дары.  Как-будто
кто-то стучал под землей. Жердяй  от  страха  присел  и  уткнул  голову  в
колени.
   Миша и Генка тоже присели. Но, как они потом говорили, не от страха,  а
для того, чтобы их не заметили люди, производившие эти звуки.
   Удары повторялись через короткие, но равномерные промежутки времени.
   Миша прислушался. Когда первый страх прошел, он  сообразил,  что  удары
доносятся не из-под земли, а откуда-то справа, из леса, и совсем близко.
   Он сделал Генке и Жердяю знак оставаться на месте, а сам, пригибаясь  к
земле, ползком стал двигаться в сторону, откуда слышались странные  звуки.
Но за ним пополз Генка, а за Генкой - Жердяй.
   Они проползли шагов двести. Удары слышались все ближе и  ближе.  Теперь
было  ясно,  что  где-то  копают  и  отбрасывают  землю.  Между  деревьями
мелькнула полоска лунного света.  Внезапно  все  смолкло.  Миша  осторожно
раздвинул ветки...
   Перед ним была крошечная полянка, а в середине полянки - яма. Два бугра
земли высились по ее краям. Возле ямы сидели два человека и курили.
   Это  было  совсем  близко.  Удивительно,  что  эти  люди  не   услышали
приближения мальчиков.
   Как ни меняется лицо человека при  лунном  свете,  Миша  узнал  парней,
которым лодочник передал мешки.
   Один парень плюнул на окурок,  бросил  его,  поднялся,  взял  лопату  и
прыгнул в яму. То же сделал и второй парень. И все это без единого слова.
   Снова раздались равномерные удары лопат.
   Миша сделал Генке и Жердяю предупреждающий жест и начал тихо  отползать
назад. Генка и Жердяй поползли за ним.
   Через несколько минут три маленькие юркие  тени  промелькнули  по  краю
просеки, направляясь в обратный путь, к лагерю.




ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ


36. ЕРОФЕЕВ

   Итак, парни - в лесу. Ребята торжествовали. Ведь они  оказались  правы.
Здесь действует банда. И возглавляет банду лодочник. И они убили Кузьмина.
   Правда, они что-то ищут, весь лес перерыли. Может быть, клад, о котором
с такой насмешкой говорили и следователь, и доктор, и художник.  Но  тогда
тем более вероятно, что именно они убили Кузьмина, который  был  лесником.
Остается только это доказать.
   Но как доказать? Ведь следователь не обращает на их  рассказы  никакого
внимания.
   Когда  следователь  приезжал  в  деревню,  он  долго   разговаривал   с
Ерофеевым. А на другой день Миша увидел Ерофеева в избе у Жердяя.  Ерофеев
сидел на скамейке, часто вынимал  из  заднего  кармана  большой  цветастый
носовой платок, похожий на салфетку, и вытирал им красную морщинистую шею,
лоб и, наконец, очки.
   Он надел очки и сказал:
   - Так-то вот, Мария Ивановна. Тебе  общество  поможет,  и  ты  обществу
помоги.
   - Что же я сделать-то могу? -  грустно  спросила  Мария  Ивановна;  она
сидела у стола, подперев голову рукой.
   - В город съезди, с сыном поговори. Зачем он невинных подводит?
   - Разве он винит кого?
   - Винить не винит, а от своей вины отказывается, - строго и внушительно
сказал Ерофеев. - Потому и ищут других. Глядишь,  и  невинного  привлекут.
Вот приезжал следователь, допрашивал: "Кто лодку угнал?" А кто  ее  угнал?
Может, мальчонка какой. А тут на всю деревню, на все  общество  подозрение
падает. Разве в лодке дело? Тут человек убитый, вот что.
   - Может, Микола и не виноват вовсе, - уныло проговорила Мария Ивановна.
   - Кто же тогда  виноват?  Были-то  они  двое.  -  Ерофеев  вздохнул.  -
Согрешил,  так  уж  покайся.  Нехорошо.  Всей  деревне,   всему   обществу
неприятности. Разве можно? Ну, поспорили, в бессознательности  был.  Разве
много  ему  дадут?  Тем  более  бедняк.  Советская   власть   к   беднякам
снисходительна. Через год и под амнистию попадет.
   - Как же можно такой грех на себя принять, ежели  не  убил?  -  сказала
Мария Ивановна.
   - Грех будет, если не покается, - сказал Ерофеев. - Невинных из-за него
таскают. Следователи ездют, шарют... Конечно, никому  от  них  не  боязно,
совесть у всех чистая, а все же неприятность. Нельзя так. Общество - сила.
Разве можно против общества идти? Общество и в нужде выручит, общество и в
беде поможет. Николая твоего все равно засудят, потому виноват. А тебе тут
с людьми оставаться. Вот и подумай: как на тебя  люди-то  будут  смотреть,
ежели сын твой общество подводит?
   Мария Ивановна тупо смотрела на угол стола.
   Мишу удивляло, что Ерофеев при нем так откровенно  и  цинично  требует,
чтобы Николай признался в том, в чем он не виноват.
   И, точно угадав Мишино недоумение, Ерофеев ханжески добавил:
   - Конечно, если бы Николай не был виноват, тогда другой разговор. А раз
виноват - признавайся. И органы судебные не надо обманывать. И следователя
не  надо  зря  водить.  Люди  государственные,  занятые.  Правду  им  надо
говорить. Не должны мы государство наше советское обманывать.
   Мишу передернуло от такого лицемерия.
   - Советская власть нас  и  землей  наделила,  -  продолжал  Ерофеев.  -
Правда,  слухи  ходют,   собираются   эту   землю   отобрать   в   колонию
беспризорническую. Ну, да власть не позволит. Не оставит она хрестьян  без
земли.
   Здесь уже Миша не мог смолчать.
   - Никто у крестьян землю не отбирает, - сказал он. -  Ее  должны  будут
вернуть только те, кто незаконно владеет сотнями десятин  и  эксплуатирует
крестьян-бедняков.
   - Таких у нас нет, молодой человек, - возразил Ерофеев. - Живем мы всем
обществом, мирно, справедливо. Нет у нас ни кулаков,  ни  бедняков  -  все
едины. - Ерофеев встал, надел на голову  фуражку.  -  Вот  так,  Ивановна,
подумай... - Потом добавил: - Вечером мальчонку подошли. Мучицы  наскребу.
А насчет Николая подумай. Очень тебя общество просит.
   Ерофеев вышел. Мимо  низеньких  окошек,  на  мгновение  затемнив  избу,
проплыли его сапоги и длиннополый сюртук.
   - И не вздумайте его слушаться! - сказал Миша.
   Мария Ивановна молчала.
   - Неужели вы его не раскусили? - воскликнул  Миша.  -  Ведь  он  хочет,
чтобы Николай  взял  вину  на  себя.  Он  боится,  что  найдут  того,  кто
действительно убил Кузьмина. И  не  вздумайте  даже  говорить  об  этом  с
Николаем. И никакой муки у него не берите.
   - Жить-то надо, - проговорила Мария Ивановна.
   - Разве вы без него не проживете? Да мы вам  отдадим  все,  что  у  нас
есть!
   - Я не про то, я не про муку, - печально ответила Мария Ивановна. - Как
против общества-то пойдешь? Жить-то с ними. Вот, - она показала на Жердяя,
- Ваську надо подымать.
   - Ерофеев - общество? - воскликнул Миша в негодовании. - Никакое он  не
общество! Я вас  предупреждаю,  Мария  Ивановна:  если  только  вы  будете
уговаривать Николая взять вину на  себя,  то  я  всем  расскажу,  что  вас
подговорил Ерофеев. Так и знайте! А ты, Жердяй, не смей ходить к Ерофееву.
Какой благодетель нашелся! Хочет, чтобы вы за кулечек муки сына продали.



