та. И постарайтесь сегодня больше не попадать в неприятности.
     Лион вышел его проводить. А когда вернулся, я уже отрубался и едва смог на него взглянуть.
     - У тебя глаза слипаются, - сказал Лион.
     - Угу... - согласился я. - Это от спирта...
     И уснул.
     Долго поспать мне не удалось. Проснулся я от того, что на столе пищал телефон. Лион, видно, ушел спать в спальню, а я так и остался на диване. Голова у меня все еще оставалась тяжелой, но хихикать больше не хотелось, и вообще опьянение прошло.
     Не включая свет, я вскочил, схватил помаргивающую огоньками трубку, ответил:
     - Алло!
     - Тиккирей?
     Мне стало не по себе. Это был Роси. Я покосился на часы - было два ночи.
     - Да, - сказал я.
     - Тиккирей. - Он говорил очень тихо, видно, чтобы никто его не услышал. - Ты как, Тиккирей?
     - Нормально, - ответил я. Все ведь и впрямь было нормально.
     - Ты не заболел?
     - Нет. - Я забрался обратно под одеяло, не выпуская из рук трубку. - Меня Стась заставил выпить спирта, а потом еще растер им с головы до ног. Дома я полчаса просидел в горячей ванне, а потом забрался под одеяло. А сейчас уже давно сплю.
     Роси не стал извиняться, что разбудил меня. Он помолчал, а потом спросил:
     - Тиккирей, а как теперь?
     Я понял, о чем он. Но не удержался и все-таки спросил:
     - Что теперь?
     - Как мне теперь? - спросил Роси.
     - Слушай, ничего страшного ведь не случилось! - сказал я. - Совсем ничего! Я, может, даже не простыну!
     - Как мне теперь? - повторил Роси.
     И несколько секунд мы молчали в трубки. Потом он заговорил:
     - Тиккирей, ты не подумай, что я трус. Я не трус. Правда. Нет, ты ничего не говори, ты послушай!
     Я молчал. Слушал.
     - Я не знаю, как так со мной получилось, - быстро сказал Роси. - Я ведь знал, как надо поступать, если кто-то провалился под лед. Понимаешь? Нас на уроках выживания еще во втором классе учили. И когда ты провалился, я знал, что надо делать. Я сразу подумал, что надо лечь и подползти к тебе и бросить тебе веревку или ремень или протянуть длинный шест...
     Он замолчал.
     - Роси... да ладно... - сказал я. Когда все только случилось, я подумал, что я его ненавижу. И его, и Рози, и что обязательно всем расскажу, какие они трусы и предатели.
     Теперь я понимал, что не стану так делать.
     - Я ведь все знал, - повторил Роси. Голос у него был такой, будто он целую вечность не разговаривал, а сейчас снова начал - и никак не может научиться правильно складывать слова. - Ты понимаешь, Тиккирей... я все знал, а сделать ничего не мог. Бегал по берегу и хотел, чтобы все быстрее кончилось. Хоть как-то. Чтобы ничего не надо было делать. Понимаешь? Пусть даже ты утонешь! Я не знаю, Тиккирей!
     И он тихонько заплакал.
     - Роси... - пробормотал я. - Ну что ты. Ты просто растерялся. Такое со всеми бывает.
     - Такого - не бывает! - почти выкрикнул Роси. - Ты Лиона не бросил на Новом Кувейте!
     - Но Лион ведь мой друг, - ответил я.
     И понял, что, сам того не желая, сделал Роси очень больно.
     - Понимаю, - тихо сказал он. - Я просто очень хотел, чтобы мы подружились, Тиккирей. Честно. Потому что ты какой-то... особенный. У нас никого больше в школе нет... такого. Мы ведь теперь не сможем подружиться, Тиккирей?
     Я молчал.
     - Не сможем, - горько повторил Роси. - Потому что ты всегда будешь помнить, что я тебя предал. Не знаю почему...
     Я думал о том, что для меня вся эта беда уже кончилась. Даже, наоборот, превратилась в радость - потому что Лион стал нормальным, потому что приехал Стась, потому что мою выходку с бичом, может быть, простят. А для Роси все перевернулось. Навсегда. Ведь они здесь все живут хорошо, и редко такое случается, чтобы можно было совершить подвиг. Ну, не подвиг... поступок. Может быть, вся школа бегала бы по берегу и не решилась помочь мне! Но теперь все будут говорить, что они обязательно пришли бы на помощь, не испугались. А Роси точно знает - он трус и предатель. Его сестра хотя бы догадалась позвонить и вызвать спасателей...
