мелкой сеткой синусоидальных колебании.

    Мы  лихорадочно  бегали,  включали,  мерили,  записывали...  А  в голове
    колоколами  били  мысли: "Что это?! Откуда?! Такие правильные сигналы не
    могут быть случайными! Это не голос мертвой материи!"

    Пятьдесят  два часа подряд мы почти не спали. Прибор непрерывно принимал
    импульсы.  Определение  направления  источника  сигналов  дало близкую к
    плоскости  экватора  ось,  у  северного  конца  которой не было ни одной
    недалекой  от  нас  звезды.  Но  у  другого  конца  оси  сияла над Южным
    полушарием   Земли   неяркая  звездочка,  примерно,  четвертой  звездной
    величины,  Тау из экваториального созвездия Кита. Звезду отделяли от нас
    всего около ста тысяч миллиардов километров.

    Опьяневшие  от бессонницы и невероятности свалившегося на нас события, в
    свободное  от дежурства время мы листали в библиотеках книги по звездной
    и  радиоастрономии.  Да,  у  этой  звезды  вполне возможно существование
    планет,  которые пока нельзя увидеть ни в какие телескопы. И на одной из
    них...  Оказалось,  что  еще осенью I960 года американский радиоастроном
    Дрэнк   в  течение  нескольких  месяцев,  направляя  антенну  громадного
    радиотелескопа  на  Тау  Кита  и Эпсилон Эридана, пытался поймать с этих
    звезд   электромагнитный   сигнал   на   знаменитой  волне  межзвездного
    водорода,  равной  21  сантиметру.  Безуспешно.  И,  видимо, не случайно
    разумные  жители  далекой  планеты воспользовались самым неожиданным для
    землян  (и вероятно, самым естественным для них) каналом связи. Почти 11
    лет   назад  они  послали  к  Земле  мощнейший  лучок  остронаправленных
    гравитационных волн высокой частоты.

    Первая  за  все  время  существования человечества связь с другим миром!
    Пусть  односторонняя,  пусть  мы  еще не можем ответить и даже не знаем,
    каким  чудесным способом послан этот сигнал, летевший со скоростью света
    через  бездны  пустоты и не растерявший своей энергия. Но свершилось то,
    о  чем  мечтали  поколения  фантастов и легионы ученых. Мы не одиноки во
    Вселенной!

    На  фоне  этого  колоссального  события  померк даже сам по себе имеющий
    громадное   научное   значение   факт   экспериментального   обнаружения
    гравитационных  волн  вообще.  Далеко  не все ученые до сих пор верили в
    существование  волн  тяготения.  Трудно представить себе фотоны, частицы
    или   кванты   света,   но   попробуйте  представьте  гравитоны,  кванты
    тяготения,   если  это  делятся  на  мелкие  части,  или,  как  говорят,
    квантуются  сами  Пространство и Время! Но теперь именно гравитоны, а не
    фотоны, как ожидалось, донесли до нас призыв из космоса.

    После  пятидесятичасового  перерыва  передача  началась  снова  и  опять
    продолжалась   то   же   время.   Было   ясно:   сообщение  повторяется.
    Взбаламученная   больше  чем  мы  дирекция  института  потребовала  пока
    сохранения  строжайшей  секретности.  Однако Петр Григорьевич Николаенко
    радостно сообщал всем, кому только можно: "Вы знаете, в моем отделе..."

    В  лабораторию зачастили эксперты и комиссии из самых высоких инстанций.
    В   конце   апреля,   в  перерыве  между  передачами,  все  собрались  в
    лаборатории.  Посторонних  почти не было. Ленька, как полагается, сделал
    доклад.  Потом  посылались  вопросы. Но один вопрос, вслух или про себя,
    задавали   все   без  исключения:  как  можно  послать  такой  мощный  и
    высокочастотный сигнал? Ленька снова поднялся.

    -  Товарищи,  этого  мы  не  знаем.  Но  не  так  давно советские ученые
    обнаружили,   что   при  определенных  условиях  существует  вероятность
    превращения   электрона   и   позитрона   не   в   два  электромагнитных
    гамма-кванта  (обычная  аннигиляция), а в два гравитона! Я тут посчитал,
    и  похоже,  что  частота  гравиволны  при таком процессе будет близкой к
    той,    которую    мы    принимаем!    По-видимому,   возможно   создать
    электронно-позитронную  систему типа лазера, которая выдаст направленный
    пучок  гравиоволн, способный преодолевать космические расстояния. Мы еще
    ответим  нашим  корреспондентам  с  планеты  Тау Кита! - закончил Леонид
    Владимирович Воробьев.

