о есть Ильину-то ясно было, почему не знали. Ильин свалился  там,  где
прорвал...   что?..   ну   вот   хотя    бы    тот    самый    пресловутый
пространственно-временной континуум. Иными словами, ни  километра  он  над
здешней Россией не  пролетел,  никому  никого  засекать  не  пришлось.  Но
гебисты про континуум не знают. А узнали бы - не поверили. Они - реалисты,
а не фантасты. Значит, для них непонятно  следующее:  как  он  долетел  до
центра России незамеченным - раз, зачем прилетел - два, почему никак  себя
не проявляет - три... Есть, наверно, и четыре, и десять, и двадцать пять -
не то Ильина волновало. А то  Ильина  волновало,  что  все,  кого  он  так
внезапно и скоро заинтересовал, действовали,  мягко  говоря,  по-идиотски.
Все!
   А идиотами они не были, это Ильин точно знал.
   Тогда почему?
   - Сам мучаюсь, - всплыл Ангел. - У меня от всех  этих  фантасмагорий  -
голова кругом. Так не бывает.
   - Но ведь так есть, - здраво заметил Ильин. Автобус перемахнул  площадь
Белорусского вокзала (он так и остался Белорусским) и выехал на  Бутырский
вал.
   - А быть не должно, - упрямо сказал Ангел. -  И  чую  я,  что  вся  эта
мистика еще не кончилась. Впереди еще - навалом бессмысленностей.  Почему?
Откуда? Куй продест?..
   - Я еще в околотке не был, - напомнил Ильин.
   - А вот давить не надо, не надо, - обиделся Ангел. - Я слов на ветер не
бросаю. Околоток будет, будет, а вот каким он будет - тут,  камрад  Ильин,
извини: не ведаю. Хотя мистика - это по моей части.
   Автобус постоял на остановке, никого не ссадил, никого не  взял.  Двери
закрылись, и водитель сказал в микрофон:
   - Следующая - Савеловский вокзал.



        ВЕРСИЯ

   Что Ильин знал о Южно-Африканской республике? Довольно мало. В  русских
газетах о  ней  старались  особо  не  распространяться,  как  прежде  -  в
сталинско-хрущевско-брежневские   годы    совковые    средства    массовой
дезинформации не баловали читателя историями из жизни  русской  эмиграции.
Ну разве что самую малость: как они бедствуют, сирые, на чужбине. Что  там
у нас на дворе? Социализм, капитализм, демократия  такая-растакая,  густой
плюрализм мнений -  как  все  было,  так  все  и  будет:  что  начальникам
невыгодно, что им не по шерсти, то никакое вышеуказанное массовое средство
не  опубликует.  Кроме  сильно  оппозиционных.  А   на   оппозиционные   у
начальников есть гебе, эФБеэР, эМАй-файв, et cetera. И попробуй, например,
предложить в "Нью-Йорк  таймс"  статью  о  преимуществе  социалистического
метода ведения хозяйства над капиталистическим... где?..  ну,  скажем,  на
заводах "Дженерал моторс". И кто  это  напечатает?..  А  уж  демократии  в
Америке - выше головы, она ее  по  всему  миру  развозит  на  пароходах  и
самолетах. Или  в  брошенной  Ильиным  революционно-перестроечной  Москве:
предложи в посткоммунистическую сверхдемократическую газету,  в  "Куранты"
какие-нибудь забойные, опус о положительных сторонах застойного периода  -
хорошо, коли не побьют каменьями! А Ильин в  том  периоде  довольно  долго
жил, отменно работал и работой своей, ее результатами гордился.  И  ничего
застойного в ней не находил. Но  разве  против  власти  и  ее  высочайшего
мнения попрешь?.. Так и в обретенной им Москве: о ЮАР - либо ничего,  либо
скверно. А ведь там, в ЮАР этой, - как и всюду, не надо провидцем быть!  -
жизнь у всех по-разному протекает. От режима и идеологии независимо...
   "Либо ничего" - ничего и есть.  Неизвестность.  "Либо  скверно"  -  это
можно перечислить. Это читано и видано по "тиви".
