ien contente [23].
   Эти слова поразили меня - словно опустился  занавес  или  затворились
двери склепа.
   Чуть погодя он и в самом деле уснул младенчески  спокойным  сном,  из
которого тихо перешел в небытие. В это время я как раз поддерживал  его,
но ничего не заметил, - он только чуть вытянулся - такая  легкая  смерть
была дарована этому страдальцу. Лишь вечером на привале мы с майором об-
наружили, что вместо третьего спутника нас сопровождают его бренные  ос-
танки. Той ночью мы стащили лопату на ближайшем поле -  кажется,  где-то
близ Маркет-Босуорта - и, отъехав еще немного, со слезами  и  молитвами,
при свете фонаря, который держал Кинг, схоронили старого солдата империи
в роще молодых дубков.
   Не знай мы, что есть еще иной мир, мы  бы  непременно  его  выдумали:
слишком горькие часы выпадают человеку в недолгий срок,  отпущенный  ему
"а земле!
   Что до майора, я давно уже его простил. Он принес скорбную весть нес-
частной дочери полковника; сделал он это, как я слышал, со всей  возмож-
ной мягкостью; да и в самом деле, кто бы мог передать подобное  известие
без слез! Ему тоже недолго осталось мучиться в земной юдоли, а  так  как
мне не за, что особенно его расхваливать, я умолчу об его имени. И  пол-
ковника тоже называть - не стану, ибо он нарушил слово офицера. Requies-
cat [24].
 
 
   ГЛАВА XV
   НЕЧАЯННАЯ ВСТРЕЧА С КОНТОРЩИКОМ МИСТЕРА РОУМЕНА
 
   Я уже говорил, что кормились мы обыкновенно в плохоньких  придорожных
гостиницах, известных Кингу. Всякий день мы  рисковали  головой  и  ради
ломтя хлеба  ставили  на  карту  свою  жизнь.  Иногда,  чтобы  несколько
уменьшить опасность, мы вылезали из повозки еще  загодя,  не  доехав  до
гостиницы, заходили в нее поодиночке, и каждый заказывал, что ему  взду-
мается, словно мы вовсе не были знакомы друг с другом. Таким же  манером
мы и уходили и встречались в заранее условленном месте, где-нибудь в по-
лумиле от гостиницы, где нас уже поджидала наша повозка. Полковник и ма-
йор знали поанглийски всего-то несколько слов, а об их выговоре и  поду-
мать страшно. Однако и этого хватало, чтобы заказать ветчину и какое-ли-
бо питье, а после потребовать счет; и, сказать по правде, в этих тракти-
рах и гостиницах ни у кого не было охоты, да и знаний,  "чтобы  обращать
внимание на чью-то не слишком правильную речь.
   Часов в десять вечера мучительный голод и холод  привели  нас  в  ка-
кой-то трактир на Бедфордширской равнине, неподалеку от Бедфорда. В кух-
не расположился длинный, тощий субъект лет сорока, весь в  черном,  лицо
его сразу бросалось в глаза. Он сидел на скамье у очага  и  курил  длин-
ную-предлинную глиняную трубку. Шляпа его  и  парик,  висели  позади  на
крючке, он был совершенно лыс и глядел проницательно, испытующе и  недо-
верчиво. Смотрел он на всех свысока, явно полагая себя светским  челове-
ком, очутившимся среди неотесанной деревенщины, и отчаянно задирал нос -
как выяснилось позднее, что называется, по долгу  службы,  ибо  оказался
секретарем некоего адвоката. Я взял на себя  самую  неблагодарную  роль:
явился последним; когда я переступил порог, майор сидел за боковым  сто-
ликом и перед ним уже стояли какие-то блюда. Шел, видно, общий разговор,
и я тотчас почувствовал, что атмосфера накалена. У майора в  лице  чита-
лось волнение, у конторщика - торжество, а трое или четверо  крестьян  в
холщовых рубахах (они разместились у очага и играли в этом представлении
роль хора) не замечали, что трубки их погасли.
   - Мое почтение, сэр, - обратился ко мне адвокатский конторщик.
   - И мое вам, сэр, - отвечал я.
   - Этот, пожалуй, подойдет, - подмигнув крестьянам, заявил  конторщик,
и едва я заказал ужин, вновь заговорил со мной: - Прошу  прощения,  сэр,
куда держите путь?
   - Я не из тех, сэр, кто на людях распространяется о причинах  и  цели
своего путешествия.
   - Хороший ответ, - сказал он, - и отличное правило. Вы,  случаем,  не
говорите по-французски, сэр?
