- Значит, законы, выгодные промышленникам, проваливаете?
   - Но невыгодные для нас - да!
   - Например?
   - Ну, скажем,  требуют  государственные  кредиты  на  постройку  нового
завода или железной дороги.  А  если  они  не  так  уж  нужны  фермерам  и
промысловикам? Вот и проваливаем - у  нас  даже  без  левых  две  трети  в
сенате.
   - Вы же тормозите прогресс. Я видел ваши  сельскохозяйственные  машины.
На Земле это древность. На лошадях у нас сто лет назад пахали и боронили.
   - Самоходные машины есть и у  нас.  Только  производить  их  невыгодно.
Чего-чего, а лошадей здесь хватает. И так они дешевле свиней. Да и  прерия
еще не освоена, а там диких табунов - тысячи.
   - И на улицах газовые фонари, как и пятьдесят лет назад.
   - В центре Города провели электричество, а на окраинах - да, газ.  Кому
нужен такой прогресс, если он втрое дороже. Может, и  впятеро.  Построили,
что необходимо, а на ветер фермер  денег  бросать  не  будет.  Понадобился
телеграф - провели, а телефон, хотя и придумали, не  прошел.  Дорого!  Кто
может поставить себе телефон? Завсегдатай  клуба  состоятельных  -  да.  А
счетовод и лавочник обойдутся посыльными. Фермеру же о  телефоне  даже  не
заикнешься. Шерифы и судьи  посылают  верховых,  когда  нужно,  а  простой
ранчмен и слова такого - "телефон" - не знает.
   Спорить с сенатором о прогрессе явно не стоило.  Стил  выражал  взгляды
большинства населения в этом аграрном Городе-государстве. Серебро  и  медь
он использует, будет лить чугун и сталь плавить, пошлет в  угольные  шахты
забойщиков и железную дорогу построит, если нужна она ему для доставки его
товаров на рынок, а вот денег на  сомнительные,  по  его  мнению,  научные
эксперименты не даст. Да и не только научные. Зачем,  скажет  он,  строить
автозавод, если автомобиль и в мастерских соорудить можно, благо  жаждущих
автомобильной роскоши не десятки тысяч, а просто десятки,  у  кого  деньги
бешеные. Надо строить  сначала  дороги,  а  не  автозаводы;  лошадь  и  по
проселку пройдет, а машина завязнет, особенно зимой или осенью, в дождевую
хлябь. Если и не сказал этого Стил, то,  весьма  вероятно,  подумал.  А  я
больше и не спрашивал.
   Вижу, как тихо-тихо приоткрывается дверь, и уже знаю,  что  это  входит
Мартин. Сто кило на весах, а ходит легко и бесшумно, как вождь из  племени
сиу - был, наверно, такой  индейский  предок  в  безупречной  американской
родословной Мартина.
   Он держит в каждой руке  по  груше,  золотистой  и  крупной,  как  наши
сухумские "дюшес". Одну из них тут  же  швыряет  мне.  Я  еле-еле  успеваю
схватить ее, иначе она шмякнулась бы в стену и растеклась по синему  шелку
обивки.
   - Ошибись ты чуток, и пришлось бы сенатору стенку перебивать.
   - У Минни точь-в-точь такое же платье, - смеется Мартин, - вот  и  дала
бы его на заплату.
   Я опускаю ноги с дивана и сурово смотрю на Мартина.
   - Не переходи границ, Дон. Не крути голову девочке.
   - А я и не кручу, - искусно разыгрывает удивление Мартин, -  мы  просто
болтаем. Я мелю всякий вздор, а ей весело. Славная девушка.
   По-мужски  я  понимаю  Мартина.  Мимо  такой  девушки   трудно   пройти
равнодушно. Понимаю и то, что Мартин интереснее и содержательнее любого из
ее здешних поклонников. Но нельзя допускать, чтобы пусть пока еще невинный
флирт  перешел  в  более  сильное  и  глубокое   чувство.   Нельзя,   если
рассчитываешь вернуться на Землю.
