сар протянул  статью  Честера.  Лорд  углубился  в
чтение, и по мере того,  как  ему  становились  известны  факты  и,  самое
главное,  фамилии  действующих  лиц,  он  все  больше  краснел,  пыхтел  и
покрывался потом.
   - Не может быть! - воскликнул он, снимая очки и  вновь  надевая  их  на
крупный, мясистый нос. - Это же... это... - Ему  не  хватало  слов,  и  он
потряс рукописью над головой. - Гард, вы меня просто...
   - Убиваю? - мрачно подсказал комиссар.
   - Что? Как вы сказали? Наоборот! -  воскликнул  лорд  Аут.  -  Вы  меня
вернули к жизни! Я давно ждал такого материала, я с детства,  если  угодно
вам знать, мечтал о фитиле генералу Дорону.
   - Когда вы были ребенком, дорогой лорд, Дорон еще не был ни  генералом,
ни Дороном.
   - Ах, вы не понимаете иносказаний!
   - Хорошо, я рад, что вы рады. Но должен предупредить  вас  о  возможных
последствиях. С генералом шутки плохи, и если вы хотите...
   - Не хочу! - перебил редактор.
   - Но вы не дослушали до конца.
   - Все равно не хочу! Жить? Сохранять богатство?  Обезопасить  себя?  Не
хочу! Знаете, Гард, сколько мне лет? Сколько бы ни дали, будет мало.
   - В таком случае давайте подумаем о том, что сделать,  чтобы  газета  с
этим материалом нашла читателя, - предложил Гард. - Боюсь, что, прежде чем
вы наберете новый кусок, к вам  явятся  гости  с  небольшими  кастетами  в
руках.
   - Да? - в некотором замешательстве произнес  лорд  Аут.  -  Что  же  вы
предлагаете?


   - Гард, это хорошо, что вы позвонили сами, но почему с таким перерывом?
   - Дела, генерал. Собственно, мне нечего было вам сказать, да  и  сейчас
тоже, я просто демонстрирую вам свою дисциплинированность.
   - Предположим, комиссар. И все же?
   - Мне очень трудно с Честером, но я не теряю надежд.
   - Где вы находитесь?
   - В управлении.
   - Он с вами?
   - Да, генерал.
   - Сколько времени необходимо вам, чтобы дать окончательный ответ?
   - Что вы молчите, Гард?
   - Думаю. Десять часов, генерал.
   - Нет, дорогой мой Гард. Будет поздно. Такой срок  меня  совершенно  не
устраивает. Больше того, назначение вами именно этого срока вселяет в меня
некоторые подозрения.  Мне  нечего  вас  предупреждать,  комиссар,  но  вы
понимаете, что просто ждать я тоже не умею и не могу. Я привык  руководить
событиями.
   - Хорошо, господин генерал. Восемь часов.
   - Не торгуйтесь, комиссар.
   - А что хотите вы?
   - Вы думаете, генерал?
   - Да.
   - Я жду.
   - Два часа, Гард. И ни минуты больше. Через два часа я вынужден открыть
действия. Вы меня поняли?
   - Чего уж тут не понять, господин генерал. Мне  и  самому  надоело  это
неведение. До свидания.
   - Если оно состоится...


   Полицейский, сидящий в  машине,  которая  стояла  у  главного  входа  в
редакцию "Все начистоту", принял телефонограмму, быстро расшифровал ее  и,
выйдя из машины, стремительно поднялся на четвертый этаж, в кабинет  лорда
Аута. "В вашем распоряжении два часа",  -  прочитал  лорд  Аут  протянутую
полицейским записку.
   - Мы же договаривались  о  пяти!  -  с  непосредственностью,  достойной
младенца, воскликнул редактор, обращаясь к полицейскому.  Тот,  недоуменно
разведя руками, наградил лорда Аута глупой улыбкой. - Метранпаж! -  заорал
вдруг редактор. - Метранпаж!


   В шесть вечера министр внутренних дел Воннел вызвал к себе для  доклада
комиссара Вутса. При их разговоре присутствовал  только  личный  секретарь
министра, но и этого было достаточно, чтобы в папку Тайного  совета  легла
стенографическая запись беседы.


