на  замедленного  действия,  извините  за
сравнение. Неизвестно когда рванете. И неизвестно  где.  Зачем  рисковать?
Лучше перенацелить заряд, перенаправить его в нужном направлении - и лебен
зи воль! А о нашей идее вам немедленно сообщат  свежие  газеты.  Пресса  -
великая сила... - Он встал, поднял с пола пачку  газет  и  стал  по  одной
разворачивать перед прикованным Ильиным.
   Ильин смотрел и ничего не понимал.
   "Московские новости" от сего дня. Портрет  Ильина  в  гриме  Лукича  на
первой полосе, рядом - он же, но без грима. Шапка:  "Диссидент  разоблачен
органами безопасности и выслан из страны".
   "Известия". Портрет Ильина  без  грима.  Шапка:  "Почему  он  не  любит
Россию?"
   "Куранты". Портрета нет, но шапка есть: "Коммунистам  в  России  делать
нечего!"
   Олег Николаевич свернул показанные газеты, присоединил их  к  увесистой
пачке на полу и спросил:
   - Хватит?.. Думаю, хватит. Вам все ясно?.. Сегодня мир узнал, что некий
откровенный и наглый диссидент с коммунистическим  душком,  некий  тип  по
фамилии Ильин выслан из страны по статье УК России за  номером  117  прим.
Антигосударственная деятельность. Кроме фоток и заголовков есть и  статьи,
вы их потом, если захотите, прочитаете. Я вам все эти газеты дам с  собой.
Кстати, если  они  сюда  еще  не  дошли,  прекрасно:  вам  они  помогут...
Поверьте, коллега, мы предусмотрели все. Или почти все, поскольку все даже
Господь Бог не сумел  предусмотреть...  Прощайте,  Иван  Петрович,  но  не
забывайте о нас. А мы вам забыть о себе не дадим сами. Это уж энтшульдиген
зи, битте, извините за внимание.
   И в сей же секунд "боинг"  не  "боинг"  мягко  ткнулся  шасси  о  бетон
взлетно-посадочной полосы, включил реверс, завыл  движками  и  побежал  по
дорожке, тормозя и сворачивая на рулежку, ведущую, как догадался Ильин,  к
зданию аэропорта. Какого только?
   - Куда мы прилетели? - спросил у Ангела. Ангел не  ответил.  Он  вообще
вел себя странновато в последнее время, молчал больше, а  сейчас  и  вовсе
заткнулся, как будто нечего ему было сказать своему подопечному, как будто
охранная функция его дала некий сбой.
   - Ночь здесь, - вдруг сказал  он  задумчиво,  словно  только  это-то  и
удивило его. - Ночь и жарко...
   - Где здесь?
   - Здесь... - медленно, нехотя.
   Ильин  однажды  видел  говорящего  и  мыслящего  робота,   сработанного
конструкторами из Института информатики - еще в Той жизни, робот,  который
целенаправленно умирал. Сдавал. Тот, помнится, говорил так же: будто завод
у патефона кончался, а ручки - чтоб подкрутить - не было.
   - Что с тобой, Ангел?
   Тот опять не ответил.
   А самолет уже встал, и двигатели умолкли, и из кабины пилотов  в  салон
вышли красивые парни в  парадной  форме  "Люфтганзы",  хотя  скорее  всего
никакая "Люфтганза" здесь была ни при  чем,  самолет  принадлежал  гебе  и
пилоты служили там, а форму и  опознавательные  знаки  всемирно  известной
авиакомпании  использовали  для  прикрытия.  Пилоты  прошли  через  салон,
оставив дверь открытой, погремели  чем-то  невидимо,  и  в  салон  с  воли
ворвался оглушительно жаркий воздух.
   -  Приехали  с  орехами,  -  бездарно   сказал   Олег   Николаевич.   -
Поторопитесь. Вас, как мы и предусмотрели, встречают.
   Мальвина ловко отстегнула крепления. Ильин легко вскочил и рванул прочь
из салона - на волю. Идиотское человеческое качество: что там на воле, кто
на воле, зачем встречают - ничего в  момент  порыва,  побега  не  волнует.
Воля! А там, может, взвод с автоматами ждет и команда "Пли!".
   Но взвода с автоматами не было.
   Ильин остановился на верхней площадке трапа, ничего сначала не  увидев.
Только  черная-черная  ночь,  жаркая  до  пота,  который  тут  же  побежал
струйками по лбу, только созвездие огней неподалеку: аэропорт, видно...
   Ильин сбежал по ступеням, но задержался на  последней,  схватившись  за
перила. Оглянулся. Дверь  самолета,  все-таки  "боинга",  как  на  поверку
оказалось,  который  привез  его  в  это  бешеное   пекло,   автоматически
закрывалась, вот уже совсем закрылась, и только и увидел Ильин,  что  лицо
Олега Николаевича за стеклом иллюминатора. Олег Николаевич помахал Ильину,
улыбнулся, трап неожиданно поехал от самолета, на верхней ступеньке стояла
сумка Ильина, собранная Титом, и пачка газет, а сам "боинг" легко  взревел
двигателями и неторопливо покатил по перрону к положенному месту взлета.