   - Ну а если мы навсегда здесь останемся? - пристально  глядя  на  меня,
спрашивает Мартин.
   Я молча пожимаю плечами. В каждом из нас живет тревога, но вместе с ней
и надежда, что все кончится, как в прошлый раз: вернулись, да еще так, что
на Земле и отсутствия нашего не заметили. Задавать себе снова и снова этот
мартиновский вопрос бессмысленно, а потому и не нужно.
   - Не думаю. А вот красотка Минни останется здесь, - говорю я. - Чуда не
будет.
   - Чуда не будет, - вздохнув, повторяет Мартин.
   - Конечно. Что невозможно, то невозможно. За кого бы  ты  выдал  ее  на
Земле?  За  француженку  или  американку?  Без  визы,  без  паспорта,  без
свидетельства о рождении.
   Нам обоим смешно.
   - Ладно, - кивает Мартин, - принял к сведению. Кое-что я уже  принял  к
сведению десять минут назад.
   - Что именно?
   - Твое назначение.
   - Ты о чем?
   - Все о том же. Только что сенатор Стил, встретив нас с Минни,  отослал
ее домой, взял меня под руку и этаким  беспокойным  шепотком  осведомился:
"Как вы думаете, мистер Мартин, не согласится ли мсье Ано, если я предложу
ему пост советника моей канцелярии? Сейчас у меня нет никого, кто бы лучше
его подходил для этого места".
   - Почему же он не спросил об этом меня?
   - Он боится, что ты откажешься. Говорит, что ты задал ему много дельных
и разносторонних вопросов, показывающих твой интерес к политике, но он  не
почувствовал в них симпатии к популистам.
   - Сообразительный старик,  -  усмехаюсь  я.  -  Пусть  предложит  -  не
откажусь.
   - Я так ему и ответил. А вот мне он ничего не предложил.
   Мгновенно родилась идея. Сегодня во время нашего политического  диалога
с сенатором я увидел на столе одну из здешних газет со странным  названием
"Брэд  энд  баттер",   по-русски   -   "Хлеб   с   маслом".   Обыкновенный
восьмистраничный  бульварный  листок  с  крикливыми  заголовками.  "Газета
неогалунщиков, - хмыкнул сенатор, - а владелец и  вдохновитель  ее  -  ваш
друг Тур Мердок".  -  "Почему  такое  странное  название?"  -  спросил  я,
проглотив "друга". "Хлеб с маслом для каждого" - девиз газеты,  -  пояснил
Стил, - только я бы добавил: "для каждого подонка и выродка". Я просмотрел
уголовную хронику с первой полосы до последней и понял, что сенатор прав.
   Выкладываю свою идею Мартину.
   - Ты будешь работать у Мердока.
   Мартин, не отвечая, недоуменно таращит глаза.
   - Достань из мусорной  корзины  газету,  которую  я  взял  у  Стила,  и
просмотри ее повнимательнее. Тогда поговорим.
   Мартин так и делает. Не прерывая чтения, спрашивает:
   - Газета Мердока?
   - Она.
   - Смрадная газетенка.
   - Тем лучше.
   - Ничего не понимаю. Почему я должен нырнуть в эту  политическую  нору?
Что скажет Стил?
   - Сенатора убедим в полезности акции.
   - Но я же не стану писать политических пасквилей.
   - И не пиши. Ты будешь работать в отделе уголовной хроники. В эту  нору
ты и нырнешь. На дно Города. Необ®ятный источник  нужной  нам  информации.
Все  подпольные  связи  Мердока.  Все  замыслы  его  банды.  Думаешь,   он
ограничивается  открытой  политической  борьбой?  У  него  есть  и  другие
средства:  от  закулисной  парламентской  игры  до  откровенно  бандитских
налетов. Все это готовится понемногу и именно на  дне  Города,  ведь  пока
Стил - сенатор, уголовные низы не подымутся наверх,  а  банда  Мердока  не
станет партией. Вот там и будет своим человеком репортер уголовной хроники
Дональд Мартин.
