ей водой, лужи которой
окрашивались его кровью и кровью Ксоксарла в красный и пурпурный цвет.
     Торс Ксоксарла неподвижно  лежал  там,  где упал, в  двух метрах за еще
стоящими ногами. Потом колени медленно подогнулись, будто против собственной
воли уступая  тяготению, и  тяжелые бедра опустились на разошедшиеся ноги. В
кровавое блюдо открытого таза идиранина с плеском падала вода.
     --  Бала  бала бала,  -- забормотал  у потолка Юнаха-Клосп, роняя капли
воды. -- Бала лабалабалабла... хаха.
     Бальведа   медленно   поднималась  по  коридору,   расплескивая  ногами
темно-красную   воду  и  продолжая  направлять  ружье  на  разорванное  тело
Ксоксарла.
     У  ног Хорзы она остановилась и без всякого сочувствия осмотрела голову
и  верхнюю часть туловища Ксоксарла. Из груди павшего гиганта текла кровь  и
вываливались  внутренние органы. Она прицелилась  и  выстрелила  в массивную
голову воина, снесла  ее с плеч и швырнула роговые .куски на двадцать метров
вверх по туннелю. Ее толкнуло отдачей, в  ушах  зазвенело эхо.  Наконец  она
расслабилась, плечи ее обвисли. Она посмотрела на робота вверху.
     --  Здесь я, парю снизу вверх, падаю на  потолок бала бала  ха ха... --
сказал Юнаха-Клосп и неуверенно зашевелился. -- Ну вот! Смотрите! Я готов, я
только... Как  меня зовут? Сколько времени? Бала бала, хехе хо!  Масса воды.
Внизу вверху. Хаха и так далее.
     Бальведа опустилась на колени  подле лежащего  человека, сунула ружье в
карман  и ощупала шею  Хорзы. Он  был  еще  жив.  Его лицо было  в воде. Она
попыталась поднять его и перевернуть. С головы текла кровь.
     -- Робот, -- сказала она, стараясь не дать мужчине снова упасть в воду,
-- помоги мне! -- Она схватила здоровой рукой руку Хорзы и, морщась от боли,
другим  плечом попыталась перевернуть  его. --  Юнаха-Клосп,  черти  бы тебя
побрали, помоги мне!
     -- Бла бала  бал.  Хохо  хе. Здесь я,  я здесь. Как твои  дела? Потолок
крыша, внутри снаружи. Ха ха бала бала,  -- выводил трели робот, по-прежнему
вися у  потолка. Бальведе  наконец  удалось перевернуть Хорзу  на  спину. На
разбитое лицо падал фальшивый дождь,  смывая кровь с  носа и  рта.  Открылся
один, а потом и другой глаз.
     --  Хорза, --  позвала Бальведа и наклонилась, чтобы заслонить собой от
воды и света с потолка.  Лицо Оборотня было  бледным, лишь тоненькие красные
струйки  сочились изо  рта и  носа. Красный  поток шел от его  спины и сбоку
головы. -- Хорза? -- снова спросила Бальведа.
     -- Ты победила, -- тихо сказал Хорза, растягивая слова, и закрыл глаза.
Бальведа не знала, что сказать. Она тоже закрыла глаза и затрясла головой.
     -- Бала бала... поезд прибывает на первый путь...
     --  ...робот,  --  прошептал  Хорза  и  посмотрел  вверх,  мимо  головы
Бальведы.  Она  кивнула.  Его  глаза  закатились  вверх,  будто  он  пытался
посмотреть на что-то сквозь лоб. -- Ксоксарл... Что с ним?
     -- Я его застрелила, -- ответила Бальведа.
     --  ...Бала бала брось руку выходи входи одним  больше тот же  самый...
Здесь кто-нибудь есть?
     -- Чем? -- Голос  Хорзы был почти не  слышен; ей пришлось наклониться к
нему вплотную, чтобы разобрать слова. Она вынула из кармана маленькое ружье.
     -- Вот этим. -- Она открыла рот и показала дыру, где был коренной  зуб.
-- Запоминающая форма. Ружье было частью меня и выглядело как настоящий зуб.
-- Она попыталась улыбнуться. Сомнительно, что мужчина  вообще  может видеть
ружье.
     Он снова закрыл глаза.
     -- Хитро, -- сказал он тихо.
     Кровь   текла  с   его   головы,  смешиваясь   с  пурпурной  кровью  от
изуродованного тела Ксоксарла.