   - Нет, сэр, к сожалению, не говорю, - отвечал я. - Вот немного по-ис-
пански - это пожалуйста.
   - Но, быть может, вы сумеете признать французский выговор? -  спросил
конторщик.
   - А как же! - воскликнул я. - Французский выговор? Да я с  первых  же
десяти слов отличу француза.
   - Тогда вот вам загадка! - сказал он. - У меня самого, нет ни  малей-
ших сомнений, но кое-кто из здесь присутствующих еще себе этого не  уяс-
нил. Недостаток образования, знаете ли. А я смело скажу, что без  доста-
точного образования и шагу толком ступить нельзя.
   И он обратился к майору, у которого буквально, кусок застрял в горле.
   - Итак, сэр, - сказал ему конторщик, - я бы желал иметь  удовольствие
также услыхать ваш голос. Куда, вы сказали, вы направляетесь?
   - Я направляюсь в Лондон, сэр, - отвечал майор.
   Я едва не швырнул в него тарелкой: надо же быть  таким  ослом,  такой
бестолочью, чтобы не выговорить правильно  двух  слов  на  чужом  языке,
"когда это всего важней.
   - Ну, что скажете? - спросил меня конторщик. - Это ли не  французский
выговор?
   - Боже милостивый! - воскликнул  я,  вскочив,  словно  только  теперь
признал старого знакомца. - Да неужто это вы, мистер Дюбуа? Кто  бы  мог
подумать, что мне доведется встретить вас так далеко от дома?  -  Говоря
все это, я горячо пожимал руку майору, а затем,  повернувшись  к  нашему
мучителю, произнес:
   - О сэр, можете быть совершенно спокойны! Он безупречно  честный  ма-
лый, мой бывший сосед, мы с ним жили рядом в Карлайле.
   Я думал, конторщик этим удовольствуется; не тутто было!
   - Но он все-таки француз? - не отставал упрямец.
   - Ну да, конечно! - отвечал я. - Он из французских эмигрантов! Он  не
имеет ничего общего с шайкой Буонапарте. Ручаюсь, что по части  политики
он не уступит вам в благонадежности.
   - Мне только немного странно, - спокойно произнес  конторщик,  -  что
сам мистер Дюбуа это отрицал.
   Я принял удар и даже ухом не повел, но в душе потрясен был чрезвычай-
но и в следующей же фразе умудрился допустить ошибку в языке, что случа-
лось со мною крайне редко. Все эти месяцы моя свобода и самая жизнь  за-
висели от того, насколько бегло я  изъясняюсь  по-английски,  и  если  в
кои-то веки я оговорился, мне нет надобности подробно объяснять,  в  чем
именно состояла моя ошибка. Довольно сказать, что  оговорка  была  самая
пустячная и в девяноста девяти случаях из ста сошла бы мне с рук. Но сей
страж закона немедля ее заметил, словно был учителем языка.
   - Ага! - воскликнул он. - Так вы тоже француз!
   Ваша речь вас выдает. Два француза в десять часов вечера приходят по-
одиночке в трактир в графстве Бедфордшир, случайно встречаются  здесь  и
при этом поначалу друг друга не узнают! Нет, сэр, это вам так  не  прой-
дет! Оба вы беглые военнопленные, а то, может, и похуже.  Считайте,  что
вы арестованы. И потрудитесь предъявить ваши бумаги.
   - А где у вас ордер на арест, если уж на то пошло? -  возразил  я.  -
Мои документы! Как же, стану я показывать свои бумаги первому встречному
в какомто захудалом трактире!
   - Так вы окажете сопротивление закону? - вопросил он.
   - Не закону, сэр! Я для этого слишком верный подданный. А  вот  безы-
мянному лысому незнакомцу в полосатых коротких штанах в обтяжку, разуме-
ется, окажу сопротивление! Это мое  право  англичанина.  И  позвольте-ка
спросить, как вы соблюдаете Magna Charta [25]?
   - Уж постараемся соблюсти, - отвечал он и оборотился к слушателям:  -
Где живет ваш полицейский? - спросил он.
   - Господь с вами, сэр! - воскликнул хозяин постоялого  двора.  -  Что
это вы вздумали? Звать полицейского в одиннадцатом часу! Да он уже  часа
два спит крепким сном в своей постели, а перед этим, как  и  полагается,
изрядно выпил!
   - Что верно, то верно, - вступил хор местных жителей.
