закрыт. Но мы поехали в понедельник, и  у  меня
вылетело из  головы,  что  мы  здесь  останемся  до  вторника.  Как  я  не
сообразил? Вот дурак!
   Они вышли из своего укрытия и направились к двери.  Она  была  заперта.
Мальчики прислушались. С улицы доносились оживленные крики,  смех.  Видно,
там играли ребятишки.
   Мальчики вернулись в комнаты.  Оставалась  единственная  возможность  -
окна.  Но  окна  выходили  на  улицу,  и  между  рамами   была   укреплена
металлическая сетка.
   Потянулись томительные часы. Тревожная, бессонная ночь и голод измучили
ребят. Миша еще кое-как держался, а Генка, присев на пол,  дремал,  уткнув
голову в колени.
   Тогда Миша решил, что они будут спать по очереди. Сначала Генка,  потом
он. Генка тут же завалился на диван и уснул.
   Миша ходил по музею. Гнетущая тишина, спертый воздух одурманивали  его.
Но он мужественно боролся со сном. Он ходил не переставая, боясь  присесть
хотя бы на секунду. Немного его развлек отдел фауны. Чучела зверей,  птиц,
под которыми  рядом  с  русскими  названиями  стояли  мудреные  латинские.
Насекомые и букашки за стеклом. Мышь полевая, мышь домашняя. И зачем? Мышь
полевая еще туда-сюда, но мышь домашняя... Кто ее не видел?
   Прошло два часа. Мише хотелось спать. Но он не будил Генку. Если  Генка
не выспится, то обязательно заснет на дежурстве.
   И еще добрых два часа Миша ходил как в тумане.
   Наконец  он  разбудил  Генку.  Тот  долго  потягивался,  никак  не  мог
сообразить, где он и что с ним.
   - Через два часа разбуди меня, - сказал  ему  Миша,  -  а  главное,  не
засыпай. Если уж очень захочешь спать, то лучше разбуди меня. Понял?
   - Ни о чем не беспокойся, - зевая и потягиваясь, ответил Генка.
   Миша лег на диван и тут же заснул.
   ...Он  проснулся  сам.  Было  уже  темно.  Миша   посмотрел   на   свой
"будильник"... Что  такое?!  Он  проспал  восемь  часов!  Миша  прошел  по
коридору, затем по другому, обошел все комнаты. Генки не было.
   Куда он делся? Может быть, он завалился куда-нибудь и спит?
   Миша обшарил все углы - Генки нигде не было.
   Вдруг он услышал храп.
   Миша прислушался.
   Храп доносился из комнаты, где помещался отдел  "Религия  -  опиум  для
народа".
   Миша похолодел: храп доносился из гроба, который стоял посреди комнаты.
На нем было написано, что это рака. В ней якобы хранились чьи-то нетленные
мощи, но каждый может убедиться, что никаких мощей в раке нет.
   Дрожа от страха, Миша подошел к раке и приподнял крышку.
   Так и есть! В раке, подложив ладонь под голову, спал  Генка.  Миша  так
его толкнул, что чуть не свалил всю раку.
   - Что такого? - оправдывался Генка, вылезая из раки. - Все равно  никто
сюда сегодня не придет. Зато мы оба отлично выспались.
   Выспавшись,  они  почувствовали  себя  немного  лучше.   Если   бы   не
мучительный голод, было бы совсем хорошо.
   И снова потянулись часы...
   Опять захотелось спать. Ребята то ходили, то  дремали,  то  ходил  один
Миша, а дремал Генка... В конце концов заснули оба...



