ько иностранных
языков. Может быть, найдется работа по переводам.  Я доведу тебя до редакции
"Ленинградской правды" и объясню тебе, как оттуда вернуться домой, ко мне на
Ковенский переулок.
     И  мы пошли. Но по дороге произошла встреча, которая  еще более усилила
мою  охоту остаться жить в Ленинграде. Юрий встретил девушку,  с которой его
познакомили в Союзе  поэтов, где он читал свои стихи. Он  познакомил меня  с
ней. Эта девушка через два года стала моей женой.
     У    здания    редакции    и    типографии    "Ленинградской    правды"
(Социалистическая, 14) Юрий  простился  со мной  и пожелал мне ни  пуха,  ни
пера. "Иди и требуй, чтобы тебя провели к главному редактору  Сафарову или к
его заместителю, " - напутствовал он меня.
     Я поднялся на 4 этаж, где была редакция, и попросил курьера - маленькую
старушку, провести меня к главному редактору.
     - Товарища Сафарова сейчас в редакции нет, - ответила она.
     - Ну, тогда к его заместителю.
     - К Николаю Павловичу Баскакову? Вторая дверь направо.
     Я постучался и вошел. Н.П. Баскаков, среднего роста, плотно сколоченный
мужчина приблизительно моих лет поднялся мне  навстречу. "Что вам угодно?" -
спросил он.
     Я  объяснил,  что приехал из Киева, где работал  корректором в  газетах
"Коммунист" и "Киевский пролетарий" и был даже временно выпускающим, и хотел
бы работать в "Ленинградской правде".
     Он  расспросил,  каково мое образование  и  благополучно ли  у  меня  с
политграмотой. Потом сказал:
     -  Дело в  том,  что  корректоры  у нас есть. В  выпускающем мы тоже не
нуждаемся. Что вы еще можете делать?
     Я ответил, что знаю иностранные языки.
     - Какие?
     - Английский, французский, немецкий, итальянский.
     - В каком объеме?
     Я  ответил,  что  могу  прочесть  около  100  страница день, прибегая к
словарю лишь  в  случаях,  требующих особой  точности  перевода,  и свободно
говорю  на английском, французском и  итальянском языках.  По-немецки говорю
гораздо хуже.
     -  Ну,  тогда пойдемте, - сказал Баскаков и  повел  меня  в иностранный
отдел, находившийся в  другом конце коридора. Толкнув  дверь, он ввел меня в
комнату, где сидели два молодых человека и женщина, и представил меня им:
     - Вот  товарищ, приехавший из Киева.  Он  хочет у  нас  работать. Знает
несколько иностранных языков. Скажите, забастовка докеров в  Англии  еще  не
кончилась? Нет?  Тогда дайте товарищу  Полетике последние английские газеты.
Пусть  он  напишет  нам корреспонденцию  (не  статью, а  корреспонденцию) из
Лондона об этой забастовке. Обернувшись ко мне, Баскаков сказал:
     - Даю вам два-три дня. Не задерживайте вашу корреспонденцию долго, пока
забастовка не прекратилась. Когда напишете, приходите ко мне.
     С этими словами он простился и вышел.
     Сотрудники  иностранного  отдела,  смотревшие  с  любопытством на меня,
подобрали пачку английских газет за последнюю неделю, в том  числе  "Морнинг
Пост",  Тайме",  "Дэйли  Телеграф",  "Дэйли  Кроникл", "Манчестер  Гардиен",
"Дэйли Геральд", коммунистическую "Дэйли Уоркер" и пожелали мне успеха.
     С целой кипой газет,  завернутых в бумагу, чтобы их  не видели прохожие
на улицах,  я  вернулся  на  Ковенский  переулок. Юрий был восхищен  заказом
Баскакова. Мы с острым любопытством рассматривали английские газеты, которые
и брат и я видели впервые в жизни, и я отмечал карандашом в газетах статьи и
заметки о забастовке докеров.
     На  третий  день вечером  явился  со  своим  сочинением  в  редакцию  к
Баскакову. Он сделал на моей рукописи надпись "перепечатать", предложил  мне
пойти в машинописное отделение, продиктовать статью свободной машинистке и с
перепечатанным материалом вернуться к нему.
