жно соединять. Как это он раньше не заметил?
   Соединив обе пластинки, Алексей Иваныч положил  их  плашмя  и  придавил
пресс-папье.
   - Видишь, - сказал он Мише, - получилась десятизначная литорея.  Теперь
попробуем читать.
   Он встал, подошел к шкафу, снял с полки большую книгу, положил ее перед
собой и внимательно перелистал.
   - Так. -  Алексей  Иваныч  заложил  страницы  двумя  пальцами.  -  Бери
карандаш, бумагу и пиши... "с". Написал? "И", "м". Что получилось?
   - "Сим", - прочел Миша.
   - "Г", "а", "д", "о", "м". Что написал?
   - "Гадом", - сказал Миша.
   И так, слово за словом, Миша написал следующее: "Сим гадом завести часы
понеже проследует стрелка полудень башне самой повернутой быть".
   - Странная надпись, - задумался Алексей Иваныч, - странная. - Он  молча
разглядывал ножны, потом посмотрел на Мишу:
   - Что ты скажешь по этому поводу?
   Миша молча пожал плечами.
   - Во всяком случае, знаешь ты больше меня, - сказал Алексей  Иваныч.  -
Например: где кинжал?
   Миша молча смотрел на пол.
   - Раз есть ножны, то должен быть и кинжал, - сказал Алексей Иваныч.
   Миша вынул кортик и показал, как закладывается туда стержень.
   - Остроумно, - заметил Алексей Иваныч, - это подобие кортика.
   - Это кортик и есть, - сказал Миша.
   Алексей Иваныч поднял брови:
   - Ты уверен в этом?
   - Конечно.
   - Хорошо, если  ты  уверен,  -  говорил  Алексей  Иваныч,  рассматривая
кортик. - Рукоятка с секретом - вещь распространенная в  средние  века.  В
рукоятки  мечей  вкладывались   мощи   святых,   и   рыцари   перед   боем
"прикладывались к мощам".  Отсюда  и  обычай  целовать  оружие.  Так...  -
Алексей Иваныч продолжал рассматривать кортик. - Так... Бронзовая  змейка,
по-видимому, и есть искомый гад. Следовательно,  недостает  только  часов,
которые надо завести. Ну, Поляков, теперь расскажи,  откуда  у  тебя  этот
кортик.
   Выслушав Мишин рассказ, он некоторое время задумчиво барабанил пальцами
по столу, потом сказал:
   - Я отлично помню историю  гибели  линкора  "Императрица  Мария".  Было
много шуму в газетах, но этим и кончилось: виновников взрыва не нашли.  Но
то, что ты рассказал, проливает на это какой-то  свет.  Никитский  не  мог
безнаказанно убить офицера. Он рассчитывал, что все покроет взрыв.
   Миша удивленно посмотрел на Алексея Иваныча. Действительно! Как это  он
раньше не сообразил? Значит, Никитский участвовал во взрыве корабля.
   - Что ты намерен делать? - спросил Алексей Иваныч.
   - Не знаю, - сказал Миша. - Мы думали, что после расшифровки все  будет
ясно; оказывается, нет. - Он вопросительно посмотрел на Алексея Иваныча. -
Нужно узнать, кто этот убитый офицер...
   - Правильно, - сказал Алексей Иваныч. - Тебе ведь  Полевой  назвал  его
имя.
   - Да, только имя: Владимир. Но фамилии он сам не знал. Правда...
   Миша замялся.
   - Что ты хотел сказать? - спросил Алексей Иваныч.
   - Мы с ребятами кое-что выяснили о кортике...
   - Исследовали?
   - Да.
   - Хорошо. - Алексей Иваныч  встал.  -  На  днях  я  вас  вызову,  и  вы
расскажете о своих исследованиях.



58. СТЕННАЯ ГАЗЕТА

   Через несколько  дней  в  коридоре  появился  первый  номер  стенгазеты
"Боевой листок". Газета начиналась Мишиной статьей "Нездоровое увлечение".