   Воннел. Вутс, с минуту на минуту  может  позвонить  президент  и  вновь
поинтересоваться сегодняшней статьей в этой паршивой газетенке.
   Вутс. Вы говорите о статье Честера?
   Воннел. Нет, я говорю о стряпне Честера!
   Вутс. Так я же и говорю...
   Воннел.  Отвечайте  по  существу,  комиссар,  а  то  мы  еще  сутки  не
продвинемся ни на шаг: что вам известно по делу?
   Вутс. В статье говорится о  какой-то  "зоне",  о  каких-то  опытах  над
детьми... Но ни одной фамилии и никаких адресов, кроме острова,  автор  не
приводит.
   Воннел. Благодарю вас,  но  я  и  сам  умею  читать.  Сверх  того,  что
опубликовано в газете, вы что-либо знаете о "зонах" и опытах?
   Вутс. Как вам сказать...
   Воннел. Так и скажите!
   Вутс. Нет, не знаю.
   Воннел. А что я должен, по-вашему, отвечать президенту?
   Вутс. Что все это выдумка журналиста.
   Воннел. А если не так? А если окажется, что в этой таинственной  "зоне"
ведется подкоп под безопасность государства?  Или  процветает  запрещенный
законом бизнес? И я сяду в лужу? И хорошо еще,  если  мне  придется  всего
лишь покраснеть перед членами Тайного совета! Тогда что?
   Вутс. Тогда скажете, что...
   Воннел. Хватит гадать, комиссар Вутс. Лучше свяжитесь с редактором "Все
начистоту" или с автором статьи, узнайте подробности и доложите мне!
   Вутс. Можно исполнять?
   Воннел. Вы еще здесь, комиссар? А я-то думал, что вы  уже  беседуете  с
лордом Аутом!


   Линда пустыми глазами смотрела на мужа, и Фред не терзал ее  словесными
утешениями, понимая их бесполезность. Говорить им было, в сущности,  не  о
чем: все, что мог на этом этапе Фред сказать Линде, он написал в статье  и
теперь с тоской представлял себе, что  будет  с  женой,  когда  ей  станет
известно содержание второго куска.
   Они сидели в кабинете  Гарда.  Тут  уже  была  Сюзи  Бейл,  безжалостно
расставшаяся с заведением  "Милости  просим  на  два  часа!".  Присутствие
женщины, как думал Гард, смягчит  положение  Линды.  Но  напряженность  не
спадала, даже позы присутствующих говорили о  том,  что  они  находятся  в
ожидании чего-то - но чего? Что мог предложить  супругам  Честер  комиссар
Гард? Вокруг все словно замерло,  как  перед  взрывом  бомбы  замедленного
действия,  когда  уже  работает  часовой  механизм,   остановить   который
невозможно. Поглядывая на часы, висящие на стене его кабинета,  Гард  тоже
ждал наступления роковых минут, знаменующих собой истечение срока, данного
Дороном.
   Нет, генерал не беспокоил Гарда ни своими визитами, ни даже телефонными
звонками. Он тоже  замер  в  своей  резиденции,  но  Гард  понимал:  взрыв
неминуем...
   - Кто хочет кофе?
   Линда все теми же пустыми глазами посмотрела на комиссара и  ничего  не
ответила. "Не обойдется без врача, - подумал Гард. - Как  бы  не  пришлось
пользоваться услугами психиатра..."
   И вдруг взгляд Линды наполнился содержанием - какой-то разумной мыслью,
уже выстраданной, отшлифованной мозгом, рожденной не сейчас.
   - Что ты хочешь сказать? - встрепенулся Фред.
   - Я хочу к Майклу, - четко произнесла несчастная женщина. -  Я  хочу  к
нему в купол.
   - Линда, там нет Земли...
   - Но там Майкл.
   - И нет жизни...
   - Но там Майкл.
   - Я не могу лишиться еще и тебя...
   - Пойдем вместе. Ведь там Майкл.