     Я продиктовал статью и явился к Баскакову. Николай Павлович (мой тезка)
прочитал  ее,  вычеркнул  два  слова,  вставил  под  заголовком  "от  нашего
лондонского  корреспондента",  затем  предложил  мне  подписать  мою  статьи
какой-нибудь английской  фамилией  и,  поставив в  верхнем левом углу первой
страницы  сакраментальные  слова "в  набор", отправил статью  с  курьером  в
типографию.
     После  этого  он  снова  повел  меня  в  иностранный отдел,  где заявил
сотрудникам:
     - Товарищ  Полетика  будет  нашим собственным корреспондентом из столиц
Европы и из США. Он будет писать нам корреспонденции, сидя в этой комнате  с
вами. Давайте  ему  все  газеты и  все  журналы  всех партий и  направлений.
Давайте ему темы, и сам он пусть выбирает темы,  согласовывая их с  вами или
со мной, а когда товарищи  ПА. Лисовский (заведующий иностранным  отделом) и
И.М. Майский (член  редакционной  коллегии "Ленинградской правды", в ведении
которого  находился  иностранный   отдел)  вернутся  из  отпуска,  он  будет
согласовывать темы  своих корреспонденции с ними.  Обратившись  ко мне, Н.П.
Баскаков добавил:
     - Кроме того редакция  поручает вам все гостиницы Петрограда: где бы ни
остановился "знатный" иностранец - посол, ученый, член парламента, секретарь
ЦК какой-либо иностранной компартии, член Президиума Коминтерна - немедленно
берите у него интервью. Мы будем  вам подсказывать, что вы должны спросить у
них и  о  чем  должны говорить  с  ними.  В  случае  какихлибо  затруднений,
обращайтесь прямо ко мне.
     С этими словами Баскаков простился со мной. Я задержался еще на полчаса
в иностранном отделе, чтобы познакомиться с его сотрудниками и узнать, какие
газеты   и   журналы   мне  придется   читать.   Выяснилось,   что  редакция
"Ленинградской правды" получает свыше 50  газет из стран  Европы и из США  и
около 50 журналов  (еженедельных  и  ежемесячных), не считая белогвардейских
газет. Относительно  последних  у сотрудников  иностранного  отдела возникли
сомнения, можно ли  давать их мне? Один из сотрудников пошел за разъяснением
к  Баскакову и,  вернувшись,  заявил, что Баскаков разрешил  давать все:  от
"Нового времени" (Белград) до "Социалистического вестника" (Берлин) .
     Моя корреспонденция была напечатана, и Юрий ликовал. Я был осторожнее и
считал,  что одна удачная  корреспонденция не  является доказательством моей
способности  быть "иностранным  корреспондентом".  Редакция  должна  не  раз
убедиться на деле, что я могу оправдать свое амплуа.
     Так  началась   моя  первая  фантастически-неправдоподобная,  сказочная
авантюра  в  роли  "собственного корреспондента"  "Ленинградской  правды" из
Лондона, Парижа, Берлина, Вены, Рима, Вашингтона,  Нью-Йорка и других столиц
мира. В этом озорном амплуа я проработал почти пять лет.
     Договорившись с хозяином квартиры, где жил  Юрий, я за  небольшую плату
получил комнату в 15 кв. м "с мебелью" - кровать, стол и два стула. Я провел
несколько вечеров в редакции  "Ленинградской правды",  знакомясь с работой и
сотрудниками  иностранного  отдела, с сотрудниками других  отделов, особенно
театрального  и  литературного.  Н.П.  Баскаков  представил  меня  секретарю
редакции  В.П.  Матвееву  и  члену  редколлегии  К.И.  Шелавину,  которые  с
любопытством разглядывали меня: уж очень экзотическим было мое амплуа!..
     "Ленинградская  правда" была исключением, своеобразным  явлением  среди
других  крупных правительственных газет. В первые месяцы революции она  была
центральным  органом большевистской  партии и  выражала  мнение Центрального
Комитета (до  перевода  столицы  из Ленинграда в Москву весной  1918  года).
Верховным  руководителем и вдохновителем газеты был Г.Е. Зиновьев, считавший
себя  любимым учеником и  вероятным наследником Ленина  после  его смерти. О
том,  что Ленин тяжело и  даже  неизлечимо  болен, в 192.3 г. ходили  глухие
слухи и в "Ленинградской правде" и в "Красной газете".