37. КЛУБ

   Опасаясь, что Мария Ивановна все же пошлет Жердяя к Ерофееву за  мукой,
Миша увел его с собой в клуб.
   Зина Круглова  объясняла  деревенским  ребятам  законы  и  обычаи  юных
пионеров.
   - "Пионер смел, честен и правдив", - говорила Зина. - Что  это  значит?
Это значит, что пионер ничего и никого не боится, никогда не врет,  всегда
говорит только правду. Понятно?
   Ребята молчали.
   - Я спрашиваю: понятно или нет?
   - А как же отца-мать, тоже не бояться? - спросил Муха.
   - Конечно.
   - Выпорют! - сказал Муха.
   - Если вы перед родителями ни в чем не  провинились,  то  чего  вам  их
бояться?
   - Разбираться не станут, - сказал Муха, - выпорют, и  все.  Поди  потом
доказывай!
   - Родителей надо не бояться, а уважать, - объяснил Славка.
   - А как же, например, грозу, - спросил Жердяй, - или молнию? Ее тоже не
бояться? А если убьет?
   - Трусость и осторожность - разные вещи, - объяснила  Зина.  -  Человек
должен  опасаться  молнии,  должен  ее  беречься,  для  этого  и  делаются
громоотводы. А бояться не надо. Оттого что будешь бояться,  все  равно  от
молнии не спасешься.
   - Разве громоотвод поможет от молнии? - улыбнулся Жердяй. - Гроза - это
что? Это пророк Илья ездит по небу в колеснице  и  гоняет  бесов.  А  бесы
прячутся. И в деревья, и в зверей разных, и в  людей  даже  прячутся.  Вот
Илья-пророк и бьет по ним молнией. Спрятался бес  в  дерево  -  молния  по
дереву лупит. Спрятался в человека - молния в человека бьет. А чтобы бес в
тебя не вселился, молиться надо. Будешь в грозу молиться, бес  в  тебя  не
вселится и ты жив останешься. Больше ничем не спасешься.
   Так каждый раз! О чем бы ни говорили, они всегда переходили на бога.
   - Сейчас беседа не о боге, а о  законах  и  обычаях  юных  пионеров,  -
сказал Миша. - О боге поговорим в другой  раз.  А  пока  вам  надо  понять
законы и обычаи. Иначе как же вы сможете вступить в пионеры?
   В клуб вошли Сенька Ерофеев и Акимка. Услышав последние  Мишины  слова,
Сенька сказал:
   - Кто в пионеры поступает?  -  Он  повернулся  к  ребятишкам  и  грозно
повторил: - Кто? Покажись!
   Никто не показался. Все боялись Сеньки.  Только  Жердяй  не  боялся  ни
Сеньки, ни Акимки и сказал:
   - А хотя бы я собираюсь. Тебе какое дело!
   - Попробуй! - угрожающе проговорил Сенька.
   - И попробуем. У тебя не спросили! - сказал осмелевший Муха.
   Миша молчал. Он хотел, чтобы  ребята  сами  дали  отпор  Сеньке.  Пусть
почувствуют свою силу, пусть поймут, что им нечего бояться ни  Сеньки,  ни
Акимки.
   Сенька погрозил Жердяю и Мухе кулаком:
   - Поговорите!
   Но уж такой угрозы ребята допустить не могли. Генка подошел к Сеньке:
   - Ты чего кулаками размахался? А ну катись отсюда!
   -  Но,  но,  поосторожней!  -  нагло  и  трусливо  ответил  Сенька.   -
"Катись"!.. Подумаешь, какой  хозяин  нашелся!  Ваш,  что  ли,  это  клуб,
собственный? Вот как наверну! - и поднял кулак.
   - Наверни, наверни! - сказал Генка,  наступая  на  Сеньку.  -  Наверни,
попробуй! - Он вошел в азарт и лез в драку Наконец-то он  рассчитается  за
яйцо, разбитое на голове!
   Миша встал между ними:
   - Уходи, Ерофеев! И имей в виду: никто тебя не боится. Нас много, а  ты
один. И со всеми ты не справишься.
   Сенька обвел всех  злобным  взглядом,  повернулся  и  пошел  к  выходу,
сопровождаемый смехом и улюлюканьем ребят. Поражение всесильного  Ерофеева
было для них неожиданным и приятным событием.
   В дверях Сенька оглянулся и опять погрозил всем кулаком. Раздался новый
взрыв хохота. Тогда, в бессильной ярости, Сенька опустил  кулак  прямо  на
шею Акимке.
   - А меня за что? - жалобно спросил Акимка.



