоглодов, -- Не подведи!"
     Погосян встала за кафедру и улыбнулась: "Империалисты СШО и
ревизионисты ВНР всегда точили зубы на Союз Евразийских Коммунистических
Республик. -- она обращалась непосредственно к Костоглодову, как бы
игнорируя остальную аудиторию. -- Однако планам тем не сбыться
ни-ког-да!..."
     Эрик скосил глаза на листок с формулами ... стоит ли пробовать
преобразование Лапласа?
     "... Стонут гордые латиноамериканские народы и горняки Шотландии под
пятой североамериканского военно-промышленного комплекса!... -- низкий
хрипловатый голос Марины доходил до низа живота. -- Орды океанских
диверсантов засылаются каждый год в западно-европейские республики нашего
нерушимого Союза!"
     Нет, преобразованием Лапласа уравнение также не решалось.
     "... А каким лицемером надо быть, чтобы назвать свое министерство войны
Министерством Мира! Только океанские империалисты способны на такое! И при
этом считают себя поборниками социализма!..." -- даже выражение горького
сарказма в голосе Погосян приобретало сексуальный оттенок.
     "Ненавижу ее!" -- прошипела Лялька.
     "... Да и восточноазиатские ревизионисты ничем не лучше океанских
империалистов. Руководствуясь прогнившими догматами Мао Цзе-Дуна, они ..."
     "Ну и глупо." -- прошептал Эрик в розовое лялькино ухо (вьющиеся
волосы ее приятно пощекотали ему нос).
     "... Стонут японские трудящиеся под гнетом китайского ига. Плачут
таиландские женщины, завербованные насильно в публичные дома для
восточноазиатской солдатни!..."
     "Знаю, что глупо, а все равно ненавижу. -- опять зашипела Лялька. --
Как ты только с ней в одной комнате сидишь!"
     "... А во что они превратили солнечную Австралию?!..."
     "С Погосян у меня меньше всего проблем." -- усмехнулся Эрик. Лялька
посмотрела на него с явным неудовольствием.
     "... клянемся торжественной клятвой ученых-ленинцев, что на священную
землю нашей Родины вражеская нога не ступит ни-ког-да!" -- закончила
Марина, облизнув ярко-красные губы кончиком языка.
     "Отлично раскрыла тему! -- восхитился Костоглодов, -- И поэтика -- на
пять с плюсом!" Погосян вышла из-за кафедры и поплыла на место --
комсомольский секретарь проводил ее неотрывным восторженным взглядом. "Ты
на Костоглодова посмотри -- какие слюни на нее пускает!" -- не унималась
Лялька. "Ты его просто ревнуешь." -- прошептал Эрик, и Лялька саданула
ему локтем в бок.
     "Таперича третий доклад. -- Костоглодов стряхнул с себя сексуальное
оцепенение, -- Джузеппе Карлуччи из техникческого сехтору сообщит на тему
... э-э ... 'Зачем нам нужны Советы, ежели у нас есть Партия?'"
Расхристанный и косматый Карлуччи вскочил с места и затопал по направлению к
кафедре.
     Эрик опустил глаза на листок с формулами.
     "Зачием нам нужены Совиетты, есели у нас иесть Пьяртия? -- докладчик
выговаривал слова с преувеличенной тщательностью, стараясь свести к минимуму
итальянский акцент, -- И зачием Пьяртии нужено Политбюуро, есели у ние иесть
Гриугорий Василиевитч?..."
     Оставалось последнее средство: ввести вязкость в точные уравнения, а
потом проследить, во что она переходит в асимптотике.
     "Вспомнил!!! -- реагируя на три восклицательных знака в возгласе
Костоглодова, Эрик поднял глаза, -- Вспомнил, что в-третьих было: нет у
Рябиновича галстука! -- Сидевший в первом ряду Рябинович опустил голову и
закрыл лицо руками, -- Нешто не мог по случаю доклада одеть?..."
Чувствовавший себя в сравнительной безопасности Карлуччи вдруг выпучил глаза,
схватился за расстегнутый ворот своей рубашки и сразу же отдернул руку. Но
поздно -- заметив его движение, Костоглодов сделал пометку в лежавшем перед
ним блокноте. Воцарилось гробовое молчание; на несчастного Карлуччи страшно
было смотреть. "Продолжай." -- холодно сказал Костоглодов, и Карлуччи,
заикаясь, продолжил.
