его. Из реальных ситуаций - подчеркивает Фош - можно реально выбраться,  а
из придуманных - никогда, стало быть, "Робинзонады" свидетельствуют лишь о
том, что человеку необходим подлинный мир ("подлинный внешний  мир  -  это
подлинный внутренний мир"). Робинзон господина Коски вовсе  не  безумен  -
просто его план создания синтетического универсума на необитаемом  острове
был с самого начала обречен на провал.
   По этой же  логике  Фош  также  отказывает  "Робинзонадам"  в  глубоких
ценностях, поскольку - так  представленное  -  произведение  действительно
выглядит довольно убогим. С точки зрения  пишущего  данную  рецензию,  оба
упомянутых критика прошли мимо романа, не вникнув в его содержание.
   По нашему мнению, автор изложил нечто несравненно менее банальное,  чем
история  безумия  на  необитаемом  острове  или  полемика  с   тезисом   о
созидательном всемогуществе солипсизма. (Полемика подобного рода  была  бы
вообще бессмыслицей, поскольку в  системной  философии  никто  никогда  не
доказывал творческого всемогущества солипсизма;  где-где,  а  в  философии
битвы с ветряными мельницами не окупаются.)
   По нашему убеждению, то, что делает Робинзон, когда "сходит с ума", - и
не вариант безумия, и не  просто  глупость.  Изначальное  намерение  героя
романа вполне здоровое. Он знает, что границей каждого  человека  являются
Другие; опрометчиво  выводимое  из  этого  заключение,  будто  уничтожение
Других  предоставляет  субъекту  абсолютную  свободу,  является  ложным  в
психологическом отношении, подобно тому как ложным в физическом  отношении
было бы утверждение, что раз вода принимает форму сосудов,  в  которых  ее
держат, то, разбив все сосуды,  мы  можем  предоставить  воде  "абсолютную
свободу". На самом же деле,  подобно  воде,  которая,  лишившись  сосудов,
растекается лужей, человек, оставшись в  полном  одиночестве,  взрывается,
причем взрыв этот представляет собой форму полнейшего отхода от  культуры.
Если нет Бога и к тому же нет ни Других, ни  надежды  на  их  возвращение,
следует спасаться  созданием  какой-либо  веры,  которая  по  отношению  к
создавшему ее _должна_ быть внешней. Робинзон господина Коски  усвоил  эту
нехитрую науку.
   Далее: для обыкновенного человека наиболее  привлекательными,  а  равно
совершенно  реальными  являются  существа  недосягаемые.   Всем   известны
английская королева, ее сестра-принцесса,  жена  бывшего  президента  США,
популярные кинозвезды. Это значит, что в действительном  их  существовании
никто, находясь в здравом уме, нисколько не сомневается - хотя убедиться в
этом непосредственно не  может.  В  свою  очередь,  для  того,  кто  может
гордиться непосредственным знакомством с  подобными  лицами,  они  уже  не
будут идеалом богатства, женственности,  красоты  и  т.д.,  поскольку  при
повседневном общении с ними он соприкасается  с  их  совершенно  обычными,
нормальными человеческими слабостями. При ближайшем рассмотрении эти  люди
отнюдь не предстают существами божественными или исключительными.  Поэтому
поистине обожаемыми, вожделенными, желанными могут  быть  только  существа
далекие, даже абсолютно недоступные. Привлекательность им придаст то,  что
они вознесены над толпой; не свойства  плоти  или  духа,  а  непреодолимая
социальная дистанция создает их манящий ореол.
   Вот эту-то черту реального мира пытается повторить  Робинзон  на  своем
острове,  в  масштабах  вымышленного  им  бытия.  Его  действия   ошибочны
изначально, поскольку он просто _физически_ отворачивается от созданного -
глюммов, сменов и т.п., - однако дистанцию, естественную между  господином
и слугой, он рад бы преодолеть, когда рядом появляется  женщина.  Робинзон
не мог, да и _не хотел_  заключить  Глюмма  в  объятия;  теперь  же  -  по
отношению к девушке - уже _только не может_. Дело  не  в  том  (здесь  нет
интеллектуальной проблемы!), что он не мог обнять несуществующую  девушку.
Разумеется, это невозможно! Дело в том, чтобы _мысленно_ создать ситуацию,
собственные, естественные _законы_ которой  навсегда  сделают  невозможным
эротический контакт - и это должны быть  законы,  совершенно  игнорирующие
_несуществование_ девушки. Эти _законы_ должны сдерживать Робинзона, а  не
банальный, вульгарный факт  несуществования  партнерши!  Поскольку  просто
осознать ее несуществование - значит все разрушить.
   Поэтому Робинзон, догадавшись, как следует  поступить,  принимается  за
работу - то есть за создание  на  острове  целого  вымышленного  общества.
Именно оно встанет между ним и девушкой; оно  возведет  систему  барьеров,
преград, образует непреодолимое расстояние, с которого Робинзон сможет  ее
любить,  сможет  ее  вечно  вожделеть  -  уже  не  подвергаясь   банальным
испытаниям вроде желания протянуть руку  и  коснуться  ее  тела.  Он  ведь
знает, что если хоть раз уступит в борьбе, которую ведет сам с собою, если
попробует коснуться девушки - весь мир,  созданный  им,  в  мгновение  ока
рухнет. И поэтому он начинает "сходить с  ума",  в  исступлении,  в  дикой
спешке создавая своим воображением целые толпы - придумывая и записывая на
песке прозвища, фамилии, первые попавшиеся имена, болтая  чепуху  о  женах
Глюмма, о тетках, о стариках пятницах и т.д. и т.п. А поскольку эта  толпа
нужна ему _только_ как некое непреодолимое пространство (которое разделяло
бы Его и Ее) - он творит кое-как, небрежно,  наперекос,  беспорядочно;  он
спешит - и эта спешка дискредитирует сотворенное, выявляя его бредовость и
пошлость.
   Если бы ему посчастливилось,  он  стал  бы  вечным  влюбленным,  Данте,
Дон-Кихотом, Вертером и тем самым настоял бы на своем. Срединка - надо  ли
объяснять? - сделалась бы тогда не менее реальной,  чем  Беатриче,  Лотта,
какая-нибудь королева или принцесса. Став совершенно _реальной_, она  была
бы в то же время _недосягаемой_. Благодаря этому он мог бы жить и  мечтать
о ней, поскольку  существует  глубокое  различие  между  ситуацией,  когда
кто-то реальный тоскует о своем сне и когда  его  манит  тоже  реальное  -
именно собственной недостижимостью. Ведь только во втором случае можно без
конца питать надежду... поскольку только социальные  или  другие  подобные
преграды препятствуют осуществлению любви. Отношение Робинзона к  Срединке
могло нормализоваться, только если бы она стала одновременно _реальной_  и
_недоступной_ - для него.
   Классическому мифу о соединении влюбленных, разлученных  превратностями
судьбы. Марсель Коска  противопоставил,  таким  образом,  античный  миф  о
необходимости вечной разлуки как единственной  гарантии  духовных  союзов.
Поняв всю тривиальность ошибки с "третьей ногой", Робинзон (а, разумеется,
не автор!) потихоньку "забывает" о ней  во  втором  томе.  Властительницей
своего мира, принцессой ледяной горы, нетронутой возлюбленной  -  вот  кем
хотел он сделать Срединку, ту самую, которая  начинала  у  него  как  юная
служанка, сменившая толстого Глюмма... Из этого ничего не  вышло.  Вы  уже
знаете или догадываетесь почему? Ответ простой:  потому  что  Срединка,  в
отличие от какой-нибудь  королевы,  _знала_  о  Робинзоне,  поскольку  она
любила его. И  потому  она  не  хотела  сделаться  богиней-весталкой:  эта
раздвоенность ведет героя к гибели. Если бы любил он один! Но она ответила
ему взаимностью... Кому непонятна эта простая  истина,  кто  считает  (как
учили наших дедов их  викторианские  гувернантки),  что  мы  умеем  любить
_других_, а не _себя_ в этих других, тому  лучше  не  брать  в  руки  этот
грустный роман, который подарил нам Марсель Коска.  Его  Робинзон  выдумал
себе девушку, которую не захотел до конца отдать реальности, поскольку  от
реальности,  никогда  не  оставляющей  нас,  нет  иного,   кроме   смерти,
пробуждения.