   "Нездоровое увлечение
   В нашей седьмой группе "Б" наблюдается нездоровое увлечение  некоторыми
личностями, как, например, Печориным и Мэри Пикфорд.
   Начнем с Мэри Пикфорд. Каждая ее картина кончается тем, что она выходит
замуж за миллионера. Чего же ей подражать,  когда  всем  известно,  что  в
нашей стране миллионеров нет и вообще их скоро нигде не будет?
   Теперь о Печорине.
   Во-первых, он дворянин и белый офицер.
   Во-вторых, он стопроцентный эгоист. Из-за своего эгоизма он  доставляет
всем страдания: губит Бэлу, обманывает Мэри  (правда,  она  княжна,  но  и
Печорин сам дворянин), высокомерно относится к Максиму Максимычу.
   Печорин даже не скрывает своего эгоизма, он говорит: "Какое мне дело до
бедствий и радостей человеческих". Значит, он  не  уважает  общество,  его
интересует только собственная персона. Отсюда вывод: человек,  который  не
приносит обществу пользы, не хочет считаться с  другими  людьми.  (Это  мы
видим на одном примере, который недавно  обсуждал  наш  класс.)  Из  всего
этого ясно, что если все будут подражать Печорину и думать только о  себе,
то все люди передерутся и будет чистейший капитализм.
   Поляков"

   Вслед за этой статьей шли заметки:

   "О порче мебели
   Некоторые учащиеся любят вырезать  на  партах  ножиком.  Этим  усиленно
занимается  Китов,  воображая,  вероятно,  что  перед  ним  колбаса.  Пора
прекратить недопустимую порчу  школьной  мебели.  Тот,  кто  режет  парты,
увеличивает разруху.
   Шило"

   "Где справедливость?
   Как известно, в нашей школе существует  кружок  по  изучению  театра  и
кино. Председателем кружка является выдающийся актер нашего  времени  Шура
Огуреев. Кружок существует полгода, но ни разу не собирался. Зато сам Шура
имеет мандат и бесплатно ходит  в  кино  и  театр.  Сам  ходит,  а  другим
контрамарок не выдает. Где справедливость?
   Зритель"

   "О большой перемене
   Некоторые учащиеся во  время  большой  перемены  стараются  остаться  в
классе (мы не  будем  указывать  на  личности,  но  все  знают,  что  этим
занимается  Геннадий  Петров).  Этим  они  мешают  проветривать  класс   и
преступно расходуют и без того  ограниченный  запас  кислорода.  Пора  это
прекратить. А кому надо сдувать, пусть сдувает в коридоре.
   Зоркий"

   "О кличках
   Учащиеся  нашего  класса   любят   наделять   друг   друга,   а   также
преподавателей кличками. Пора оставить этот пережиток старой школы. Кличка
унижает достоинство человека и низводит его до степени животного.
   Эльдаров"

   Вся школа читала "Боевой  листок".  Все  смеялись  и  говорили,  что  в
заметке о Печорине и Мэри Пикфорд написано про Юру и Лелю Подволоцкую.
   Прочитав листок, Юра презрительно усмехнулся, а на другой день рядом со
стенгазетой появился листок такого содержания:

   "Кто эгоист?
   (Послание с того света)
   Господа!
   Я - Григорий Александрович Печорин. Ученик седьмой  группы  "Б"  Михаил
Поляков потревожил мой мирный сон. Я встал из гроба, и две недели мой  дух
незримо присутствовал в седьмой группе "Б". Вот мой ответ.
   Поляков утверждает, что я эгоист. Допустим. А как же  сам  Поляков?  Он
целые ночи  зубрит,  чтобы  быть  первым  учеником.  Зачем?  Затем,  чтобы
показать, что он лучше и умнее всех. С этой  же  целью  он  нахватал  себе
всякие нагрузки: он и вожатый звена, и староста, и  член  учкома,  и  член
редколлегии.
   Спрашивается, кто же из нас эгоист?
   Печорин"