     Эрик стал думать о своем.
     Очнулся он, когда оплеванный и измочаленный Карлуччи брел на свое
место. Радуясь, что пропустил экзекуцию, Эрик свернул листок с вычислениями
в трубку и приготовился встать. Политсеминар подходил к концу: Костоглодов
напомнил следующим по списку докладчикам их темы и дал последние наставления
по части теории и практики политического доклада. Потом порылся на своем
столе и извлек какую-то бумажку: "Чуть не забыл. -- с подозрительным
выражением на лице сказал он, -- На подшефную овощную базу один человек
требуется завтра с 8 утра до 9 вечера." В комнате мгновенно наступила тишина
-- идти на овощную базу в субботу не хотелось никому. "Предложения?" --
поинтересовался Костоглодов, водя тяжелым взглядом по аудитории. Ответом
было молчание. "Я думаю, Иванова пошлем, а то он ужо цельный год не ездил
... поди забыл, на что морковка-то и похожа!" По комнате пронесся вздох
облегчения, смешанный с жидкими смешками. "Ты меня по комсомольской линии
посылаешь? -- негромко спросил Эрик, -- Или через совет молодых ученых?"
Смешки стихли. "Как же тебя по комсомольской линии пошлешь, ежели ты по
возрасту выбыл?" -- снисходительно об®яснил Костоглодов. "Тогда только по
согласию завлаба. -- без выражения произнес Эрик, -- Приказ No 395 от 11-го
апреля 1985-го года." Лялька взяла его за руку. "No 395,
говоришь? -- на лице Костоглодова вспыхнули красные пятна. -- Опасно
играешь, Иванов, не просчитаться бы!" Эрик не отвечал. "Ладно. -- с угрозой
сказал секретарь, -- Ежели Иванов без согласия завлаба идти не хочет, а
завлаб его, как все мы знаем, в Ленинград на симфозиум уехал, то пойти
придется ... -- он снова стал водить гипнотическим взглядом по молодым
ученым, -- ... Великанову."
     Костоглодов собрал со стола свои бумажки и вышел.
     Головы ученых синхронно повернулись в сторону сидевших на отшибе Эрика
и Ляльки. Великанов встал и простер в их направлении обвиняющий перст:
"Из-за таких, как ты, Иванов, -- голубые глаза его фанатически сверкали,
тускло-русые волосы слиплись неопрятными космами, -- в народе крепчает
антиголландизм!" Лялька сжала эрикову руку, но он этого не заметил. "А
из-за таких, как ты, Великанов, в народе крепчает нидерландизм." Крамольное
слово рухнуло на пол, как бетонная плита, и все, кроме Ляльки, Эрика и
Великанова, опустили глаза. Несколько мгновений двое последних жгли друг
друга взорами, потом Лялька потянула Эрика за руку и вывела из комнаты.
"Ну, нельзя же так, Эричка ... -- сказала она, -- В КПГ ведь заберут!" Кровь
била Эрику в виски семипудовыми кувалдами. "А если даже и не заберут, то все
равно себе дороже -- от стресса в сорок лет инфаркт получишь. -- она
остановилась и погладила его по плечу, а потом вз®ерошила волосы, -- У тебя
ведь каждый день, как последняя битва!... Уж лучше б ты самбо своим
заниматься продолжал -- там пары бы и спускал!" -- лялькины прикосновения
оказывали на Эрика успокаивающее действие. Он с благодарностью посмотрел на
нее: "Можно, я у тебя посижу, пока эти свалят? -- (до конца рабочего дня
оставалось минут десять), -- Или тебе работать надо?" Пульс Эрика постепенно
замедлялся. "Конечно, посиди ... у меня как раз в комнате никого: Кузьмина
больна, а Георгий Сергеич со своей группой в командировке."
     Они прошли по коридору -- Лялька отперла дверь с табличкой 232а, за
которой открылась большая комната, загроможденная до потолка приборами.