     --  Я  доставлю  тебя назад, Хорза, --  сказала Бальведа. -- Обещаю.  Я
доставлю тебя на корабль. Ты снова будешь здоровым. Об этом я позабочусь.
     -- Ты хочешь сделать это? -- тихо спросил Хорза с закрытыми глазами. --
Спасибо, Перостек.
     -- Спасибо бала бала бала. Стекопер, Зах-хор,  Аха-Юн-Клосп... Хохо хе,
хехе  хо, хо за все, подумайте-ка.  Извиняемся за возможные  неприятности...
Что есть который где  есть  который как есть который где когда  почему как и
так...
     --  Не беспокойся. -- Бальведа прикоснулась к  его мокрому лицу, и с ее
шеи  на лицо Оборотня потекла вода.  Глаза Хорзы снова  открылись,  поискали
вокруг, посмотрели на  Бальведу,  потом  на  изуродованное тело  идиранина и
робота у потолка и, наконец, на стену и воду. Он что-то прошептал.
     -- Что? --  переспросила Бальведа и склонилась ниже. Хорза снова закрыл
глаза.
     --  Бала, --  сказала машина у потолка.  -- Бала бала  бала.  Бала бала
бала.
     --  Какой  дурак,  --  сказал  Хорза  очень  отчетливо, хотя  голос его
замирал, а глаза оставались  закрытыми. -- Какой проклятый... сумасшедший...
дурак! -- Он чуть шевельнул головой, будто кивнул; кажется, это не причиняло
ему  боли.  Падающие капли воды выплескивали ему на лицо красную и пурпурную
кровь  из  лужи  под  головой  и  опять  все  смывали. --  Джинмоти с...  --
пробормотал он.
     -- Что? -- снова переспросила Бальведа и наклонилась еще ниже.
     -- Данатре  скехеллис, -- оповестил с  потолка  Юнаха-Клосп, -- ро влех
граампт на жире; ско тре генебеллис ро бинитшир,  наско  воросс амптфенир-ан
хар. Бала.
     Вдруг глаза  Оборотня широко раскрылись и застыли, а на  лице появилось
выражение крайнего  ужаса, такого  беспомощного  страха,  что  Бальведа сама
задрожала и волосы у нее на затылке встали дыбом, преодолев силу склеивающей
воды. Руки мужчины поднялись, и пальцы страшным когтистым захватом вцепились
в  ее  куртку.  --  Мое имя! -- простонал он, и мука в  его голосе была  еще
ужаснее, чем в чертах лица. -- Как мое имя?
     -- Бала бала бала, -- лепетал с потолка робот.
     Бальведа  сглотнула  слюну  и  почувствовала  жжение  под  веками.  Она
коснулась  одной из этих  белых цепляющихся рук. --  Хорза,  --  сказала она
ласково. -- Бора Хорза Гобучул.
     --  Бала бала бала бала, -- тихо  и сонно бормотал  робот. -- Бала бала
бала.
     Руки мужчины упали вниз, ужас  с лица исчез. Он  обмяк  и  снова закрыл
глаза. Рот его почти улыбался.
     -- Бала бала.
     -- Ах да... -- прошептал Хорза.
     -- Бала.
     -- ...конечно.
     -- Ла.

ЧАСТЬ XIV
ВСПОМНИ О ФЛЕБЕ
     Перед  Бальведой  простиралось  снежное поле. С черного звездного  неба
ярко светила луна Мира Шара. Воздух был тихим, холодным и резким, и частично
занесенный снегом "Вихрь чистого воздуха"  сидел на  белой, освещенной луной
равнине.
     Женщина стояла у выхода из темного туннеля, смотрела в ночь и дрожала.
     Оборотень лежал без сознания на носилках. Она сделала их из пластиковой
пленки,  которую откопала из обломков  поезда, и тащила с помощью непрерывно
болтающего робота.  Она забинтовала голову Хорзы --  это было  все,  что она
могла сделать. Сумка первой помощи вместе  со всем  остальным была сметена с
поддона при  столкновении поездов  и  лежала теперь под холодными, покрытыми
пеной обломками, заполнявшими станцию "семь". Мозг был в состоянии подняться
в  воздух; она нашла его парящим в воздухе  над перроном.  Он реагировал  на
желания, но не  мог ни говорить,  ни подавать знаков, ни  двигаться  вперед.
