ок,
да и оборвал ее. А раз веревка оборвалась, "Люнарди"  уже  на  землю  не
спустить, вот какая чертовщина.
   - Ну давайте дружно: тра-ля-ля... Складно, очень складно, -  бормотал
Овценог.
   Я взглянул вверх. "Люнарди" было не узнать: весь он серебрился,  пок-
рытый изморозью. Все канаты и веревки тоже словно оделись  серебром  или
ртутью. И среди всего этого сверкания чуть ниже обода и по крайней  мере
футах в пяти за пределами досягаемости болталась оборванная  веревка  от
клапана.
   - Ну и кашу вы заварили! - сказал я. - Передайте-ка мне другой  конец
да потрудитесь не терять головы.
   - Я бы и рад потерять - так трещит с похмелья, - простонал он, сжимая
ладонями виски. - Но, дорогой мой сэр, я вовсе не испугался, если вы это
имеете в виду.
   А вот я, испугался, да еще как. Но надо  было  действовать.  Надеюсь,
читатель простит мне, ежели я лишь едва коснусь того, что происходило  в
следующие две-три минуты, которые и поныне вспоминаются мне снова и сно-
ва и преследуют меня в страшных снах. Во тьме удерживать равновесие  над
пропастью, вцепившись в заиндевевший канат, дрожа от  холода  и  страха;
карабкаться вверх и чувствовать, как все внутри замирает и  проваливает-
ся, словно ведро в бездонный колодец... Должно быть,  на  эту  отчаянную
попытку меня подвигла невыносимая боль в голове, да еще то, что уж очень
трудно было дышать; так зубная боль гонит человека в кресло дантиста.  Я
связал разорванные концы веревки и соскользнул обратно в корзину,  потом
дернул за веревку и открыл клапан, другой рукою отирая пот со  лба.  Пот
тот же час заледенел на манжете.
   Еще через минуту-другую звон в ушах немного поутих. Далмахой склонил-
ся над Байфилдом: у того шла носом кровь и дыхание стало шумным и  хрип-
лым. Овценог давно уже спал сном праведника. Я держал клапан открытым до
тех пор, покуда мы не спустились в полосу тумана, - без  сомнения,  того
самого, из которого "Люнарди" недавно поднялся; осевшая на оболочке шара
влага и обратилась затем в иней. Более не поднимаясь, мы постепенно выш-
ли из тумана и поплыли над долиной, где, подобно  неуловимым  призракам,
то сверкали в лунном свете, то вновь погружались во тьму одинокие  озер-
ки, большие и малые. Снизу нам подмигивали и тут же  исчезали  крохотные
огоньки, все чаще и чаще вспыхивали факелы фабричных труб.  Я  посмотрел
на компас. Мы летели на юго-запад. Но где мы сейчас? Я спросил Далмахоя,
и он высказал предположение, что под нами Глазго; услыхав  эдакую  неле-
пость, я к нему более не обращался. Байфилд все лежал в беспамятстве.
   Я вытащил свои часы -  они  стояли,  неподвижные  стрелки  показывали
двадцать минут пятого; должно быть, я позабыл их завести. Стало быть, до
рассвета недалеко. Мы в воздухе уже часов восемнадцать, а то и все двад-
цать; Байфилд же полагал ранее, что мы летим со скоростью около тридцати
миль в час... Пятьсот миль...
   Впереди показалась серебряная полоса; словно бы протянутая  во  мраке
лента, она отчетливо обозначилась и все ширилась...  Море!  Вскорости  я
даже расслышал рокот прибоя. Я сызнова принялся вычислять  расстояние  -
пятьсот миль. И, когда "Люнарди" проплыл высоко над кромкою пены, и  шум
прибоя стал удаляться и затих, и померкла позади выбеленная лунным  све-
том рыбачья гавань, на меня снизошло блаженное спокойствие.
   Я разбудил Далмахоя.
   - Смотрите, море!
   - Да, похоже. Какое же это?
   - Ла-Манш, конечно!
   - Да ну? Вы уверены?
   - А что такое? - воскликнул Байфилд. Он очнулся и, пошатываясь,  шаг-
нул к нам.
   - Ла-Манш. Английская земля позади.
   - Французская чушь! - не раздумывая, отозвался он.
   - Как вам будет угодно, - отвечал я. Что толку с ним спорить?
   - Который час?
   Я объяснил, что часы мои остановились. Его часы тоже стали, а у  Дал-
махоя их вовсе не было. Мы обшарили карманы все еще бесчувственного  Ов-
ценога: у того часы остановились без десяти четыре.  Байфилд  сунул  ему
часы обратно и, не удержавшись, с отвращением пнул его ногой.