   Эта заметка возмутила Мишу. Все в ней неправда! Разве он зубрит и разве
это эгоизм, если он хорошо учится? Ведь ясно, что надо хорошо учиться. Юра
тоже неплохо учится, но ему отец  за  хорошие  отметки  всегда  что-нибудь
покупает. И потом, разве он, Миша,  виноват,  что  его  выбрали  старостой
группы и членом учкома?
   - Вот видишь, - говорил ему Генка, - видишь, что Юрка вытворяет! Я тебе
давно говорил: нужно его вздуть как следует, будет знать.
   - Кулаками ничего не докажешь, - сказал  Слава,  -  нужно  в  следующем
номере "Боевого листка" ответить на это загробное послание.
   - Дело не в том, что он про меня написал,  -  сказал  Миша,  -  дело  в
принципе: что такое эгоизм. Юрка хочет запутать  этот  вопрос.  А  мы  его
должны распутать.
   И мальчики начали готовить следующий номер стенной газеты,  посвященный
вопросу: "Что такое эгоизм?"



59. ПОЛКОВОЙ ОРУЖЕЙНЫЙ МАСТЕР

   В назначенный день Миша, Генка и Слава вошли в кабинет Алексея Иваныча.
   Возле Алексея Иваныча сидел человек в шинели и военной фуражке.
   - Садитесь, - сказал Алексей Иваныч. - Миша, ты принес кортик?
   Миша нерешительно посмотрел на военного.
   - При этом товарище можешь все рассказывать, - сказал Алексей Иваныч.
   Военный долго и внимательно рассматривал пластинки. Когда он положил их
на стол, Алексей Иваныч сказал ребятам:
   - Мы вас слушаем.
   Миша оглянулся на друзей и, откашлявшись, произнес:
   - Мы установили,  что  этот  кортик  принадлежит  полковому  оружейному
мастеру, жившему  в  царствование  Анны  Иоанновны,  то  есть  в  середине
восемнадцатого столетия.
   Алексей Иваныч удивленно поднял брови, военный внимательно посмотрел на
Мишу.
   - Анны Иоанновны? - переспросил Алексей Иваныч.
   - Анны Иоанновны.
   - Это та, что ледяной дом построила, - вставил Генка.
   Он хотел еще что-то сказать, но  Слава  толкнул  его  ногой,  чтобы  не
мешал.
   - Как вы это установили?
   - Очень просто. - Миша взял в руки кортик, вынул  из  ножен  клинок.  -
Прежде всего клейма. Их три: волк, скорпион и лилия. Видите? Так вот. Волк
- это клеймо золингенских мастеров в  Германии.  Такие  клинки  назывались
"волчата". Они изготовлялись до середины шестнадцатого века.
   - Есть такая марка  оружия,  очень  знаменитая,  -  подтвердил  Алексей
Иваныч.
   - Изображением волка или собаки,  -  продолжал  Миша,  -  отмечал  свои
клинки толедский мастер Юлиан дель Рей, Испания.
   - Крещеный мавр, - вставил Генка.
   - Он жил  в  конце  пятнадцатого  века,  -  продолжал  Миша.  -  Теперь
скорпион. Это - клеймо итальянских мастеров  из  города  Милана.  Наконец,
лилия. Клеймо флорентийского мастера...
   - Параджини, - подсказал Генка.
   - Да, Параджини. Он тоже жил  в  начале  шестнадцатого  века.  Вот  что
обозначают эти клейма. Они обозначают мастеров.
   - Кто же из них сделал кортик? - спросил Алексей Иваныч.
   - Никто, - решительно ответил Миша.
   - Почему?
   - Потому что во всех книгах, которые мы прочли, написано,  что  кортики
появились только в начале семнадцатого века, а все эти клейма относятся  к
шестнадцатому веку.
   - Логично, - сказал Алексей Иваныч. - Но  зачем  же,  в  таком  случае,
клейма?
   Миша пожал плечами:
   - Этого мы не знаем.
   - Ребята правы. - Военный взял у Миши клинок и поднес его к  свету.  По
всей длине клинка тянулись едва  заметные  волнообразные  рисунки  в  виде
переплетенных роз. - Это дамасская  сталь.  Она  изготовлялась  только  на
Востоке. Значит, клейма европейских мастеров не имеют  к  клинку  никакого
отношения. По-видимому, мастер, изготовивший этот кинжал, хотел  показать,