   Трап ехал все быстрее. Ильин стоял на нем, вцепившись руками в  перила,
с ужасом смотрел вперед, туда, где из созвездия огней вырастало,  обретало
стеклянные очертания аквариумное здание аэровокзала,  словно  вымершего  в
этот ночной час. Да и аэропорт казался мертвым. Никто не гонял по  перрону
на спецмашинах, никто не взлетал и не садился,  "боинг"  был  единственным
живым механизмом в этом царстве аэроночи. И еще трап, который остановился,
не доехав  до  здания  метров  пятидесяти.  Но  и  этого  расстояния  было
достаточно, чтобы увидеть группку людей,  явно  встречающих  Ильина.  Люди
стояли угрожающе неподвижно. Ильин машинально сошел с  трапа,  ощутив  под
ногами бетон.
   И в это время зажегся свет. Прожектора  на  мачтах  фуганули  снопы  на
площадку  для  торжественной  встречи,  осветив  растерянного  Ильина,   а
напротив - человек пятнадцать: все без пиджаков, но  в  белых  рубашках  с
короткими рукавами и темных галстуках. Все - вроде бы не слишком  молодые,
вроде бы ровесники Ильина или даже постарше. А чуть в стороне стояли белые
машины, до слез похожие на родные агрегаты Горьковского автозавода.
   А  на  здании  аэровокзала,  подсвеченные   прожекторами,   красовались
портреты серьезных мужчин, из коих  по  крайней  мере  двое  были  знакомы
Ильину. Один - с пятном в форме Индонезийского острова на башке. Другой  -
волосатый, мелкоглазый, щекастый, с рожей бульдозера фирмы  "Катерпиллер".
Остальные  лица  -  неизвестные.  Но  над  ними,  осеняя  их   гигантскими
размерами, висел портрет того, в кого превратила Ильина  подлая  медсестра
Мальвина.  Оригинал.  Он,  оригинал,  изображен  был  в  полный  рост,   с
простертой вдаль рукой, и крупная надпись об®ясняла жест:
   "ДЕМОКРАТИЯ - ОРУДИЕ СВОБОДЫ".
   А копия  -  жалкая,  дрожащая,  несмотря  на  жару,  в  пиджачке  своем
замухрышистом, в галстучке с горохом, в хлипких баретках, стояла на летном
поле и плакала.  Слезы  пополам  с  потом  оставляли  грязные  дорожки  на
загримированном лице. Сопли тоже, кажется, имели место.
   Мужчины в рубашках и галстуках неторопливо, но  угрожающе  двинулись  к
Ильину, и следом тронулись белые авто.
   И тут Ангел проклюнулся.
   - Ну все. Генук, - сказал он грустно. - Я обещал околоток?  Вот  он.  В
масштабе страны. Здесь я тебе не буду нужен, да и ничего я здесь  охранить
не сумею. Рылом не вышел. Здесь тебя и без меня охранят.  Да  и  миссия  у
тебя  имеется,  истребительная.  Это   тоже   без   меня.   Безумно   жаль
расставаться, но надо. Прощай, Ильин...
   И показалось - нет, но что-то вырвалось из груди,  разрывая  легкие,  в
комок сминая сердце.  Ильин  задохнулся,  жадно  пытаясь  втянуть  в  себя
горячий воздух, но не смог и упал на бетон,  ткнувшись  лицом  о  шершавую
плиту. И тут же с криком поднялся, оставшись на коленях: бетон обжег  его,
как сковородка с огня.
   Словно издалека, словно из небесных высей донеслось до Ильина Ангелово:
   - Вот ты и второй раз ошпарился. Прости, не предусмотрел...
   - Ангел, Ангел, - плача, размазывая  по  обожженным  щекам  обожженными
ладонями слезы, пот и сопли, шептал Ильин.
   Ангел не слышал.  Он  летел  высоко-высоко  по  небу  полуночи,  как  у
классика, и только  один  Ильин  и  видел  его.  Никто  больше.  Остальные
смотрели на Ильина, встав вокруг него, а самый, видать, главный,  буднично
сказал по-русски:
   - С прибытием, значит, на родную землю, товарищ Ильин. Хорошо долетели?
   Ильин не ответил: не мог. Все еще плакал.
   - Эк его разобрало, - с некой даже долей сочувствия заметил Главный.  -
Помогите  товарищу  диссиденту  подняться.  Сейчас  его  -  в  резиденцию.
Накормить. Потом товарищи из гебе с ним поговорят, а дальше видно будет...
   Ильин, услыхав родное название, поднял голову.
   - Гебе? - спросил. - Опять гебе?
   - Что значит опять? - добродушно спросил Главный. -  Гебе  -  она  и  в
Африке гебе. Вечное дело.
   - Вечное, - машинально повторил Ильин. А Ангел кружил высоко-высоко, не
улетал, как будто боялся оставлять Ильина одного, но и спуститься  боялся.
Да и что удивляться: всегда он трусоват был. Не  раз  сбегал.  Впрочем,  и
возвращался не раз.



        ВЕРСИЯ

   Учение Маркса всесильно, потому что оно верно.



        ФАКТ

   Жалко Ильина.
   Единственное, на что стоит надеяться, - на возвращение к  нему  Ангела.
Без Ангела Ильину - совсем хана.
   Впрочем, всем нам без своего Ангела - хана. Это уж точно - факт.