   Возьмите атлас мира, найдите карту Африки, гляньте на юг - туда,  ближе
к Антарктиде, к  пингвинам  и  айсбергам  (ничего  жидомасонского,  чистое
совпадение звукописи...), и обнаружите  страны  социалистического  лагеря,
который находится в крутой изоляции от остального мира. В экономической  и
политической изоляции. (К слову: понятия "лагерь" и  "мир"  сохранились  в
новой России с давних социалистических - гулаговских - времен). В "лагерь"
вошли: ЮАР, Намибия, Южная Родезия,  как  и  в  докатастрофной  реальности
ставшая Зимбабве, Мозамбик и... и, пожалуй,  все.  Гражданско-партизанские
бои  за  идеалы  социализма  шли  в  Ботсване  и  Анголе,  но  цепные  псы
империализма с помощью  платных  агентов  ЦээРУ  (псы  -  черные,  агенты,
естественно -  белые,  пришлые...)  удерживали  ненавистный  прогрессивной
части человечества статус-кво. (Терминология использована та, к коей Ильин
привык  в  подзабытые  застойные  годы.  Как  и  весь  советский   народ.)
Королевство   Лесото   посреди   огромной   территории   ЮАР    оставалось
королевством, хотя и марионеточным: через него  удобно  было  торговать  с
"остальным миром". "Остальной  мир"  хотел  торговать,  сохраняя  красивую
мину,  а  статус  королевства  в  качестве  торгового  партнера  мине  сей
способствовал весьма. И  кому  какое  дело,  что  король  Лесото  был,  не
исключено, тайным членом Африканской  партии  труда  и  свободы  (с  ЦК  в
Иоганнесбурге)! Тайный - не явный, демократия такое позволяет...
   Это политический расклад. Никакого серьезного влияния на умы  и  сердца
граждан "остального мира" социализм с юга Африки не оказывал, но пованивал
крепко. К нему  тяготели  вроде  бы  не  социалистические,  но  откровенно
тоталитарные режимы в Ливии, Ираке и на Кубе. Его славили  (лицемерно  или
нет - Ильин не знал...) террористы Палестинской организации освобождения и
бойцы Ирландской революционной армии, члены нигде, ни в  какой  стране  не
прописанных авантюрно-безжалостных "красных бригад" и  такого  же  крутого
Общества Льва Троцкого, а также куцые компартии, влачившие кое-где по миру
(Испания, Италия,  Индия,  Китай...)  полуголодное  существование.  Это  в
прежней жизни  Ильина  мировой  социализм  худо-бедно  подкармливал  своих
единоверцев. В нынешней ему самому жрать было нечего - опять  же  сведения
из газет, других Ильин не имел. Хотя и верил им: юг  Африки  -  не  восток
Европы, а африканские свободолюбивые народы и в прежней жизни работать  не
шибко рвались. Палки на них не было...
   Но это уже экономика, а тут надо  быть  справедливым:  алмазы,  золото,
урановые руды - все это в обилии водилось в соцлагере и неявно  вывозилось
через помянутое королевство Лесото. Во всяком случае, знаменитый  алмазный
концерн "Де Бирс" и в Этой реальности не маялся от нехватки товара,  время
от времени в разных периодических изданиях  Америки  и  Европы  появлялись
скандальные статьи, разоблачающие его связи с "красным  режимом  ЮАР".  Но
статьи статьями, а алмазы алмазами. "Де Бирс" плевать хотел на  обвинения,
держал монополию, вон и  в  Россию  влез,  вопреки  жуткому  сопротивлению
Германии - на Чукотку, в Архангелогородскую губернию... Так что денежки  у
ЮАР со товарищи были, было на что строить светлое африканское будущее.
   Американский журнал "Нэйшнл джогрэфик" так подавал национальный  состав
республики: африканцев - 22,6 миллиона человек (зулусы,  коса,  бечуаны  и
прочие банту), лиц европейского происхождения (африканеры и  англичане)  -
4,5 миллиона, русских - 1,8. И вот эти-то русские, слинявшие из  эСэСэСэРа
за период с сорок второго по сорок четвертый годы, разбавленные  кое-какой
эмиграцией из Европы - не прижившиеся там  эмигранты  первой  волны  и  их
дети, военнопленные и угнанные немцами из России в короткую военную  пору,
кто не захотел расстаться с идеалами коммунизма,  -  эти  сильные  русские
обжили Иоганнесбург (на Преторию, на  столицу,  они  не  претендовали...),
обнаглели до того, что всерьез называли  его  Иванградом,  создали  мощную
колонию, где под именем Африканской партии труда и свободы возродилась  по
сути ВэКаПэбэ, сумели об®единить под ее знаменами  (красно-зелено-желтыми:
красный цвет - кровь рабочих борцов за свободу, зеленый - цвет  надежды  и
жизни, желтый - песка и, не исключено, золота...) немалое число африканцев
из разных племен, втиснулись в парламент  и  постепенно  захватили  в  нем
большинство. Произошло сие, если Ильину память не изменяет,  году  эдак  в
пятьдесят шестом-седьмом, с тех пор там  социализм  и  строится.  И  своей
победной поступью завоевал еще кое-какие вышеназванные соседние страны.  А
президентом там -  тоже  русский,  Ильин  его  фамилию  забыл.  Незнакомая
фамилия, не из прежней жизни. То ли Пухов,  то  ли  Махов,  то  ли  вообще
Иванов.