что его клинок лучше самых знаменитых. С этой целью он и поставил эти  три
клейма.
   Миша несколько смутился тем, что военный сразу определил  то,  над  чем
мальчики трудились столько времени, но продолжал:
   - Тогда мы решили познакомиться с образцами кортиков, употреблявшихся в
России. Их было три типа. Во-первых, морской, но он четырехгранный, а этот
трехгранный. Значит, не подходит. Во-вторых, кортик егерей, но  его  длина
тринадцать вершков, а нашего - только восемь. Значит,  тоже  не  подходит.
Наконец, третий - это кортик полковых оружейных мастеров  при  императрице
Анне Иоанновне. Он имел в  длину  восемь  вершков,  наш  -  тоже.  Он  был
трехгранный, наш - тоже. И другие приметы сходятся. Поэтому мы решили, что
этот  кортик  принадлежал  какому-то  оружейному   мастеру   времен   Анны
Иоанновны.
   Миша кончил говорить, постоял немного и сел на диван рядом с  Генкой  и
Славой.
   - Что ж, - сказал военный, - попробуем искать владельца.
   Алексей Иваныч взял со стола квадратную книгу. На  ее  плотной  обложке
было написано: "Морской сборник. 1916 год".
   - Так вот, - сказал Алексей Иваныч,  -  при  взрыве  линейного  корабля
"Императрица Мария" погибло три офицера, носивших имя Владимир.  Иванов  -
мичман, Терентьев - капитан второго ранга, Неустроен -  лейтенант.  Встает
вопрос: кто из них владелец кортика? Сейчас посмотрим некрологи. - Алексей
Иваныч перелистал  и  пробежал  глазами  несколько  страниц.  -  Иванов...
молодой  и  прочее...  Неустроев...  исполнительный...  -  Алексей  Иваныч
замолчал, читая про себя, потом медленно проговорил: -  А  вот  интересно,
прошу послушать: "Трагическая смерть  унесла  В.В.Терентьева,  выдающегося
инженера  Российского  флота.  Его  незаурядные  способности  и   глубокие
познания, приобретенные под  руководством  незабвенного  П.Н.Подволоцкого,
давали ему все основания стать для  вооружения  флота  тем,  чем  был  для
вооружения сухопутных войск его знаменитый предок П.И.Терентьев".
   - Кажется, попали в точку, - сказал военный.  -  Есть  у  вас  военная,
энциклопедия, Алексей Иваныч?
   - Петров, - сказал Алексей Иваныч, - сбегай к Софье Павловне  и  возьми
для меня военную энциклопедию Гранат на букву "Т".
   Генка принес книгу, Алексей Иваныч перелистал ее:
   - Есть: "Терентьев, Поликарп Иваныч. Родился в  тысяча  семьсот  первом
году.  Умер  в  тысяча  семьсот  восемьдесят  четвертом  году.  Выдающийся
оружейный мастер времен Анны Иоанновны и Елизаветы  Петровны.  Служил  при
фельдмаршале Минихе. Участник сражений при Очакове, Ставучанах  и  Хотине.
Создатель первой  конструкции  водолазного  прибора.  Известен  как  автор
фантастического для своего времени проекта подъема фрегата "Трапезунд".
   - Вот и пригодился ваш оружейный мастер, - сказал военный.
   - Интересное совпадение, - заметил  Алексей  Иваныч,  -  упоминаемый  в
некрологе профессор Подволоцкий - дедушка одной из наших учениц.
   Мальчики переглянулись. Лелька! Вот здорово!
   - Ну, ребята, - сказал военный, - поработали вы на славу. - Он встал. -
Кортик, Миша, я пока у тебя возьму. Не беспокойся, придет время  -  верну.
Вижу, что и у тебя есть какая-то тайна. Может быть, расскажешь?
   - Никакой тайны у меня нет, - ответил Миша. - Мы просто  хотим  открыть
секрет кортика.
   Военный положил ему руку на плечо:
   - Я вам в этом помогу. Только дела свои ограничьте библиотекой.  Больше
ни во что не ввязывайтесь. Вы свое дело  сделали.  Фамилия  моя  Свиридов,
товарищ Свиридов. Ну, по рукам, что ли? - Он протянул Мише руку, большую и
широкую, как у Полевого, и Миша пожал ее.