   - Приятная компания! - воскликнул он. - И, однако же,  я  вам  весьма
признателен, мистер Дьюси. Мы все едва не погибли, и у меня до  сей  час
голова раскалывается.
   - Вы только подумайте, Франция! - изумлялся Далкахой. - Это уже  дело
не шуточное!
   - Так, стало быть, и вы наконец-то взяли в толк, что занятие  мое  не
пустая забава!
   Держась за канат, Байфилд всматривался во тьму. Я стоял рядом с  ним,
казалось, проходили часы, и уверенность моя крепла... однако все еще  не
рассветало.
   Наконец Байфилд поворотился ко мне.
   - К югу видна береговая линия. Это, верно, Бристольский залив, а  шар
опускается. Выбросьте немного балласта, ежели эти ослы  хоть  что-нибудь
оставили.
   Я нашел два мешка с песком и высыпал его  за  борт.  До  побережья  и
вправду было рукой подать. Но шар взмыл вверх как раз вовремя и не задел
гряду скал, а пролетел в нескольких сотнях футов над  нею.  Бурное  море
билось о скалы; мы едва успели глянуть в  грозный  серый  лик  прибоя  и
взлетели высоко, над ревущими волнами. Но  мгновение  спустя,  к  нашему
безмерному ужасу, шар уже скользил вдоль черных утесов, едва не  задевая
их.
   - Держитесь! - вскричал Байфилд, и только я успел покрепче  вцепиться
в канат, как корзина ударилась о скалу. Трах! И все мы  повалились  друг
на друга! Бац! Новый удар тряхнул нас, как горошины в стручке. Я  подоб-
рал под себя ноги и стал ждать третьего.
   Но его не последовало. Шар бешено крутился вокруг собственной  оси  и
раскачивался из стороны в сторону, но раз от разу все медленнее. Мы под-
нялись с пола, побросали за борт пледы, плащи, инструменты  -  все,  что
попало под руку, без разбору, и шар снова взлетел. Горная гряда, на  са-
мую вершину которой мы наткнулись, отступила и пропала из виду, а мы по-
неслись вперед, в зыбкую мглу.
   - Проклятие! - сказал Байфилд. - Неужто эта земля необитаема? Не  мо-
жет этого быть!
   И, однако же, насколько мы могли видеть, так оно  и  было.  Нигде  ни
огонька; на беду и луна скрылась. Добрый час мы - неслись  сквозь  тьму,
под однообразные жалобы и причитания Овценога, уверявшего, будто у  него
сломана ключица.
   Вдруг Далмахой вскинул руку. Со всех сторон нас окружала ночь, мы бы-
ли точно в черном мешке, но высоко в зените  трепетали  первые  вестники
рассвета. Мало-помалу свет разливался все шире, нисходил и на нас и, на-
конец, коснулся далеких горных вершин; из-за них выглянул краешек восхо-
дящего солнца и алым потоком разлилась заря.
   - Приготовить абордажный крюк! - Байфилд метнулся к веревке,  потянул
изо всех сил, клапан открылся, и тот же час безликая, окутанная  туманом
земля рванулась нам навстречу.
   Мы падали сквозь солнечный свет, но земли он еще не коснулся.  Ощети-
нившаяся лесами и рощами, она бросилась на нас из ночной тьмы, точно не-
виданный зверь из своего логова. Меж дерев едва мерцали  воды  пустынной
реки. С древесных вершин как раз под нами взлетели  цапли  и  с  пронзи-
тельным криком устремились к дальнему берегу.
   - Нет, так не годится, - сказал Байфилд и закрыл клапан.  -  От  этих
лесов надобно убраться подальше. А это еще что?
   Впереди река нежданно разлилась широким  сверкающим  устьем,  которое
усеивали стоявшие на якоре корабли. Высокие холмы  полукольцом  окружали
залив; на западе в глубокой впадине ярус за ярусом уходили от воды вверх
серые улицы какого-то города, и на розовом фоне зари вился дым из  труб.
Круглый замок, стоявший на скалистой гряде, увенчивал город с юга, а под
скалой белели паруса брига, державшего курс в открытое море.
   Мы пронеслись над рейдом к городу, наш абордажный крюк, точно рыба на
леске, волочился в какой-нибудь сотне футов над водою. С палуб,  задирая
голову, на нас глядели люди. С одного корабля спустили шлюпку, думая нас
догнать, но, когда она коснулась воды, мы были уже в полумиле от  кораб-
ля. Удастся ли нам миновать город? По приказу Байфилда мы скинули с себя
плащи и приготовились еще раз облегчить шар, если  в  том  будет  надоб-
ность, но, видя, что ветер переменил направление и  нас  несет  к  пред-
местьям и к устью гавани, Байфилд передумал.