38. БОРЬБА РАЗГОРАЕТСЯ

   На следующий день кто-то сломал четыре яблони в бывшем помещичьем саду.
Явился председатель сельсовета с двумя крестьянами, пригласил Мишу в  сад,
показал ему сломанные яблони, мрачно спросил:
   - Твоих ребят работа?
   - Нет - твердо ответил Миша, - никто из ребят не мог этого сделать.
   - Кто же их сломал?
   - Не знаю.
   - Кроме ваших ребят, некому, - сказал председатель. - Разве  вы  видали
кого постороннего?
   Никого постороннего Миша не видел.
   - То-то и оно, - сказал председатель. - Не было здесь посторонних, и не
могло быть. Значит, ваши ребята и сломали.
   - Нет! - закричал Миша. - Не станут они ломать деревья.
   Председатель покачал головой:
   - Ведь вот сломали...


   А через несколько дней председатель вызвал Мишу в  сельсовет  и  вручил
ему бумагу из губоно.  Отряду  предлагалось  немедленно  покинуть  усадьбу
"ввиду систематической порчи таковой". Бумага была подписана Серовым.
   Серов... Кто это такой? Знакомая фамилия... Ах  да,  это  им  подписана
охранная грамота на усадьбу.
   Итак, их выгоняют. Какой позор!
   Разве они могут уйти отсюда? Уйти - значит признать  свою  вину.  Какая
память останется о них в  деревне?  И  как  все  бросить:  отряд,  который
вот-вот уже организуется, ликбез, клуб - они уже  успели  привести  его  в
порядок, закрасив мазню Кондратия Степановича. Нет, они не  сдадутся!  Они
ни в чем не виноваты и докажут свою правоту.
   Было решено, что Миша и Славка поедут в город и  будут  там  добиваться
отмены распоряжения Серова.



39. БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

   Товаро-пассажирский поезд тащился медленно,  останавливаясь  на  каждом
полустанке. За  окном  вагона  знакомая  картина:  железнодорожные  будки,
телеграфные столбы,  стаи  воробьев  на  проводах,  закрытые  шлагбаумы  и
вереница подвод за ними, баба-стрелочница со свернутым  желтым  флажком  в
руке, деревня на косогоре, пруд за насыпью и утки на пруду, на платформе -
бородатый мужчина с маленьким блестящим  бидончиком  в  руках,  рабочие  с
ломами и лопатами, старуха, бредущая  по  тропинке  с  цветастым  узелком,
дачники на велосипедах...
   Впрочем, наслаждаться пейзажем Миша и Славка  особенно  не  могли:  они
увидели графиню.
   Притиснутая в угол скамьи, она клевала носом у открытого окна, и черная
паровозная пыль садилась ей на лицо.
   Мальчики не придали бы особого значения встрече  с  ней,  но  в  другом
вагоне они заметили лодочника.
   Зачем же они едут оба? И в разных вагонах?
   Поезд прибыл в город.  Пассажиры  заполнили  мокрую  платформу.  Видно,
только что прошел дождь.  Капли  его  блестели  на  урнах,  на  переплетах
вокзальных ферм.
   - Я буду следить за лодочником, а ты за графиней, - прошептал  Миша.  -
Только смотри не прозевай.
   Не спуская глаз с графини и лодочника, мальчики  медленно  двигались  в
толпе. Графиня и лодочник шли  отдельно:  она  впереди,  он  на  некотором
расстоянии сзади.
   Вот  и  привокзальная  площадь...  Извозчики  на   высоких,   неуклюжих
пролетках,  зазывающие  седоков;  когда  пролетка  трогается  по  булыжной
мостовой,  ее  черный  откидной,  похожий  на  гармошку  верх  прыгает   и
трясется... Разносчики "фруктовой" с большими бутылями, в которых плещется
водопроводная вода, подкрашенная дешевым сиропом. Лоточники с  лотками  на
груди. Беспризорники, сидящие в тени  вокзала  в  ленивых  позах  и  зорко
поглядывающие на вещи пассажиров.
   Графиня исчезла, но лодочника мальчики не упустили. Он пошел по  улице,
мальчики - на некотором расстоянии за ним. И когда  они  шли  за  ним,  то
снова увидели шедшую впереди графиню.
   Самое странное заключалось в том, что лодочник следил за  графиней.  Он
ловко скрывался за прохожими. Когда графиня задержалась на углу, пропуская
длинный обоз, лодочник тоже остановился, даже спрятался за крыльцом дома и
сделал вид, будто скручивает папиросу. Мальчики едва  успели  укрыться  за
газетным киоском.
   Так шли они  некоторое  время  -  лодочник  за  графиней,  мальчики  за
лодочником, - пока все не пришли на  улицу,  где  помещался  краеведческий
музей.
   Это была тихая, пустынная улица. Спрятавшись за углом, мальчики видели,
как графиня вошла в музей, как, притаившись за выступом стены,  следил  за
ней лодочник. Потом лодочник перешел улицу и улегся на траве на  небольшой
лужайке в тени дерева.
   Мальчики некоторое время постояли за своим укрытием. Затем решили,  что
Миша пойдет к Серову, а Славка останется здесь и постарается узнать, зачем
графиня пошла в музей и почему лодочник за ней следит.



40. У СЕРОВА

   Серов был одет  в  обычный  костюм  губернского  совработника:  галифе,
сапоги, защитный  френч  с  накладными  карманами.  Сидел  он  за  большим
письменным столом с круглыми резными ножками.
   При взгляде на Серова Мише сразу вспомнился урок геометрии, на  котором
они рисовали куб и шар. Только там куб и шар стояли рядом, а здесь шар был
водружен на куб; к короткому квадратному  телу  была  привинчена  большая,
круглая, лысая голова. Шеи не было вовсе - ее заменяли  несколько  толстых
складок между головой и туловищем.
   Жирные губы, маленькие живые карие глазки и сытая улыбка придавала лицу
Серова такое выражение, будто он только что встал из-за  обильного  стола,
но тем не менее не прочь снова вернуться  к  нему.  Его  квадратное  тело,
утолщенное оттопыренными на жирной груди накладными карманами, покоилось в
кресле неподвижно, а голова вертелась во все стороны.
   Выслушав Мишу, он сокрушенно покачал головой:
   - Знаю, знаю... Про все ваши несчастья знаю... Кое-как дело  потушил...
Могло быть хуже.
   Миша остолбенел:
   - Какое дело?
   - Тут против вас такое  поднялось,  -  Серов  крутнул  головой,  махнул
рукой, - такое... Хотели в Москву писать. А  я  говорю:  "Бывает!  Бывает!
Ребята молодые, неопытные, вот и не поладили с местным населением. Что же,
казнить их? Перейдут на другое место, и дело с концом".
   - Почему мы должны перейти на другое место?
   Придав своему голосу мягкие, дружеские и убедительные интонации,  Серов
заговорил об усадьбе, об ее исторической ценности. Это гордость  губернии,
ее инвентарь хранится в местном  музее,  в  разделе  "Быт  помещика";  это
достояние народа, и его надо оберегать.
   - Долго ли перенести палатки? - убеждал Серов. - И какая  разница,  где
они будут стоять?
   - Палатки перенести нетрудно, - ответил Миша, -  но  почему  мы  должны
уйти? Это несправедливо. Посмотрим, что еще скажет губком комсомола.
   Серов на мгновение закрыл  глаза.  Опущенные  веки,  сильно  припухшие,
неестественно большие для таких маленьких глазок, на мгновение  превратили
его лицо в толстую, неподвижную маску.
   И когда он открыл глаза, они уже не перебегали с предмета на предмет, а
пристально и отчужденно смотрели на Мишу.
   - Знаете, чем это для вас кончится?
   - Чем?
   - Вас исключат из комсомола.
   - За что меня исключат из комсомола? - поразился Миша.
   - За все, что вы там натворили, - грубо сказал Серов. - Что за вожатый,
у которого пионеры разбегаются и попадают в дела об  убийстве.  Вот  какой
клубок! Самое выгодное - вовремя уйти. Договорились?
   В его голосе Миша услышал желание получить утвердительный ответ.
   - Я комсомолец и от комсомола никуда не прячусь, - ответил Миша.



