омаленьку  сознаваться,   и   скоро
выяснилось,  что он и знаменитый своей жестокостью атаман полка петлюровских
погромщиков Козырь-Зирка - одно и то же лицо.
     Это по его приказанию в тот год, когда пилсудчики и петлюровцы навсегда
убегали с  Украины,  молодчики из  полка "Гуляй-душа" перерезали в  местечке
Овруч добрую половину мирного,  ни в  чем не повинного населения и родителей
нашего фабзайца Монуса Гузарчика.  Это про него,  Козыря-Зирку, перепуганные
жители пограничных украинских местечек пустили слух,  что он  не  то граф из
Белой Церкви,  не то беглый галицийский каторжник...  Это он,  Козырь-Зирка,
окруженный в  селе Приворотье партизанским отрядом,  увидев,  что приходится
худо,  убил своего денщика,  такого же смуглого высокого парня,  как он сам,
сунул ему в карман свои документы,  подписанные Симоном Петлюрой, и, обманув
партизан, решивших, что убит настоящий Козырь-Зирка, сумел скрыться.
     Следствие по его делу проводил Вукович.
     На  следствии  выяснилось,  что  Козырь-Зирка  никакой  не  граф  и  не
каторжник, а самый обыкновенный попович, сын священника из города Ровно.
     Убежав после неудачного союза Петлюры с  Пилсудским в Польшу от Красной
Армии,  Козырь-Зирка  посидел немного в  польском концентрационном лагере  в
Калише.  Туда,  в лагерь, из Варшавы дважды приезжал хорошо одетый человек в
штатском,  в  черной шляпе  с  поднятыми кверху твердыми полями,  с  тяжелой
палкой  в  руках.  Был  он  худощав,  смугл  и  отлично  говорил  по-русски.
Козырь-Зирка, как и многие жители той части Волыни, что некогда принадлежала
Российской империи,  тоже говорил по-русски. Они долго беседовали с приезжим
на  русском  языке,  и  Козырь-Зирка  был  в  полной  уверенности,  что  это
какой-нибудь крупный русский белогвардеец из тех,  что объединились в Польше
вокруг известного террориста и врага Советской власти Бориса Савинкова.
     Велико было удивление Козыря-Зирки, когда вскоре после этих визитов его
вызвал к себе начальник концентрационного лагеря пилсудчик Заремба и сказал:
     - Могу вас поздравить,  атаман! Вы понравились представителю английской
разведки господину Сиднею Джорджу Рейли.  Это  старый враг  большевиков.  Он
знает Россию так,  как я  -  Калиш.  Он вполне удовлетворен беседой с  вами.
Капитан  Рейли  объезжает сейчас,  по  разрешению маршала  Пилсудского,  все
лагеря, где содержатся интернированные части петлюровских войск. Он выбирает
из них самых испытанных и самых отважных сторонников самостийной Украины. По
личной просьбе капитана Рейли я  вас отпускаю домой,  в Ровно,  на каникулы.
Поезжайте,  отдохните, поправьтесь. Вас найдут, когда будет нужно. А о нашем
разговоре пока забудьте.
     Козырь-Зирка  не  только  поправился на  бесплатных церковных харчах  в
приходском доме у своего папаши:  выйдя благодаря заступничеству англичанина
из-за  колючей  проволоки  на  волю,  Козырь-Зирка  начал  разыскивать своих
приятелей, служивших вместе с ним у Петлюры.
     После  того  как  Красная Армия  разгромила петлюровщину,  много бывших
вожаков  и  рядовых  участников  различных  петлюровских  банд  очутилось  в
эмиграции. Одни бежали в Чехословакию, другие - в Канаду, третьи - в Австрию
и  Германию,  но  больше всего  их  болталось без  всякого дела  в  Польше и
особенно в главном городе Западной Украины - Львове. Их-то и стал потихоньку
прибирать к  рукам  и  записывать в  свои  тайные реестры бывший австрийский
офицер и полковник "сичовых стрельцов" Евген Коновалец. Он был известен и на
Советской Украине как жестокий мучитель трудящихся Киева, подавлявший вместе
со своими "стрельцами" революционное восстание рабочих завода "Арсенал",  не
пожелавших служить "самостийникам".
     Трудно было  Козырю-Зирке  с  помощью одной  только переписки разыскать
своих старых дружков - атаманчиков. Решил он сам махнуть во Львов.
     В  те  годы Коновалец сколачивал из  этих предателей украинского народа
свою преступную "Украинскую военную организацию" - УВО.