   - И так и эдак плохо, - объявил он. - Попробуем пустить в  ход  абор-
дажный крюк. Поручаю его вам, Дьюси, а я займусь клапаном. - И он  сунул
мне складной нож. - Когда скажу - рубите.
   Мы спустились еще на несколько футов и теперь скользили над  холмами.
Абордажный крюк коснулся земли, мы и глазом моргнуть не успели,  как  он
вспахал какой-то огород и вырвал с корнем десятка два кустов  смородины,
потом высвободился из них и застрял под стрехами деревянного сарая.  Тут
нас отчаянно тряхнуло, и шар остановился. Раздался оглушительный  треск;
я успел подняться с полу и увидел, как сарай рухнул, точно карточный до-
мик, а из-под развалин выскочили две обезумевшие от ужаса свиньи и кину-
лись наутек прямо по цветочным клумбам. Потом я снова шлепнулся  на  дно
корзины, оттого, что крюк застрял в железных chevaux-de-frise [67] и  на
сей раз накрепко.
   - Держитесь! - завопил Байфилд, ибо корзина дергалась, накренялась  и
вертелась волчком. - Не руби! А, черт!
   Наш канат зацепился за край высокой каменной ограды;  рвущийся  вверх
шар - огромный прекрасный цветок на тоненьком стебельке - навис над  мо-
щеным двором... О, ужас! Оттуда, задрав головы и остолбенев  от  изумле-
ния, глядел на нас целый взвод английских солдат в красных мундирах!
   Как только я увидел ненавистную форму, нож мой сам метнулся к канату.
В две секунды я его перерезал, бессильно поникший было  "Люнарди"  взмыл
вверх - и только они нас и видели. Но Предо  мною  и  сейчас  отчетливо,
словно высеченные резцом скульптора, стоят их лица -  простодушные  лица
деревенских парней - глаза вытаращены, рты разинуты; все до единого сов-
сем еще мальчишки, верно, зеленые новобранцы на учении: вытянулись перед
рыжим сержантом, а сержант - сразу видно, ирландец!  -  взявшись  обеими
руками за концы, держит за спиной стек и тоже уставился на наш шар. Зре-
лище это промелькнуло и исчезло, и тут только до  моего  сознания  дошли
выкрики Байфилда. А он изрыгал подряд все известные ему английские руга-
тельства и наконец, обессилев, умолк. Пока он  переводил  дух,  я  успел
вставить:
   - Мистер Байфилд, вы открыли не тот клапан. Нас  относит,  как  вы  и
предвидели, по направлению... ну да, мы уже над открытым морем. Как  хо-
зяин этого шара, я предлагаю опуститься на некотором расстоянии  вон  от
того брига; сколько я понимаю, он убавляет паруса, что  может  означать,
по-моему, только одно: нас оттуда заметили и готовятся спустить шлюпку.
   Байфилд внял голосу рассудка и, сердито ворча, все же взялся за дело.
"Люнарди" скользнул вниз, словно чайка со скалы, и,  косо  пролетев  над
бригом с подветренной стороны на расстоянии менее кабельтова, окунулся в
воду.
   Я говорю "окунулся", потому что спуск этот прошел совсем не так  лег-
ко, как можно было ожидать. Правда, "Люнарди" держался на воде,  но  его
гнало ветром. Он волочил за собою корзину, точно накренившееся ведро,  и
мы все четверо, насквозь промокшие и ослепленные летящей пеной и брызга-
ми, ухватились за канаты, за сетку, более того, пытались даже  вцепиться
ногтями в промасленный шелк оболочки. А шар в этой новой для  него  сти-
хии, казалось, обуяло какое-то дьявольское злорадство. Если мы  пытались
взобраться на него, он подавался под нами, как пуховая подушка; порою он
погружал нас в волны и не давал нам ни секунды  передышки,  мы  даже  не
могли оглянуться назад. Все же я разглядел одномачтовое суденышко, кото-
рое спешило за нами, но оно было еще далеко - более мили с  подветренной
стороны, и я подивился: неужто капитан  брига  предоставил  ему  спасать
нас. По счастью, я ошибся. Позади раздался крик,  скрип  уключин,  когда
гребцы сушили весла, и чья-то рука ухватила меня за ворот.  Так,  одного
за другим, нас выудили из корзины - редкостный улов! -  и  выручили  "из
весьма затруднительного положения, сэр, сроду в такое не попадал", - как
справедливо выразился минутой позже мистер Овценог, уже сидя в шлюпке на
банке и протирая очки.