     - Тиккирей, - сказал Роси. - Мне сегодня очень попало дома. И мне, и Рози... Ты не думай, что у меня отец такой... выпивоха и болтун. Он мне очень правильно сегодня все говорил. Только... только я и так все это понимаю. Мне ничего объяснять не надо. Я бы сейчас все отдал, чтобы ты снова упал под лед, а я тебя спас!
     Я подумал, что совсем не хочу снова под лед. Даже если меня спасут. Но вместо этого сказал:
     - Роси, если ты опять попадешь в такую ситуацию, то все сделаешь правильно. Обязательно!
     - Да, только для тебя я теперь враг, - горько сказал Роси.
     - Нет!
     - Но и не друг.
     И я промолчал.
     - Нас в другую школу переведут, - прошептал Роси. - Я сам попросил родителей... они согласились.
     - Роси, не надо. Я никому не скажу, что случилось!
     - Это мне надо, - твердо ответил Роси. И я понял, что он прав. Но все-таки сказал:
     - Роси, я вовсе не обижаюсь. И хочу учиться вместе с вами.
     - Нет, Тиккирей. Не стоит. Ты только меня прости, хорошо? И извини, что я тебя разбудил. Спокойной ночи.
     Он отключил телефон.
     Я положил трубку на пол рядом с диваном. Уткнулся в подушку и подумал, что сейчас хорошо было бы немного похныкать, а то и разреветься по-настоящему.
     Если бы где-то рядом были родители, которые услышали бы мой плач и пришли, я так бы и сделал. Но у меня не было больше родителей. Уже два месяца, как не было.
     Поэтому я просто закрыл глаза и попытался уснуть.
     Мне повезло - я не заболел. И когда проснулся утром, то все было в порядке, только сильно хотелось пить.
     И еще - было очень грустно.
     Лиона я нашел на кухне. Он сидел у окна и пил чай с вареньем.
     - Привет, - сказал я. Все сейчас было чуточку глупо - будто на следующий день после тяжелого экзамена или... или как в тот день, когда родители ушли навсегда. Слишком много всего вчера случилось.
     - Привет. - Лион на миг обернулся. - А красиво здесь, да?
     Я кивнул, налил себе чаю, сел рядом. И совсем не удивился, когда Лион спросил:
     - Как ты думаешь, что с моими родителями?
     - Ну, они живы... - пробормотал я.
     - Я понимаю, - кивнул Лион. - Они теперь такие, каким я был? Зомби?
     - Стась говорил, что не совсем так. Там все вроде бы как стали нормальные. Только они теперь присоединились к Инею и считают, что это самая лучшая планета в Империи.
     Стась и впрямь рассказывал, что на Новом Кувейте все выглядит обыкновенно и мирно. Люди работают и даже веселятся как ни в чем не бывало. Насчет той ночи, когда вся планета заснула, даже не вспоминают. Когда на Новый Кувейт высадился личный посланник Императора, его встретил султан и заявил, что все нормально, что никакой агрессии против них не было, что они добровольно присоединились к Инею... а той ночью просто произошли небольшие беспорядки из-за болельщиков бейсбольного клуба "Ифрит". Молодежь, расстроенная поражением команды, напилась и даже захватила космопорт и центр космической связи. Были жертвы. Но к утру порядок восстановили, и никаких проблем на Новом Кувейте больше нет.
     Самое обидное, что, как сказал Стась, у Императора нет оснований вмешиваться. Любая планета может войти в союз с другой планетой, если это союз добровольный. А доказать, что Новый Кувейт захвачен, что все его жители были запрограммированы, не удалось. Единственное, что сделали в Империи, - это стали проверять все фильмы и обучающие программы, особенно сделанные на Инее. Если оказывалось, что там присутствует нераспознаваемая информация, то эти программы запрещали.
     И таких программ нашли много. Хорошо еще, что на Земле, Эдеме и Авалоне, самых развитых планетах Империи, фильмы с Инея были не так популярны. Но даже здесь процентов двадцать населения могло в один миг оказаться зомбированными. А это очень много... поэтому никакой войны не было, Флот к Инею не вылетел, а ученые все пытаются разобраться в произошедшем.