   Кажется, я убедил Мартина. Он больше  не  удивляется  и  не  кипит.  Он
затих. Только, перелистав еще раз все восемь газетных страниц,  говорит  с
грустью:
   - Помойка и есть помойка.
   - А разве я  не  работал  у  Корсона  Бойла?  Да  и  ты,  кажется,  там
подрабатывал. Скажешь, нет? И таких газетных помоек в вашей  Америке  тоже
нет?
   - Ладно уж, давай ближе к делу.
   - О твоем устройстве я сам позабочусь. Оно окупится  для  Мердока  моей
близостью к Стилу. Советник сенатора - не так  плохо  звучит.  Мердок  это
сразу раскусит. Меня лично беспокоит другое.  Как  мы  будем  поддерживать
связь, находясь в разных политических лагерях?
   - Придумаем что-нибудь.
   - Явки найдутся,  Мердоку,  несомненно,  потребуется  где-то  и  что-то
передать мне. Пусть и думает. А вот нам  с  тобой,  кроме  явок,  нужны  и
связные. Хорошо бы найти двух верных  парней,  которые  не  обманут  и  не
продадут.
   И тут я вспоминаю двух студентов из Сильвервилля. Пит и  Луи!  Пожалуй,
единственные, на кого мы могли бы рассчитывать.



        6. В "БЕРЛОГЕ" МЕРДОКА

   Мы ехали верхом в Вудвилль - речной  порт  в  центре  рыбных  промыслов
"Веррье и сыновья". Нам предлагали сенаторскую карету, но  мы  отказались:
верхом удобнее и легче, не нужно трястись по ухабам на лесной  дороге.  Из
Вудвилля в Город мы уже поедем по железной дороге.
   Сенатор выехал на  несколько  дней  раньше.  Документы  он  нам  выдал,
скрепив их своей подписью  и  личной  сенаторской  печатью.  Я  именовался
советником  канцелярии  Стила,  а  Мартин  -  прикомандированным  ко   мне
сотрудником для поручений. Перебросить Мартина  в  газету  Мердока  я  еще
сумею, пока же полученные документы дают  нам  право  на  существование  в
Городе.
   Днем мы ехали без  приключений,  никого  не  встретив,  ни  пешего,  ни
конного, ни кареты, а к вечеру, когда стемнело - темнеет здесь после шести
даже летом, - развели костер на придорожной полянке. Сухие  сучья  трещат,
разгораясь, головешки алеют, как раскаленное железо в кузнице, дым столбом
подымается за кроны деревьев к черному небу - ветра нет, и сквозь тучи  не
видно звезд.
   - Ни на Стила, ни на Мердока я работать не буду, - говорю я. -  Один  -
либерал, другой - авантюрист. Мне нужны настоящие  люди  вроде  Стила-отца
или Фляша.
   - А они есть?
   - Наверняка.
   - Я не коммунист, Юри, и помогать им не собираюсь.
   - Мы призваны сюда не помогать - так я  по  крайней  мере  думаю,  -  а
посмотреть, как развивается здешнее общество. А что думает об этом  народ,
лучше узнать у Донована. Полагаю, он судит вернее других.
   - Кто это - Донован? - спрашивает  Мартин,  как  я  недавно  спросил  у
Стила.
   Я об®ясняю.
   - Надеюсь, мы не будем здесь устраивать вторую революцию? -  усмехается
Мартин.
   - Не будем. Но мы будем работать на тех и для тех,  кто  нам  ближе  по
духу.
   - А Стил тебя не устраивает?
   - Стил - крупный землевладелец, помещик - по-русски, он так же далек от
бедняка, как твои рокфеллеры и морганы.
   - Допустим.
   - Так подбрось сучьев в костер, а то он уже гаснет.
