смотреть не на Андру,  то - на полеты  над
водой. Вот я и смотрел.
   Гинчев бурно переживал перипетии соревнований  -  вскаки-
вал,  вскрикивал  и почесывал кончик носа.  Борг,  по своему
обыкновению,  возился с микроманипуляторами, микроэлементами
и прочей мелочью,  которую обожают вертеть в руках конструк-
торы, и посмеивался над эмоциями Гинчева. Нонны, розовощекой
конструкторши, сегодня с нами не было - она уехала встречать
Леона Травинского.  Они с Леоном были друзьями еще со школь-
ных времен.
   Я смотрел на экран и вдруг ощутил,  что мне посылают мен-
то. Его смысл был непонятен, но я чувствовал: мне прямо-таки
сверлили затылок.  Я оглянулся. Сзади в кресле у двери сидел
Феликс  и  смотрел  не то на меня,  не то на экран - никогда
ведь не поймешь, куда он смотрит и что, собственно, видит. Я
сосредоточился  и  направил ему менто:  "Не понял,  о чем ты
спрашиваешь".  Феликс не ответил. Он медленно опустил лохма-
тую  голову,  ссутулился,  и  вообще вид у него был какой-то
больной.
   Сегодня днем,  когда конструкторы в перерыв прохлаждались
на речке, я слышал, как Борг ворчал, что с Феликсом не стало
никакого сладу.  Где-то он,  Феликс,  бродит, не отвечает на
видеофонные вызовы, и машина, рассчитывающая по его алгорит-
мам  варианты  совмещения времени-пространства,  нервничает,
если можно так выразиться о машине.  Где, в каких немыслимых
дебрях  платоновской  математики витала его мысль?  И что за
срезы,  залитые в пластилон,  разглядывает он в  электронный
микроскоп,  а  потом расшвыривает по всему зданию,  причиняя
ужасные хлопоты усердному мажордому?
   Наверное, именно таких, как Феликс, в прежние времена на-
зывали "чудаками",  "рассеянными до невозможности" и  как-то
еще.  Все эти словечки решительно ничего не объясняют.  Мозг
Феликса автоматически ограждает себя от посторонней информа-
ции. И в этом все дело. Защита, отбрасывающая все ненужное.
   И вот что еще приходило мне в голову.  Я был не очень си-
лен  в ментообмене,  мои земляки-примары куда шире пользова-
лись направленной мыслью для общения,  однако, с тех пор как
я покинул Венеру,  я почти не встречал людей, владеющих мен-
то-системой,  а если и встречал,  то убеждался,  что они  не
идут дальше набора элементарных сигналов: "Как тебя зовут?",
"Спасибо", "Партию в шахматы?" и тому подобное. Чаще всего в
ответ  на свое менто я получал от таких собеседников неопре-
деленнорасплывчатый фон,  не несущий информации. Робин-вог с
кем я еще мог перекинуться менто: результат нашего многолет-
него общения. Я хорошо его понимал, и он понимал почти все -
разумеется, в известных пределах. Андре менто-система не да-
валась, хотя я пробовал ее тренировать. Она разделяла общеп-
ринятое мнение о весьма ограниченной коммуникабельности мен-
тообмена и, как следствие, его бесперспективности.
   Исключением из правила был Феликс.
   С первой нашей встречи - с того дня,  как Феликс вошел  в
рубку  корабля,  идущего на Луну,  - мне постоянно казалось,
что он свободно читает мои мысли.  Конечно, это было не так.
Человек,  владеющий  менто-системой,  в разговоре всегда не-
вольно пользуется приемом сосредоточения мысли, и вот эти-то
мысли и улавливал Феликс, будучи от природы одаренным перци-
пиентом.  Не думаю,  чтобы он воспринимал мысли собеседника,
не знакомого с приемами менто.
   Так или иначе,  я чувствовал себя в обществе Феликса, как
бы выразить...  ну,  неуютно,  что ли. Восхищаясь его изуми-
тельным даром,  я в то же время  странно  робел  перед  ним.
Детски застенчивый,  молчаливый, он хранил в себе неприступ-
ные для меня да и для многих других высоты.
   - Смотрите,  смотрите! - воскликнула Андра, глядя на оче-
редного прыгуна,  летящего над водой.  - Как выпучил  глаза!
Бедненький, как он старается приводниться дальше всех! - Она
засмеялась.
   Гинчев сказал, почесав нос:
   - Типичный образчик несоответствия между волевым и  физи-
ческим усилиями. Мозг отдает команду, которую мышечный аппа-
рат не в состоянии выполнить.