60. УРОК РИСОВАНИЯ

   - Новое дело! - негодовал Генка, спускаясь по лестнице.  -  Мы  достали
ножны, провели серьезные исследования,  не  вылезали  из  библиотеки,  все
выяснили, а теперь, когда остается взять клад, он у нас все забрал!
   - Он прав, - сказал Слава, - мы можем испортить все дело.
   - До сих пор не портили, - проворчал Генка.
   - Мешать мы ему, конечно, не должны, - сказал Миша, - но почему нам  не
узнать про Терентьева? Этим мы никому не помешаем.
   Ребята  пришли  в  класс  рисования.  Вместо  парт  здесь  табуреты   и
мольберты.  На  стенах  развешаны  работы  лучших  художников  школы  -  в
большинстве  эскизы  декораций  школьных  постановок.  Под  картинами,  на
полочках, - "мертвая натура": статуи греческих богов, животных, фрукты  из
папье-маше. Сегодня рисуют статую "классической лошади".
   На уроке  рисования  весело.  Можно  сидеть  в  любой  позе,  вставать,
разговаривать. Преподаватель рисования Борис Федорович Романенко -  ребята
называют  его  "Барфед",  -  плотный,  добродушный  украинец  с   длинными
казацкими усами, расхаживал между мольбертами и поправлял работы.
   Миша подсел к Леле Подволоцкой:
   - Леля, у меня к тебе вопрос.
   - Какой? - спросила Леля, водя глазами от рисунка к натуре.
   - Скажи, Подволоцкий,  адмирал,  профессор  Морской  академии,  -  твой
дедушка?
   - Да. А что?
   Миша замялся:
   - Видишь ли, у него в академии учился  один  мой  дальний  родственник,
потом он пропал без вести. Так вот, не знает ли твой дедушка о его судьбе?
   - Но дедушка умер давным-давно, - ответила Леля.
   - Ах да, - спохватился Миша, - я и забыл совсем. Кто жив из его семьи?
   - Бабушка и тетя Соня.
   - Как думаешь, они знали дедушкиных учеников?
   - Не думаю. Он ведь читал лекции один, без бабушки и без тети Сони.
   - Это я сам  понимаю,  -  с  досадой  ответил  Миша.  -  Возможно,  что
некоторых учеников они все же знали.
   - Не думаю...
   - Секретничаете? - раздался за ними насмешливый голос Юры.
   Леля засмеялась:
   - Миша интересуется моими предками.
   Миша пересел к Славе и сказал:
   -  После  дедушки  остались  бабушка  и  тетя  Соня.  Вдруг  они  знали
Терентьева?
   - Попроси Лелю - она тебя познакомит со своей бабушкой.
   Миша махнул рукой.
   - Подошел Юрка, она ему все раззвонила...
   Миша хотел сообщить об этом Генке, но увидел, что  Генка  занят  важным
делом: он дразнил Кита.
   - Кит, а Кит!
   - Чего?
   - Ты из какого океана?
   Кит привык к этой шутке и молчал. Тогда Генка начал его обстреливать из
стеклянной трубочки жеваной бумажкой. Он попадал ему в затылок, и Кит,  не
понимая в чем дело, проводил по шее  ладонью,  как  бы  смахивая  муху,  к
великой потехе Зины  Кругловой.  Мише,  как  старосте,  конечно,  надо  бы
остановить Генку, но Кит так смешно смахивал несуществующую муху, что Миша
сам давился от смеха. Между тем  Кит,  одной  рукой  проводя  по  затылку,
другой тщетно пытался нарисовать лошадь. Ничего у него не получалось.
   Борис Федорович постоял возле Кита,  затем  подошел  к  доске  и  начал
показывать, что такое пропорции.
   - Вам, Китов, - говорил Борис Федорович, рисуя мелом  лошадь,  -  нужно
больше интересоваться живописью, развивать художественный вкус. А вы ничем
не интересуетесь. Ну-ка,  назовите  мне  великих  художников,  которых  вы
знаете.
   Кит не знал никаких художников  и  только  сопел,  вытаращив  глаза  на
Бориса Федоровича.
   - Что вы молчите? - спросил Борис Федорович. - Ведь вы были  с  нами  в
Третьяковской галерее. Вспомните, картины каких художников вы там  видели.
Вспомните, вспомните...
   - Репин, - тихо прошептал Генка позади Китова.
   - Репин, - громко повторил Кит.
   - Правильно, - сказал Борис  Федорович,  заштриховывая  гриву  коня  на
своем рисунке. - Какие картины Репина вы помните?
   - "Иван Грозный убивает своего сына", - подсказал Генка.
   - "Иван Грозный убивает своего сына", - грустно повторил Кит.
   - Хорошо,  -  сказал  Борис  Федорович,  деля  лошадь  на  квадраты.  -
Вспоминайте, вспоминайте.
   - Романенко нарисовал лошадь, - давясь от смеха, прошептал Генка.
   - Романенко нарисовал лошадь, - провозгласил Кит, и  класс  грохнул  от
хохота.
   - Что? Что вы сказали? - рука Бориса Федоровича повисла в воздухе.
   - Он нарисовал лошадь, - повторил несчастный Кит.
   - Кто - он?
   - Ну... этот... как его... Романенко.
   На этот раз никто не рассмеялся. Лицо  Бориса  Федоровича  побагровело,
усы оттопырились. Он бросил мел на стол и вышел из класса.