   Президент. Что сие означает, дорогой Воннел?
   Воннел. У меня еще нет официальных данных...
   Президент. К чему формальности, когда речь идет  о  детях  и  о  судьбе
государства?
   Воннел. Судьба нашей страны, господин президент, в надежных руках  -  в
ваших! Я спокоен, пока вы...
   Президент. Не будем отвлекаться, дорогой Воннел.
   Воннел. Видите ли, господин президент, публикация журналиста Честера  -
вымысел, как доложили мне мои помощники. И именно по этой  причине  в  ней
нет фамилий и адресов, кроме какого-то острова...
   Президент. Вы что-то путаете,  Воннел.  Есть  и  точный  адрес:  остров
Холостяков, есть и фамилии: генерал Дорон, профессора Янш и  Биратончелли,
какая-то Дина Динст... Даже цель указана: покорение Марса!
   Воннел. Где? Когда?! Впервые слышу!..
   Президент. Надо читать газеты,  Воннел,  тем  более  вам,  уж  коли  вы
отвечаете за охрану государства. Разве перед вами не лежит вечерний выпуск
"Все начистоту"?
   Воннел. Чего?! Простите, господин  президент,  но  газетенка  не  имеет
вечернего выпуска!
   Президент. Что  ж,  по-вашему,  ее  специально  для  меня  выпустили  в
единственном экземпляре?  Или  я  вас  разыгрываю?  Вроде  бы  нам  не  по
возрасту, я уж не говорю  -  не  по  чинам...  Через  два  часа  состоится
внеплановое заседание Тайного совета.  Подготовьтесь  к  нему,  Воннел,  и
позаботьтесь, чтобы на заседании присутствовал генерал Дорон.