    Станислав Лем.
    Путешествие профессора Тарантоги

   -----------------------------------------------------------------------
   Stanislaw Lem. Wyprawa profesora Tarantogi (1963).
   Сб. "На суше и на море". М., "Мысль", 1964 г.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------

   Постановка в шести частях




   Действующие лица:

   Профессор Тарантога, седоволосый и седобородый, в конце  постановки  не
такой седой и без бороды.
   Магистр Януш Хыбек, юноша в очках.
   Существо с Ориона, типичная деревенская баба.
   Трое каленусцев, лысые, как колено.
   Инженер с планеты Каленусия.
   Доктор с планеты Каленусия.
   Робот с квадратной головой.
   Голова прелестной блондинки с Грелирандрии.
   Директор института с Грелирандрии.
   Ученый 1.
   Ученый 2.
   Лицо с туманности NGC.
   Женщины, пересылаемые по радио, и прочие.


1

   Квартира  профессора  Тарантоги.  Обычная  мебель.   Столик,   на   нем
перегринатор - аппарат величиной с небольшой чемоданчик,  с  циферблатами,
какими-то линзами, с  возможно  большим  выключателем;  сбоку  -  звездные
атласы неба, а также звездный глобус.  Рядом  с  аппаратом  -  прицельник,
что-то вроде воронки, направленной на  свободное  от  мебели  пространство
комнаты между шкафом и дверью. Это пространство отгорожено шпагатом.  Один
бок шкафа, образующий границу этого пространства, выломан, доски в щепках,
вдавлены внутрь. Рядом на полу  большой  камень  с  Луны,  по  возможности
необычной формы. Около столика с аппаратом три стула - два  нормальных,  а
третий "гибрид" из двух обычных стульев: у него четыре ножки и две спинки.
Это  результат  взаимопроникновения  двух  стульев  во  время  предыдущего
эксперимента.  Профессор  Тарантога  вставляет  вилку  в  розетку,  что-то
поправляет, садится за столик, устраивается  поудобнее,  так,  словно  это
было бы, например, скамьей в  поезде,  который  сейчас  должен  тронуться.
Начинает устанавливать прицельник, как вдруг раздается звонок.
   Профессор выходит и возвращается с молодым человеком в роговых очках, в
пальто, с папкой, типичным канцеляристом.