 
 
   ГЛАВА XXXIV
   КАПИТАН КОЛЕНСО
 
   - Но что же нам делать с шаром, сэр? - спросил рулевой шлюпки.
   Ежели бы это зависело от меня, я бы, верно, поддался первому нелепому
побуждению и попросил его оставить "Люнарди" себе на память, как вознаг-
раждение за труды: до того опостылел мне сей летательный аппарат. Однако
же Байфилд велел распороть шов в промасленном шелку и отрезать  от  шара
корзину, которая к тому времени совсем погрузилась в воду, так что  под-
нять ее уже не было никакой возможности. Едва это  исполнили,  "Люнарди"
поник и сделался совершенно послушен. Его привязали к рым-болту на корме
шлюпки, и матросы снова взялись за весла.
   Зубы у меня стучали от холода. Вся эта спасательная  операция  заняла
немало времени, и еще целая вечность ушла на то, чтобы добраться до бри-
га, который покачивался на волнах; паруса на грот-мачте праздно повисли,
ветер надувал только паруса на фок-мачте.
   - Все равно как кита на буксире тащим,  сэр,  -  задыхаясь,  вымолвил
гребец позади меня.
   Я круто оборотился. Голос, говор - да и лицо! - были  в  точности  те
же, что и у рулевого, но если так говорить мог бы и англичанин, то уж  в
чертах его лица не было ничего английского. Эти два матроса поразительно
походили друг на друга, точно близнецы, точно гуртовщики Сим и  Кэндлиш.
Обоим лет под сорок, оба уже с сединой в волосах, вокруг  глаз  у  обоих
морщинки, как у всех моряков, принужденных постоянно щуриться, вглядыва-
ясь в даль. Я присмотрелся к остальным; трое передних  гребцов,  хоть  и
совсем еще юнцы, и чертами лица и сложением до неправдоподобия напомина-
ли старших: те же долговязые фигуры, серьезные продолговатые лица, смуг-
лая кожа и задумчивый взгляд, - иными словами, все тот же Дон-Кихот  Ла-
манчокий в разные годы своей жизни. В ушах у всех - и молодых и старых -
поблескивали серебряные серьги.
   Я раздумывал об этом сходстве, когда раздалась команда  "суши  весла!
", и мы остановились борт о борт с бригом, у самого трапа. Когда я  под-
нялся по трапу, мне протянул руку и учтиво помог ступить на палубу высо-
кий старик, худощавый и сутулый, в свободном синем кителе и  парусиновых
штанах; судя по достоинству, с каким он держался, то был капитан  кораб-
ля, а судя по чертам лица - глава этого семейства. Он приподнял  фуражку
и обратился ко мне весьма любезно, но, как я теперь припоминаю, в голосе
его сквозила усталость.
   - Рискованное приключение, господа.
   Мы подобающим образом его поблагодарили.
   - Я рад, что мог быть вам полезен. Тот катер вряд ли подобрал бы  вас
скорее, чем минут через двадцать. Я уже передал  туда  сигнал,  надеюсь,
они доставят вас обратно в Фалмут в целости и сохранности, хоть вы и по-
рядком промокли.
   - Мои друзья, конечно, воспользуются столь счастливой возможностью, -
сказал я. - Что же до меня, это отнюдь не входит в мои намерения.
   Капитан помолчал, словно взвешивая мои слова; они, без сомнения, оза-
дачили его, но он добросовестно силился меня понять. Глаза у  него  были
серые, взгляд удивительно прямой и открытый, как у  ребенка,  но  зрачки
какие-то затуманенные, и какая-то  в  них  рассеянность,  отчужденность,
словно окружающий мир со всеми своими заботами и суетой мало его касает-
ся. Странствия научили меня наблюдательности, и я вспомнил, что уже  ви-
дывал такой взгляд: так смотрят поверх очков глубокие  старики,  которые
зарабатывают свой жалкий кусок хлеба, сидя на  краю  дороги  и  разбивая
камни.
   - Боюсь, что я не совсем вас понял, сэр.
   - Ведь это один из знаменитых Фалмутских пакетботов,  не  так  ли?  -
спросил я.
   - И да и нет, сэр. Это и в самом деле был пакетбот и,  смею  сказать,
знаменитый. - Капитан поднял глаза к небу, потом опустил их, и я  встре-
тил его взгляд, в котором была какая-то тихая покорность. -  Но  теперь,
как видите, старого вымпела на мачте уже нет. Теперь бриг  этот  уже  не
служит государству, он сам по себе, и управляет им частное лицо.