   - Дитрих! Гарда! Из-под земли!
   Впрочем, война об®явлена, и об®яснение с комиссаром уже ничего не даст.
Что ему скажет Дорон?  Что  он  считал  Гарда  порядочным  человеком?  Как
странно оперировать этим термином в данной  ситуации,  но  что  поделаешь,
если порядочность Гарда, нигде, никогда и ничем не запятнанная,  позволила
генералу так дешево обмануться! Да, он считал Гарда порядочным  человеком,
а теперь с удовлетворением  констатирует,  что  Гард  такой  же  мерзавец,
как... Как кто? Как все остальные, с кем ходит в одной  пристяжке  генерал
Дорон? Как он сам?
   Увы, разговор с комиссаром был бы бессмысленным.
   Итак, ему удалось усыпить бдительность генерала. Всего на два часа. Как
не понял этого Дорон, торгуясь  с  комиссаром  по  поводу  часов!  А  ведь
подозревал подвох, ну и чутье у Дорона! Но ста  двадцати  минут  оказалось
достаточно, чтобы выскочила вторая публикация!
   Тираж вышел. Бригада  "Молния-1"  безнадежно  опоздала.  Счеты  генерал
будет сводить потом, сейчас надо думать, как поступать дальше.
   Уже был звонок от президента.
   Уже последовал вызов на заседание Тайного совета.
   Уже об®явился этот кретин Воннел.
   Уже дежурят возле особняка Дорона люди комиссара Вутса, идиоты!
   - Генерал, у телефона Гард, - бесстрастно об®явил Дитрих.
   - Вы его нашли или он сам?
   - Он сам, - сказал Дитрих.
   Помешкав, Дорон взял трубку.
   - Что скажете, комиссар?
   - Я обеспокоен только одним обстоятельством, генерал.  Прошу  выслушать
меня, так как, по-видимому, нам не скоро удастся встретиться и поговорить.
   - Вы пишете этот разговор на пленку?
   - Да, генерал.
   - Продолжайте, я слушаю.
   - Я понимаю, генерал, что перед вами  несколько  возможностей,  которые
будут зависеть от хода событий. Не исключено, что вы предусмотрели вариант
с уничтожением купола и "зоны", а затем - бегством.
   - Предположим.
   - Вы хорошо знаете меня, генерал...
   - Не уверен.
   - Так вот я обещаю...
   - Вы уже обещали. Опять?
   - То было другое дело, сейчас вы поймете. Я обещаю, что выйду из  игры,
если дети останутся живы. В противном случае...
   - Ну? Продолжайте.
   - В противном случае я  лично  найду  вас,  где  бы  вы  ни  были.  Вы,
допускаю, уйдете от  президента,  от  Тайного  совета,  но  от  меня...  Я
рассчитаюсь с вами, генерал.  Пусть  это  тоже  будет  записано  на  вашей
пленке, мне все равно. Я сказал!
   - Угроза?
   - Да. Предупреждение.
   - А что значит "выйду из игры"?
   - Вы обратили внимание на то, что и  во  втором  материале  Честера  не
упомянута моя фамилия? Это я настоял.  Будут  живы  дети  -  и  меня  нет.
Понимаете, генерал? Я не был в "зоне", я ничего не  видел,  ни  с  кем  не
знакомился, ничего не знаю. Всегда вы меня покупали, сегодня я хочу купить
вас своим обещанием молчать. Я выведу из  игры  своих  людей  -  Таратуру,
девушку, даже вашего Шиза. Перед лицом общественности у вас останется один
противник - Честер. Я буду всеми силами оберегать его жизнь,  но,  как  вы
понимаете, я все же облегчаю вашу задачу. В обмен на жизнь детей!
   - Вы сказали - перед лицом общественности? А вы знаете,  как  она  себя
поведет, ваша общественность?
   - Могу представить.
   - Ваши гарантии?
   - Когда получу гарантии от вас.
   - Так... Я подумаю.
   - Через тридцать минут, генерал, я вновь позвоню вам.
   - Нет, через час, если не возражаете.
   И обе трубки одновременно легли на рычаг.
   "Какое решение он примет? - думал Гард, закончив разговор с  генералом.
- Что предпримут президент и правительство? Как отнесутся  к  происшедшему
члены Тайного совета, которые, вероятно, уже назначили час для  совещания?
Но самое главное,  какова  будет  реакция  общественности,  сколь  сильным
окажется возмущение народа?  И  почему  у  Дорона  проскользнули  какие-то
сомнения и странные намеки на этот счет? На что он надеется?  Что  сильные
мира сего испугаются не  столько  человеконенавистнической  затеи  Дорона,
сколько  взрыва  всеобщего  возмущения,  а  потому  возьмут  генерала  под
защиту?"
   Сплошные вопросы, и ни одного достоверного ответа!
   Самое печальное заключалось в том, что комиссар полиции Гард,  находясь
в центре событий, имея под рукой верных помощников, формальные полномочия,
оружие, в конце концов, до болезненности был  бессилен!  Нет,  он  не  мог
сейчас арестовать преступников. Не мог своей властью переправить на остров
штурмовой отряд полицейских и предотвратить  уничтожение  "зоны".  Не  мог
явиться к президенту со своими предложениями, потому что глава государства
сам был зависим от Тайного совета. Не мог, наконец, потребовать вызова  на
заседание высшего органа власти, чтобы изложить перед ней свои соображения
об опасной затее генерала Дорона, о преступности его  замыслов  и  деяний,
поскольку власть эта не зря называлась "тайной": она  фактически  была,  а
увидеть ее, предстать перед нею, говорить с ней невозможно! Члены  Тайного
совета, самые богатые и сильные люди Ньюкомба,  правили  страной,  вершили
человеческими судьбами, судили и миловали, разрешали  и  запрещали,  но  -
невидимо и негласно, как боги с Олимпа, недоступного простым смертным...
   Гард ждал, а чего ждал - неизвестно. Он не мог даже предугадать, куда и
как повернутся события через минуту...
   На заседании Тайного совета генерал  Дорон  держался  уверенно,  внешне
непринужденно, но те, кто знал его, не могли не заметить,  что  он  тратит
массу усилий, сдерживая волнение.
   Да, он положил на весы этого самого могущественного в  Ньюкомбе  органа
свою яркую речь, убедительность которой могла  бы  подействовать  на  кого
угодно, но только не на членов Тайного совета, и теперь ждал,  какая  чаша
перевесит.
   Он сказал, что идея покорения Марса  плодотворна,  поскольку  усиливает
мощь государства, даст потом бурные всходы, возвысит народ страны в глазах
всего мира и своих собственных; и с  этой  мыслью  члены  Тайного  совета,
кажется, согласились, хотя  и  задали  генералу  вопрос  о  том,  как,  он
полагает, будут распределяться обещанные доходы.
   Он  сказал,  что  был  вынужден  окутать  тайной  свою  деятельность  в
интересах  общей  национальной  безопасности,  и  члены  совета  опять  не
возразили, хотя всем было ясно, к чему это могло привести. Но и  Дорон,  и
все присутствующие, и даже  Воннел  с  президентом  понимали,  что  давний
замысел генерала не имеет теперь никакого значения, что отсчет нужно вести
с той минуты, когда он вновь сравнялся в своих возможностях с  остальными,
равными себе, и что опасность каждого здесь  присутствующего  определяется
не его неосуществленными замыслами, а его реальными делами.
   Генерал сказал далее, что идея перестройки человеческого организма и ее
реализация - пример, свидетельствующий о потрясающих  возможностях  науки,
перспективы которой воистину  необозримы,  и  намекнул  при  этом,  что  в
недалеком будущем можно будет создавать _киборгов_, то есть кибернетически
организованных людей, способных  решать  разные  -  он  особо  подчеркнул:
_разные_!  -  задачи,  причем  последние   события   показывают,   что   с
человеческим материалом проблем на будет, - и  члены  Тайного  совета  его
отлично поняли, хотя и поморщились, когда Дорон дал им понять, что ученые,
решающие эти научные вопросы, находятся  в  его  ведении  и  "даже  сейчас
продолжают свою деятельность, результаты которой мы вынуждены сохранить  в
тайне все в тех же высших интересах".
   Наконец, Дорон сказал, что реакция народа на статьи журналиста Честера,
опубликованные в газете "Все  начистоту",  дает  отличную  возможность,  с
одной стороны, сгладить на время классовую  борьбу,  поскольку  позволяет,
открыв клапан народного возмущения, сбросить в нужном направлении  избыток
его энергии и воли, а с другой, воспользовавшись той же  реакцией  народа,
или, говоря проще, толпы, представить ее результатом воздействия левых сил
и решительно подавить сопротивление оппозиции, разделавшись с  зачинщиками
и главарями одним ударом, пока  внимание  общественности  отвлечено,  -  и
члены Тайного совета с видимым одобрением встретили эти слова Дорона.
   Провозгласив все это, генерал сел, весьма  довольный  собой,  и  нельзя
сказать, что он был так уж не уверен в окончательном  решении  совета.  Он
понимал, что каждый из присутствующих взвешивает сейчас  возможность  либо
ограничить генерала  в  дальнейшей  работе  над  проектом  "Космос",  либо
отстранить его вовсе, - но нет, на это они не  пойдут!  -  либо  дать  ему
карт-бланш, правда под неусыпным контролем Тайного совета.
   Высший  орган  власти  никогда  никому  не  позволял  возвыситься   над
остальными хоть на мгновение и хотя бы  на  один  миллиметр,  но  он,  как
правило, не допускал и понижений...
   "Гард! - вдруг выстрелило из глубины дороновского сознания, но  генерал
тут же себя успокоил. - А что, собственно. Гард? Условия соблюдены:  купол
цел, синие живы... Подумаешь, Гард! Пусть теперь он  живет  в  напряжении,
ожидая, когда и как я с ним рассчитаюсь!.."