61. БОРИС ФЕДОРОВИЧ

   - Не знал я, что он Романенко, - пробурчал Кит, - я думал, Барфед, ну и
Барфед.
   - Ты думал! - передразнил  его  Генка.  -  Я  про  себя  сказал,  а  ты
повторяешь как попугай! Привык на подсказках выезжать. Теперь не  выдавай.
Попался, так выворачивайся.
   - Генка, это подлость! - сказал Миша.
   - Что ты, Миша? - Генка покраснел. - При чем тут я?
   Миша не успел ответить. Дверь отворилась, все бросились  по  местам.  В
класс вошел Алексей Иваныч.
   Высокий, худой, гладко выбритый, он стал у учительского стола и  окинул
притихший класс отчужденным, неприязненным взглядом.
   - Я не намерен обсуждать здесь ваш  возмутительный  поступок,  -  начал
Алексей Иваныч. - Я  хочу  поговорить  с  вами  совсем  о  другом.  Должен
сознаться, - он поднял брови, - я не знал за Китовым склонности к  шуткам.
Мне казалось, что его  интересы  и  способности  лежат  несколько  в  иной
области...
   Все отлично поняли, о  какой  способности  говорит  Алексей  Иваныч,  и
насмешливо посмотрели на Кита.
   - Очевидно, - продолжал Алексей Иваныч, - сидение по два года в  каждом
классе развивает в Китове остроумие, но остроумие это очень низкого сорта.
Китову, видите ли, кажется очень смешным сравнение великого  художника  со
скромным учителем рисования. А я ничего в этом смешного не нахожу.
   Алексей Иваныч помолчал, посмотрел в окно и продолжал.
   - По-видимому, К