   - Ужас какой!  - встрепенулась Андра. - Вы, конструкторы,
совершенно не умеете разговаривать по-челопечески. "Мышечный
аппарат"! Неужели нельзя просто смотреть на красивое зрелище
и любоваться им?
   - Нельзя.  -  Гинчев  налег  грудью на стол и устремил на
Андру пронзительный взгляд.  - "Красивое зрелище"  -  слова,
ничего  не  означающие.  Если  явление  соответствует твоему
представлению о нем,  то оно красиво. И наоборот. Лично меня
привлекает в этом зрелище только спортивный результат.
   - Знаешь что?  Тебе надо смотреть соревнования роботов. У
них все "соответствует". - Андра сделала гримаску, произнеся
это слово.
   - А  почему бы и нет?  Автомат куда совершеннее человека.
Уж он-то не выпучит глаза,  стараясь достичь  недостижимого:
он точно знает собственные возможности.
   Борг, посмеиваясь,  копался отверткой в цветных  потрохах
небольшого электронного прибора. Он не вмешивался в спор. Он
отдыхал.
   А спор нарастал, и вместе с ним - категоричность высказы-
ваний Гинчева.
   - Никогда человек не сделает так хорошо, как прибор.
   Он принялся развивать эту мысль, но Андра перебила его:
   - Именно такие, как ты, в прошлом веке чуть было не дове-
ли человечество до деградации под опекой андроидов.
   - Такие, как я? - Гинчев нахохлился.
   - Да, да! Просто смешно тебя слушать!
   - А мне страшно слушать. Если бы человечеством направляли
воинственные гуманитарии вроде тебя, то мы бы до сих пор хо-
дили  в звериных шкурах и ездили на лошадях,  регулируя ско-
рость нажатием ног на лошадиные бока.
   Тут вдруг ожил приборчик в руках Борга.  Быстро перебирая
грейферными лапками и ловко огибая кофейник, бутылки с вином
и витаколом, он пошел по столу к Гинчеву.
   - Совершенствование человечества всегда было направлено к
тому, - продолжал Гинчев, - чтобы...
   Он замолчал и отшатнулся,  но все же не успел увернуться:
шустрый  прибор  протянул  манипулятор и поскреб длинный нос
Гинчева.
   Мы так  и покатились со смеху,  а Гинчев вскочил и сказал
сердито:
   - Что еще за глупые шутки!
   - Не обижайся,  Василь, - сказал Борг, усмехаясь. - Но ты
сам говорил, что человек не сделает так хорошо, как прибор.
   - Странные у тебя развлечения,  старший, - проворчал Гин-
чев, пересаживаясь подальше. - Я ведь имел в виду не чесание
носа, а...
   - Почему бы нет?  - перебил я его.  - Представь себе, Ва-
силь,  что обе руки у тебя заняты,  а нос чешется и  неохота
тратить  время на это пустяковое дело.  Нет,  очень полезный
приборчик, очень.
   - Знавал я одного конструктора,  - заметил Борг. - Окно в
своей комнате он заменил датчиком и телеэкраном.
   - Ну и что?  - сказал Гинчев.  - Ничего смешного не вижу.
Электронное окно позволяет видеть и ночью и в туман.
   - Машина для смотрения в окно нужна на космическом кораб-
ле,  а не в жилом доме.  Верно, пилот? - Борг скосил на меня
насмешливый взгляд.  - Вообще машины хороши там,  где они на
месте. Умный человек не станет кидаться на полезную машину с
ломом  в  руках.  Бесполезные же машины - я исключаю детские
игрушки - просто не надо делать.
   - Что  это значит - кидаться на машины с ломом?  - удиви-
лась Андра. - Разве было такое?
   - Ты не слышала историю о последнем чиновнике планеты?
   - Нет. Расскажи, старший!
   - Охотно, - сказал Борг.

        "РАССКАЗ О ПОСЛЕДНЕМ ЧИНОВНИКЕ ПЛАНЕТЫ"

   Это было,  когда люди уже стали такими грамотными, что не
путали стиральный  порошок  "Апейрон"  с  молочным  порошком
"Анейрон".  В  то  время  любили называть вещи неподходящими
словами, лишь бы позвучнее.
   А вот в части управления производством имелись,  как при-
нято было говорить,  отдельные недостатки. В комнатах управ-
лений сидело по дюжине служащих, они планировали и учитывали
вручную,  кричали,  спорили. В персональных кабинетах сидели
начальники  и начальники начальников-они любили поговорить о
кибернетике, но втайне опасались, как бы кибернетика не доб-
ралась до них.