"Твои соседи -- они как, ничего?" -- спросил Эрик, пока они пробирались в
Лялькин закут; "Нормальные. -- ответила Лялька, -- Как говорится, общий враг
сплачивает. -- она имела в виду членкора Муддинова. -- А как получилось, что
ты с этими в одной комнате сидишь? Они ж из другой лаборатории."
"Черт его знает ... Макаров давно обещал к своим пересадить, да все как-то
не получается." Лялькин стол стоял за ширмой в дальнем углу комнаты. Эрик
сел на стул, расположенный сбоку от стола, и положил измятый лист с
вычислениями на колени. "Кофе хочешь?" -- "Кофе или желудин?" -- "Кофе." --
"Хочу." Лялька вытащила из-под стола допотопную электрическую плитку и
воткнула в розетку, потом достала из ящика стола коробку с кофе. "Откуда у
тебя?" -- "Любовник на прощальное свидание подарил." Эрик заглянул в коробку
-- кофе еле-еле покрывал дно. "Проверяешь, давно ли у меня был любовник? --
догадалась Лялька, высыпая в джезву остаток кофе, -- А, может, это не
последний подарил, а предпоследний?" -- она вышла за ширму, чтобы набрать
воды. "Если бы предпоследний -- то кофе бы уже кончился." -- "А, может, я
любовников меняю, как перчатки?" Вернувшись, Лялька поставила джезву на
плитку, села на стул и улыбнулась. "Как кофейные коробки." -- поправил Эрик,
и они рассмеялись.
     "Как протекает великая война с Иваном Ильичом?" -- спросила Лялька.
"Сегодня утром он хотел проверить у меня карманы, -- отвечал Эрик, -- а я
ему сказал, что только в присутствии замдиректора по режиму." "А он что?" --
"А он ничего ... ты что, не знаешь, что Волгин раньше одиннадцати не
появляется?" Лялька осуждающе поджала губы: "Зря ты, Эрька, на рожон лезешь
... разозлишь Волгина -- худо тебе придется!" "Они меня не поймают. --
спокойно отвечал Эрик, -- И потом Иван Ильич только через день работает, а
его сменщица -- нормальная тетка." "Нормальных вахтеров не бывает!" -- по
голосу Ляльки было слышно, что она осталась при своем мнении.
     "Ты сейчас чем в смысле науки занимаешься?" -- сменил тему Эрик. "Чем
всегда -- муддевиной. -- кисло сказала Лялька, рефлекторно посмотрев на
видеотон на своем столе, -- Проверяю численно последнее муддиновское
озарение." "Ты ж говорила, Зачепин просил что-то посчитать." -- "Просил." --
"И что?" -- "Пока ничего." Лялька не любила говорить о незаконченной работе.
"Зачепин -- человек толковый, с ним можно иметь дело." -- заметил Эрик; "Ты
это членмуду об®ясни -- он же ревнивый, как вожак павианьего стада!" "Нет в
жизни счастья." -- согласился Эрик, и они сокрушенно покачали головами.
     "Хочешь задачку? -- оживилась Лялька, -- Докажи, что ..." -- она
вытащила лист бумаги и начала писать.



А пси удовлетворяет ..."



   "Ты откуда это неравенство взяла? -- подозрительно спросил Эрик, --
Опять членмудов сын кандидатскую одолеть не может?"; "Да нет, из зачепинской
деятельности вылезло." Эрик задумался. "Попробуй свести к вариационной
задаче." -- "Это как?" -- "А вот так." Он придвинул к себе лист и приписал
под лялькиным неравенством четыре строчки. "И что?" Он добавил еще строчку.
"А ты сечешь ... -- восхитилась Лялька, -- Спасибо." "Кофе шипит." -- сказал
Эрик, и она сняла закипавшую джезву с плитки: "Считай, что отработал ты свой
кофе." Они рассмеялись.
     Лялька достала чашки.
     "А почему ты бабошинскую Тоню Варварой называешь?" -- вдруг вспомнил
Эрик. "Как почему? -- удивилась Лялька, -- Ты что, 'Айболита' не читал?"