   А вот мужик с пятном на башке - ну точно из прежней, хотя  Ангел  и  не
согласен. Помнится, Президент ЮАР и генсек АПТС - лица разные,  это  Ильин
где-то читал или слыхал, однако фамилии  генсека  никогда  не  встречал  в
свободной от всего (в том числе и от принципов) прессе России.
   И вот  вам  пожалуйста:  есть  там  и  самолеты,  сравнимые  по  летным
характеристикам с родными "МИГами", а может, они так  и  зовутся  -  иначе
чего б гебистам и  пресненским  революционерам  так  суетиться  по  поводу
отловленного в Черном озере аппарата тяжелее воздуха... Впрочем, об этом в
российских масс-медиа тоже не пишут. Пока. То,  чем  впрямую  интересуется
гебе, для журналистов - табу. Если  только  какой  особо  пронырливый  сам
откуда-нибудь не нароет. А так о политике наращивания военного  потенциала
в ЮАР и сопредельных ей государствах публикуют навалом. Наращивание,  судя
по всему,  огромное.  Иначе  чем  оправдать  немаленькие  военные  расходы
великих держав "остального мира"?..



        ФАКТ

   Жалованье в своей спецкотельной Ильин получал хорошее - три с половиной
тысячи рублей  в  месяц.  По  нынешнему  курсу  рубль  стоил  чуть  меньше
дойчемарки, а если сравнивать с главным мировым валютным эквивалентом -  с
долларом, - то за доллар  в  банках  России  или  Германии,  без  разницы,
платили два рубля. Но и жизнь была не  шибко  дорогой,  трех  с  половиной
тысяч на месяц хватало с лихом. Жил, как уже говорилось,  без  выпендрежа,
за полуподвальчик убогий, из коего никуда переезжать не хотел, как Тит  ни
уговаривал, за комнатку-спальню, комнатку-гостиную,  комнатушечку-кухню  и
комнатеночку-ванну-с-сортиром  он   платил   домохозяину   всего   семьсот
пятьдесят. Домохозяин был из детей "бывших совков", папанька его до  войны
служил в ХОЗУ  Министерства  черной  металлургии,  воровал  там  посильно,
отоваривал ворованное золотишком и камнями  -  так  догадывался  Ильин,  и
Ангел с тем не спорил, - после оккупации не пропал, а мирно пристроился  в
немецкой  фирме,  застолбившей  какие-то  российские  металлургические  же
заводики, а потом как-то сразу купил  в  Москве  несколько  домов  и  стал
зарабатывать денежки, сдавая внаем жилплощадь. Надо отдать ему должное, за
своими домами он следил. Сынок папино наследство круто приумножил, уже  не
покупал - строил  дома.  Почему  Ильин  все  это  знал?  Не  из  праздного
любопытства полуподвального жильца, заглядывающего в хозяйские окна, но  -
вовсе наоборот. Любопытство имело место со  стороны  хозяина.  Однажды  он
вместе с домоправителем явился на порог полуподвала, как раз  когда  Ильин
валялся в койке" глушил "Туборг" и смотрел по телевизору  миллионную  (ну,
не миллионную, пардон за гиперболу, ну, сотую...) серию американского муви
"Даллас", явился в законный выходной Ильина  и  возжелал  познакомиться  с
временно прославленным  газетами  гебистским  поднадзорным.  Славно  тогда
посидели, миллионер оказался симпатичным мужиком, ровесником Ильина, пивка
попили, о житье-бытье покалякали. Хозяин предложил Ильину теплое  место  у
себя в бюро, но Ильин отказался: Тит его только что пристроил в котельную,
в куда более теплое место. Хозяин не  обиделся,  еще  пивка  выпил,  ушел,
утолив любознательность, а домоправителю наказал платы Ильину не повышать.
Благородно! Домоправитель так и заявил  Ильину:  мол,  во  как  благородно
поступил сильный мира сего. Ильин не спорил.