48. НЕЗНАКОМЕЦ

   Проснувшись утром, Миша первым делом посмотрел на часы.  Восемь  часов.
Он тут же разбудил Генку, и хорошо сделал: не прошло и  нескольких  минут,
как звякнул замок задней двери.
   В музей вошел сторож.
   Мальчики спрятались за портьеру. Они слышали шуршание веника и звяканье
совка - сторож подметал пол. Задняя  дверь  была  открыта,  оттуда  тянуло
утренним свежим холодком, явственно слышались голоса детей. Несколько  раз
сторож выходил, вынося мусор.
   Мальчики едва держались на  ногах.  Сказались  эти  две  ужасные  ночи.
Дышать было нечем. Сторож,  лентяй,  даже  форточек  не  открыл!  И  время
двигалось поразительно медленно.
   Когда сторож подметал возле них, мальчики не дышали. Они  боялись,  что
сторож откинет портьеру, ведь здесь  столько  мусора.  Но  сторож,  видно,
решил, что если за портьерой не подметалось год, то какой смысл делать это
сейчас?  Он  даже  прошелся  веником  по  Мишиным  ногам.   Сейчас-то   он
обязательно откинет портьеру... Но нет! Шаркающие шаги старика  удалились.
Удалились звуки метлы и совка.
   Девять часов! Сейчас сторож откроет музей. Миша лихорадочно  отсчитывал
минуты: как только старик откроет дверь и пройдет обратно, сразу  же  надо
выйти на улицу.
   Звякнул упавший крюк, стукнул  откинутый  деревянный  засов,  заскрипел
ключ в замке, яркая полоса солнечного света упала на пол в конце коридора.
Итак, дверь открыта. Приготовились! Сейчас старик пойдет обратно.
   Вот послышались его  шаги.  Но  что  это?  Он  не  один,  он  с  кем-то
разговаривает.
   Миша взглянул в щелку. Впереди шел сторож, за  ним  высокий  человек  в
зеленом костюме. Он чуть прихрамывал,  будто  волочил  ногу.  Шли  они  по
направлению к отделу быта помещика. Туда, где за портьерой прятались  Миша
и Генка.
   Сторож и человек в зеленом остановились против портьеры.
   - Рисовать будете? - спросил сторож.
   - Немного, - ответил человек в  зеленом  костюме,  вынимая  из  кармана
блокнот и карандаш.
   - Прикажете стульчик?
   - Спасибо. Не беспокойся. Иди по своим делам.
   Сторож прошаркал дальше.
   Незнакомец быстро водил карандашом по раскрытому блокноту. Мужчина  лет
тридцати пяти - сорока, гладко выбритый, с туго  приглаженными  рыжеватыми
блестящими волосами, подтянутый, в зеленом  костюме  и  белом  крахмальном
воротнике.
   Шаги старика стихли.
   И тут случилось неожиданное...
   Незнакомец положил блокнот в  карман,  снял  канат,  подошел  к  птице,
поднял ее голову, вложил туда маленькую записку,  закрыл,  повесил  канат,
вернулся на прежнее место и снова начал рисовать. Он  проделал  это  очень
быстро, но Миша заметил, что незнакомец поднял голову птицы  левой  рукой,
двумя же пальцами правой нажимал в это время ей на глаза. Вот  почему  она
открылась!
   Потом незнакомец положил блокнот в карман и пошел за стариком.
   Послышались их приближающиеся  голоса.  Мимо  мальчиков  они  прошли  к
выходу.
   - Всего хорошего, - сказал незнакомец, пожимая сторожу руку и,  видимо,
что-то кладя в нее.
   Старик  изогнулся  в  подобострастном  поклоне   и,   продолжая   низко
кланяться, проговорил:
   - Благодарю, благодарю... И вам счастливого...
   Старик опять прошаркал по  коридору.  Как  только  он  зашел  за  угол,
мальчики вышли из своего убежища и тихо прошли  к  входной  двери,  потом,
делая  вид,  что  только  вошли,  стукнули  ею  и,  громко   разговаривая,
направились обратно к комнате.
   Появился сторож, подозрительно посмотрел на мальчиков:
   - Опять пришли?
   - В субботу не успели все закончить, - ответил Миша.
   - В этот зал только и ходют, только и ходют, - покачал головой старик.
   - Теперь все изучают помещичий быт, - объяснил  Миша,  -  вот  и  ходят
сюда.
   - И помещиков-то давно нет, а все интересуются. Видно,  жизнь-то  ихняя
поавантажнее была, - сказал старик и поплелся дальше.
   - Старорежимный старикашка, - прошептал ему вслед Генка.
   Сторож скрылся за поворотом.
   Миша приподнял канат, подошел к птице  и,  подражая  незнакомцу,  левой
рукой взялся за голову птицы, а двумя пальцами правой  руки  нажал  ей  на
глаза... Голова птицы открылась.
   В углублении лежала записка. Миша схватил ее и прочитал:
   "Будущая среда дневным".
   Миша положил записку обратно, опустил голову птицы, повесил канат.
   Мальчики вышли из музея и быстро зашагали к вокзалу.




ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТАЙНА БРОНЗОВОЙ ПТИЦЫ


49. КИТ ОБЪЕЛСЯ

   "Среда дневным"... Понять нетрудно,  кто-то  приедет  в  среду  дневным
поездом. И предназначается записка графине.  Тайник  в  музее  служит  для
переписки между ней и человеком в зеленом костюме.
   Среда... И Кузьмина убили в среду.
   Но если есть тайник в маленькой птице,  то  почему  не  быть  ему  и  в
большой, той что стоит в усадьбе? Надо проверить. Но как? Конечно, теперь,
когда ребята проникли в людскую, их шансы подобраться  к  бронзовой  птице
увеличились. Но... Но Сева катастрофически быстро выздоравливал.
   Миша заставлял его держать термометр по полчаса. Но столбик ртути никак
не поднимался выше 36,6. Потом приехал врач и объявил, что Сева  здоров  и
завтра может встать и выйти на улицу. Значит, надо покидать  людскую.  Что
же делать?
   Эх, если бы кто-нибудь  заболел!  Миша  ходил  по  лагерю,  с  надеждой
заглядывал каждому в лицо и спрашивал, как  кто  себя  чувствует.  Но  все
чувствовали себя прекрасно. Никто ни  на  что  не  жаловался.  Тогда  Миша
сказал Бяшке:
   - Мы спохватываемся, когда кто-нибудь заболеет. А по правилам  медицины
надо предупреждать заболевание.
   Бяшка обиделся:
   - Я все время говорю о профилактике, а меня  никто  не  слушает!  И  ты
первый.
   - Хорошо, хорошо, - не стал с ним спорить Миша. - Осмотри всех ребят  и
если найдешь кого-нибудь подозрительным, то сразу  клади  в  госпиталь.  А
завтра мы вызовем врача. Осматривай как следует. Если ошибешься и  уложишь
в постель здорового, не беда. Лучше ошибиться в эту сторону, чем в другую.
   Бяшка ревностно принялся за дело. Всем была измерена температура.
   Эта процедура длилась долго, в лагере был всего  один  градусник.  Пока
первый пациент его держал, Бяшка другому осматривал горло. Он считал  себя
специалистом по горлу. Его бабушка служила няней именно  в  той  больнице,
где лечили ухо, горло и нос.
   - Раздвинь-ка пошире пасть, - говорил Бяшка, заглядывая каждому в  рот,
а так как был мал ростом, то вставал на цыпочки.
   Потом глубокомысленно объявлял:
   - Мда... Краснота... Плохо дело...
   В каждого он готов был вцепиться и тащить в госпиталь.
   Но кому охота ложиться в госпиталь в такую жару! И настоящий больной не
сознался бы в своей болезни.
   В конце концов всем  надоело.  Надоел  Бяшка,  который  своими  бровями
залезал в рот, надоел дурацкий термометр... И Миша видел, что эта затея ни
к чему не приведет. Разве здорового человека уговоришь,  что  он  больной?
Миша махнул на все рукой. Ничего не поделаешь, придется завтра  освободить
людскую. Придется расстаться с такой прекрасной возможностью проникнуть  в
дом и осмотреть бронзовую птицу.
   И все же спаситель явился. В образе Кита, осунувшегося  и  страждущего,
стонущего и держащегося за живот. Кит объелся!
   Радости Миши не было границ. Кит, конечно, выздоровеет, не в первый раз
объедается. Полежит денек-другой и встанет как ни в чем не бывало. Миша не
стал допытываться, чем объелся Кит. Важно, что он объелся. Завтра  приедет
доктор, даст ему касторки или английской соли, а сейчас надо  уложить  его
на место Севы, которого держали уже буквально силой.
   Кита водворили в людскую. Сева со всех ног бросился бежать подальше  от
нее.
   ...Когда графиня узнала, что взамен  одного  больного  в  доме  помещен
другой, она ничего не сказала.  Повернулась  и  ушла.  Но  вскоре  приехал
доктор. А ведь Миша его не вызывал.
   - Что опять приключилось? - спросил доктор, слез с  дрожек  и  привязал
лошадь к дереву, хотя при одном взгляде на тяжелого,  ленивого  коня  было
ясно, что он и сам не сдвинется с места.
   - Еще один парень у нас заболел, - сообщил Миша.
   - Посмотрим, - хмуро проговорил доктор, направляясь к дому.
   Осмотр  Кита  подтвердил,  что  он  действительно  болен.  Доктор  даже
предположил, что  у  него  дизентерия.  Но  Миша  объяснил,  что  подобные
расстройства желудка у Кита случаются приблизительно в две недели раз.
   Доктор выписал лекарство и предупредил, что больному есть почти  ничего
нельзя, чем поверг Кита в крайнее уныние. Потом, еще больше  нахмурившись,
доктор вышел к графине, ожидавшей его возле веранды.
   О чем они там говорили Миша не слышал.  Через  некоторое  время  доктор
вернулся совсем мрачный и, уезжая, сказал:
   - Мальчик пусть лежит, пока я не разрешу ему  встать.  Держите  его  на
строгой диете. Он должен вылежать. А на всякие побочные обстоятельства  не
обращайте внимания.
   Из этого Миша заключил, что графиня сама вызывала доктора и  требовала,
чтобы он удалил ребят из дома. Но ничего у нее не получилось.
   На следующее утро графиня выехала в город. Ясно, чтобы нажаловаться  на
ребят и добиться изгнания их из усадьбы...
   Ну что ж, пусть едет! Она думает, что Серов сильнее всех, но ошибается.
А в ее отсутствие можно будет  проникнуть  в  дом  и  осмотреть  бронзовую
птицу. Ничего предосудительного в этом нет. Ведь дом не ее  собственность,
а государственная. Она всего-навсего хранительница. Значит, это не  жилье,
а народное имущество.



