ь  теперь
это говорил Геральт из Ривии, Белый  Волк.  Ведьмак.  Тот,  который  был  ее
Предназначением.  Которому  она   была   предназначена.   Ведьмак   Геральт,
отыскавший ее в хаосе войны, смерти и отчаяния. Геральт, который взял  ее  с
собой и обещал никогда не расставаться.
   Она уснула, не отпуская его руки.
 
*** 
 
   Бард кончил песнь. Слегка наклонил голову,  проиграл  на  лютне  основную
мелодическую   линию   баллады,   тонко,   тихо,   чуть-чуть   громче,   чем
аккомпанирующий ему ученик.
   Никто не проронил ни слова. Кроме затихающей музыки,  был  слышен  только
шум листвы и поскрипывание ветвей, огромного дуба. А  потом  вдруг  протяжно
заблеяла коза, привязанная к стоящему у древнего дерева воза.  Тогда,  будто
по сигналу,  один  из  слушателей  встал.  Отбросил  за  спину  темно-синий,
изукрашенный золотом плащ, чопорно и изысканно поклонился.
   - Благодарим тебя, маэстро Лютик, - проговорил он звонко, но негромко.  -
Да будет позволено мне, Радклиффу из Оксенфурта, магистру  Магических  Тайн,
от всех здесь собравшихся выразить признание твоему возвышенному искусству и
благодарность твоему таланту.
   Чародей обвел взглядом более сотни собравшихся у  основания  дуба  тесным
полукругом,  стоявших  в  стороне,  сидевших  на  возах.  Слушатели   кивали
головами,  шептали.  Некоторые  начали  хлопать,  другие  благодарили  певца
поднятием рук. Растроганные женщины шмыгали  носами  и  вытирали  глаза  чем
могли; в зависимости от профессии, общественного и имущественного положения:
кметки - предплечьем или тыльной стороной ладони, купеческие жены - льняными
тряпочками, эльфки и дворянки - батистовыми платочками, а три дочери  комеса
Вилиберта, который ради выступления известного  всем  трубадура  прервал  со
своей свитой соколиную охоту, громко и смачно сморкались в изящные  шелковые
шарфики цвета пожухшей зелени.
   - Не будет преувеличением,  -  продолжал  чародей,  -  сказать,  что  ты,
маэстро  Лютик,  растрогал  нас  до  глубины  души,  заставил  задуматься  и
воспарить, тронув наши сердца. Да будет мне  дозволено,  повторяю,  выразить
тебе наше уважение.
   Трубадур встал и поклонился, обметая колени  пером  цапли,  приколотым  к
фантазийной шапочке. Ученик прервал игру, заулыбался и тоже  поклонился,  но
маэстро Лютик грозно глянул на него и  что-то  буркнул  вполголоса.  Паренек
опустил голову и снова принялся тихо бренчать на струнах лютни.
   Собравшиеся оживились. Купцы из каравана, пошептавшись, выкатили  к  дубу
солидный бочонок пива. Чародей Радклифф погрузился в тихую беседу с  комесом
Вилибертом. Дочери комеса перестали сморкаться  и  влюбленно  таращились  на
Лютика. Бард не замечал их взглядов, поскольку полностью был  поглощен  тем,
что  раздаривал  улыбки,  подмигивал  и  демонстрировал  блеск  зубов  гордо
молчавшей группе странствующих эльфов, в особенности  же  одной  из  эльфок,
темноволосой  и  глазастой  красавице  в  маленьком  горностаевом  токе.  Не
обошлось и без конкурентов - обладательницу огромных глаз и прелестного тока
заприметили и тоже ласкали взглядами его слушатели - рыцари, жаки и ваганты.
Эльфка, явно польщенная вниманием, пощипывала кружевные манжетики  блузки  и
трепетала ресницами, но эльфы из ее группы плотно окружали  ее,  не  скрывая
неприязни к потенциальным волокитам.
   Поляна  у  дуба  Блеобхериса,  место   частых   встреч,   вече,   стоянок
путешествующих  и  странствующих,  славилась  терпимостью   и   открытостью.
Опекающие гигантское дерево друиды именовали поляну "Местом Дружбы" и охотно
привечали здесь любого желающего. Но даже при таких исключительных событиях,
как только что закончившееся  выступление  всесветно  известного  трубадура,
путники держались обособленными  группками.  Эльфы  кучковались  с  эльфами.
