ссу попало всего трое.
   Тем не менее на правом берегу Днепра, где  и  располагались
лагеря, бились в окружении части 16 и 20 армий, и эти армии из
окружения вышли. Если конвой и администрация покинули  лагеря,
то они могли покинуть их  только  в  направлении  этих  армий,
левый берег Днепра  был  занят  немцами  очень  быстро.  Пусть
поляки сдались немцам в полном составе,  но  полная  гибель  и
сдача в плен 1-2 тысяч советских бойцов, да еще в трех отдель-
ных командах, действительно маловероятна.
   Но вот вопрос - их не было вообще (если пленных расстреляло
НКВД в 1940 году) или их просто не вызвали в свидетели в 1944?
Попробуем ответить на этот вопрос в следующем эпизоде.
   26. Комиссия Бурденко представила  свидетеля  -  начальника
лагеря с поляками под Смоленском. Бригада  Геббельса  называет
его   комендантом   лагеря   N   1-ОН,   "свидетелем   майором
Ветошниковым". Вероятно,  так  он  фигурировал  в  "Сообщении"
комиссии в 1944 году. Но в "Справке" этой комиссии  (напоминаю
- совершенно секретной и поэтому достоверной) он и не майор, и
не свидетель.
   Там его физически нет. Есть рапорт на имя  начальника  УПВИ
Сопруненко от лейтенанта госбезопасности В.М.Ветошникова.  Его
звание соответствовало  тогда  званию  капитана,  и  если  его
действительно потом задействовали как  свидетеля,  то  к  1944
году он мог быть  и  майором.  Тут  все  сходится.  Профессора
пишут, что его не знали в лагерях военнопленных. И  не  должны
были знать - он в них не служил.
   Вранье в другом. В Справке написано:
   "Начальник   лагеря   N1-ОН    лейтенант    госбезопасности
Ветошников В.М., давая объяснения  о  судьбе  порученного  ему
лагеря, в своем рапорте на имя начальника Управления по  делам
военнопленных и интернированных НКВД СССР от 12  августа  1941
года пишет:  "После  того,  как  я  получил  от  Вас  указание
подготовить лагерь к эвакуации, я принял к  этому  необходимые
меры.
   Охрана и пленные поляки были мною предупреждены.
   Я  ожидал  приказа  о  ликвидации  лагеря,  но   связь   со
Смоленском прервалась. Тогда я сам с несколькими  сотрудниками
выехал в Смоленск для  выяснения  обстановки.  В  Смоленске  я
застал  напряженное  положейие.  Я  обратился   к   начальнику
движения Смоленского участка  Западной  железной  дороги  тов.
Иванову с  просьбой  обеспечить  лагерь  вагонами  для  вывоза
военнопленных   поляков.   Но   тов.   Иванов   ответил,   что
рассчитывать  на  получение  вагонов  я  не  могу.  Я  пытался
связаться с Москвой для получения от Вас разрешения  двинуться
пешим порядком, но мне это не удалось.
   К этому времени Смоленск был уже  отрезан  немцами,  и  что
стало с поляками и оставшейся в лагере охраной, я не знаю".
   Читатели уже поняли, что автор этой книги скорее  подручный
Сталина, чем беспристрастный исследователь. Но  и  он  в  этом
случае должен сказать, что этот рапорт на 99% липа, фальшивка.
   Да, есть 1%, что так и было, но не более 1%. Можно предста-
вить, что с началом войны Сопруненко дал какой-то циркуляр  по
УНКВД областей подготовить всех военнопленных, где бы  они  ни
находились, к эвакуации. А из УНКВД поступила в лагерь команда
со ссылкой на Сопруненко. Можно полагать, что после выхода  из
окружения  Ветошникова  задержала  советская  контрразведка  и
допросила. В ходе допросов Ветошников написал этот рапорт,  но
в ходе последующих боев рапорт так и остался  в  контрразведке
армии или фронта, а уж потом в 1944 году его нашли.  На  войне
все бывает, в том числе и это, но вряд ли.
   Во-первых. Нельзя прийти на  железную  дорогу  и  попросить
вагоны, даже один вагон. А их Ветошникову нужно было штук  60.