50. В ТАИНСТВЕННОМ ДОМЕ

   Дежурными возле Кита назначили Славку и Бяшку.  Бяшка  будет  сидеть  в
людской, а Славка - на улице. Обоим было приказано при малейшей  опасности
подать сигнал двумя короткими и одним длинным свистком.
   Низкая массивная дверь с  облупившейся  темно-коричневой  краской  едва
держалась на ржавых гвоздях и ржавых петлях. Мальчики открыли ее и увидели
коридор, заваленный всякой рухлядью.
   Кит тоже захотел посмотреть,  что  за  дверью,  но  ему  дали  рисового
отвара, и он отстал.
   Итак,  коридор  был  завален  всякой  рухлядью:   ящиками,   корзинами,
бочонками, сломанными креслами,  покосившейся  этажеркой,  умывальником  с
треснутой мраморной доской и  пустым  черным  овалом  на  том  месте,  где
полагалось быть зеркалу.
   Но Миша заметил,  что  середина  коридора  была  очищена  от  старья  и
представляла собой узкую дорожку. Ее, конечно,  проделала  графиня,  чтобы
бесшумно подходить к двери и подслушивать, что делается в людской.  Другой
конец дорожки упирался в железные ступеньки винтовой лестницы.
   Миша закрыл дверь. Коридор погрузился во мрак. Только  чуть-чуть  света
проникало  сверху  сквозь  узорные  прорези  чугунных  ступеней   винтовой
лестницы. И оттого  что  здесь,  внизу,  было  темно,  а  наверху  светло,
казалось, что там есть люди, и страшно было туда подниматься.
   Мертвая тишина стояла кругом. Не было  слышно  даже  громкого  чавканья
Кита - видно, доел рисовый отвар.
   Стараясь ничего не задеть в темноте, мальчики подошли к лестнице.
   Первым начал подниматься Миша, за ним Генка. Как только они  встали  на
чугунные ступеньки, лестница заходила и завизжала под их  ногами.  Если  в
доме есть кто-нибудь, то наверняка услышит.
   Казалось,  что  лестница  сейчас  развалится:  непонятно,  на  чем  она
держится - узкая, крутая, ступеньки маленькие, металлические, треугольные.
Мальчики проклинали помещичий строй, обрекавший дворовых людей  подыматься
по таким вот спиралям. Приходилось вертеться волчком,  плечо  упиралось  в
стену, другое - в железный столб, а голова стукалась непонятно обо что.
   Они поднялись на второй этаж и попали на  галерею  с  широким,  во  всю
наружную стену, окном из разноцветных стекол, в большинстве поломанных.
   На галерее были две высокие двери, когда-то белые, одна -  в  середине,
другая - в конце.
   Мальчики тихонько открыли первую. Их  взору  представился  пустой  зал,
беспорядочно обставленный ветхой старинной мебелью.
   Под потолком висела огромная люстра со  множеством  стекляшек.  Высокие
стрельчатые окна были местами забиты досками,  местами  завешены  каким-то
подобием гардин. Оттуда был виден парк, сад, река, а вот и флажок на мачте
лагеря.
   Этот  маленький  остроугольный  красный  флажок,   изредка   и   лениво
вздрагивающий под слабым ветерком, успокоил и даже развеселил  ребят.  Они
уже  не  думали  об  опасности,  -  казалось,  они   играют   в   веселую,
захватывающую игру.
   Мальчики вернулись в галерею и открыли вторую дверь.
   Две небольшие смежные комнаты. Первая была пуста, вторая заперта.
   Мальчики  посмотрели  в  замочную  скважину  -  там  стояли  неубранная
кровать, столик, шкаф, бюро с полукруглой крышкой  и  два  больших  мягких
кресла. По-видимому, спальня графини.
   Из той комнаты, где сейчас стояли ребята, шла вверх  широкая  лестница.
Зашитая со всех сторон досками, она имела вид огромной деревянной коробки.
Мальчики оторвали две доски и через образовавшееся отверстие вскарабкались
на лестницу: она привела их в мезонин - низкое квадратное помещение,  тоже
заваленное всякой рухлядью. И так же как внизу, среди  этой  рухляди  была
проложена  узенькая  дорожка  к  окнам.  Их  было  три:  два   крайних   -
застекленные, а среднее -  закрытое  ставнями.  Ставни  запирались  ржавым
крючком. Мальчики откинули его, распахнули ставни.
   В нише стояла бронзовая птица.  Высота  ее  была  приблизительно  около
метра, размах крыльев - метра полтора.
   Как и в музее, Миша двумя пальцами правой  руки  сначала  осторожно,  а
потом сильнее нажал ей на глаза. Есть! Голова птицы откинулась назад.
   Миша засунул руку в тайник, нащупал там бумажку и вытащил.
   Это был свернутый трубкой чертеж, нанесенный на кальку.
   Мальчики развязали ленточку и развернули чертеж. На нем  были  какие-то
линии и цифры...
   Но разбираться сейчас в чертеже не  было  времени.  Надо  взять  его  с
собой, перерисовать и до возвращения графини положить обратно.
   Мальчики накинули крючок на ставни, спустились во второй этаж, вставили
на прежнее место доски и по винтовой лестнице добрались до людской.
   Здесь они плотно закрыли дверь, стараясь загнать гвозди на  их  прежние
места. Иначе графиня догадается, что дверь открывали.