     - Император обязательно выяснит, в чем дело, - сказал я. - И Новый Кувейт освободят. Не может ведь Император позволить такое делать!
     - Угу, - кивнул Лион. - Выяснит... Меня привяжут к койке и будут изучать целый год...
     - Никто так не сделает!
     Лион пожал плечами. Очень серьезно сказал:
     - Ты знаешь, я даже спорить не стану. Если это надо, чтобы всех спасти, - то пускай. Это будет честно.
     - Перестань!
     - Да ничего... - Лион молча бултыхал ложкой в остывшем чае. - Тиккирей, знаешь, как это страшно... прожить жизнь.
     - Ты вправду думал, что это все настоящее?
     - Да.
     Он посмотрел на меня, и глаза у него были совсем другие, незнакомые. Усталые. Как у старика.
     - Я воевал, Тиккирей, - сказал Лион. - И у меня был друг... - он запнулся, - вроде тебя. Только его убили, когда мы попали в засаду. Но я за него отомстил. У меня в руке, вот здесь, - он каким-то очень уверенным жестом коснулся запястья, - был маленький излучатель на браслете. Я поднял руки и вроде стал сдаваться. А потом включил луч и всех убил. И мы снова воевали...
     На миг у него дрогнули губы.
     - Ты знаешь, сколько я людей убил? - вдруг тонко выкрикнул он. - Семьдесят человек!
     И то, что он сказал не сто и не тысячу, а именно семьдесят, - меня доконало. Даже руки задрожали, и я поставил чашку, чтобы не расплескать чай.
     - А потом у меня появилась подруга, - сказал Лион. - Из пятой роты... мы после войны поженились. Я даже детей теперь умею воспитывать! Я все умею, как взрослый, совсем все! Тушить пожары, вытаскивать утопающих, управлять флаером! Я прожил целую жизнь и умер! Мне... мне скучно, Тиккирей! И ничего не страшно, совсем!
     - Это пройдет... - прошептал я.
     - Что пройдет? Я все помню, все как вчера было! Ты знаешь, как горит небо, Тиккирей? Когда звено орбитальных штурмовиков заходит в атаку, а зенитчики ставят над позицией плазменный щит? Ты не знаешь... Начинается ветер, Тиккирей. Небо оранжевое, и воет ветер, он дует прямо вверх, так что за землю хватаешься, и воздух все суше и суше, а у меня кончились капсулы в респираторе, я тогда обжег горло, но зато штурмовики не успели отвернуть, они вошли в щит и растворились... словно белые кометы в оранжевом небе... А потом мы пришли в деревню, но имперская пехота оттуда уже ушла, и всех жителей убили за то, что они нас поддерживали... мужчин расстреляли... а женщин и детей согнали в мечеть, закрыли дверь и подожгли... они еще кричали, когда мы пришли, но там уже ничего не потушить было...
     - Ка-какая имперская пе-пехота... - прошептал я. Голос у Лиона был страшным. Он не придумывал, не пересказывал книжку или фильм. Он вспоминал!
     - Шестая авалонская бригада космопехоты, формирование - Камелот, командующий - генерал Отто Хаммер, эмблема - серебряный молот, падающий на горящую планету, - отчеканил Лион. - Мы воевали с Империей, понимаешь? Я воевал с Империей!
     - Ты вчера не сказал...
     - Я сегодня скажу. - Лион отвел глаза. - Я... боялся, что тогда меня сразу заберут.
     - Но это же не правда! Это было во сне!
     - Для меня это не было сном, Тиккирей, - сказал Лион. И мне вдруг почудилось, что со мной говорит взрослый, всего повидавший человек, а не ровесник с космической станции.
     Но это длилось только секунду. Потом взгляд Лиона дернулся, будто он увидел что-то у меня за спиной. И он опустил глаза.
     Я обернулся - в дверях кухни стоял Стась. Молча смотрел на Лиона, и в его глазах ничего нельзя было прочесть.
     - Просто не хотел говорить вчера... - пробормотал Лион.
     Стась подошел к нему, взъерошил волосы. Негромко сказал:
     - Понимаю. Кто-то ответит за это, парень. Сполна ответит. Не бойся, Лион.
     - Вы лучше меня прямо сейчас увезите и исследуйте, - пробормотал Лион. - Я так не могу. Оно все сильней и сильней вспоминается... у меня голова разламывается... не от боли. Я чего-нибудь натворю или с собой...