    "Знание - сила", 1964, ‘ 12.





















    М. Кривич, Л. Ольгин
    ВЕГЕТАРИАНЕЦ



    До  сих пор не могу себе простить, что взял его в экспедицию. А с другой
    стороны,  откуда  было  знать,  чем  это  кончится.  Почему я должен был
    отказать?  Дело  он  свое  знает, здоров, как бык с марсианской фермы, -
    двести  фунтов  нервов мышц и сухожилий. Мы как-то ночью пальнули у него
    над  ухом  атомным  шлямбуром.  Он  только  голову  приподнял и буркнул:
    "Убавьте звук у телевизора. Нельзя же всю ночь..."

    Всем  он  был  хорош,  да  только  слишком  уж  правильный.  Пуговицы на
    скафандре  всегда  надраены, зубы чистил по инструкции мятной пастой три
    раза  в  день  и  радиобудку  больше  трех минут не занимал, даже если с
    женой разговаривал.

    Мы  стали над ним подшучивать уже на третий месяц полета. К тому времени
    все  так  обросли, что могли бороды, как шарфы, обматывать вокруг шеи. А
    он  каждый  день  брился.  Слыхано  ли,  в тысяче парсеков от ближайшего
    линейного ревизора бриться!

    Первый  звонок  был,  когда  сели  на  планетку... ну, как ее... В малой
    лоции  сразу после портрета Птолемея идет. Живут на той плянете граждане
    -  с  виду  точь-в-точь  коровы  А  в остальном люди как люди: телебашня
    есть, считают по десятичной системе.

    Как  он  их  увидел,  так  начисто  перестал  мясо есть. Ни говядину, ни
    баранину,  ни даже свинину. Не могу, говорит, пожирать существа, которые
    при  благоприятных  условиях могут стать разумными. И вы, каннибалы, мне
    противны.

    Перешел  он  на  лук,  спаржу,  артишоки Мы спорить не стали, нам больше
    тушенки. В дальнем космосе с людьми и не такое случается.

    С  этого  и  началось. Потом сели мы на астероид. Лес дремучий, трава по
    пояс  и  ни  живой  души.  Только собрались улетать, получаем сообщение:
    "Добро  пожаловать  на  наш  гостеприимный  астероид! Таможенный досмотр
    можете  пройти  на  опушке". Нашлись живые души: оказалось, что тамошние
    кустики  да цветочки соображают не хуже нашего. Побеседовали мы с ними в
    порядке  культурного  обмена  и  улетели.  А  он  после этого трое суток
    ничего  в  рот  не брал. На четвертые перестроил весь свой обмен веществ
    на  силикатный лад. Стал из пожарного ящика себе на завтрак и ужин песок
    таскать,  а  на  обед  подогревал  миску  жидкого  стекла  и крошил туда
    кафельную  плитку  из  ванны. Мы над ним посмеивались, но в глаза ничего
    не говорили. Убеждения - дело личное...

    Дальше-больше.  Новая  стоянка  чуть не стоила ему жизни. Только мы люки
    отдраили,  видим:  бежит  к нам маленькая базальтовая собачка и тащит на
    поводке  своего  хозяина.  А  он  такой  силикатный - насквозь светится.
    Словом, и с кремнием для него тоже было все кончено.

    Заглянул  я  в  его  каюту.  Сидит  в  уголке  осунувшийся, а в глазах -
    металл.  В  руках  гидрозатвор  держит, клапан отворачивает. Добрался до
    ртути,  вылил  ее  в  миску,  накрошил  туда алюминиевой фольги, а потом
    высыпал целую пригоршню гаек.

    "Что ты делаешь?" - говорю.

    "Тюрю..." - отвечает.

    Пришлось  нам его рацион ограничить второстепенными запчастями, иначе он
    рано  или  поздно  и  до обшивки бы добрался. Бриться он перестал, оброс
    медным   волосом,   телевизор   не   смотрит,  в  радиорубку  ни  ногой.
    Обручальное кольцо съел - нет, говорит, возврата к старой жизни.

    На  обратном  пути,  уже в нашей Галактике, заскочили, благо время было,
    еще  на одну планету, где до нас с Земли никто не бывал. Встретили нас с
    флагами  и  транспарантами,  речи  говорили.  А нам не до речей было: мы
    сразу заметили, что местные парни все как один - из нержавейки.