     Когда вожаки тайной контрреволюционной организации принимали в ее члены
Козыря-Зирку, он утаил, почему именно ему удалось так быстро вырваться из-за
колючей проволоки концентрационного лагеря в  Калише.  Совет  Зарембы забыть
разговор с  ним и  повторный визит англичанина Козырь-Зирка запомнил хорошо.
Правда,  он  слабо верил,  что  его могут еще найти и  предложить услугой за
услугу  оплатить быстрое освобождение из  лагеря.  Однако английский капитан
Сидней  Джордж  Рейли  хорошо  помнил  громилу  и  бандита с  волосами цвета
вороньего крыла и  щегольскими бачками и  через своих людей отыскал его даже
вдали от Ровно.
     Случилось это во Львове.  Приехав во Львов,  Козырь-Зирка остановился в
"Народной гостинице".  Не успел он принять ванну и просушить свои жесткие, с
синеватым отливом волосы, как в дверь номера постучался портье и сказал, что
"пана из  Ровно" просят к  телефону.  Женский голос просил его прийти сейчас
же,  немедля, по важному интимному делу в соседнюю гостиницу "Империаль", на
улице Третьего мая.  Мучаясь в догадках, как его смогли разыскать так быстро
во Львове, Козырь-Зирка оделся, причесался и пошел по приглашению незнакомки
в  гостиницу "Империаль",  где  обычно останавливались приезжавшие во  Львов
купцы из захолустных местечек Галиции.
     Он  очень  удивился,  когда после стука в  дверь названного незнакомкой
номера  его   пригласил  войти  туда  громкий  мужской  голос.   Как  только
Козырь-Зирка   перешагнул  порог,   ему   навстречу   поднялся   щеголеватый
офицер-пилсудчик.
     Это  был  один  из  старых  сотрудников польской военной разведки,  так
называемой  "офензивы",   майор  Зигмунд  Фльорек,   работавший  во   Львове
одновременно  не  только  на  маршала  Пилсудского,   но  и   на  английскую
разведывательную службу Интеллидженс сервис.
     - Вот  мы  вас и  отыскали,  пане атамане!  -  сказал майор Фльорек.  -
Простите,  что я потревожил вас и пригласил зайти сюда.  Меня в городе знают
многие,  и  если бы  я  нанес вам  визит,  это стало бы  известно достаточно
широкому кругу лиц.  А  вашу организацию и  без того обвиняют в том,  что вы
находитесь в тайном контакте с польской разведкой.
     Ошарашенный уже  первыми  словами  майора,  Козырь-Зирка  удивился  еще
больше,  когда  Фльорек  передал  ему  личный  привет  от  капитана Рейли  и
пожелание успеха в первом, довольно опасном задании.
     Начальник представительства второго отдела польского генерального штаба
во  Львове  майор  Фльорек сказал  Козырю-Зирке,  что  буржуазия всего  мира
готовится к войне с Советским Союзом.  Желая уверить поповича из Ровно,  что
это именно так,  майор Фльорек достал из своей сумки свежий номер английской
газеты и  перевел ему  выдержку из  статьи на  эту тему:  "С  большевизмом в
России будет покончено еще в текущем году, а как только это случится, Россия
вернется к  старой жизни и откроет свои границы для тех,  кто пожелает в ней
работать".
     - И для вас откроет,  мой дорогой атаман!  - сказал Фльорек поповичу. -
Вы  знаете,  кто  это пишет?  Генри Детердинг,  крупнейший нефтепромышленник
мира. Он уже бросил миллионы золотых рублей на то, чтобы удушить большевизм,
и  не  пожалеет еще столько же,  лишь бы его планы осуществились.  Его слову
можно верить!
     Посулив  Козырю-Зирке  хорошую  должность на  Украине,  если  Советская
власть  будет  разбита,  Фльорек  попросил  его  выполнить важное  поручение
английского капитана - близкого друга английского министра Черчилля.
     Майор  Фльорек  поручил  Козырю-Зирке  перейти  на  советскую сторону и
взорвать штаб ЧОНа в нашем городе,  со всеми его складами.  Майор Фльорек не
врал,   говоря  Козырю-Зирке,   что   война   с   Советским  Союзом  близка.
Подстрекаемые  Черчиллем  и   Чемберленом,   генералы   Пилсудского  первыми
готовились воевать в  тот год с Советским Союзом.  Вскоре их наемник убил на
перроне варшавского вокзала советского полпреда коммуниста Петра Войкова,  а
польский генеральный штаб подтянул к советской границе свои отмобилизованные
корпуса.  Почти  одновременно с  этими  событиями английские шпионы  бросили
бомбы в партийный клуб Ленинграда.