     - Сейчас поедем, - сказал Стась. Он что-то лихорадочно обдумывал. - Ты знаешь что... продержись немного. Хотя бы сутки.
     - А потом?
     - Потом все будет хорошо. Лион, Тиккирей, одевайтесь. Позавтракаете в машине. У вас у обоих будет трудный день.
     Машина у Стася была так себе. Не мощный джип-вездеход, не скоростная спортивная "пиранья", а здоровенный неповоротливый "Дунай". На работе у нас на таком ездит лишь одна женщина из технического отдела, толстая и медлительная.
     Но Стасю словно бы было все равно, на чем ехать.
     Мы с Лионом сидели позади, молчали, ни о чем его не расспрашивали. Стась сам говорил, но больше о всякой чепухе. Об экспериментах в области глюоновой энергетики, которые позволят строить новые космические корабли. О том, что теоретически доказано существование гиперканалов, ведущих в другие галактики, и есть планы по их поиску. О том, что Император подписал указ о снятии "трехпроцентного предела" и теперь ученые могут по-настоящему улучшить человеческий геном, а не только по мелочам. О том, что заканчиваются съемки ретробоевика "Мудрец из Назарета" о христианской религии и в этом фильме все будет взаправду - и актеры живые, и декорации, и даже спецэффекты. Никаких компьютерных съемок, все настоящее! И даже актеры были введены в транс, не знали, что играют в фильме, а считали все правдой.
     Стась умеет интересно рассказывать, если захочет, конечно. Но сейчас я понимал, что он просто заговаривает нам зубы, отвлекает. И поэтому мне было совсем не интересно. Ничего не изменится от этих глюоновых реакторов, новых галактик и улучшенных геномов. Куда важнее то, что решит сделать с нами совет фагов.
     И Стась, наверное, угадал мои мысли, потому что замолчал. Мы молча дожевали свои бутерброды, допили кофе и стали ждать.
     Порт-Лани - город-спутник Камелота. Если бы Стась хотел, он бы даже на своей колымаге доехал за полчаса. Но Стась никуда не спешил: либо думал о чем-то, либо ему было назначено точное время. И мы ехали больше часа. Потом еще покрутились по городу, перескакивая с внешних дорожных развязок на внутренние транспортные кольца, постояли в паре пробок - все как раз ехали на работу и улицы были забиты.
     А потом Стась припарковал машину у красивого высотного здания в старинном стиле - с большими зеркальными окнами и флаерной площадкой на крыше. Здесь я один раз был. Тут и помещался главный офис фагов, который официально назывался "Институт экспериментальной социологии".
     - Что мне говорить совету? - спросил я, когда мы выбирались из машины.
     - Если придется говорить, то говори правду, - пожал плечами Стась. - Но тебя не обязательно вызовут.
     - А меня? - требовательно поинтересовался Лион.
     - Тебя вызовут обязательно, - сказал Стась. - А совет тот же - говори правду.
     Он подумал секунду, потом приобнял нас за плечи:
     - Дело даже не в том, ребята, что в большинстве случаев говорить правду полезнее. Фагам никогда не стоит врать, лучше уж промолчать.
     - Вы чувствуете ложь, - сказал Лион, и голос у него опять стал жесткий, взрослый. Стась внимательно посмотрел на него:
     - Да, парень. Чувствуем.
     Больше мы не говорили. Прошли в здание - там стояла охрана на входе, но Стась показал какой-то пропуск, и нас даже не стали проверять. За дверями был большой вестибюль. Я думал, что, как и в прошлый раз, Стась поведет нас направо. Там море всяких кабинетов, офисов, а еще есть совершенно восхитительный зимний сад с кафе. Когда Стась улаживал мои вопросы, я там просидел три часа, но ничуть не заскучал.
     Но Стась повел нас к лифтовому стволу. И не к общим лифтам, которые все время сновали вверх-вниз, а к служебной кабинке, куда никто и не совался.
     В здании было этажей пятьдесят. Но когда мы вошли в лифт и тот рванулся вверх, мы ехали слишком долго. Словно здесь еще имелось этажей пятьдесят, невидимых снаружи. Я глянул на отражение Стася в зеркальной стене - он за нами с любопытством наблюдал.
     - Мы едем вниз, - сказал я. - Хотя кажется, что вверх. Тут в лифте гравитатор, верно?