    После  приземления я его больше не видел. Говорят, он теперь смотрителем
    на   сухумском   циклотроне.   Каждый   день   выносит   по   авоське  с
    радиоактивными отходами, на завтрак и ужин. Обедает на службе.

    "Химия и жизнь", 1971, ‘ 2.

























    М. Кривич, Л.. Ольгин
    ПОРА-НЕ ПОРА,
    ИЛИ ИСТОРИЯ ПЕРВОЙ ПОСАДКИ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ НА ШЕСТУЮ ПЛАНЕТУ,
    КОТОРАЯ ВРАЩАЕТСЯ ВОКРУГ ОДНОЙ ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ ЗВЕЗДЫ, НАСТОЛЬКО ДАЛЕКОЙ,
    ЧТО ЕЕ ПЛОХО ВИДНО НЕВООРУЖЕННЫМ ГЛАЗОМ ДАЖЕ В БЕЗЛУННУЮ НОЧЬ



    Сначала  из  люка  посадочной  капсулы  высунулись  длинные худые ноги в
    латаных  джинсах.  Ноги  боязливо  ощупали  грунт  и,  убедившись  в его
    прочности,  опустились  на  травку.  Куцая курточка была сшита из той же
    джинсовой  материи, ансамбль удачно дополнял шелковый шейный платок. Так
    был одет Дик.

    Затем   на  экране  показалась  грузная  фигура  в  синем  простроченном
    комбинезоне Это был Семен Прокофьевич.

    Третьим  на  поверхность планеты выпрыгнул юркий, стриженный под скобку,
    эмалированный  "Рекорд", а за ним, лязгая гусеницами, выполз и плюхнулся
    на резиновое брюхо 7-МЦГ-0.25.

    Все  они  одновременно  повернулись  к  люку,  и  оттуда,  чуть  касаясь
    протянутых  рук  и  щупальцев своих спутников, спустилась молодая особа,
    недурная собой. Это была Лялечка.

    Теперь можно было считать, что высадка состоялась.

    Надо  ли  объяснять читателю, что и Дик, и седоусый Семен Прокофьевич, и
    очаровательная   Лялечка,   высадившиеся   на  поверхность  таинственной
    планеты  без  скафандров,  шлемов,  кислородных  баллонов и прочих столь
    необходимых  в этом деле вещей (которые в технической литературе именуют
    средствами  жизнеобеспечения),  не  говоря уже о "Рекорде" и тем более о
    трактороподобном  7-МЦГ-0.25,  -  надо  ли  объяснять,  что все они были
    искусно сделанными машинами?

    Эти  машины  могли  мгновенно  рассчитать траекторию любого космического
    тела  и  провести  спектральный  анализ  грунта,  корректно  и  достойно
    вступить  в  контакт  с  представителями  разумной  цивилизации  и точно
    оценить  шансы  фаворитов  на  рысистых  испытаниях,  они  умели  паять,
    клепать,  точить  ножи-ножницы,  играть  на  всех  известных музыкальных
    инструментах,  знали  десятки  языков,  логарифмические таблицы и приемы
    карате.   Словом,   перечислить   все  знания,  умения  и  навыки  этого
    замечательного  экипажа  вряд  ли  возможно.  Но о главном все-таки надо
    сказать:  и  грузному  Семену Прокофьевичу, и по-юношески самонадеянному
    Дику,   и  кокетливой  Лялечке,  и  исполнительному  "Рекорду",  и  даже
    тугодуму  7-МЦГ-0.25  -  всем  им  в  большей  или  меньшей степени была
    присуща    способность   самообучаться,   быстро   приспосабливаться   к
    неожиданным  условиям  окружающей  среды.  Очень  важное  качество,  без
    которого в далеком космосе пропадешь.

    Представление   главных  героев  этой  истории  можно  было  бы  считать
    законченным,  если  бы не одно маленькое обстоятельство. Должно быть, не
    всем  читателям,  особенно из числа тех, кто получил в свое время только
    гуманитарное  образование,  достаточно  ясно,  зачем  придавать машинам,
    даже  самым  толковым,  человеческий  облик  Между тем это очень просто.
    Во-первых,  инопланетяне,  неожиданную  встречу  с которыми никак нельзя
    исключить,  должны  сразу  же получить представление о том, как выглядят
    обитатели  Земли.  Во-вторых,  что значительно менее важно, операторам с
    наземных    станций    слежения    привычней    и   легче   работать   с
    человекоподобными   устройствами,  нежели  с  железными  ящиками,  вроде
    кассовых аппаратов, только поумней.