     "Ленинградская правда" считалась лейб-органом Зиновьева, и в ней он вел
борьбу  с  московской   "Правдой",  формально  ставшей  с  весны  1918  года
центральным  органом  партии.  Полемика "Ленинградской правды"  с  "Правдой"
(Москва)  была "притчей  во  языцех"  среди  старых  членов и  ответственных
работников партии,  стыдливо избегавших говорить о ней, особенно среди  тех,
кто помнил борьбу  ЛД. Троцкого против  Ленина  в  дореволюционные годы и не
доверял Троцкому.
     Редакция  "Ленинградской  правды" была  составлена (за исключением И.М.
Майского)  из  самых верных и преданных  Зиновьеву  друзей  и  товарищей  по
партии.
     В 1923 г. главным редактором был Г. Сафаров, живший вместе с Зиновьевым
во  дворце  Кшесинской на  улице  Красных  Зорь.  В  "Ленинградской  правде"
говорили, что Сафаров причастен к гибели царской семьи:
     об  этом  писали и зарубежные "белогвардейские"  газеты,  в особенности
"Новое  время", монархическая  газета,  издававшаяся  "Борькой Сувориным"  в
Белграде.  Уже живя в  Иерусалиме  я ознакомился с материалами расследования
Н.А.  Соколова  о  гибели  царской  семьи  и  узнал,  что Сафаров  руководил
убийством той  группы великих  князей,  которая содержалась  в  заточении  в
Алапаевске  на Урале: великая княгиня Елизавета  Федоровна (сестра  царицы),
великий князь Сергей  Михайлович,  князья  Иоанн  Константинович, Константин
Константинович, Игорь Константинович. Их даже не  расстреляли, а сбросили 18
июля 1918 г. в шахту глубиной больше сотни метров.
     Сафаров последние годы до революции жил во Франции и приехал в Россию с
Лениным  в 1917 году. В 1918 г. он был членом Уральского Областного Совета и
редактором газеты "Уральский рабочий". Он хорошо знал французский язык, хуже
- немецкий.  Из членов  редакции  "Ленинградской  правды"  только он  и И.М.
Майский  читали иностранные  газеты.  Сафаров  интересовался  французским  и
немецким  рабочим  и  социалистическим  движением.  Мне не  раз  приходилось
отвозить  к нему во дворец Кшесинской на автомобиле пачки свежих иностранных
газет или  подбирать  по  его просьбе наиболее важные  и интересные статьи и
заметки во французских и немецких газетах.
     Сафаров  был типичный "комчван": мрачный и чванный  человек  с  надутым
лицом, смотревший свысока на всех сотрудников  редакции и строго каравший их
за пьянство. Он был расстрелян вместе с Зиновьевым.
     Другим  интересным,  имеющим  "особые  заслуги"  перед  партией  членом
редколлегии  был  секретарь  редакции  В.П.  Матвеев.   Редакционная   молва
приписывала ему  участие в  захвате  части  "золотого  запаса"  в  Сибири  у
чехословаков  и в расстреле пленных колчаковцев. Он держался гораздо проще и
доступнее Сафарова, но сотрудники редакции его не любили  за то, что он  при
каждом удобном случае урезывал их гонорары.
     Всеобщим  уважением в  редакции пользовался КЛ.  Шелавин.  Его  считали
честным  и порядочным  человеком, образцом "старого партийца".  В  1930  г.,
когда  я уже ушел из  "Ленинградской правды",  он был  редактором моей книги
"Сараевское убийство" и дал мне несколько любопытных советов.  Он покончил с
собой в 1936 году накануне процесса Зиновьева.
     Особой любовью и расположением рядовых сотрудников редакции пользовался
заместитель  Сафарова  Н.П.  Баскаков.  Он  был редактор-организатор,  почти
совершенно  не писавший  статей, но зато  державший всю редакционную кухню в
своих руках.  Его  любили  за отсутствие чванства  в  отношениях  с рядовыми
"винтиками"  редакционной   машины,  за   быстрые  и   смелые  решения,   за
товарищеское и человеческое отношение к людям. Судьба его мне неизвестна.
     Наконец,  последний  член редколлегии  "Ленинградской  правды"  -  И.М.
Майский. Меньшевик, член самарской  учредилки,  перешедший после разгрома ее
Колчаком на сторону большевиков и вступивший в большевистскую партию. И это,
по  правде  сказать,  спасло его.  Чего  другого,  кроме  расстрела, он  мог
ожидать, если бы не пошел в партию?