   Из темноты леса совсем близко доносится насмешливый голос:
   - Как ни приятно погреться у костра, джентльмены, вам все  же  придется
его погасить.
   К костру  из-за  деревьев  выходят  пятеро  или  шестеро  мужчин  -  от
неожиданности я не сосчитал сколько - в широкополых соломенных и  фетровых
шляпах, с черными платками на лицах, до глаз, и с автоматами,  нацеленными
прямо на нас. Один из них, длиннорукий верзила, приблизившись, командует:
   - Руки!
   - Мы без оружия, мистер, можете обыскать, - говорит Мартин.
   Верзила   оглядывается   на   стоящего    чуть    позади    коренастого
крепыша-коротышку:
   - Обыщи!
   Мы встаем, и крепыш профессионально ощупывает наши карманы.
   - Ничего у них нет. Чек.
   -  Мсье  Ано  и  мистер  Мартин,  не  так  ли?  -  спрашивает  верзила,
по-прежнему держа палец на спусковом крючке.
   Я  успеваю  разглядеть  только  высокие  фермерские  штиблеты,  голубую
застиранную рубаху и  широкую,  расшитую  золотыми  блестками  повязку  на
рукаве. "Галун!"
   - Поедете с нами.
   - Куда? - рискует спросить Мартин.
   - Куда надо.
   Мы едем по тому же проселку, теперь  уже  в  сопровождении  вооруженных
всадников. По бокам у  меня  -  верзила  в  сомбреро  и  обыскивавший  нас
крепыш-коротышка. Мартин едет сзади с таким же "эскортом".  Верзила  вдруг
останавливается, снимает платок с лица и закуривает.
   - Узнал меня, стрелок?
   - По голосу.
   - Метко стреляешь. Если бы не хозяин, мы бы еще  пощелкали.  А  то  мне
даже пришлось за разбитую бутылку платить.
   - Могу отдать, друг Пасква.
   - Запомнил, значит? И я запомнил.
   - Тем лучше, - говорю я, - пригодится на будущее.
   Куда и зачем нас везут? Ограбить? У нас ничего  ценного  с  собой  нет,
кроме нескольких сот франков наличными.  Отнять  их  они  могли  бы  и  на
полянке у костра. Убить? Но и убить можно было там же, ведь лесная  дорога
темна и пустынна. После того, как я узнал верзилу из "Веселого  петуха"  в
Сильвервилле, все больше убеждаюсь, что  мы  нужны  не  ему.  Похоже,  его
хозяин Тур Мердок где-то поблизости...
   На развилке поворачиваем влево. Еще полчаса - и  мы  останавливаемся  у
ворот забора, уходящего в глубину леса. В сутках здесь восемнадцать часов,
и ночь, недавно  начавшаяся,  уже  тает  в  предрассветном  тумане.  Забор
отлично виден: высокий, из толстых, почти четырехметровых, бревен,  совсем
как у Стила пятьдесят лет назад. Тяжелые ворота нудно скрипят. По мощенной
камнем дороге мы под®езжаем к небольшой бревенчатой даче, покрытой толстым
слоем спрессованного и высушенного  тростника.  Нас  никто  не  встречает.
Пасква, толкнув незапертую дверь, пропускает меня и Мартина вперед в сени,
а затем в комнату с огромным камином, в котором горят целые  бревна.  Этот
огонь и является единственным освещением комнаты, где несколько человек за
непокрытым деревянным столом играют в карты.
   Пасква проходит в дверь, едва заметную в глубине комнаты, и  тотчас  же
возвращается.
   - Ано может войти, а Мартин пока останется здесь.
   - Мсье Ано, - говорю я ему, - и твердо запомните это на будущее.
   Пасква не отвечает, а Мартин садится на скамью подальше от камина - ему
и так жарко от верховой езды. Я вхожу в другую комнату,  бревенчатую,  без
обоев, но хорошо меблированную, с большим мягким ковром на полу. В комнате
светло, хотя  и  освещает  ее  только  десяток  толстых  свечей  в  грубых
деревянных подсвечниках. Встречает меня сам Тур Мердок.