   Адвокатский конторщик призадумался. О том, чтобы применить  силу,  не
могло быть и речи; хозяин явно не рвался в бой, а крестьяне отнеслись ко
всему с полнейшим равнодушием - они только слушали, разинув  рты,  и  то
чесали в затылках, то прикуривали трубки от уголька. С  другой  стороны,
нас с майором не удалось взять на испуг и с  точки  зрения  закона  наши
возражения были не вовсе беспочвенны. Подумавши, он предложил,  чтобы  я
пошел с ним к некоему сквайру Мертону: этот человек самый  уважаемый  во
всей округе, к тому же мировой судья, и живет он на этой же улице, всего
за три квартала отсюда. Я отвечал докучному собеседнику, что ради него и
пальцем не пошевельну, даже если бы речь шла о спасении его души.  Тогда
он предложил мне оставаться тут всю ночь, чтобы  утром,  протрезвившись,
мною занялся полицейский. Я заявил, что уйду отсюда  когда  и  куда  мне
вздумается; что мы честные, богобоязненные путники, верные слуги  короля
и кто-кто, а я никому не позволю вставать  мне  поперек  дороги.  Говоря
так, я думал о том, что дело слишком затянулось, и решил тот же час  по-
ложить ему конец.
   - Послушайте, - сказал я, вставая, ибо до сей минуты  не  давал  себе
труда подняться, - есть только  один  способ  разрешить  подобный  спор,
только один истинно английский способ разрешить его, как положено мужчи-
нам. Снимайте сюртук, сэр, и сии джентльмены увидят честный бой.
   При этих моих словах в глазах конторщика мелькнуло выражение, в смыс-
ле которого нельзя было обмануться: в его образовании имелся один весьма
существенный, особенно для англичанина, пробел: он не умел  боксировать.
Вы можете возразить, что и я не умел, но зато я оказался  более  дерзок,
нежели он, вот и вызвал его на бой.
   - Он говорит, я не англичанин, но чтобы узнать,  каков  пудинг,  надо
его отведать, - продолжал я. Тут я скинул сюртук и стал  в  стойку,  это
было чуть ли не единственное, что я, знал в сем варварском искусстве.  -
Как, сэр, вы, кажется, не спешите принять мой вызов? -  продолжал  я.  -
Выходите, я жду, я задам вам жару... но, провалиться мне на этом  месте,
что же это за мужчина, если его надо уламывать помериться  силами.  -  Я
вынул из кармашка для часов ассигнацию и кинул ее хозяину. - Вот заклад,
- сказал я. - Раз  это  доставляет  вам  так  мало  удовольствия,  будем
драться "сего лишь до первой крови. Если вы первый  разобьете  мне  нос,
пять гиней ваши и я пойду с вами к любому сквайру. Ну, а если  я  первый
пущу вам кровь, вы, быть может, признаете, что правда - на моей стороне,
и уже не станете препятствовать мне отправиться по моему законному  делу
в любое время, какое я сочту для  себя  удобным.  Что  скажете,  ребята,
справедливо это, по-вашему? - обратился я к честной компанией.
   - Как же, как же, - хором ответили эти простаки. - Чего уж  там,  все
верно, справедливей не придумаешь. Сымайте сюртук, мистер!
   Итак, общественное мнение казалось теперь отнюдь не на стороне стража
закона, чаша весов быстро склонялась в нашу пользу, и я, ободренный, ре-
шил гнуть свою линию. Майор уже расплачивался по счету с хозяином, кото-
рый, видно, был вполне равнодушен к нашему  спору,  а  с  черного  хода,
бледный, встревоженный, заглядывал в кухню Кинг и делал нам  знаки,  что
пора уносить ноги.
   - Ого! - промолвил мой противник, - хитрая же вы лиса. Но меня вы  не
проведете, я вижу вас насквозь.  Да-да,  насквозь.  Вы  хотите  запутать
след, а?
   - Быть может, я и прозрачен, сэр, - отвечал я, - но ежели вы соблаго-
волите подняться, вы убедитесь, что, невзирая на это, кулаки у меня дос-
таточно увесистые.