     Майор Зигмунд Фльорек посулил Козырю-Зирке от  себя и  от  Сиднея Рейли
хорошую денежную награду, если дом на Кишиневской улице будет взорван.
     - Весь мир  услышит грохот этого взрыва,  и  ваше имя будет записано на
страницах истории,  мой атаман! - сказал Фльорек поповичу на прощанье, давая
ему адреса и явки на советской стороне.
     Во   время  беседы  Фльорека  с   Козырем-Зиркой  в   номере  гостиницы
"Империаль" на  удобном плюшевом диване  молчаливо сидел,  потягивая пахучую
сигару,  худощавый,  средних лет мужчина в черном костюме и дымчатых очках в
золотой оправе.  По  словам  Козыря-Зирки,  этот  человек,  которого Фльорек
назвал  своим  лучшим  другом,   был   "корреспондентом"  английской  газеты
"Манчестер  гардиан".   Фамилию   "корреспондента"  -   очень   мудреную   -
Козырь-Зирка не запомнил.  Но кто-кто,  а Вукович отлично знал, какой именно
"корреспондент"  решил   лично   повидать   нового   петлюровского  бандита,
завербованного Сиднеем Джорджем Рейли на английскую разведывательную службу.
     ...По  допросам диверсантов-националистов,  задерживаемых на  советской
территории,  Вукович хорошо знал:  обычно на  явочных квартирах во Львове их
всегда вместе с  Фльореком молча осматривал этот же  тип  в  черном сюртуке,
называемый  для  отвода  глаз  "корреспондентом".   Довольно  скоро  Вукович
установил его  настоящую фамилию.  Это был один из  девятнадцати иностранных
представителей,  обосновавшихся в те годы во Львове, - консул Великобритании
полковник Джордж Уайтхед.  Он хотел лично убедиться,  кому именно идут сотни
фунтов   стерлингов,   передаваемые  им   Фльореку  для   ведения  подрывной
диверсионной работы  на  советской земле.  И  конечно  же,  ему  было  очень
"неудобно",  опасаясь возможных провалов,  называть при  таких встречах свое
звание и подлинную фамилию. "Пусть, - думал он, - в случае неуспеха вся вина
падает на представителя польской разведки Фльорека".
     Даже провалы диверсантов были выгодны для полковника Уайтхеда:  они еще
больше  обостряли и  без  того  плохие отношения между  Польшей и  Советским
Союзом. А в этом прежде всего была очень заинтересована Великобритания...
     Границу Козырь-Зирка переходил в  знакомых местах.  Начальник ровенской
комендатуры "Корпуса охраны  пограничья" поручик Липинский сам  проводил его
глубокой ночью до Збруча и пожелал ему успеха на прощанье...
     - Пишите,  пишите, - говорил Козырь-Зирка на следствии Вуковичу. - Игра
сделана, ставок нет!
     Он  охотно  рассказывал Вуковичу  свою  жизнь,  подшучивал цинично  над
многими своими промахами, с усмешечкой вспоминал свои преступления, длинными
пальцами разминал одну  за  другой папироски "Сальве",  затягивался глубоко,
жадно,  видно  предчувствуя,  что  вот-вот  придется ему  выкурить последнюю
папироску, и, не глядя, швырял в белую пепельницу изгрызенные острыми зубами
окурки.
     - Какой  смысл  мне  теперь  скрывать  от  вас  что-нибудь,  подумайте,
гражданин следователь, - повторял на допросах Козырь-Зирка. - Душа моя лежит
перед вами,  как на подносе. Неужели вы думаете, мне интересно утаить от вас
еще какое-нибудь одно паршивое убийство, или налет, или явку. Ведь ни одного
доллара и ни фунта стерлингов я уже больше не получу -  сами понимаете. Если
ваши  пограничники хлопнули возле  Финляндии моего  шефа,  этого англичанина
Сиднея Джорджа Рейли,  то где уж мне с вами хитрить!  После меня хоть потоп.
Исповедуюсь, как перед богом, как на Страшном суде, поверьте мне!
     Вукович был  твердо уверен,  что,  направляя Козыря-Зирку по  поручению
английской разведки на  советскую сторону,  майор  Фльорек не  мог  не  дать
бандиту хотя бы  несколько явок.  Без  этих дополнительных явок Козырь-Зирка
был бы слеп и не смог бы выполнить поручения англичан.