   - Так теперь это капер?
   - Можно назвать и так.
   - Что ж, это мне и того более по вкусу. Возьмите меня с собой,  капи-
тан...
   - Коленсо.
   - Возьмите меня с собою пассажиром, капитан Коленсо. Не скажу  "това-
рищем по оружию", ибо я не силен в тактике морских сражений, вернее, со-
вершенный невежда. Но я могу заплатить... - Тут я поспешно сунул руку  в
нагрудный карман и еще раз благословил Флору за непромокаемый мешочек. -
Прошу прощения, капитан, мне надо бы сказать моему  другу  два  слова  с
глазу на глаз.
   Я отвел Байфилда в сторону.
   - Где ваши деньги? Если они размокли в соленой воде...
   - Видите ли, - сказал он, - я жертва повышенной кислотности желудка.
   - Помилуйте! Да разве я вас про желудок спрашиваю?
   - Нет, просто я никогда не поднимаюсь в воздух, не прихватив с  собою
прочно закупоренного флакона английской соли.
   - И вы выбросили соль и сунули в флакон деньги? Вы на  удивление  на-
ходчивы, Байфилд!
   Я возвысил голос.
   - А вы, мистер Далмахой, я полагаю, спешите воротиться к  своим  род-
ным, которые по вас, конечно же, стосковались?
   - Они-то ничуть не стосковались, но я и вправду к ним спешу, - весело
поправил меня этот сумасброд. - От всех их не слишком доброхотных даяний
у меня в кармане осталось восемнадцать пенсов. Но я намерен ехать вместе
с Овценогом и попытаюсь заработать на его фокусах. Он будет метать копье
всю дорогу от Лендс-Энда до Фортсайда, и ему станут рукоплескать во всех
придорожных трактирах и бросать монеты.
   - Что ж, попробуем помочь ему добраться до дому, хотя бы из  уважения
к миссис Овценог. - Я вновь поворотился к капитану Коленсо. - Итак, сэр,
берете ли вы меня пассажиром?
   - Я все еще полагаю, что вы шутите, сэр.
   - Клянусь вам, я совершенно серьезен.
   Капитан замялся, потом нетвердой походкой подошел к трапу, наклонился
и позвал:
   - Сусанна, Сусанна! Поднимись-ка на палубу, сделай милость!  Один  из
джентльменов желает остаться на бриге пассажиром.
   Из люка показалась голова немолодой темнобровой женщины;  она  внима-
тельно меня оглядела. Так взглянула бы поверх живой изгороди на прохоже-
го странника жующая жвачку корова.
   - Что это на нем надето? - резко спросила она.
   - Это было задумано как бальный костюм, сударыня.
   - Ну, тут вы не потанцуете, молодой человек.
   - Любезная сударыня, я принимаю и это условие и любые  другие,  какие
вы соблаговолите мне поставить. Я готов подчиниться всем порядкам, уста-
новленным на вашем бриге.
   Она прервала меня на полуслове.
   - Ты оказал ему, отец?
   - Н-нет еще. Видите ли, сэр, мне надобно предупредить вас, что это не
совсем обычное плавание.
   - Что ж, мое путешествие тоже не совсем обычное.
   - Возможно, вам будут грозить многие опасности.
   - На капере это само собою разумеется.
   - Есть даже опасность попасть в плен.
   - Натурально, хотя храбрый капитан, конечно же, об этом не  задумыва-
ется.
   И я, поклонился.
   - А я все же задумываюсь, - отвечал он с некоторой даже  горячностью,
и на щеках у него проступили красные пятна. - Мой долг сказать вам, сэр,
что мы, весьма возможно, попадем в руки врага.
   - Скажи лучше: этого не миновать, - вставила Сусанна.
   - Да, не миновать. По совести, я не вправе вас не предупредить. -  Он
поглядел в глаза дочери, та кивнула.
   "Черт бы побрал твою совесть!" - подумал я; во мне нарастало брезгли-
вое презрение к этому старому капитану, который при всей своей благород-
ной наружности держался столь малодушно.
   - Ну, выкладывайте, - насмешливо сказал я. - Мы случайно встретимся с
французским судном или, предположим, с американским; ведь это и есть на-
ша цель, не так ли?
   - Да, с американским. Именно это и есть наша цель.
   - И уж тут-то мы себя покажем, я ручаюсь! Ай-яяй! И это бывший  капи-
тан пакетбота!
   Я прикусил язык; наш разговор в