   - А я вовсе и не выражал в том ни малейшего сомнения,  как  вы,  надо
полагать, заметили, - возразил он. - Эй вы, простофили, - продолжал  он,
обращаясь ко всей компании, - да неужто вы не видите, что этот  молодчик
вас дурачит? Неужто не видите, что он все вывернул наизнанку? Я  говорю,
что он беглый военнопленный француз, а он отвечает, что  умеет  боксиро-
вать! Какое это имеет отношение к делу? Хоть бы он и  танцевать  умел  -
тоже не удивлюсь... они там все мастера шаркать по паркету. Я говорю,  и
от слов своих не отступлюсь, что он из этих, из французов.  Он  говорит,
что я ошибаюсь. Что ж, тогда пусть покажет свои бумаги, если они у  него
есть! Если у него бумаги в порядке, отчего бы их и не  показать?  Отчего
бы ему с охотой не отправиться к сквайру Мертону, которого вы все хорошо
знаете? Здесь собрались простые честные бедфордширцы, лучших судей  я  и
не желаю. Вы не из тех, кого можно провести всякими там французскими фо-
кусами, а у него их хоть отбавляй. Но позвольте мне сказать  ему  прямо:
пусть побережет свои басни для другого места, здесь он никого не  прове-
дет. Нет, вы только поглядите на него! Поглядите на его ноги! Да разве у
кого-нибудь здесь найдешь такую ногу? Поглядите, как он стоит! Да  разве
кто из вас так станет? Или, может, хозяин так стоит? Да ведь на нем  вон
эдакими буквами написано, что он француз, прямо как на вывеске!
   Все это было прекрасно, и при других обстоятельствах его слова, веро-
ятно, даже польстили бы мне, но я отлично понимал, что если позволю  ему
продолжать, он опять возьмет верх. Он мог быть профаном в боксе, но либо
я сильно ошибаюсь, либо он прошел отличную школу адвокатского  красноре-
чия. Оказавшись в столь затруднительном положении, я не  смог  придумать
ничего лучше, как выбежать из дома, якобы в приступе неукротимого гнева.
То был отнюдь не самый остроумный выход, но выбирать не приходилось.
   - Ах ты, трусливый пес! - вскричал я. - Ты не желаешь драться  и  еще
смеешь называть себя англичанином! Нет, довольно, я сыт по горло! Не же-
лаю оставаться в доме, где меня оскорбляют! Эй, сколько с меня!  Берите,
сколько требуется, - обратился я к хозяину, протягивая горсть серебра, -
и воротите мою ассигнацию!
   Следуя своему обыкновению угождать всем и каждому, хозяин не  выказал
мне никакого неудовольствия. Противник мой вновь очутился в весьма невы-
годном положении. Двух моих товарищей он уже  упустил.  А  теперь,  того
гляди, упустит и меня: надеяться на помощь сидящих здесь  крестьян  явно
не приходилось. Искоса наблюдая за ним, я видел, что на миг  он  заколе-
бался. Но тот же час схватил шляпу и свой черный парик из конского воло-
са, вытащил из-под лавки теплый плащ с капюшоном и саквояж.  "Проклятие!
- подумал я. - Неужто негодяй решил следовать за мной по пятам?"
   Не успел я выйти из трактира, как страж закона был уже тут как тут. В
лунном свете я хорошо видел его лицо; оно  выражало  непреклонную  реши-
мость и неколебимое самообладание. Меня пробрала дрожь. "Дело  серьезно,
- подумал я. - Вы напоролись на человека с характером, мсье  Сент-Ив!  У
него бульдожья хватка, и он коварен, точно хорек; как же  сбить  его  со
следу, как от него избавиться?" Кто он такой?  Некоторые  его  выражения
навели меня на мысль, что он из тех, кто околачивается в судах. Но в ка-
кой роли он там присутствует? Простой ли он зритель, или помощник  адво-
ката, или завсегдатай скамьи подсудимых, или, наконец, - и это  было  бы
хуже всего - один из молодчиков с Бау-стрит [26]?
   Повозка, вероятно, будет ждать меня в полумиле отсюда, на дороге,  по
которой я уже иду. И я сказал себе, что, кто бы ни был  мой  преследова-
тель, пусть даже сыщик, едва мм отойдем подальше от постоялого двора, он
окажется всецело в моей власти. Тут я вовремя смекнул, что,  как  бы  ни
повернулось дело, одно бесспорно: этот навязчивый субъект ни в коем слу-
чае не должен видеть нашу повозку. Пока я не  убил  его  или  каким-либо
иным способом от него не избавился, мне нельзя искать  встречи  с  моими
спутниками: я очутился совсем один, посреди Англии, на прихваченной  мо-
розом проселочной дороге, что вела в неизвестном мне направлении, по пя-
там за мною шла ищейка, и, кроме дубинки из падуба, не было у меня  дру-
га, чтобы помочь мне в беде!
   Мы одновременно подошли к перекрестку. Дорога, уходящая  влево,  была
по обочинам густо обсажена деревьями и утопала во тьме.  Ни  единый  луч
луны не проникал сюда, и я наобум пошел по этой  дороге.  Негодяй  молча
последовал за мной; некоторое время  мы  безмолвно  шагали  в  потемках,
только трещал под ногами ледок, затянувший  бесчисленные  лужи.  Наконец
преследователь мой обрел дар речи.