     Бандит на  следствии отрицал,  что именно Печерица помог ему пробраться
через общежитие химического техникума на крышу чоновского сарая.
     - Сам  всего  достиг,   -  говорил  Козырь-Зирка.  -  Кирпичную  стенку
потихоньку разобрал,  пронюхал,  где  и  что  там  находится во  дворе.  Мы,
волки-одинцы самого высшего разбора,  только в одиночку ходим,  и наша шкура
поэтому дороже всего ценится! Получилось бы у меня все, как задумано было, -
гулял бы сейчас на английские денежки где-нибудь в Париже, и даже папашенька
родной не узнал бы, откуда я такие средства приобрел...
     Вина  Печерицы  перед  Советской  властью,   по   мнению  Козыря-Зирки,
заключалась только в  том,  что он сжалился над истекающим кровью человеком,
спрятал его у себя, позвал к нему доктора.
     - До этого я Печерицы в глаза не видывал,  -  говорил Козырь-Зирка, - и
он, по-моему, совершенно лояльный советский работник, только мягкосердечный,
немного, это да. Очень жаль, что я его подвел.
     По   словам  Никиты  Коломейца,   рассказывавшего  мне   эту   историю,
Козырь-Зирка ужасно огорчился,  когда во время следствия Вукович показал ему
Полевого и  сказал,  что  это  именно  наш  директор подстрелил его  там,  в
чердачном проломе, из своего "воблей-скотта".
     - Вот никогда бы не поверил!  -  сознался бандит.  - А я думал, что это
заранее  чекисты  мне  ловушку подстроили.  Чтобы  меня  подстрелил штатский
человек! Чепуха какая-то! Позор до конца дней моих!
     - А  деньков-то немного осталось?  -  заметил Полевой,  задетый словами
бандита. - Побаловался - отвечай!
     Козырь-Зирка  заскрипел  зубами,   но  тут  же,   спохватившись,  снова
заулыбался и  продолжал давать показания в  своей прежней,  циничной манере,
так, словно не было рядом ни Полевого, ни Коломейца.
     ...На  следующий же  день  после  ареста Козыря-Зирки кто-то  стрелял в
доктора Гутентага.
     Возвратившись со  своей  дочерью из  городского театра,  доктор включил
свет и  подошел к окну,  чтобы закрыть ставни.  В кустах палисадника хлопнул
выстрел,  и револьверная пуля, пробив фрамугу на расстоянии двух сантиметров
от  головы  Евгения Карловича,  со  звоном врезалась в  стоявшую на  полочке
старинную китайскую вазу.
     Стрелявший успел скрыться,  но  его  выстрел подсказал Вуковичу,  что в
городе есть кто-то  еще,  кто связан с  людьми,  приславшими на  эту сторону
Козыря-Зирку.
     Несколько позже  Вукович  узнал  от  крестьян-перебежчиков из  Западной
Украины,  перебравшихся на  советскую  сторону  от  притеснений  панов,  что
примерно в  тот  же  день в  городе Ровно неизвестными грабителями был  убит
аптекарь Томаш Гутентаг.  Убийцы застрелили его  в  аптеке и  забрали оттуда
часть лекарств.
     В ночь же неудачного покушения на доктора Евгения Карловича Гутентага в
двадцати верстах от нашего родного города, в районе самой отдаленной заставы
села Медвежье Ушко,  советские пограничники задержали старого придурковатого
нищего:  он пытался проскочить в  Польшу.  В  узеньком воротнике его грязной
обовшивевшей сорочки была найдена маленькая,  свернутая в трубку записочка -
"грипс". Тайнописью сообщалось:

                               "Дорогая мамо!
     Бычка  доктор продал чужим людям,  отберу задаток.  Гогусь,  трясця его
матери,  переехал на  другую квартиру.  Ищите  его  уже  сами  и  поговорите
по-хозяйски с аптекарем Г.
                                                              Ваш сын Юрко".


     Лежа в тюремной больнице,  пока не затянулась его рана, Козырь-Зирка не
знал  о  поимке этого нищего -  связного шпионской группы,  действовавшей на
советской территории.  Козырь-Зирка был также твердо убежден в том, что жена
Печерицы сожгла  все  секретные документы,  которые могли  бы  изобличить ее
мужа.