    На  сей  раз  космокосметики превзошли себя. Взять ту же Лялю. Она вышла
    настолько  удачно,  что  на  улице  мужчины  заглядывались  на нее. А за
    каких-то   три-четыре  месяца  предстартовой  подготовки  Ляля  получила
    столько  предложений сходить в кино, сколько другой, натуральной девушке
    с лихвой хватило бы на несколько лет.

    Словом,  внешний облик экипажа ничуть не беспокоил руководителей полета.
    Если  что их и тревожило, так это специальная подготовка машин. А с ней,
    по  правде  говоря, не все было ладно. Сначала хотели приурочить высадку
    к  стасемидесятипятилетию  освоения  Меркурия,  потом гнали к ежегодному
    съезду   собирателей  марок  на  космические  темы.  А  в  спешке,  сами
    понимаете, какая подготовка...

    С  роботами  же,  как известно, надо держать ухо востро. Заранее никогда
    не  скажешь,  будут  ли  они точно придерживаться духа и буквы программы
    или  ни  с  того  ни  с сего пойдут куролесить по чужой планете, вызывая
    неразбериху в Центре и раздражение периферийных галактик.

    Теперь,  надеемся,  читателям  понятно, почему руководители программы не
    разъехались  отдыхать  по  домам  сразу  же  после  высадки, а сидели на
    Центральном   пункте  управления,  напряженно  вглядываясь  в  мерцающую
    телевизионную картинку. А на картинке было вот что.

    ...Экипаж   работал   слаженно.   Семен   Прокофьевич  отдавал  короткие
    распоряжения,  остальные  без  суеты  их  выполняли.  Дик  слил  воду из
    радиатора   и  проверил  уровень  масла.  Крепыш  МЦГ  выволок  мешки  с
    плутониевыми  сухарями  и  разложил  их на клеенке, "Рекорд" левой ногой
    копал  колодец,  а  Лялечка,  убрав  рыжие волосы под косынку, протирала
    тряпкой иллюминаторы.

    -  Хорошо  работают,  -  довольно сказал Директор программы, обращаясь к
    коллегам, и добавил в микрофон:

    - Прокофьевич, не забудь погасить свет и скажи МЦГ, чтоб не ел крошки!

    Впрочем,  Директор  понимал,  что к тому времени, когда его совет дойдет
    до  Прокофьевича, освещение давно уже будет выключено, крошки съедены, а
    экипаж окажется далеко от капсулы.

    -  Пускай  ест,  -  с нежностью в голосе заметил Главный энергетик, - им
    горючего на десять лет запасено...

    После   месяцев  крайнего  напряжения,  на  Центральном  пункте  впервые
    установилась  атмосфера  благодушия.  Главный  механик, на всякий случай
    проверив  пульс  Дика,  вышел  перекусить, энергетик отправился спать, а
    Директор  с  Психологом, время от времени поглядывая на экран, заполняли
    в   трех   экземплярах  посадочные  талоны,  которые  надлежало  к  утру
    отправить в Комитет по новым мирам на предмет установления приоритета.

    - Что они там застыли? - вдруг спросил Директор, оторвавшись от бумаг.

    -  Наверное,  Прокофьевич  решил  провести летучку, - неуверенно ответил
    Психолог. - Рановато что-то...

    Экипаж  собрался  в  кружок  неподалеку  от  капсулы.  Семен Прокофьевич
    поочередно  тыкал  в  грудь  каждому указательным пальцем и что-то резко
    говорил.  Что  именно,  разобрать  было  трудно.  Вероятно,  он раздавал
    указания.   Судя  по  тому,  что  Семен  Прокофьевич  по  несколько  раз
    обращался к каждому, заданий было много.

    Летучка   закончилась   так  же  внезапно,  как  и  началась.  "Рекорд",
    получивший   задание   последним,  повернулся  к  капсуле  и  совершенно
    неожиданно  для руководителей полета невесть зачем стал изучать обшивку,
    почти  упершись  в нее лбом. Остальные, рассыпавшись, помчались прочь от
    капсулы и через несколько секунд исчезли из кадра.

    Происходившее  противоречило  и  программе,  и  здравому смыслу, которым
    роботы были напичканы до отказа.