Бальведа приказала ему оставаться невесомым и  вместе с роботом дотащила  на
носилках, на которых лежал Хорза, до ближайшей транзитной трубы.
     Когда они наконец  оказались в  маленькой  грузовой  капсуле,  обратное
путешествие  заняло только полчаса.  Бальведа  не чувствовала себя обязанной
прерывать его из-за мертвых.
     Она наложила  шины на  сломанную руку, во  время поездки ввела  себя на
короткое время в транс, а потом своими  силами перетаскала  подопечных через
разрушенные  квартиры к неосвещенному  выходу из туннеля. Там все еще лежали
застывшие  мертвые  Оборотни. Прежде  чем отправиться  к  кораблю,  Бальведа
несколько мгновений передохнула в темном туннеле, сев на заснеженный пол.
     Спина тупо болела, в голове  молотом колотилась боль, рука онемела. Она
несла с собой кольцо, которое  стянула с руки  Хорзы, и  надеялась,  что его
скафандр   и,  возможно,  электрические  схемы  робота  будут   положительно
идентифицированы ожидающим кораблем.
     Если нет, то это смерть для всех.
     Она опять посмотрела на Хорзу.
     Лицо человека на носилках было белым  как снег  и таким же  пустым. Все
черты на месте: глаза, нос, лоб, рот. Но они казались почему-то несвязанными
друг с другом и придавали лицу, характеру, оживленности и глубине совершенно
отсутствующий, анонимный  вид.  Словно все  люди, все  характеры, все  роли,
которые играл в своей жизни этот человек, вытекали из него в коме и забирали
с собой  маленькую  частичку  его  действительного  "я",  оставляя  это лицо
чистым, как вытертая доска.
     Робот,  который  нес  носилки,  что-то  коротко  пролепетал  на  языке,
которого Бальведа не знала. Его голос эхом вернулся из туннеля и смолк. Мозг
висел в  воздухе.  Он  все  еще  был матово-серебристым, пятнистая  радужная
поверхность его эллипсоидного тела отражала Бальведу, сумрачный свет снаружи
и мужчину с роботом.
     Она встала  на  ноги и одной  рукой начала двигать носилки  по  залитой
лунным  светом  равнине  к  кораблю.  Ноги   тонули   в  снегу   до   бедер.
Голубовато-стальная тень неутомимо трудившейся женщины падала прочь от  луны
в направлении далеких темных гор, где  черной  ночью висела завеса штормовых
облаков.  Следы  Бальведы, глубокие  и  смазанные,  тянулись назад,  к  зеву
туннеля. Она тихо плакала от усталости и парализующей боли в ранах.
     Дважды на своем пути  она поднимала голову к темному  контуру корабля и
со смесью надежды и страха на лице ждала предупредительной лазерной вспышки,
потому  что автоматика безопасности  корабля не  признала  ее,  что робот  и
скафандр Хорзы повреждены  слишком сильно,  чтобы быть опознанными кораблем,
что всему  конец и  ей придется умереть тут, в ста метрах от безопасности  и
укрытия  --  но  удерживаемой  приказом  в   верных,  не  имеющих  сознания,
автоматических схемах... ...Лифт опустился вниз, как только она ввела кольцо
Хорзы  в замок. Она  затащила  робота  и  человека  в  грузовой трюм.  Робот
бормотал, мужчина тихо и неподвижно лежал, словно упавшая статуя.
     Бальведа собралась  отключить  защитную автоматику корабля  и сразу  же
втащить  мозг,  но  тут  ее  испугала ледяная  неподвижность  человека.  Она
притащила  аварийное  медицинское  снаряжение  и усилила  обогрев  грузового
трюма, но  когда  вернулась к носилкам,  Оборотень  с  пустым лицом был  уже
мертв.

ПРИЛОЖЕНИЕ
ВОЙНА МЕЖДУ ИДИРАНАМИ И КУЛЬТУРОЙ
     (Следующие три главы  -- это  выдержки  из  "Краткой истории идиранской
войны"   [версия  на  английском  языке   и   по  христианскому   календарю,
оригинальный   текст   2110   года   после   Р.Х.,  неизмененный],  изданной
Параренгийзой Листах Джа'андизи Петрайн дам Котоскло.
     Это   произведение   представляет   собой   часть   независимого,    не
финансируемого Контактом, но удешевленного информпака "Земля-Экстра".)