   Итак,  семьсот  пятьдесят  свободно  конвертируемых  рубликов   уходило
доброму миллионеру. Мура! На харчи, на пиво, на кафе  по  субботам  -  еще
около тысячи. На одежду... К одежде Ильин стал почему-то  равнодушен.  Сам
себе изумлялся: в прежней жизни  слыл  пижоном  и  повесой,  кучу  "бабок"
тратил на шмотки, а ведь в  прежней-то  жизни  сие  хобби  было  куда  как
трудным, особенно после восемьдесят пятого -  восемьдесят  шестого,  когда
одержимый вождь дураков с Суматрой на кумполе пустил державу в рискованную
мертвую петлю под названием "перестройка",  а  его  конкурент  с  железным
лицом бульдозера фирмы  "Катерпиллер",  врун,  болтун  и  поддавала,  убив
перестройку, лихо повел нищую родину Ильина из петли прямо в  пике.  Вышла
она из пике или нет - Ильин так и не узнал. Извините за неуместные  летные
параллели. Короче, в магазинах прежней любимой отчизны  Ильина  ни  черта,
кроме цинковых корыт, не было, и Ильин  -  с  его  крутыми  заработками  -
позволял себе отовариваться в коммерческих лавках по заоблачным ценам.  За
кордон он не ездил по причине топ-секретности. А здесь,  обитая  в  России
(пусть не родной, но все же, все же...), он чувствовал себя  за  кордоном,
ибо  жизнь  вокруг  ничем   не   отличалась   от   прежних   теоретических
представлений Ильина о  заграничном  рае.  И  вот  вам  типичный  совковый
синдром: попав (хоть и сквозь брешь в  пространстве-времени,  а  не  через
шереметьевские законные рубежи...) в капитализм, типичный совок Ильин стал
скрягой. А может, это пространство-время так его надломило, кто б знал...
   Итак, ответа не знал никто,  включая  самого  Ильина.  И  не  искал  он
никакого  ответа,  даже  Ангела  о  том  не  спрашивал.  Покупал  вещи  на
аусверкауф, на распродажах - каждый сезон мощные суперладены типа "Мюра  и
Мерилиза", "Карсштадта" или "Поль Корытофф", не говоря уж о бывшем ГУМе (а
его, как ни странно, по-прежнему все  так  и  называли...)  со  множеством
магазинов, бутиков, лавочек на всех трех этажах, все эти царства не  очень
дорогих вещей выставляли в своих залах прилавки и  вешалки  с  вещами,  ко
времени подешевевшими, доступными, - вот там Ильин и покупал себе все, что
надо. А что ему было надо? Джинсы рублей за сорок, легкие сапоги (любил он
сапоги на зипперах),  рубаха-другая  (это  вообще  рублей  за  двадцать  -
тридцать), свитер (это чуть дороже - шестьдесят - восемьдесят рублей, если
не хочешь, чтоб он через месяц протерся на локтях), носки, трусы  -  всего
этого добра Ильину на год хватало, а стоило в сумме - самую  муру.  Теплую
зимнюю куртку он носил давно, менять не собирался, и осенняя у него  была.
Ну кепка еще. Ну перчатки. Мокасины - на лето.  Что  еще?..  Ильин  с  его
нехитрыми запросами даже и не рвался  в  совсем  дешевые  торговые  районы
Москвы - в Фили, где вросли в землю двухэтажные  ангары,  доверху  набитые
лавками с дерьмовым, но  почти  дармовым  шмотьем,  или  на  Таганку,  где
торговлю для нищих  туристов  из  нищих  стран  вели  наглые  и  вальяжные
бизнесмены из чересчур свободных  государств  Закавказья,  которые  прочно
осели в Москве и в свои свободные государства возвращаться не желали.  Там
просто было дураку туристу наколоться на фальшивом золотишке,  там  совсем
легко было недорого ширануться  или  курнуть  марихуанки,  а  девочки  там
торчали в глухих и страшноватых под®ездах не с одиннадцати вечера,  как  в
культурном Столешниковом или в фешенебельных  верховьях  Кузнецкого,  а  с
шести: малую фигню брали с легкого клиента, поэтому много и  долго  пахать
им приходилось... Ильин, если честно вспоминать, в Филях вообще никогда не
был, не добирался, а на Таганку попадал всего раза три: не по делу, но  из
чистого любопытства. Ну а девочек  для  утоления  снулой  плоти,  как  уже
говорилось, он ловил на демократичной Драчовке, где  цены  соответствовали
его демократичному заработку.
   Семьсот пятьдесят  плюс  тыща,  да  плюс  триста  -  не  больше!  -  на
вышеперечисленное шмотье, да плюс двести на кино, книги, газеты,  девочек,
наконец, - вот вам две тыщи двести пятьдесят рубликов в месяц. Ну, добавим
к ним еще двести пятьдесят - на всякую  непредвиденку.  И  получится,  что
скряга совок Ильин ежемесячно из своей  получки  откладывал  в  банк  1000
(прописью: одну тысячу...) рублей. Что в сумме  уже  составило  пристойную
цифру. Заметим, к слову, что  такое  позволить  себе  мог  и  впрямь  лишь
одинокий и абсолютно неприхотливый человек.