   Хыбек. Пан профессор Тарантога?
   Тарантога. Да. Вы не из газеты? А то я не даю никаких интервью.
   Хыбек. Да нет же, нет. Не из газеты... Я получил от вас письмо.
   Тарантога. Письмо? Минуточку... Какое письмо?
   Хыбек.  Но,  пан  профессор!..  Неужели  вы  забыли  про  объявление  в
"Дневнике"... Я написал  вам...  и  получил  ответ  с  приглашением  зайти
сегодня...
   Тарантога. А-а! Так вы - Хыбек?! Магистр Хыбек! Ну  конечно.  Простите,
не узнал. На фотографии вы выглядите иначе.
   Хыбек. Потому что это старая фотография, тогда я  еще  не  носил  очки.
(Кладет на кресло папку, папка падает, он ее  поднимает.)  Простите,  ради
бога. Я так волнуюсь! Всю жизнь я мечтал  о  полетах  к  звездам....  даже
когда еще никто и не слышал о спутниках...
   Тарантога.  Похвально,  весьма  похвально.  Знаете,  я  получил   массу
предложений,  но  по  многим  причинам  выбрал  вас...   Вы   знакомы   со
стенографией, не так ли?
   Хыбек.  Да,  знаком.  Я  работаю  оценщиком,  окончил  экономический  и
товароведческий факультеты, но астронавтика интересовала меня с детства, я
читал все, что только мог достать. И  знаете,  почти  все  понимал.  А  вы
действительно собираетесь строить ракету?
   Тарантога. Ракету? Об этом мы еще поговорим. Так, значит, мой выбор пал
на вас, поскольку мне казалось, что я вас почему-то знаю. Может  быть,  вы
слушали мои лекции?
   Хыбек. Увы,  нет.  Как-то  не  пришлось...  Но  если  бы  пришлось,  то
наверняка бы слушал...  А  что  касается  фотографии,  то  пан  профессор,
наверно, узнал меня потому, что я уже бывал у вас. Вы тогда еще не  носили
бороды, а я учился... Это было в пятьдесят первом году. Двадцать  седьмого
апреля.
   Тарантога. В пятьдесят  первом?  Вы  были  у  меня?  Что-то  не  помню.
Интересно, зачем?
   Хыбек. Вы не помните? Я был только несколько минут при весьма  странных
обстоятельствах. Впрочем, честно говоря, я до сих пор не знаю, зачем тогда
к вам приходил...
   Тарантога. А-а! Вспомнил! Ну конечно, это было забавно!  Вы  не  знали,
зачем пришли... и я тоже не знал. Хе-хе!
   Хыбек. Но если вы выбрали меня именно из-за этого, то,  стало  быть,  я
приходил не зря. Не знаю, как сказать, но  я  так  благодарен  вам...  Мне
понадобится отпуск? Если да, я могу похлопотать о больничном...
   Тарантога. Отпуск? Зачем отпуск?
   Хыбек. Ну как  же!  Ведь  в  объявлении  было  сказано,  что  вы  ищете
спутника...
   Тарантога. Действительно я так написал. Но  отпуск...  нет,  отпуск  не
понадобится.
   Хыбек. Значит, пока что еще ракету не строят? Ну да, наверно, лимиты...
Я понимаю...
   Тарантога. Никакой ракеты не  будет.  Молодой  человек,  прошу  слушать
внимательно: я открыл новый способ путешествия в космосе!
   Хыбек. Новый? А как же ракета?
   Тарантога. Без ракеты. По моему методу можно переноситься  с  места  на
место без каких бы то ни было экипажей, снарядов, самолетов  или  звездных
кораблей...
   Хыбек. Совершенно без?
   Тарантога. Абсолютно. С помощью моего аппарата можно лететь к  звездам,
не выходя из этой комнаты. Там (указывает на пространство  между  шнурами)
наступает контакт.
   Хыбек. Между этими шнурками?
   Тарантога. Я умышленно отгородил эту часть комнаты. Перегринатор -  так
я назвал свой аппарат - нацелен туда, видите? Разумеется, первые  опыты  я
проводил в малом масштабе. Благодаря этому я мог, например, не наклоняясь,
коснуться собственной пятки или взять что-либо со шкафа в другой  комнате,
не вставая с этого стула. Ну, а  первый  серьезный  эксперимент  я  провел
вчера. Это была Луна...
   Хыбек. Луна? Тут? Между шнурками?
   Тарантога. Не вся, разумеется. Я вошел в контакт, то есть соприкоснулся
с кратером Эратосфен. Может быть, вы знаете, это большой  погасший  лунный
вулкан, его видно в обычный бинокль...
   Хыбек. Знаю, знаю. И что, удалось?
   Тарантога.  Он  был  тут.  Южная  вершина  вулканической   горки.   Она
простиралась примерно отсюда... досюда... (Показывает.)
   Хыбек (стоя у шкафа). А что тут случилось?
   Тарантога. В момент выключения горка задела  аа  шкаф.Коснулась  боком,
при этом кусочек откололся. Вот этот.
   Хыбек (поднимая камень). Невероятно. Это камень с Луны?
   Тарантога. Да. И все потому, что прицельник был еще недостаточно хорошо