     Стась улыбнулся, но ничего не ответил. Да и улыбка у него быстро пропала. Он будто прокручивал в голове предстоящий разговор, рассчитывал его наперед до каждого слова, но что-то там не складывалось, будто звучала реплика, на которую у Стася нет ответа. И Стась начинал все обдумывать заново...
     - Стась, - сказал я. - Если я и впрямь так виноват, то пусть меня накажут. Только пусть не высылают обратно на Карьер, можно?
     - Я дал тебе слово, - сказал Стась. Посмотрел на меня внимательнее и добавил:
     - Ты очень сообразительный мальчишка, Тиккирей. Если бы я не верил тебе, то решил бы, что ты очень хорошо подготовленный агент.
     - Разве бывают дети-агенты? - спросил я.
     - Еще как бывают, - ответил Стась. - Вот я работаю с десяти лет.
     - Я не агент, - сказал я на всякий случай. - Я Тиккирей с Карьера...
     - Я же сказал, что верю тебе, - мягко ответил Стась.
     Лифт наконец-то остановился, и мы вышли.
     Это был холл, большой и пустынный. В центре бассейн с фонтанчиком, заросшим оранжевым вьюнком. Фигура фонтанчика изображала девушку, держащую в руках кувшин, откуда и лилась вода. Статуя была старая, бронзовая, вся позеленевшая, покрытая мхом и вьюнками. Я присел на край бассейна, поболтал рукой в воде. Рыбок никаких там не было, а мне почему-то хотелось, чтобы в бассейне жили рыбки. Да и вода оказалась мутноватая, будто фильтры в фонтане плохо работали.
     Стась жестом указал нам на мягкие кресла у стены, под фальшивыми окнами. Окна показывали вид на город с крыши небоскреба, но я все равно был уверен, что мы под землей.
     - Подождите здесь, ребята.
     - Долго? - спросил я.
     - Если бы я знал, то уточнил, сколько именно ждать, - пояснил Стась. - И никуда не уходите.
     В противоположной стене холла была еще одна лифтовая дверь. Стась вызвал лифт и уехал.
     - Могли бы хоть бар тут сделать, - сказал Лион с обидой. - Выпили бы по хайболу для храбрости.
     - По чему? - не понял я.
     - Хайбол. Ну, это какой-нибудь напиток. Вроде джин-тоника или водки с мартини.
     - Угу. Разбежался.
     - Между прочим, я очень люблю водку с мартини, - сказал Лион.
     Он развалился в кресле, закинув ноги на подлокотник. Покосился на фальшивое окно, фыркнул, нашарил переключатель и выключил изображение.
     - Это... в снах? - догадался я.
     - Ага. А в армии нам выдавали водку. По праздникам - виски.
     - Ну вот во сне и попросишь свой хайбол. На Авалоне детям не положено пить спиртные напитки.
     - Ничего, если меня не сразу начнут препарировать, я зайду в бар и напьюсь, - сказал Лион.
     До меня наконец дошло, что он просто смеется. Подтрунивает надо мной. Потому что ему страшно... куда страшнее, чем мне.
     - А почему ты воевал с Империей? - спросил я. - Во сне?
     Лион отчеканил, будто готовился к вопросу:
     - Потому что Империя - это пережиток древних эпох человечества. Сосредоточение власти в руках одного человека приводит к застою и стагнации, злоупотреблениям и социальной неустойчивости.
     - Так к застою или к неустойчивости? - спросил я
     - К застою в развитии человечества, но к неустойчивости в социальной жизни, - отпарировал Лион. - Вот тебе простейший пример. Когда люди встретили Чужих, которые успели оттяпать лучшие куски космоса для себя, то развитие Империи остановилось. Пришлось переделывать для жизни очень плохие и неудобные планеты вроде твоего Карьера. Никто даже не попробовал оттеснить Чужих с занятых ими планет.
     - Но это же война, Лион!
     - Вовсе не обязательно. Война - это крайний случай разрешения противоречий. Всегда можно обойтись экономическими, политическими или особыми мерами.
     - Ты и вправду так думаешь? - Я сел в соседнее кресло. Лион секунду пялился на меня, насмешливо улыбаясь, потом посерьезнел:
     - Ничего я не думаю. Так нам объясняли. И во сне я в это верил.
     - А сейчас?
     - Ну, что-то тут есть, правда? Ведь на самом деле ты жил на Карьере, а мог жить на хорошей планете, где сейчас живут Цзыгу или халфлинги.
     - Так в твоем сн