Советские  железные  дороги   (гвардия   Кагановича)   -   это
государство в государстве. Они чихать хотели на любых  ходоков
с любыми погонами. У них есть свои приказы - планы  перевозок,
и никто никому помимо плана не даст не то что вагона...  тачки
не   даст.   А   в   рапорте   совершенно   отсутствует    это
обстоятельство,  не  видно,  было  ли  какое-то  указание   от
Управления Западной железной дороги на перевозку  пленных,  ни
что делал Ветошников, чтобы  втиснуть  своих  пленных  в  план
перевозок. Это журналист или профессор может прийти, попросить
вагоны и уйти, ничего не получив. Но не офицер, у которого эти
пленные - единственная забота, и за которых он отвечает.
   Его ближайшие  начальники  находились  рядом  -  Смоленское
УНКВД, а он и словом не обмолвился, что  обращался  к  ним  за
помощью или хотя бы  за  тем,  чтобы  просто  переложить  свою
ответственность на кого-либо другого. Его лагерь был на правом
берегу Днепра, а там немцев долго не  было.  Черт  с  ними,  с
пленными, но он бросил своих подчиненных,  он  обязан  был  их
возглавить и вывести из окружения. За такой рапорт его обязаны
были расстрелять немедленно после прочтения.
   Во-вторых. Он прямо "вешает" военнопленных  на  Сопруненко.
Получается, что тот знал про эти лагеря, более  того,  раз  он
давал но ним команду, то и  отвечал  за  них,  и  эти  пленные
должны были стоять у него в  списках.  Получается,  что  он  в
своих  совершенно  секретных   справках   вводил   Сталина   в
заблуждение. Этого быть не может.  Сопруненко  не  самоубийца.
Когда  мы  дойдем  до  его  допроса,  мы   это   покажем.   Он
действительно ничего не знал и не мог знать про эти лагеря.
   Но ведь и "Справка" комиссии Бурденко с грифом  "Совершенно
секретно". Получается, что следователи этой комиссии  сочинили
фальшивку и тоже для Сталина! Они получили очень много данных,
более чем достаточно, чтобы доказать, что поляков убили немцы.
И все эти данные они получили в Смоленске. Рапорт  Ветошникова
- это единственное, что они получили не в Смоленске  -  не  на
доске же объявлений они его нашли!
   Более того, им этот рапорт был не нужен. У них был надежный
свидетель - инженер службы движения Иванов, он  был  настолько
надежен, что его не боялись допрашивать при корреспондентах.
   Без всяких сомнений - этот рапорт был им прислан из  Москвы
с указанием приобщить к делу. И они его приобщили, так как  он
дополнял показания Иванова, рассказавшего похожий  эпизод,  но
не помнившего, кто именно и когда к нему приходил за вагонами.
Очень все получалось у следователей хорошо, но очень хорошо  -
тоже не хорошо.
   Это, видимо, поняли в Москве,  когда  готовили  "Сообщение"
комиссии Бурденко, и рапорт лейтенанта госбезопасности из него
ушел и появился свидетель, майор Ветошников.
   Естественен вопрос - зачем Москва на это пошла?  Ведь  речь
идет об убийстве, а то, что убийство было  совершено  немцами,
доказано многочисленными показаниями, фактами, уликами.  Зачем
нужно было фальсифицировать показания в неимеющем отношения  к
убийству эпизоде? Ведь Ветошников - это не свидетель убийства,
к чему он вообще в деле?
   К этому времени Советский Союз  уже  признал,  что  пленные
офицеры были на работах, а это прямое указание на то, что  они
уже  были  не  военнопленные,  а  каторжники.  СССР   не   мог
допустить,  чтобы  этот  факт  выплыл  наружу.  А   никто   из
свидетелей, найденных в Смоленске, не  мог  по  этому  вопросу
дать  объяснений,  успокаивающих  мировую  общественность   и,
главное, еще не сдавшихся в плен немецких офицеров.
   Для этого потребовался Ветошников. Смотрите, в его  рапорте
на 70 слов четыре раза употребляется слово "военнопленные" или
"пленные" и сам рапорт на имя начальника Управления  по  делам
военнопленных  и  интернированных.  Рапорт   преследует   цель
доказать, что не было  в  СССР  никаких  офицеров-каторжников,
только военнопленные.
   С этой же целью в качестве свидетелей не был назван ни один
сотрудник лагеря,  поскольку  первый  же  вопрос,  который  им
обязаны были бы задать иностранные  корреспонденты,  -  почему
военнопленные офицеры работали? А на этот  вопрос  не  было  у
советского правительства вразумительного ответа.
   Во время войны  правду  редко  говорят,  и  уж,  во  всяком
случае, ее не говорят, если она идет на пользу противнику.