   - Этот путь не ведет к мистеру Мертону, - с усмешкой произнес он.
   - Вот как, - отозвался я. - Тем не менее он ведет туда, куда мне  на-
добно.
   - Стало быть, и мне туда же, - сказал он.
   Мы снова умолкли и прошагали таким образом с полмили; тут дорога нео-
жиданно повернула, и в лицо нам ударил яркий свет луны. Враг мой в  зим-
нем плаще с капюшоном, в черном парике, с саквояжем в руках со спокойным
упорством шагал по льду; теперь он  был  просто  неузнаваем,  разве  что
по-прежнему производил впечатление сухого педанта и спорщика, привыкшего
проводить все дни напролет, сидя на высоком табурете за  конторкой.  За-
метно было также, что саквояж у него тяжелый. Прикинул я все  это,  и  в
голове у меня созрел план.
   - Ночка как раз по сезону, сэр, - сказал я. - Не пробежаться ли  нам?
Мороз пробрал меня до самых костей.
   - С превеликим удовольствием, - был ответ.
   Голос его прозвучал весьма уверенно, что мне сильно  не  понравилось.
Однако ничего другого на ум не шло, кроме как пустить в ход кулаки, а  с
этим всегда лучше не торопиться. Недолго думая, я кинулся наутек,  он  -
за мной; и некоторое время топот наших ног по мерзлой дороге  отдавался,
должно быть, за целую милю. Он взял старт на шаг позднее меня и  на  шаг
позднее пришел к финишу. Был он много старше, бежал с тяжелым  саквояжем
в руках и, однако, не отстал больше ни на дюйм. Пусть с ним бегает напе-
регонки хоть сам дьявол, а с меня хватит!
   И притом бежать так скоро мне вовсе не выгодно. Ведь если  долго  бе-
жать, непременно куда-нибудь прибежишь. За любым  поворотом  можно  очу-
титься у ворот какого-нибудь сквайра Мертона, либо посреди деревни,  где
полицейский трезв, или прямо напороться на ночную стражу. Что - ж,  пока
не поздно, я должен от него отделаться, иного выхода нет.  Я  огляделся:
место словно бы подходящее - нигде ни огонька, ни дома, одни только сжа-
тые нивы, поля, вспаханные под пар, да редкие низкорослые деревья. Я ос-
тановился и при свете  луны  бросил  на  своего  преследователя  гневный
взгляд.
   - Ну, довольно глупостей! - сказал я.
   Он поворотился и поглядел мне прямо в лицо, - был  он  очень  бледен,
однако явно не струсил.
   - Совершенно с вами согласен, - сказал он. - Вы испытали меня в беге;
можно еще испытать меня в прыжках в высоту. Это все равно. Так ли,  эдак
ли, конец будет один.
   - Надеюсь, вы понимаете, каков будет этот конец! - сказал я. -  Мы  с
вами здесь одни, час поздний, и я исполнен решимости. Вас это не пугает?
   - Нет, - отвечал он, - нисколько. Я не умею боксировать, сэр, но если
вы полагаете, что имеете дело с трусом, вы ошибаетесь. Быть может,  если
я объявлю вам с самого начала, что у меня есть оружие, это упростит  де-
ло.
   Быстрее молнии я сделал ложный выпад - будто метил дубинкой ему в го-
лову; но он столь же мгновенно отступил, и в руках у него блеснул писто-
лет.
   - Довольно, мистер беглец! - сказал он. - Я вовсе не желаю идти из-за
вас под суд за убийство.
   - Клянусь честью, и я тоже! - сказал я, опустил дубинку и поглядел на
него с некоторым даже восхищением. - А знаете, - продолжал я, - вы упус-
тили из виду одно обстоятельство: ваш пистолет вполне может дать осечку.
   - У меня их два, - возразил он, - никогда  не  пускаюсь  в  путь,  не
прихватив с собою пару этих верных псов.
   - Честь вам и слава, - сказал я. - Вы способны позаботиться о себе, а
это немалое достоинство. Но, господин хороший, давайте взглянем  на  сей
предмет беспристрастно. Вы не трус, я тоже; оба мы люди  здравомыслящие;
у меня есть веские причины - неважно, какие именно, - никого  не  посвя-
щать в свои дела и путешествовать в одиночестве. Теперь подумайте  сами,
похоже ли, - что я стану и дальше все это терпеть? Похоже ли,  что  я  и
дальше стану терпеть ваше упорство и - уж извините - чрезвычайно