"Нет." -- сухо ответил Эрик. "Ой, извини! -- спохватилась Лялька, -- Опять
я, дура, забыла!" -- она повернулась к Эрику спиной, чтобы скрыть смущение и
налить кофе. "У нас в детдоме почти никаких книг не было, кроме сочинений
товарищей Романовых. -- сказал Эрик, -- Я только в 9-ом классе начал читать,
когда в математическую школу перешел." Лялька пододвинула к нему чашку с
кофе. "Это сказка Чуковского про звериного доктора. -- об®яснила она, -- А
еще у него злая сестра была, по имени Варвара." "У Чуковского?" -- удивился
Эрик; "У Айболита. -- хмыкнула Лялька и вдруг, заглянув ему в глаза,
добавила, -- Прости меня, Эрька, а?" "Я на тебя не сержусь. -- он коснулся
ее руки, -- Никогда не сержусь." "Ты вычисления свои на стол положи, а то
закапаешь." -- заботливо сказала Лялька.
     Некоторое время они с удовольствием пили кофе.
     "Эрька, а ты своего отца помнишь?" -- вдруг спросила Лялька. Эрик
бросил на нее удивленный взгляд: "Нет. -- он помолчал. -- Мне о нем немного
рассказывал мой тренер ... они вместе за сборную России выступали."
"Что именно рассказывал?" Эрик подсунул пальцы под очки и устало
помассировал веки. "Да, больше, ерунду всякую: какой мол отец был
замечательный самбист и несгибаемый человек, да какую утрату понес спорт,
когда его в Афганистан послали." Лялька негромко рассмеялась: "Твои
родители, наверно, были интересной парой: голландка-учительница и спортсмен
по фамилии Иванов." Эрик хмыкнул, но ничего не сказал.
     Некоторое время они с удовольствием пили кофе.
     "Хорошо с тобой, -- вздохнул Эрик, отставляя пустую чашку, -- однако
идти мне пора ... эти, поди, уже отвалили." "Спасибо за задачку." -- сказала
Лялька. "Спасибо за кофе." -- сказал Эрик. "Ты сейчас куда? К Светке?"; "К
Светке. -- он встал, -- Так что сегодня нам в разные стороны." "Тогда пока.
-- Лялька начала собирать свою сумку, -- В понедельник увидимся." Эрик взял
со стола лист с вычислениями и вышел.

     68 ступенек по лестнице вверх, 26 шагов по коридору направо. (Плакат
"Повысим качество и количество исследований на 22.5 и 2.5% соответственно!" 
немигающе уставился со стены.) Эрик отпер дверь 452-ой комнаты и зажег свет
-- за окном было уже темно. Он сложил черновики с вычислениями аккуратной
стопкой в центре стола, а карандаш и резинку сдвинул на правый угол. Потом
повесил сумку на плечо, взял авоську с продуктами из холодильника, погасил
свет и вышел. В коридорах и на лестнице не было ни души -- рабочий день
кончился двадцать минут назад. Спустившись на первый этаж, Эрик подошел к
проходной и сунул в окошко пропуск. "Стой! -- раздался недреманный голос
Ивана Ильича, -- А ну, покажь сумку!" Тело вахтера, выдвигавшееся из окошка
проходной, наводило на мысль о половом члене кобеля. Эрик опустил продукты
на пол и раскрыл сумку. "Подождите секундочку, товарищ Иванов." --
неестественно вежливо прошипел вахтер и втянулся обратно в окошко. Стало
слышно, как он звонит по телефону, а спустя девять секунд из коридора,
ведущего на административную половину, выкатился замдиректора по режиму
Волгин. "Позвольте проверить ваши карманы, товарищ Иванов." -- мягким, но
твердым, голосом сказал замдиректора. Не вступая в пререкания, Эрик
вывернул боковые караманы пиджака (носовой платок), карманы брюк (ничего) и
внутренние карманы пиджака (бумажник). "Что это?" -- подозрительно спросил
Волгин, указывая на бумажник; "Бумажник." -- об®яснил Эрик. "Под рубашку
засунул ... или в брюки! -- кусал губы Иван Ильич, высунувшись из будки по
самые бедра, -- Обыскать бы паршивца надо, Сергей Федорович!" "Прикажете
снять штаны?" -- без выражения спросил Эрик. Наступила кульминация этого
эпизода жизни: Эрик ждал, замдиректора думал, Иван Ильич мучился в
неизвестност