     Причины: Культура
     Это была -- и Культура знала об этом с самого начала -- в полном смысле
слова  религиозная  война.  Культура  ввязалась в  нее,  чтобы  спасти  свой
душевный покой, не больше. Но этот покой был самым ценным владением Культуры
и, возможно даже, единственным владением.
     Как на практике, так и в теории  Культура была  выше мысли о  богатстве
или завоеваниях.
     Простая концепция денег -- рассматриваемых  Культурой  как примитивное,
слишком   сложное   и  малоэффективное   средство  распределения   --   была
несущественной  внутри общества, средства  производства которого имели такую
мощность,  которая везде и в любом  отношении была больше, чем могли разумно
или  в некоторых случаях  неразумно желать ее отнюдь не лишенные воображения
граждане.
     Все  желания -- за единственным  исключением --  удовлетворялись внутри
самой Культуры. Жизненного  пространства у нее тоже было  в избытке, главным
образом на материально дешевых орбиталях.
     Сырье было буквально в неистощимых количествах -- как меж звезд, так  и
внутри звездных систем. И энергия тоже была, так  сказать, доступна повсюду:
с  помощью  ядерных  реакций,  аннигиляции,  с помощью  сети  или  от  звезд
(опосредованно, путем адсорбции космического излучения, или непосредственно,
путем отбора звездных ядер).
     Поэтому Культуре не было нужды колонизировать, грабить или порабощать.
     Единственное  желание, которое Культура  не могла  удовлетворить внутри
себя  самой  и  которое  было общим как у  потомков  древнего  человеческого
населения, так  и у  машин, которых они вызвали к  жизни  (пусть даже первый
такой акт творения  свершился очень  давно): стремление  не чувствовать себя
бесполезной.  Единственным  оправданием  Культуры   для  своей  относительно
беззаботной, гедонистической  жизни, которой жили ее члены,  были ее хорошие
труды, секулярное миссионерство Секции Контактов.
     Ее  деятельность   состояла  не  просто  в   отыскании,  каталогизации,
исследовании  и анализе менее развитых  цивилизаций,  но  -- как считал себя
уполномоченным  на это  обстоятельствами Контакт --  прежде всего в открытом
или тайном вмешательстве в исторические процессы других культур.
     Со своего  рода простительным самодовольством Контакт  -- а  за  ним  и
Культура -- статистически доказывал, что такое осторожное и доброжелательное
применение "технологии сочувствия"  (если  воспользоваться популярным  тогда
выражением) функционирует якобы  в таком смысле, что техника, которую развил
Контакт  для недоразвитых цивилизаций, существенно улучшает  качество жизни,
не  вредя обществу в  целом  тесным соприкосновением с более  высокоразвитой
культурой.
     Конфронтируя   с   религиозно   вдохновленным   обществом,   решительно
настроенным распространять свое  влияние на любую  попадающуюся ему  на пути
технически   недоразвитую  цивилизацию,  без  оглядки  на  затраты,  которых
требовало  такое покорение, и истощение, как следствие  захвата, Контакт мог
или  отступить и объявить себя побежденным --  что  не только  отняло  бы  у
Секции  основу  существования, но  и  сделало  бы  невозможным  единственную
оправданную деятельность, которая позволяла избалованным, уверенным в себе и
счастливым  людям  Культуры  с  чистой  совестью  радоваться жизни,  --  или
бороться.   После  десятилетий  отступления,  в  течение  которых   Культура
готовилась и закаляла  как себя, так и общественное мнение, было  неизбежно,
что она,  как и  любой  организм,  существованию  которого  угрожают, решила
бороться.
     При  насквозь  материалистическом  и   утилитарном  мировоззрении   для
Культуры  совершенно не имел значения тот  факт, что у Идира не было никаких
видов на какую-либо физическую часть самой Культуры.
     Культуре действительно угрожала смерть, если и не путем порабощения или
потерей жизней, машин, сырья или территорий. Куда более опасной для нее была
бы потеря  цели  существования  и  ее хорошей  совести,  разрушение ее духа,
капитуляция души.
     Хотя внешние  признаки, казалось,  не раз указывали на противоположное,
но именно члены  Культуры, а не идиране, вынуждены были  бороться, и  в этой
рожденной от  отчаяния необходимости они приобрели наконец  силу, которая --
пусть  даже  имелись бы какие-нибудь сомнения  в конечном результате  --  не
могла пойти на компромисс.