проградуирован. К счастью, все кончилось без серьезных последствий, только
от толчка у соседей этажом ниже отскочило немного штукатурки...
   Хыбек. Феноменально! Но я не понимаю...
   Тарантога.  Луна  и  Земля  находятся  в  пространстве.  В   трехмерном
пространстве. Это пространство я перегибаю.  Мой  аппарат  складывает  его
вдвое, в четвертом измерении, так что происходит соприкосновенно исходного
пункта с намеченным...
   Хыбек. Гениально! Почему никому до сих пор это в голову не пришло?
   Тарантога. Понятия не имею. Но нам пора.  Сегодняшний  опыт  будет  уже
настоящей космической разведкой. Я намерен вступить в контакт  с  четырьмя
планетами нашего Млечного Пути. Как вы,  возможно,  догадались,  я  выбрал
планеты, во многом подобные Земле...
   Хыбек. Пан профессор, это  превосходно!  Благодаря  достижениям  науки,
которыми смогут  поделиться  с  нами  тамошние  цивилизации,  человечество
поднимется на вершины расцвета!
   Тарантога. Вы так думаете? Если  бы  так,  если  бы!  Молодой  человек,
извольте сесть с той стороны. Сейчас трогаемся.  Давайте  договоримся.  Вы
будете записывать все происходящее, в особенности разговоры с существами с
иных планет. Вот вам бумага и карандаш...
   Хыбек. Но я же ничего не пойму.
   Тарантога. Поймете,  поймете.  Этот  аппарат  (показывает  аппарат  под
столом) - наш переводчик.  Специальный  электронный  мозг.  Он  улавливает
колебания воздуха, вызванные речью, и переводит на понятный нам язык.  Вам
будет казаться,  что  эти  чужие  звездные  существа  говорят  по-польски.
Разумеется, это только иллюзия. Время от времени может попасть  выражение,
которого машина не сумеет перевести. Тогда прошу  записать  его  дословно,
так, как услышите... Ясно?
   Хыбек. Да, пан профессор! Что вы делаете? Неужели уже?
   Тарантога. Я включил капацитроны. Необходимо  некоторое  время,  прежде
чем  наберется   достаточное   количество   энергии,   способной   согнуть
пространство. Это указатель величины потенциала сгиба. Энергию мы  черпаем
из электросети, поэтому свет немного сел. Видите? Падение напряжения.
   Хыбек. Что это так гудит?
   Тарантога.   Гравитационное   поле   подвергается   сжатию,   двузначно
лимитированному    детерминантом     Лоренца-Фиц-Джеральда,     разумеется
ковариантно, вдоль геодезических линий...
   Хыбек. Не улавливаю...
   Тарантога.  Это  ничего.  Зарядка  продлится  еще  немного.  Мы   можем
поговорить. Там перед нами наступит трансмогравифлекция, то есть  сгибание
пространства.  Когда  мы  начнем  входить  в  соприкосновение  -  вы   это
почувствуете по миганию вон этих указателей,- я подам знак рукой. И тут уж
прошу не двигаться. Ни одного движения,  потому  что  наша  сторона  может
тогда перевесить, от чего упаси нас боже.
   Хыбек. А что тогда произойдет?
   Тарантога.  Образуется  складочка.  Небольшая  рябь  в  окружающем  нас
пространстве. Вчера в момент соприкосновения я чихнул...
   Хыбек. И что случилось?
   Тарантога. Еще сорок секунд... Что вы сказали?  Вы  видите  этот  стул?
Вчера  это  были  два  стула...  Вследствие  того,  что   в   пространстве
образовались волны, произошло взаимное проникновение материи. Хорошо,  что
этим дело и кончилось. Если  бы  на  этих  стульях  сидели  люди,  из  них
получились бы существа, сросшиеся как сиамские близнецы.
   Хыбек. Ужасно!
   Тарантога. Поэтому прошу  не  шевелиться.  Когда  контакт  установится,
опасность пройдет. Естественно, есть  еще  иные  опасности  -  со  стороны
жителей  чужой  планеты.  Но  того,  что  сделают  они,  увидев  нас,   мы
предсказать не можем...
   Хыбек. А нет ли у вас какого-нибудь оружия?
   Тарантога. Наша экспедиция носит мирный характер. В  крайнем  случае  я
выключу аппарат, и мы вернемся. Вот выключатель. Если случится  что-нибудь
непредвиденное и я не смогу повернуть выключатель  сам,  извольте  сделать
это за меня, вот так... Что-то сегодня долго  заряжается.  Видимо,  соседи
опять включили электрическую плитку, а ведь я их  так  просил...  Ну,  еще
немного... Внимание, юноша, сейчас я подам знак! Не двигайтесь, что бы  ни
случилось или появилось. Правда, ракеты у нас нет, но  это  путешествие  к
звездам, и вы обязаны меня слушаться, так, как если бы я  был  командиром.
Капацитроны заряжены, прицел на Орионе. Внимание, тронулись!