    "Рекорд"  закончил  изучение обшивки. Повернулся на корундовых каблучках
    и  ошалело  огляделся  по сторонам. На северо-северо-западе шевельнулись
    кусты,  и он неуверенным шагом, то и дело оборачиваясь, направился туда,
    но потом передумал и дважды обошел капсулу. Он был один.

    "Рекорд"  ткнул правым манипулятором себе в бок и включил индивидуальный
    носовой  локатор. Прибор ожил, рыскнул вправо-влево, но сигнальная лампа
    не   загорелась.   Робот  растерянно  стоял  на  поляне,  не  зная,  что
    предпринять.   Наконец,  он  решился,  отключил  бесполезный  локатор  и
    напролом ринулся через кусты.

    -   Что  за  чертовщина...  -  пробормотал  Директор,  -  куда  они  все
    подевались? Почему нет звука?

    Он  повернул  до  отказа сперва ручку яркости, потом ручку громкости. Ни
    единого  движущегося  пятна,  ни  единого шороха. Сознавая бесполезность
    своих действий, Директор закричал в микрофон:

    - Семен Прокофьевич! Лялька! Дик!

    Ответ  мог  прийти  лишь  через  час,  если  мог  прийти  вообще. А пока
    осталось только ждать.

    -   Поторопились   мы  с  талонами,  -  невесело  обратился  Директор  к
    Психологу.  -  Что  у них могло случиться? Почему разбежались? Объясните
    мне, это ведь по вашей части.

    Психолог   не   успел   ответить,  потому  что  на  экране  одновременно
    показались  все  члены экипажа. Они выскочили из кустов, как ошпаренные,
    и  помчались  к  капсуле,  будто  за ними гнались дикие звери. Последним
    бежал тучный Семен Прокофьевич.

    Какая-то  опасность  была  налицо. По аварийным правилам, группа обязана
    была  укрыться  в  капсуле  и задраить люки. Однако подбежав к аппарату,
    все  внезапно  успокоились.  Они стояли кучкой, беседовали по внутренним
    телефонам,  Лялечка  смеялась и обмахивалась платочком, словно ничего не
    случилось.

    - Кажется, пронесло...

    Не  успел Директор сказать это, как снова на экране началась сумятица, а
    потом все, кроме Семена Прокофьевича, исчезли из поля зрения.

    Восточная   мудрость  гласит:  тот,  кто  воспитает  самоорганизующегося
    робота,   может   считать  себя  мужчиной.  Сделав  скидку  на  излишнюю
    цветистость  и  образность,  присущую  восточным изречениям, надо все же
    признать, что воспитание роботов - дело ох какое хлопотное.

    Едва  сборщик  завинтит последнюю гайку, едва испытатель впервые щелкнет
    тумблером  "вкл-выкл",  безжизненная  кукла  превращается  в  шкодливого
    щенка.  Новорожденные  роботы  с  визгом  носятся  по  сборочному  цеху,
    дерутся,  ревут,  ябедничают  сборщику-воспитателю. Они отпаивают друг у
    друга  транзисторы,  портят  питание,  лезут  без  спроса в запоминающие
    устройства,  рвут  магнитную  ленту  или записывают на нее всякую чушь -
    популярные   песенки   и   недетские  анекдоты.  Если  же  в  цехе  есть
    электрические  розетки,  эти  юные  проказники  присасываются к ним, как
    пиявки,  а потом куролесят без удержу. Да, нелегко вырастить и воспитать
    роботов...

    Авторы   отдают  себе  отчет  в  том,  что  здесь  совершенно  неуместно
    поднимать  всерьез проблему воспитания роботов. Это скорее дело солидных
    машинно-педагогических   изданий.   И   все-таки   обойти  эту  проблему
    молчанием мы не можем. Бытующий к ней подход совершенно неверен.

    Посудите  сами.  В первые дни и месяцы жизни, когда должен закладываться
    характер    роботов,    они    находятся    на    попечении    неопытных
    сборщиков-воспитателей,   которые   еще   совсем   недавно   сидели   на
    студенческой  скамье.  В  каждой  группе собирается по двадцать-тридцать
    младенцев,  потому что педагогов не хватает, и какими бы благими ни были
    побуждения  воспитателя,  он  успевает  проследить  лишь за рациональным
    питанием  да  сохранностью  своих  питомцев.  А предстартовая подготовка
    может  лишь сгладить, но не устранить шероховатости начального обучения.
    В  общем,  сложившаяся  практика  требует скорейшего вмешательства нашей