     Причины: идиране
     Идиране  уже находились в состоянии войны. Они побеждали виды,  которые
считали  недоразвитыми, и  присоединяли  их к религиозной  в  первую очередь
цивилизации, которая лишь случайным образом была отчасти и коммерческой.
     Им  с  самого  начала  было  ясно,  что  их  джихад  --  умиротворение,
интеграция и инструктирование других видов, приведение  их пред лицо Бога --
будет  вынужден   растягиваться  и   расширяться,   если   не  хочет   стать
бессмысленным. Возможно,  пауза  или  соглашение о  перемирии могли  быть  в
военном,  торговом и  административном  отношении не менее осмысленными, чем
продолжающаяся экспансия, но это свело бы на нет воинствующее господство как
религиозную концепцию.
     Рвение имело  больший  вес и блеск, чем  практический  смысл; как  и  в
Культуре, здесь это тоже было делом принципа.
     Идиранское верховное командование считало войну -- еще задолго до того,
как она  была официально объявлена  -- продолжением постоянной враждебности,
являющейся следствием теологической и дисциплинарной колонизации и несущей с
собой   количественную  и  качественную  эскалацию  вооруженных  конфликтов,
которую нужно  было только довести до известной точки, чтобы расправиться со
стоящей примерно на той же технологической ступени Культурой.
     Пока идиране в общем предполагали, что  им достаточно только разъяснить
свою точку зрения и  люди  в Культуре уступят, немногие идиранские  политики
предвидели,  что если Культура окажется такой решительной, как предсказывали
самые плохие прогнозы, можно  будет сохранить лицо путем политически умного,
предпочтительного для обеих сторон объединения. Они  могли бы заключить пакт
или мирный договор, в котором идиране  обязались бы замедлить или ограничить
на какое-то время  свою  экспансию.  Культура позволила  бы  приписать  себе
некоторый -- не слишком большой -- успех. А идиранам это дало бы:
     а) религиозно оправданный предлог для  консолидации,  которая  дала  бы
передышку как идиранской  военной машине, так и выбила бы почву из-под ног у
тех  идиран,  которые имели возражения  против  высоких ставок и  жестокости
идиранской экспансии и...
     б) еще одну причину  для  повышения расходов на  вооружение, чтобы  при
последующей конфронтации с Культурой или  любым другим  противником  нанести
решительный удар и уничтожить.
     Только  самые  горящие  фанатизмом  секции идиранского общества  тянули
войну  до последнего конца,  впрочем, не говоря об этом  открыто. Они только
советовали продолжать войну против Культуры и после ее отступления и мирного
предложения, которое, как они считали, будет обязательно сделано.
     После  того как идиране  определили  таким  образом  вероятное развитие
событий,  к которому поражение не  относилось, они без сомнений и проволочек
бросились в войну с Культурой.
     Самое  страшное,  что они предполагали,  -- это  возможность того,  что
война будет начата в атмосфере обоюдного непонимания.
     Они   были   не  способны  понять,  что  враг-то  их  понимал  почти  в
совершенстве,  а  вот  им   самим  были  совершенно   непонятны  силы  веры,
необходимости, страха и морали, действующие внутри Культуры.
     Война (краткий очерк)
     Первый конфликт  между идиранами  и Культурой произошел в 1267 г. после
Р.Х., второй  --  в 1288-м.  В 1289-м  Культура построила  первый  настоящий
военный  корабль после  пятиве-кового  перерыва, только в качестве прототипа
(официальным  поводом было  то,  что  поколения  моделей  военных  кораблей,
которые производились электронными мозгами, так далеко ушли в своем развитии
от  последнего  действительно построенного  военного  корабля,  что возникла
необходимость проверки соответствия теории и практики).
     Третий конфликт в 1307-м имел последствиями выход из строя машин.
     Впервые в  Культуре заговорили о войне как вполне  вероятном событии. В
1310-м Секция Мира отделилась от главной части  населения, в то время как на
конференции на  Анхрамин-Пит  было решено  отступить  (мероприятие,  которое
проклинали близорукие  идиране  и,  соответственно,  приветствовали граждане
Культуры).
     Четвертый конфликт начался в 1323-м и длился (с участием представителей
со стороны Культуры)  до 1327-го -- года официального начала войны. Теперь в
дело  вступили корабли и персонал Культуры.  Военный Собор Культуры в 1326-м
имел  следствием то, что  отделились другие  части Культуры, уклонявшиеся от
применения силы в любых обстоятельствах.
     Соглашение  о