     Я познакомился с И.М. Майским, когда он вернулся из отпуска. Небольшого
роста со скуластым  монгольским лицом,  он был настоящим  европейцем, годами
жившим  в  Европе,  и,  вместе  с  тем,  настоящим русским интеллигентом. По
убеждениям он был меньшевик централист, типа Бебеля, к которому питал особое
почтение.  Он знал несколько иностранных языков, обладал большой эрудицией в
вопросах международного рабочего и социалистического движения, международной
политики  и  художественной литературы. В  редакции "Ленинградской  правды",
куда его  послали  "на  проверку",  он  был самым интеллигентным, но и самым
чужеродным  лицом.   Одновременно  он   был   и   редактором  ленинградского
литературно-художественного журнала "Звезда".
     В "Ленинградской правде" он долго не продержался. В конце 1924 г., видя
борьбу претендентов  за  власть после смерти Ленина, он перешел на  работу в
Наркоминдел,  работал  по  дипломатическому ведомству в  Финляндии,  Японии,
Англии, был назначен после войны заместителем министра иностранных дел СССР,
затем его репрессировали, и он вернулся из ссылки лица после смерти Сталина.
Последний раз я виделся с ним в 1964 г. в Академии наук СССР, членом которой
он был избран.
     Одним  из свидетельств  особого  положения "Ленинградской правды" среди
других советских газет было обилие в редакции иностранных газет  и журналов.
В двух ведущих столичных газетах Советской Украины,  издававшихся в Киеве, -
"Висти" и "Пролетарская  правда"  не  было даже коммунистических иностранных
газет.  Не помню, чтобы я  там  видел  "Роте  фане" или "Юманите". Только  в
московских газетах "Правда" и  "Известия ЦИК"  имелись в большом  количестве
иностранные  газеты  -  коммунистические  и  буржуазные.  Третья   по  своей
влиятельности московская газета - Труд",  орган  Всероссийского Центрального
Совета   Профессиональных   Союзов  (ВЦСПС)  получала   заграничные  рабочие
социалистические  и  коммунистические  газеты и  почти не  имела буржуазных.
Огромный ассортимент иностранных газет, получаемых "Ленинградской  правдой",
объяснялся  тем,  что  Зиновьев видел себя  преемником  Ленина  и  готовился
руководить  внешней  политикой  советского  государства.  Недаром  "Северная
коммуна" (Петроград,  северо-запад  и  север России),  председателем которой
Зиновьев  был  с  1917  года,  имела  одно  время  в Петрограде  собственный
Комиссариат  иностранных дел,  работавший  параллельно  и конкурировавший  с
общегосударственным Комиссариатом иностранных дел в Москве.
     Иностранный отдел  редакции, к которому я был причислен, состоял в 1923
г.   из  трех  человек:   заведующего  отделом   П.А.   Лисовского   и  двух
"редакторовправщиков"  бюллетеней Телеграфного Агентства (РОСТА),  ежедневно
поступавших в редакцию, А.Я. Гофмана ("Артур")  и И.М. Эйхвальда ("Ихошка").
Оба быстро стали моими друзьями, быстро перешли со мной на "ты", и дружеские
отношения с ними я сохранял и после ухода из "Ленинградской правды".
     А.  Я.  Гофман,  полунемец  по  происхождению,  юрист  по  образованию,
литератор-поэт  по вкусам,  страстно любивший русскую литературу и прекрасно
знавший немецкий язык, который он  преподавал  в техникумах, погиб  во время
блокады Ленинграда.
     И.М.  Эйхвальд, полушвед  по  происхождению,  был хорошо  воспитанным и
дружелюбным молодым человеком, хорошим правщиком материалов РОСТА.
     Оба  они  попали  в "Ленинградскую  правду"  из  Коминтерна, в  котором
работали в качестве переводчиков на I и II конгрессах до переезда Коминтерна
в  Москву.  Они  были  хорошими  переводчиками  и  правщиками, но  никак  не
журналистами. Написать статью для газеты для  них было тяжким трудом, писали
они очень  редко и при  том  нудно.  Иностранные газеты  ими  фактически  не
использовались.  Поэтому мое  появление в редакции "Ленинградской правды" не
составляло для них конкуренции, и у них я "хлеба" не отнимал.
     Зав.  иностранным отделом  П.А. Лисовский  знал четыре  языка и  охотно
писал  статьи  для  газеты,  но  его статьи были ужасно скучными  и нудными.
Читатель засыпал, не дойдя до середины статьи. По характеру это был  человек
самолюбивый, подозрительный,  ревниво относившийся к успехам соперников. Его
отношение ко мне было холодно-вежливым и недружеским.