   Тем не менее данная ложь подручных Сталина  и  невызов  ими
свидетелей из числа  охраны  и  администрации  лагерей  -  это
Доказательства N2 и N3 версии  Геббельса, но,  как  и  раньше,
только в случае, если остальные доказательства убедят нас, что
офицеры убиты НКВД.
   27.  Больше  никаких  сомнений  у  подручных  Геббельса  по
отношению к действиям подручных Сталина  в  комиссии  Бурденко
нет.  Но  сама  ложь  в  одном  случае  вызывает  сомнения   в
достоверности вообще всех показаний ее  свидетелей.  Могло  ли
НКВД или НКГБ  заставить  всех  свидетелей  говорить  то,  что
хотели следователи, могли  ли  опрашивающие  побоями,  угрозой
смерти свидетелей или их родственников заставить  дать  нужные
показания?
   Никаких фактов по этому поводу бригада Сталина, разумеется,
не даст, но и у бригады Геббельса нет  ничего,  кроме  твердой
уверенности в  том,  что  всех  свидетелей  подручные  Сталина
заставили оболгать невинных немцев.
   Давайте этот вопрос обсудим. В том, что  подручные  Сталина
могли заставить говорить кого угодно -  сомнений  нет.  В  том
числе - заставить говорить то, что они хотели слышать. Но не в
этом дело.
   Те, кто работают в  бюрократической  системе,  знают,  что,
когда в этой системе раздаются награды, то начинают  всегда  с
начальников,  а  когда  следуют  наказания,  то   начинают   с
подчиненных.  В  данном  случае  следователи,   которые   вели
непосредственные опросы свидетелей, были подчиненными.
   Если бы это дело было закрытым,  то  есть  решалось  внутри
судебно-следственной  системы  СССР,  то  не  исключено,   что
следователи  могли  получить  устные  указания  от   Берии   и
Меркулова и заставить свидетелей дать нужные показания. Но это
дело уже было открыто. Противная сторона - немцы - также имела
факты,  доводы,  свидетелей.  В  этих   условиях   следователю
сфабриковать заведомую фальшивку  смертельно  опасно.  Если  в
результате  ее  СССР  был  бы  нанесен  моральный  ущерб,   то
начальство  бы  могло  и   выкрутиться,   сказать,   что   это
следователь  его  в  заблуждение  ввел   своими   данными,   а
следователю выкрутиться было бы невозможно - с него немедленно
слетела бы голова.
   К примеру. Весной 1937 года  НКВД  под  руководством  Ежова
вскрыло заговор военных во главе  с  Тухачевским.  В  допросах
подозреваемых   особо   отличились   следователи   Ушаков    и
Радзвиловский, замначальника 2-го отдела НКВД Залпетер. Но уже
в 1938-1939 году эти ретивые работники были арестованы, давали
показания о том, как именно  они  вели  дело  Тухачевского  и,
вероятнее всего (судя  по  обычаям  того  времени),  разделили
судьбу  расстрелянного  Ежова.  Но  дело   Тухачевского   было
фактически закрытым, судил генералов закрытый суд.
   А катынское дело было с самого начала  открытым.  Оговорись
свидетель даже нечаянно, откажись  от  показаний,  скажи,  что
заставил   следователь,   и   такому   следователю    расстрел
гарантирован в качестве  "меры",  принятой  начальниками  "для
наведения порядка" в следственных органах. Будьте уверены, все
следователи бригады Сталина отлично это понимали.
   Кроме этого, "Справка" комиссии Бурденко не предназначалась
посторонним, а только начальникам, в ней  вранье  недопустимо,
там обязана быть правда, а уж начальство  само  решит,  как  с
этой правдой поступить - дать ее в чистом виде или  извратить,
или умолчать, что и было с "рапортом Ветошникова".
   Тому, что в катынском деле следователи бригады  Сталина  не
заставляли  свидетелей  говорить  то,  что  им   нужно,   есть
подтверждение.
   Бургомистр оккупированного Смоленска  о  расстреле  поляков
немцами знал очень хорошо  -  не  мог  не  знать.  У  комиссии
Бурденко был его ежедневник с записями, из которых было  ясно,
что немцы привлекали его к этой акции. Для  подручных  Сталина
это был свидетель N 1. Более того, его семья была в СССР,  сам
он добровольно сдался НКВД в 1945 году.  Уж  когокого,  а  его
обязаны были заставить разговориться.