   Различные  звуковые  и  световые  эффекты.  Профессор  и  Хыбек   сидят
неподвижно, вглядываясь в пространство между  шнурками.  Что-то  пролетает
между шкафом и дверьми.

   Хыбек. Профессор, что это было?
   Тарантога. Наверно, какой-то метеор.
   Хыбек. А почему ничего не видно?
   Тарантога. Потому что мы в космической пустоте...

   Опять что-то пролетает, теперь уже между ними. Шум.

   Хыбек. Ох. Это тоже метеор?
   Тарантога. Видимо, мы попали в  рой.  (Вытаскивает  из-под  кресла  два
шлема, один надевает сам,  второй  подает  Хыбеку.)  Наденьте,  так  будет
безопасней... (Спустя минуту.) А это что? Вибрация? Весь столик  дрожит...
Вчера этого  не  было.  Странно.  (Прикасается  к  аппарату.)  Аппарат  не
греется...
   Хыбек. Профессор, это не вибрация - это я. Ноги у меня  трясутся...  Но
это просто от возбуждения, а не от страха, уверяю вас.
   Тарантога.  Немедленно  прекратите!  Ни  одного   движения!   Внимание,
прибываем!

   Над аппаратом зажигается сигнал. Этот сигнал  всегда  будет  гореть  во
время "пребывания на иной планете". Долгое время ничего не происходит.

   Хыбек. Пан профессор, может быть, это безлюдная планета?

   Слышны медленно приближающиеся шаги.

   Тарантога. Тихо!

   Из-за  приоткрытой   двери   просовывается   голова   Существа.   Дверь
открывается.  Существо  входит  в  комнату.  Оно  невероятн