     Сколько корреспонденции,  статей,  заметок,  очерков,  рецензий  и даже
фельетонов  я  написал за  пять  лет  работы  в  "Ленинградской  правде" под
английскими,  немецкими,  французскими,  итальянскими фамилиями,  не  считая
интервью  со  "знаменитыми  иностранцами",  проезжавшими  через Ленинград, -
вспомнить  не  могу.  Скажу лишь,  что  почти  каждую  неделю  я  печатал  в
"Ленинградской  правде" очередную "корреспонденцию" в 158-200  строк  и  2-3
более  мелкие  заметки.  Это  не  считая статей и заметок  в "Новой вечерней
газете" (вечерняя "дочь" "Ленинградской  правды"),  в журналах  "Ленинград",
"Звезда", "Современный Запад" и др.
     Читая более 100 иностранных  газет и журналов, кроме "белогвардейских,"
я,  можно  сказать,  имел  в  эти  годы  (1923-1928)  настоящую монополию на
газетно-журнальную  информацию,   был  самым   информированным  человеком  в
Ленинграде по вопросам международной политики и  зарубежной жизни. Я  не мог
писать обо всем, что происходило за границей - многое не пропускала цензура,
но я читал и знал все,  что печаталось в сотне иностранных журналов и газет.
Вряд ли  кто-нибудь в  Ленинграде  мог  читать  зарубежную  прессу в больших
размерах.
     Писать  статьи  я  научился  довольно  быстро. Я  излагал действительно
происходившие события, ничего не прибавляя, ничего  не убавляя (кроме ругани
по адресу  советской власти), но излагал факты без "жестоких выражений" типа
"акулы капитализма", "бешеные собаки империализма" и прочих словечек. Многие
мои статьи  и  по содержанию  и по  тону  вполне годились для  публикации  в
буржуазных иностранных газетах, при освещении  событий  я пользовался слегка
насмешливым, ироническим тоном  человека, смотрящего на эти события  издали,
со стороны, и притом как бы приподнимаясь над  ними. Я  старался писать  без
словесных красот, но так, чтобы сразу  схватить читателя за шиворот и тянуть
его по строчкам моей  статьи настолько стремительно, чтобы он мог опомниться
лишь  на ее середине. Я избегал писать об "уклонах"  в зарубежных компартиях
(об  этом  писали  "высокие"  партийцы),  о  разногласиях и борьбе  в  среде
зарубежных  социалистических   партий,  о  вопросах   высокой  международной
политики,  по которым  у  руководителей  советской  страны  не было  единого
мнения.  Мои  темы  были гораздо  проще.  Они  относились  обычно, к "закату
Европы".  Я  писал  о  распаде  и   разложении  "умирающего  капитализма"  и
капиталистической идеологии, об экономических кризисах, крупных забастовках,
о парламентских выборах, о банкротствах, мошенничествах, хищениях и т.д.,  и
т.п.  Кто  мог  подумать в середине  20-х годов,  что  50  лет спустя страна
"победоносно  строящегося  социализма  и  коммунизма"  будет  выпрашивать  у
"разлагающейся" и "умирающей" Европы  и США десятки  миллионов тонн  зерна и
новую технику!
     Редакция "Ленинградской правды" охотно печатала  мои корреспонденции, и
я  не  раз  слышал  от  лиц,  совершенно  посторонних  газете,  партийных  и
беспартийных, об "интересных" корреспонденциях "собственных корреспондентов"
из заграницы, печатающихся в "Ленинградской правде". Я молчал.
     Должен сказать, что у "Ленинградской правды" были и самые настоящие, не
поддельные иностранные корреспонденты. Мне особенно запомнились двое из них.
     Один - Виктор  Львович  Кибальчич (Виктор Серж), племянник  знаменитого
деятеля  "Народной  воли",  организовавшего  вместе  с  Желябовым  и  Софьей
Перовской  убийство Александра II  в  1881  г. Виктор  Серж воспитывался  за
границей, в ранней молодости вошел в революционное рабочее движение Запада и
хорошо знал его  деятелей, сидел за "анархо-синдикализм" накануне и во время
войны  1914-1918  гг.  во французских и  испанских тюрьмах.  В 1917 году  он
прорвался в Россию и, прибыв  в Петроград,  стал чем-то  вроде  управляющего
делами или  директора секретариата  Коминтерна. Он принадлежал  к  окружению
Зин