   Но  у  бургомистра  Меньшагина  была  альтернатива   -   не
признаваться в том, что он что-то знал о расстреле поляков,  и
оставаться пусть и крупным, но просто пособником  немцев,  или
признаться и стать вместе с ними военным преступником.  Ю.Зоря
дает обширные показания Меньшагина, когда  тот  уже  вышел  из
тюрьмы и ему  ничего  не  грозило.  Мы  этим  показаниям  даем
преимущество, поскольку они поступают из бригады Геббельса.
   Вот что показывает Меньшагин по  поводу  приемов  подручных
Сталина,  которыми  они  заставляли  его  дать  показания   по
катынскому делу в преддверии  Нюрнбергского  процесса:  "Очень
странно,  что  меня  ни  разу  не  спрашивали  о   Базилевском
(заместителе  бургомистра   Смоленска,   которому   бургомистр
Меньшагин рассказывал о расстреле  немцами  поляков  -  Ю.М.),
хотя я находился в Смоленске с августа по 29 ноября 1945 года,
потом в Москве, как я сказал, на Лубянке в  одиночной  камере.
Ведь все следователи задавали мне вопрос, что мне  известно  о
катынском деле? Я им говорил то же,  что  я  сказал  сейчас  в
начале своей беседы. А на вопрос: кто убил - отвечал, что я не
знаю. Они мне говорили: "Мы  к  этому  еще  вернемся  и  тогда
запишем ваши показания". И все.
   Где  здесь  иголки,  запущенные  под  ногти,   где   угрозы
расстрелять  семью,  где  обещания  помиловать?   Пальцем   не
тронули, угрожающего слова не произнесли. Предпочли свидетелем
иметь Базилевского, чей пересказ рассказов Меньшагина  конечно
не имел такой убедительной силы.
   Но  если  на  такого  важного  свидетеля  не  было  оказано
никакого давления даже по данным  бригады  Геббельса,  то  где
основания считать, что на 95 простых свидетелей, опрошенных  в
Смоленске, кто-то давил?
   Нет, бригаде Сталина давить на свидетелей было опасно, да и
не было в этом никакой необходимости  -  свидетелям  было  что
рассказать добровольно, без принуждения.
   На  этом   подозрения   бригады   Геббельса   в   отношении
расследования подручными Сталина дела о Катыни в  Смоленске  в
1943-1944 годах заканчиваются. Но есть  еще  один  аспект,  на
котором следует остановиться.
   28. Профессора пишут: "В составе  Специальной  комиссии  не
было также ни одного поляка, например, из числа представителей
руководства Союза польских патриотов в СССР. Их присутствие  в
составе комиссии, расследующей  преступление,  совершенное  по
отношению к полякам, должно быть морально обязательным".
   Это типичная логика  людей,  привыкших  протирать  штаны  в
почетных  президиумах  и   считать   это   полезной   работой.
Специальная комиссия была частью Чрезвычайной, она знала  свое
дело и в ней было кому заниматься и  следственной  работой,  и
судебно-медицинской.   Что   в   ней   должны   были    делать
"представители руководства Союза польских патриотов"?  Не  так
уж их было много, этих патриотов, чтобы отвлекать их от основ-
ной работы и, с другой  стороны,  -  а  чем  они  должны  были
конкретно заниматься в составе Специальной комиссии? Раздувать
важно щеки, изображая из себя поляков?
   А насчет "морально обязательным", то надо  думать,  в  СССР
считали морально обязательным  не  это,  а  участие  одетой  и
вооруженной СССР армии  Андерса  в  боях  под  Сталинградом  и
консультацию "польской стороны"  с  советским  правительством,
вместо того, чтобы раздувать вместе с совместным  врагом  и  в
его пользу катынское дело.

     Поведение подозреваемых. Бригада Геббельса.

   Рассмотрим,  когда  немцы  "узнали"  о  том,   что   поляки
расстреляны.
   29. Мадайчик пишет: "Но уже 2 августа (1941  года  -  Ю.М.)
один из допрашиваемых советских военнопленных,  Меркулов,  дал
показания, что  ему  достоверно  известно,  что  все  польские
офицеры,  взятые  в  плен  в  1939  году,  были   уничтожены".