   Наконец стало очевидным,  что сложность управления произ-
водством  растет  быстрее,  чем само производство.  Пришлось
браться за ум - иначе работать стало бы некому, всем - толь-
ко управлять.  Иные начальники,  ссылаясь на опыт и заслуги,
пытались отстоять свое положение, но где им было равняться с
электронной логикой!
   И постепенно учет и планирование во всех отраслях  произ-
водства  были  переданы кибернетическим системам.  Во всех -
кроме фурнитурной промышленности.  То ли руки до нее не дош-
ли,  то ли считалась она не очень важной отраслью, хотя, ко-
нечно, нельзя не признать, что застежки, приколки для волос,
ушные ковырялки и собачьи ошейники тоже имеют свое значение.
   В огромном здании ГУФ - Главного Управления  Фурнитуры  -
шла  перманентная реорганизация:  новые двери,  перегородки,
таблички,  штампы и печати, новые и новые инструкции. Теперь
каждый  служащий  сидел  в  отдельной комнате с устройствами
связи и собственным санузлом,  а  планировали  так  же,  как
раньше: дискретно, на первое и пятнадцатое, заявки на обору-
дование следующего года - не позже второго квартала текущего
года,  и все в этом роде:  ведь человек - не кибер,  хорошо,
если за полгода с заявками разберется... и все равно напута-
ет...
   Так вот,  служил там один... Назовем его просто Служащим.
Когда  ему стукнуло пятьдесят,  из Отдела Собачьих Ошейников
был выделен самостоятельный Отдел Пряжек к Ошейникам,  и эта
немаловажная отрасль была поручена ему, Служащему.
   Заводы ГУФа выпускали пряжки разных  конструкций,  разме-
ров,  цветов  и артикулов - всего...  мм...  триста тридцать
шесть типоразмеров.  И Служащему приходилось  координировать
поставщиков сырья с изготовителями,  а этих - с оптовыми ба-
зами,  и так - до торгового автомата,  который при опускании
монеты выдавал ошейник с пряжкой желаемого типоразмера.
   В комнате тысяча триста восемь бис воздвигли перегородку,
пробили дверь, повесили табличку, и у нашего героя дело пош-
ло вовсю. Но перегородку сделали за счет эксплуатации здания
и  не  отметили на плане этажа.  Именно из-за этого рокового
упущения произошло то, о чем я расскажу дальше...
   Наш Служащий  просыпался  по таймеру телевизора "Космос",
брился вибробритвой "Орбита",  доставал из холодильника "Аэ-
лита"  масло,  творог  и плавленый сыр "Сириус" и варил кофе
"Галактика" на плитке "Орион".
   На службу  он  ходил пешком - как советовал телевизор.  В
кабинете он надевал черные нарукавники,  чтобы не  протирать
локти,  и  принимался  за  работу.  Он следил,  чтобы отчеты
представлялись к первому  и  пятнадцатому,  и  координировал
движение  бумаг  и заявок.  В перерыв он ходил в кафе "Спут-
ник",  а после службы обедал в столовой "Арктур" - всегда за
одним столиком.
   По вечерам Служащий смотрел спортивную передачу,  ужинал,
потом  выходил  прогуляться  перед  сном и купить в магазине
"Юпитер" булку, масло и творог. Иногда присаживался на буль-
варе;  если  с  ним заговаривали о спортивных передачах,  он
охотно вступал в  беседу,  проявляя  прекрасную  осведомлен-
ность.  По  выходным  дням он ходил на стадион и смотрел ка-
кую-нибудь игру.
   В друзьях он не нуждался,  подчиненных не имел, а началь-
ства не видел, так как не имел для этого повода.
   Иногда он встречал на улицах собак, но поскольку с самого
детства относился к ним с предубеждением, то обходил их сто-
роной, не обращая внимания на типоразмер пряжки ошейника.
   Между тем в мире происходили разные события.  Однажды  по
телевизору объявили, что с первого марта отменяется денежное
обращение.  Служащий не очень задумался над этим  -  он  был
очень занят: заводы в Доусонсити и в Верхних Щиграх запозда-
ли с заявками на первое число.  Но вообще-то без денег стало
удобнее:  не надо было зимой расстегивать пальто, чтобы дос-
тать кошелек.  Теперь можно было чаще менять костюмы, но, не
будучи  снобом и щеголем,  Служащий проявлял в этом разумную
умеренность. Он даже не заметил, что после отмены денег люди
стали писать,  как подсчитала статистика, в сто двенадцать и
семь десятых раза меньше книг и писали теперь только хорошие
книги: ведь Служащий не читал их, вполне довольствуясь теле-
визором...