41. ПОБЕДА

   Секретаря губкома комсомола Миша поймал  на  лестнице.  Это  был  русый
паренек в кожаной куртке, брюках клеш и серой кепке.
   - Тебе чего? - спросил он на ходу у Миши.
   Миша пошел с ним рядом и начал рассказывать о своем деле. Но  секретаря
все время останавливали, иногда он останавливался сам, окликал кого-нибудь
и в конце концов объявил, что ничего не понял.
   - Ничего я, брат, не понял. Сядем-ка здесь, и расскажи все по порядку.
   Они уселись на подоконнике. Миша снова рассказал все по порядку.
   На этот раз секретарь понял и сказал:
   - С убийством этого крестьянина разберутся  и  без  вас.  Что  касается
усадьбы, то бывшие хозяева не  хотят  ее  отдавать  под  детдом,  а  Серов
воображает  себя  ценителем  древностей  и  объективно   помогает   бывшим
помещикам. У меня был директор московского детдома. Усадьбу  они  получат.
Что касается вашего отряда, то Серов слишком много  берет  на  себя.  Если
ваши ребята в чем-нибудь виноваты, то будут отвечать не перед  Серовым,  а
перед комсомолом. Оставайтесь на месте и никуда не переезжайте.
   - А если Серов опять прикажет убираться? - спросил Миша.
   - Пусть приказывает сколько угодно, - беззаботно ответил  секретарь,  -
вы ему не  подчиняетесь.  Хватит  ему  головотяпствовать.  В  случае  чего
сошлись на меня. Понял? Ну и катись! Без тебя дел вагон.
   "Боевой парень!" - подумал Миша, выйдя из губкома.
   Точно гора свалилась с Мишиных плеч.
   Все ясно, все понятно, все честно.
   Отряд остается на месте и доведет до конца начатые дела.
   Здорово он все провернул!



42. В МУЗЕЕ

   Славка дожидался Мишу у музея.
   - Все в порядке, - объявил Миша, - мы остаемся в усадьбе. Что  у  тебя?
Видел графиню?
   - Пойдем в музей, я тебе кое-что покажу, - ответил Славка.
   Маленький вестибюль музея украшали бивни мамонта, свидетельствуя, что в
отношении мамонтов эта губерния  не  отстала  от  других.  Затем  тянулась
длинная анфилада комнат: животный мир, полезные  ископаемые,  растительное
царство, кустарные промыслы, история края, быт помещика... В  отделе  "Быт
помещика" и  стояла  обстановка  и