        ОТ АВТОРА

   - Дэвид, -  сказал  я  Гарду,  -  как  ты  относишься  к  тому,  что  я
опубликовал эту рукопись? Правда, дело уже сделано.
   Он пожал плечами.
   - Ответь мне прямо, - настаивал я.
   - Хорошо, - сказал он, подумав, -  отвечу  тебе  прямо.  Меня,  как  ты
знаешь, меньше всего беспокоит моя собственная  персона,  хотя  у  тебя  и
получилось,  что  в  этой  печальной  истории  я   проявил   свою   полную
профессиональную несостоятельность.
   - Отнюдь!.. - начал было я, но он перебил.
   - Не возражай. Я знаю, что говорю. Но меня волнует другое: что ты хотел
сказать своей книгой?
   - Я хотел сказать, - ответил я,  как  прилежный  ученик  отвечает  урок
учителю,  -  что  народ  не  имеет  права  отказываться   добровольно   от
решительных действий. Что изменять нашу жизнь надо здесь, на Земле,  а  не
искать свое  счастье  на  Марсе.  И  что  в  нашем  обществе,  где  власть
принадлежит горстке миллионеров, надо быть бдительными:  достижения  науки
могут быть использованы в самых уродливых формах...
   - И по всему этому, - прервал меня Гард, - ты решил наступить  читателю
на ногу и еще извиниться за это?
   Я промолчал.
   - Ну ладно, - сказал он, чуть  успокоившись.  -  Разбередил  ты  старые
раны, потревожил память добрых людей...
   Он закурил, надолго задумался, я не  мешал  ему.  Потом  он  неожиданно
произнес:
   - Прошло время, дорогой мой друг, и еще  пройдет,  а  время  не  только
лечит, оно, как известно, крадет годы даже у Бога.
   - Бога нет, - сказал я. - И надо рассчитывать на себя. Только на  себя!
Ты понимаешь это, Дэвид?

   М., "Центрполиграф", 1997.