   Так бы  ему  жить-поживать да делать свое дело,  не очень
важное для человечества,  а с точки зрения собакпросто нехо-
рошее дело. Впрочем, собаки несколько прямолинейно оценивают
заботы людей...
   Так он  и  жил.  Ходил  на  работу и в столовую и смотрел
спортивные передачи, изобретенные для того, чтобы люди могли
изведать  радость победы или горечь поражения,  не вставая с
поролонового сиденья.
   С некоторых пор, однако, реорганизация ГУФа активизирова-
лась. Люди неинтеллигентного, с точки зрения Служащего, тру-
да  стучали инструментами,  названий которых он не знал.  По
коридорам носили и возили серые щиты со множеством электрон-
ных штучек,  мотки проводов, волноводные трубы. По коридорам
плыли незнакомые запахи... А потом наступила странная, небы-
валая тишина.
   Всю жизнь Служащий прожил в относительном одиночестве,  и
оно  не  тяготило его.  Он знал,  что в Управлении множество
других служащих,  делающих общее с ним дело,  и этого было с
него достаточно. Всегда он чувствовал, что вокруг - люди.
   И вдруг - странное ощущение одиночества.  Коридоры Управ-
ления будто вымерли.  Исчез куда-то даже швейцар,  постоянно
распивавший чай в гардеробе...
   Как-то по  телевизору  показывали фильм "Один на астерои-
де",  и Служащему запомнилось ощущение ужаса пустоты, забро-
шенности,  беспомощности,  и  теперь  он ежедневно испытывал
это.  И однажды страх одиночества дошел до того, что в пере-
рыв  он  не пошел в кафе,  а отправился на этаж развлечений,
куда раньше ни разу не заходил.
   Как и у всех служащих, у него был план Управления. Но это
было,  видно,  старое издание, потому что он не нашел ни чи-
тальни,  ни бильярдной, ни музыкального салона. Всюду только
гладкие стены коридоров  и  двери.  Дверей  стало  почему-то
меньше,  и все они были незнакомые,  металлические,  наглухо
запертые.
   Служащему стало  совсем  страшно.  Как  будто он оказался
один на астероиде, среди гигантских анаэробных пауков, как в
том  фильме.  Он заблудился в бесконечных коридорах.  Мягкий
пластик глушил звуки шагов.  Автоматика,  как обычно, гасила
свет за спиной,  и он теперь бежал, не оглядываясь, чтобы не
видеть тьмы. Бежал, будто за ним шла погоня.
   В углу,  на  одном  из бесчисленных поворотов,  он увидел
стальной лом,  забытый строителями.  Повинуясь инстинкту, он
схватил его - впервые в жизни он держал в руках такую штуку.
Но в тяжести лома было нечто успокоительное - может, чувство
оружия?..
   Впереди резко щелкнуло, серая дверь начала открываться...
Служащий,  опять-таки  повинуясь инстинкту,  выставил вперед
острие лома. Он плохо понимал, что происходит, но был готов,
по крайней мере, дорого отдать свою жизнь...
   Из-за двери вышел  рослый  парень  в  синем  комбинезоне.
Мельком глянув на Служащего, он запер дверь и пошел, помахи-
вая чемоданчиком,  насвистывая "Холодней  пустыни  марсианс-
кой".
   Служащий опомнился.  Он поспешил за парнем, громко откаш-
ливаясь, чтобы обратить на себя внимание.
   - Привет!  - сказал он как можно развязнее.  - Что, у ко-
го-нибудь информатор испортился?
   - У кого-нибудь?  - удивился парень.  - Здесь никого нет.
Уже давно.
   - Как - нет? Я каждый день с девяти...
   Парень изумленно воззрился на него:
   - Извини, старший, а где, в каком отсеке?
   - Не в отсеке, а в комнате тысяча тридцать восемьбис, - с
достоинством произнес Служащий.
   Молодой человек  достал из кармана план здания и полистал
его.
   - Такого отсека нет,  старший,  - сказал он.  - Ошибка на
плане? Может, покажешь свой "бис"?
   - С удовольствием, но я... Я немного заблудился. Вот если
бы пройти к главному входу - там бы я легко нашел...
   Парень поглядел на Служащего с некоторым подозрением,  но
пошел вперед.