Собственно говоря, единственный Меркулов, который  мог  знать,
что "все" польские офицеры уничтожены, был  тогдашний  министр
внутренних дел Меркулов. Не его ли  немцы  взяли  в  плен  под
Смоленском? Однако то, что немцы еще осенью 1941  года  знали,
что польские офицеры убиты, подтверждает и бригада Сталина. По
ее  данным,  уже  упоминавшимся,  гестапо   заслало   с   этим
сообщением агентов в штаб Андерса зимой 1941-1942 года.
   Продолжим повествование Мадайчика. "Но после 6 января  1942
года у  Козьих  Гор  в  течение  трех  месяцев  дислоцировался
строительный  взвод   N   2005,   обеспечивавший   технические
потребности вермахта. Командовали взводом немцы, а работали  в
нем поляки. В конце своего пребывания в Гнездове поляки узнали
от местного населения достаточно  обстоятельную  информацию  о
месте  расстрела  польских  офицеров.  В  катынском  лесу  они
раскопали остатки верхней одежды польских  военных.  На  месте
обнаруженных следов преступления поставили  березовые  кресты.
Об этом были проинформированы немцы, однако  поначалу  они  не
проявили к этому особого интереса".
   Итак, немцы знают, что 14 августа 1941 года СССР  и  Польша
заключили военное соглашение, по которому в  СССР  формируется
польская армия. Им вот-вот  предстоит  встретиться  с  ней  на
фронте. Они только что потерпели  первое  в  войне  разгромное
поражение под Москвой, откатились от нее в некоторых местах на
600 км, впервые с 1939 года перешли к стратегической  обороне.
И их не заинтересовал факт расстрела НКВД польских офицеров!?
   В этом пусть клянутся  польские  профессора,  а  мы  должны
понимать  следующее.  Немцы  расстреливали  поляков  осенью  и
зимой,  то  есть  трупы  остывали  уже  на  морозном  воздухе,
сбрасывались  в  промерзшие  могилы  и  засыпались  промерзшей
землей. Они были как в морге. Раскапывать их весной 1942  года
было  нельзя,  они  были  еще  не  тронуты   тленом.   Другого
объяснения нет.
   Так что задержка на лето "находки" немцами могил поляков  -
это Доказательство N 6 версии Сталина.
   30. Ну не проявляли немцы к этому интереса и не  проявляли,
а потом вдруг взяли и проявили. Почему?
   Мадайчик  это  объясняет  так:   "После   того,   как   под
Сталинградом в плен попало много офицеров вермахта и их судьба
могла вызвать опасения, делу был дан  ход".  Хитрит  "польская
сторона", хитрит. 2  февраля  Паулюс  капитулировал,  а  18  в
катынском лесу  немцы  уже  копать  начали?  Из-за  2,5  тысяч
немецких офицеров, попавших в плен под Сталинградом? Советская
сторона  бригады  Геббельса   более   откровенная:   "Наконец,
одновременно  с  пропагандистской  кампанией  вокруг   Катыни,
гитлеровцы 19 апреля  1943  года  приступили  к  окончательной
ликвидации трехмиллионного еврейского населения  Польши".  Вот
это уже в точку.
   Действительно,  Геббельс  непрерывно  руководил   кампанией
немецкой  и  вассальной  прессы  в  деле  Катыни  и   на   его
инструктажах ей (мы их уже цитировали)  евреи  с  его  уст  не
сходили. Начиная с 6 апреля по 30, Геббельс дал по  катынскому
делу прессе обширные инструкции, примерно на  40  машинописных
страницах. В них он лишь  один  раз  упоминает  Сталина.  Зато
евреи у него именинники:
   "...прежде  всего  заклеймили  цинизм  английских   евреев,
советские  союзники   которых   способны   на   отвратительные
поступки...
   ...чтобы  эти  еврейские  нагодяи,  заключившие  совместный
сговор междулондоном и Москвой...
   ...Более глупого тупые евреи в Москве действительно  ничего
не могли придумать...
   ...Под тяжестью этих обвинений евреи могут произносить лишь
бессвязный лепет...
   ...Наряду  с  ТАССовскими  евреями  и  англичане  придумали
махинацию...
   ...Такого идеального случая соединения еврейского  зверства
с отвратительной еврейской лживостью мы еще не знали  во  всей
военной истории...
   ...Было бы  совершенно  неправильно  предполагать,  что  мы
подавляли нашу заграничную пропаганду тем, что  внутри  страны
включаем еврейский вопрос в катынское дело.  И  фюрер  придает
значение тому, чтобы еврейский вопрос