     Действительно, когда чекисты схватили бандита, Вукович, сразу же открыв
медную дверцу печки в  кабинете Печерицы,  обнаружил на  задымленной решетке
теплую еще  кучку  пепла.  Но  перед  своим  неожиданным бегством из  города
Печерица,  видимо,  забыл предупредить жену о  том,  что  хранилось в  левом
бельевом ящике их семейного шкафа.  А быть может,  Ксения Антоновна в панике
забыла об этом ящике?..
     На  самом  дне  ящика,  набитого чистым  бельем с  монограммами "К.П.",
"З.П.", Вукович нашел чистый, сложенный ромбиком носовой платочек.
     Это  был  хорошо  отутюженный  платочек,   подрубленный  светло-голубой
ниткой.  Рядом,  на  дне  ящика,  лежало еще  несколько таких платочков.  Но
Вуковичу показалось, что этот платочек чуточку отличается от всех остальных.
Материя была одна и та же и работа одна, а платочек казался чуточку потолще.
     И  когда  Вукович развернул его,  он  увидел,  что  в  платочек вложено
отпечатанное на тонком батисте удостоверение:

     "Предъявитель сего  сотник Украинских сичовых стрельцов Зенон  Печерица
во  время  отхода наших  войск  в  Галицию оставлен в  городе для  работы на
Подолии в пользу самостийной,  суверенной Украины.  Я лично дал ему задания,
как   вести  себя  и   что   делать  для   осуществления  целей  украинского
национализма.  Просим  все  военные и  гражданские учреждения,  когда  снова
возвратится наше войско на большую Украину,  ни при каких обстоятельствах не
обвинять  предъявителя  сего,  Зенона  Печерицу,  в  большевизме.  Комендант
Корпуса Сичовых Стрельцов
                                                 Полковник Евген Коновалец".

     Вот и все. Больше никаких следов Печерицы не было.
     Правда,  благодаря "грипсу",  отнятому у придурковатого нищего, Вукович
догадывался,  что "Гогусь", переменивший квартиру, и Печерица - одно и то же
лицо.
     Моя  встреча  с  Печерицей в  поезде  могла  помочь  Вуковичу решить  и
остальные загадки.
     По анкетам Печерицы,  оставшимся в делах окрнаробраза,  выяснилось, что
сам он  родом из  Коломыи,  служил сперва в  легионе "сичовых стрельцов",  а
затем в одном из отрядов так называемой "Украинской галицкой армии" и, после
того как  группа ее  офицеров вместе со  "стрельцами" отказалась вернуться к
себе  в  Галицию под  власть  пилсудчиков,  остался в  Проскурове,  а  затем
переехал в Житомир.
     Именно об  этом говорили анкеты,  сведения сослуживцев,  хорошие отзывы
тех  организаций,  в  которых до  приезда в  наш  город работал доктор Зенон
Печерица.
     Но  позабытый лоскуток батиста  с  мелкими  буквами штабной машинки,  а
самое  главное -  личная  подпись Евгена  Коновальца,  сделанная несмываемой
тушью, убеждали Вуковича в другом.
     Вукович  отлично знал,  что  полковник Евген  Коновалец еще  со  времен
первой мировой войны тайно работал в германской военной разведке,  снабжался
немецкими марками и,  уводя "сичовиков" с  Украины,  оставил на  пути своего
отхода  немало тайных агентов,  поручив им  в  целях  маскировки прикинуться
сторонниками Советской власти.
     Не   всякому   "сичовику"  выдавал  Евген   Коновалец  такие   охранные
удостоверения.  Надо было не  один раз сопровождать "пана коменданта" в  его
кровавых походах  по  Украине,  чтобы  заслужить его  доверие и  получить на
память такой батистовый лоскуток.
     Люди,  прятавшие годами до  поры до времени батистовые лоскутки,  имели
приятелей и помощников.
     Несомненно,  имел их  и  бежавший из  города в  неизвестном направлении
Зенон Печерица.  Иначе не  мог  бы  он  так  быстро выяснить,  куда  именно,
закончив  срочные  операции  в  городской  больнице,  пошел  доктор  Евгений
Карлович Гутентаг.  Это именно они, помощники и приятели Печерицы, послали в
Польшу,  к  майору Зигмунду Фльореку,  в  качестве "ходока"-связного старого
придурковатого нищего.  Этот  нищий без  устали бормотал на  допросах всякую
ерунду.  Оставаясь один в  тюремной камере,  он вдруг глубокой ночью запевал
казацкие думы, танцевал гопак и делал все, чтобы его сочли сумасшедшим.
     Однако  Вукович терпеливо ждал,  пока  нищий  бросит игру  и  заговорит
настоящим голосом.  Вукович догадыва