   Коридоры, лифты,  площадки...  Далеко же его занесло!  Но
вот и знакомые места.  Служащий, радостно взвизгнув, кинулся
к родной двери, распахнул ее.
   За время его отсутствия информатор,  принимавший отчеты с
периферии, завалил пульт фестонами перфоленты. Служащий пос-
пешно начал наводить порядок,  распутывать ленту,  а  парень
между тем с недоумением рассматривал комнату Э 1038-бис.
   - Ну и ну! - сказал он. - Придется пойти к диспетчеру.
   И тогда все стало ясно. Уже семь месяцев, как Главное Уп-
равление Фурнитуры полностью кибернетизировали.  Но пряжки к
собачьим  ошейникам  выпали из внимания Кибероргучетпроекта,
потому что комната Э 1038-бис не была нанесена на план  зда-
ния...
   Конечно, если бы речь шла не о пряжках к ошейникам,  а  о
деталях более существенных агрегатов,  то давно бы уже заме-
тили выпавшее звено и последствия планирования  вручную.  Но
пряжки...  Служащий  управлялся с ними.  Не так хорошо,  как
электронный плановик,  но управлялся.  Промышленность, в об-
щем, не лихорадило.
   Но звенья не должны выпадать.
   В комнате  Служащего  установили  панели  с  электронными
штучками. И теперь не требовалось планов и отчетов ни к пер-
вым,  ни к пятнадцатым числам.  Датчики всех участков Произ-
водства Пряжек для Собачьих Ошейников вели непрерывный  гар-
моничный учет-планирование. Они могли менять скорость поточ-
ных линий с точностью до микрона в микросекунду.  Они  могли
среагировать на каждое нажатие кнопки потребительского авто-
мата от Новой до Огненной Земли,  доведя информацию об  этом
событии до складов,  баз и заводов,  даже до отдельных стан-
ков, если бы появилась необходимость в поштучном учете.
   Служащий по инерции продолжал каждый день приходить к де-
вяти утра.  Он просто не мог иначе.  Он стоял перед запертой
наглухо  дверью,  пытался  и  никак не мог себе представить,
бедняга,  как это могут бездушные электронные штучки  делать
то, что делал он многие годы. Служащий глухо надеялся: вдруг
эти штучки ошибутся, зашлют, скажем, листовой металл не того
размера,  что идет на пряжки,  и тогда снова вспомнят о нем,
Служащем, вспомнят и позовут...
   Но никто  не  вспоминал о нем.  Он навел справки и узнал,
что бывшие его сослуживцы переучивались на  новые  специаль-
ности, а некоторые из них даже стали специалистами по кибер-
нетическим машинам. Ему тоже предлагали переучиться, но он и
слышать не хотел ни о какой другой работе. Ему было все рав-
но,  что учитывать и планировать,  и, когда сведущие люди, к
которым он обращался, категорически сказали, что учет и пла-
нирование отданы машинам навсегда. Служащий впал в отчаяние.
Он даже заболел и целую неделю лежал в постели,  тихо стеная
и глядя глазами,  полными тоски и  непонимания,  в  потолок.
Врач не знал,  как его лечить.  На всякий случай он прописал
хвойные ванны.
   Однажды ночью  Служащий лежал без сна,  и в потоке беспо-
койных мыслей вдруг представился ему стальной  лом,  забытый
монтажниками. Наверное, он все еще там стоит, прислоненный к
стене...  Взять бы его,  снова ощутить в руках холодную, на-
дежную тяжесть оружия...
   Служащий не помня себя вскочил с постели и как был, в мя-
той  пижаме,  помчался по ночным улицам к бывшему своему Уп-
равлению.
   Лом был на месте - там,  где он оставил его,  возле двери
бывшей комнаты Э 1038-бис.  Служащий  схватил  лом  и  нанес
страшный удар по двери.  Он колошматил изо всех сил, пока не
сорвал дверь с петель.  Проникнув таким образом в отсек,  он
подскочил  к  голубым панелям,  к этим проклятым электронным
штучкам, и, размахнувшись, обрушил на них оружие своей мести
и обиды...
   Очнулся он в больнице. Хорошо, что сигнализация поврежде-
ний сработала мгновенно и прибежавший дежурный диспетчер ус-
пел оказать ему,  Служащему, помощь, необходимую при сильном
ударе тока.
   Спустя несколько дней врач сказал, что Служащий может уй-
ти из больницы.
   - Доктор,  - сказал Служащий.  - Доктор, куда мне идти? Я
погибаю оттого, что не н