   - Садитесь, мсье Ано. - Приветливая улыбка играет на его темных  губах,
и тонкие, почти женские руки указывают на  одно  из  двух  обитых  красным
бархатом кресел. - Рад видеть вас в моей летней берлоге.
   Я начинаю злиться.
   - Приглашение с вооруженным эскортом?
   - А вы бы приехали иначе?
   - Возможно.
   - Мне нужно было наверняка. Я знал, что вы поедете верхом, знал и когда
вы поедете.
   - Откуда?
   - Это мой маленький секрет, мсье Ано, но, чтобы вы не мучились над  его
разгадкой, скажу вам, что у меня есть кое-кто в сенаторском  окружении.  Я
даже знаю о вашем назначении. И самое главное - вы мне нужны.  Тем  более,
что мы договорились обо всем еще в Сильвервилле.
   Решаю, как говорится, брать быка за рога.
   - Так что же вы предлагаете, мистер Мердок, и что требуется от меня?
   - Предлагаю вам десять тысяч франков. Первую половину  вы  получите  по
приезде в Город от моего банковского агента. Остаток - по окончании дела.
   Я не спрашиваю - какого дела, пусть сам расскажет.
   - Крупно играете, Мердок, - намеренно опускаю "мистер".
   Мердок принимает вызов.
   - Чем крупнее игра, Ано, тем интереснее игрокам.
   Моя ставка в этой игре - десять тысяч. Ваша  -  голос  сенатора  Стила,
поданный за легализацию моей партии.
   - Какую цену может иметь один голос Стила?
   - Огромную. Вслед за ним проголосуют все аграрии  и  цеховые  старосты.
"Джентльмены" воздержатся, а трудовики останутся в меньшинстве.
   - Цеховые старосты - это лидеры профессиональных союзов? - спрашиваю я,
не замечая, что прибегаю уже к чисто земной терминологии.
   Но Мердок замечает.
   - Странный жаргон у вас, - кривится он, -  мы  так  не  говорим.  Сразу
ясно, что вы далеки от политики.
   - Даже не знаю, кто такие трудовики.
   -  Доновановское  крыло  популистов.  Несколько  старых  мечтателей   и
мальчишки, вообразившие себя взрослыми.
   - Вот видите, - говорю я, - с моим ничтожным опытом в  политике  трудно
согласиться на вашу игру. Предлагаю другие условия.
   - Какие?
   - Никаких авансов. Выйдет - хорошо, не выйдет - не взыщите.
   - Значит, все-таки допускаете, что можно убедить Стила?
   - Можно попытаться его убедить.
   - Так почему же отказываться от пяти тысяч? Не понимаю ваших мотивов.
   - Элементарная честность, Мердок. Я никогда не беру денег взаймы,  если
не уверен, что смогу их отдать.
   - Но в игру входите?
   - Рискну.
   - Может быть, подключить и Дональда Мартина?
   - У меня есть другое предложение о Мартине. Устройте его  репортером  в
вашу газету.
   - Но газета не моя, а Тинкросса.
   - Не будем начинать с обмана, Мердок. Я знаю,  кто  истинный  хозяин  и
вдохновитель этой газеты. А Мартину она  нравится,  и  он  просто  мечтает
стать журналистом.
   Мердок молчит. Смущен или  недоволен?  Бесцеремонно  открываю  дверь  и
кричу:
   - Мартин, войди!
   Мартин входит с искательной улыбкой - готовый к своей новой роли.
   - Вы никогда не работали в газете, Мартин?
   - Нет, мистер Мердок.
   - А что вы делали раньше?
   - Путешествовал вместе с Ано, мистер  Мердок.  Скитались  в  прерии,  в
северо-восточных лесах, у истоков Реки.