   Тит спрашивал Ильина: на что копишь? Ильин  отшучивался:  на  старость,
мол. А иной раз думал всерьез: ведь и вправду на  старость,  на  что  еще?
Хотел он, взяв в банке кредит, купить себе домик  в  ближнем  Подмосковье,
обязательно - с участком, и ни хрена там не разводить,  а  посеять  траву,
косить ее  машинкой  под  бобрик,  ну  разве  что  цветы  посадить,  и  не
розы-пионы-гвоздики,  а  нечто  простое,  деревенское,   из   полузабытого
счастливого пионерского детства  совка  Ильина  -  сирень,  золотые  шары,
шиповник - все, как вы заметили,  неприхотливое,  не  требующее  ухода.  И
жить, глядя в небо. Ища там вышеописанную дырку в пространстве-времени.
   До домика с участком было еще далеко. Хороший домик, даже и  крохотный:
спальня, кабинет, гостиная с непременным немецким камином, веранда  -  эта
радость  стоила  (где-нибудь  по  Ярославскому  автобану,  где-нибудь   за
Сергеевым Посадом) не менее двухсот тысяч, а кредит на такую сумму  давали
лишь под постоянный заработок (он-то  был,  Ильин  ни  сном  ни  духом  не
собирался уходить из котельной: от добра, как известно, добра не  ищут...)
и под хотя бы полета тыщонок на личном счете. Так много пока не  набежало,
хотя Ильин и имел счет  в  Российском  коммерческом  банке,  ходил  в  его
районную контору на Большой Ордынке, даже кредитные карточки завел: "визу"
и "мастер-кард". Что и говорить: даже при копеечных тратах Ильина  удобнее
было пользоваться  карточками,  а  не  наликом.  Налик  вообще  таскать  в
карманах не стоило: нынешняя Москва по уровню  уличной  преступности  мало
чем отличалась от Москвы, оставшейся  по  ту  сторону  дыры;  А  Ильин  ни
карате, ни кунфу не занимался, и, хотя и был  в  прежней  жизни  не  хилым
мужиком, мог в драке и полидировать, здесь заметно ослаб и притих -  после
аварии. И не драться, как Брюс Ли, мечтал, а спокойно  дышать  воздухом  с
сиреневым настоем на собственной даче. К чему, повторим,  и  стремился  не
торопясь.



        ДЕЙСТВИЕ

   Автобус добрался наконец до сокольнического круга, мягко  затормозил  и
пуфкнул дверьми. Водитель вежливо сказал в микрофон:
   - Конечная.
   Ильин вышел, вслед за ним вышло еще человек шесть-семь.  Разошлись  кто
куда. Кто домой, кто  в  магазины,  кто  в  церковь,  в  храм  Воскресения
Господнего. А Ильин пошел в парк.
   Когда шел, почему-то  подумал:  надо  провериться.  Чтение  детективных
романов даром не минуло. Нагнулся, вроде бы завязывая  шнурок,  хотя  и  в
сапогах с зипперами был, бдительно закосил назад. Никто его,  конечно,  не
пас. Площадь перед входом в парк гляделась пустой, даже на всегда  набитой
личными карами автостоянке между сквером, ведущим к древней станции метро,
и еще более древним красным зданьицем театрика "Палиндром" (там в  прежней
жизни располагался не  то  райком  комсомола,  не  то  еще  что-то  сильно
молодежное, Ильин уж и не помнил...), даже на  этой  бесплатной  (редкость
для Москвы!) стоянке торчало всего с десяток авто.
   - Чтой-то нас сегодня в Сокольники властно  влечет  неведомая  сила,  -
прорезался Ангел. Пока Ильин ехал в автобусе  от  Пресни  до  Сокольников,
пока Ильин размышлял о том о сем, Ангел тактично не лез с  разговорами.  А
сейчас счел, что размышлять о том о сем - праздно. И влез. - Где ты  здесь
собираешься прятаться?
   - Во-первых, от кого? -  резонно  спросил  Ильин.  -  Во-вторых,  зачем
прятаться? Что это даст?
   - Отвечаю по мере поступления вопросов. От кого? От  преследователей  и
похитителей, коих в нашей таинственной истории  -  явный  перебор.  А  вот
зачем?..  Сам  не  знаю.  Аналогичный  ответ  и  на   третий,   тобою   не
пронумерованный вопр