51. ЧЕРТЕЖ

   Кит давно съел свой рисовый отвар и лежал, сладко жмуря глаза  и  томно
потягиваясь. Сквозь низкие оконца на пол падали узкие  короткие  солнечные
лучи, в них роились тысячи пылинок.
   - Пошли, Славка, - сказал Миша, - а ты, Бяшка, оставайся здесь.  Сейчас
мы пришлем тебе замену.
   - Пришлите чего-нибудь пожрать, - простонал Кит.
   - Хочешь ты выздороветь или нет? - рассердился Бяшка. - Неужели  ты  не
можешь один день пробыть на диете!
   - Не могу, - со вздохом признался Кит.
   Оставив их препираться по этому поводу, Миша, Генка и Славка  вышли  из
людской, обогнули лагерь,  выбрались  в  поле  и,  укрывшись  в  маленькой
рощице, уселись и стали рассматривать чертеж.
   Это была  калька  размером  в  обыкновенный  лист  писчей  канцелярской
бумаги. По ее сторонам были обозначены стороны света: С, Ю, З, В -  север,
юг, запад, восток.
   Над буквой "Ю" был нарисован фасад помещичьего  дома.  От  него  вверх,
строго на север, подымалась  прямая  линия,  она  сворачивала  сначала  на
северо-запад, потом на запад и затем снова подымалась на север.  Там,  где
линия кончалась, были нарисованы четыре дерева.
   Над каждым отрезком пути стояла цифра "I", а под каждым  поворотом  был
обозначен его угол: 135 градусов, еще раз  135  градусов,  и  наконец,  90
градусов. Ничего больше на  чертеже  не  было,  если  не  считать  рисунка
бронзовой птицы в правом верхнем углу.  Но  птица  обозначала  всего  лишь
графский герб.
   Мальчики молча разглядывали чертеж, потом переглянулись. Они не  знали,
верить или нет. Неужели тайна клада в  их  руках?  Ведь  по  чертежу  они,
несомненно, его найдут!
   Первым нарушил молчание Генка. Спокойно, как само  собой  разумеющееся,
он сказал:
   - Можем хоть сейчас отправляться за кладом.
   - Только непонятно, в каких единицах обозначена длина отрезков. "Один",
а что означает "один"? - заметил Славка.
   Генка снисходительно улыбнулся:
   - В верстах, раньше все обозначали в верстах.
   - И в аршинах и в саженях... - возразил Славка.
   Миша предложил не спорить, а рассуждать логично.
   - Будем рассуждать логично, - сказал он. -  Значит,  так:  отсчет  надо
начинать от дома, по-видимому прямо с  того  места,  где  стоит  бронзовая
птица. Согласны?
   Мальчики были согласны.
   - Итак, - продолжал Миша, - от дома нужно идти  строго  на  север  одну
версту.
   - Или аршин, сажень, а может быть, метр  или  километр,  -  не  уступал
Славка.
   - Возможно, хотя я на стороне Генки: обозначено, конечно, в верстах.
   - Проходим строго на север одну версту и поворачиваем на  северо-запад,
под углом в сто тридцать пять градусов.
   - Повернули... - подсказал Генка.