   - Вот и попробуйте написать об этом в газете. Читателям будет интересно
узнать об еще не освоенных землях.
   - Я хотел бы  работать  в  отделе  хроники,  мистер  Мердок.  Городской
хроники.
   - Хорошо. Но  о  путешествиях  тоже  напишите.  Я  дам  вам  записку  к
редактору "Брэд энд баттер". Знаете эту газету?
   - Я восхищен ею, мистер Мердок.
   - Там сильный политический отдел. Последовательная критика махинаций  в
сенате. Что же касается городской хроники...
   - Мне нравится ее подход к  событиям,  мистер  Мердок,  -  осмеливается
перебить Мартин, - опередить  полицию,  проникнуть  в  тайну  случившегося
раньше нее, раскрыть скандал  в  благородном  семействе  или  сомнительную
репутацию какого-нибудь безгрешного деятеля...
   Мердок явно польщен.
   - Пожалуй, вы для этого подходите, Мартин. Может быть, и я когда-нибудь
дам вам кое-какие поручения. А теперь оставьте нас на минуту.
   Удачно  сыгравший  свою  роль  Мартин,  склонив   почтительно   голову,
удаляется. Мердок излучает великодушие и благожелательность.
   - Довольны, Ано?
   - Мне кажется, что и я могу задать вам  тот  же  вопрос.  Я  знал,  что
Мартин годится для многого, во всяком  случае,  связь  можно  поддерживать
через него. Ему ведь понадобится по ходу работы сенатская хроника?
   - А вы умница, Ано,  -  смеется  Мердок.  -  Только  учтите  срочность.
Голосование в сенате мне нужно выиграть до начала избирательной  кампании.
Хорошо бы еще до конвенции популистов в Вудвилле.
   - Почему в Вудвилле, а не в Городе? - спрашиваю я.
   - Потому что Вудвилль - центр крупнейшего  промыслового  и  фермерского
кантона. По берегу Реки - промыслы, ближе к  лесу  -  поместья.  А  в  ста
километрах за Вудвиллем  уже  прерия  -  вотчина  ранчменов.  В  Городе  у
популистов, пожалуй, сильнее трудовики.
   На этом,  собственно,  кончается  наша  беседа.  Мы  ужинаем,  дружески
прощаемся с Мердоком, пожелавшим  подчеркнуть  напоследок,  что  Пасква  и
остальные отнюдь не слуги, а его избиратели, получаем  своих  отдохнувших,
накормленных лошадей и уже без всякого "эскорта"  покидаем  "берлогу".  Мы
здесь гости, а следовательно - союзники.
   И вот мы снова на лесной дороге с ухабами, болотцами. То с®езжаемся, то
опережаем друг друга.  Разговаривать  трудно.  Размышляю  о  соглашении  с
Мердоком. Легализация реставраторов  мне  ненавистна:  когда-то  я  и  мои
друзья боролись против полицейской  диктатуры.  Не  собирался  я  убеждать
Стила и явно рисковал, обманывая Мердока. Зачем? Нет,  Мердок  мне  нужен,
как и Стил, чтобы понять политическую структуру этого  выросшего  уже  без
постороннего вмешательства мира. Даже беседуя с Мердоком, я мысленно искал
ему аналог на Земле. Может быть, это здешний  фон  Тадден,  фигура  у  нас
давно провалившаяся, обреченная на провал и здесь, потому что цель у обоих
одна и та же - реставрация прошлого.  С  фон  Тадденом  роднит  Мердока  и
политическая одержимость, почти фанатизм,  желание  действительно  вернуть
"золотой  век",  несомненный  опыт  искусного  оратора   и   политического
авантюриста. Есть в нем и черты  главарей  мафии:  сметливый,  подлый  ум,
дерзость и расчетливость игрока, жажда власти.
   Все это я высказываю Мартину.
   - Философствуешь, - говорит он, сдерживая лошадь. - А пожалуй,  похоже.
Только одного не п