Ремесленники-краснолюды тяготели к вооруженным до зубов побратимам,  нанятым
в качестве охраны купеческого каравана, и терпели рядом с  собой  разве  что
горняков-гномов да фермеров-низушков. Все  нелюди  вели  себя  сдержанно  по
отношению к людям. Люди платили нелюдям той же монетой, но и среди них  тоже
не заметно было особого единения. Знать с презрением поглядывала на купцов и
лоточников, а солдаты и кнехты сторонились  пастухов  в  духовитых  кожухах.
Немногочисленные чародеи и их ученики полностью  обособлялись,  всех  вокруг
справедливо считая грубиянами. Фон же образовывала плотная,  темная,  угрюмо
молчавшая толпа кметов. Эти, лесом вздымающихся над головами граблей, вил  и
цепов напоминая армию, игнорировали все и вся.
   Исключением, как обычно, были дети. Покончив с  необходимостью  соблюдать
тишину во время выступления  барда,  ребятня  с  дикими  визгами  и  криками
помчалась в лес, чтобы там целиком  отдаться  играм,  правила  которых  были
совершенно непонятны тем, кто  уже  успел  распрощаться  с  розовыми  годами
детства.  Маленькие  человечки,  эльфики,  краснолюдики,   низушки,   гномы,
полуэльфы, четвертьэльфы и малышня загадочного происхождения не знали  и  не
признавали ни расовых, ни социальных различий. Пока что.
   - Действительно! - выкрикнул один из находящихся на поляне рыцарей, худой
как жердь дылда в красно-черном суконном кафтане, украшенном тремя шагающими
на задних лапах львами.  -  Господин  чародей  прекрасно  сказал!  Это  были
прелестные баллады, милсдарь Лютик, клянусь честью. Ежели  когда-нибудь  вам
доведется побывать вблизи Лысорога, владений моего  сеньора,  загляните,  не
задумываясь  ни  на  миг.  Угостим  по-княжески,  да  что   там,   прям-таки
по-королевски, не хуже короля Визимира! Клянусь мечом, слыхивал я  множество
менестрелей, только куда им до вас, маэстро. Примите от нас, высокородных  и
посвященных в рыцари, уважение и почтение вашему искусству!
   Безошибочно учуяв соответствующий момент, трубадур подмигнул ученику, тот
отложил лютню и  поднял  с  земли  шкатулочку,  служившую  для  сбора  более
существенных выражений признательности. Поколебавшись, он повел  глазами  по
толпе, потом отложил шкатулку  и  поднял  стоявшее  рядом  средних  размеров
ведерко. Маэстро Лютик ласковой ухмылкой одобрил сообразительность паренька.
   - Маэстро!  -  воскликнула  дородная  женщина,  сидевшая  на  загруженном
изделиями из ивовых прутьев возу с надписью  "ВЭРА  ЛЕВЕНХАУПТ  И  СЫНОВЬЯ".
Впрочем, сыновей не было видно, похоже,  они  занимались  тем,  что  активно
транжирили нажитое мамашей состояние. - Маэстро Лютик, ну как же ж  так?  Вы
оставляете нас в неведении! Ведь же ж не  конец  баллады?  Пропойте-ка,  что
было дале-то?
   - Песни и баллады,  -  поклонился  артист,  -  никогда  не  оканчиваются,
милсдарыня, ибо поэзия  вечна  и  бессмертна,  ей  неведомы  ни  начала,  ни
концы...
   - Но что было дале-то? - не сдавалась торговка, щедро  и  звонко  сыпанув
монеты в ведерко, подставленное учеником. - Скажите хотя б, ежели нет  охоты
петь. В ваших песнях вовсе не было имен, но мы же ж знаем,  что  воспеваемый
вами ведьмак -  не  кто  иной,  как  известный  всем  Геральт  из  Ривии,  а
чародейка, которая распалила в его грудях любовный, как вы поете,  жар,  это
не менее известная Йеннифэр. Что же до  Неожиданного  Дитяти,  обещанного  и
предназначенного ведьмаку, так  это  же  ж  Цирилла,  несчастная  княжна  из
разрушенной напасниками Цинтры. Разве  ж  нет?  Лютик  гордо  и  таинственно
улыбнулся.
   - Я  пою  о  проблемах  универсальных,  благородная  благодетельница.  Об
эмоциях, кои могут быть уделом любого и каждого. Не о конкретных лицах.
   - Как же! - крикнул кто-то из  толпы.  -  Всем  ведомо,  что  в  песенках
говорилось о ведьмаке Геральте!
   - Да, да! - хором пискнули доченьки комеса Вилиберта, отжимая  мокрые  от
слез шарфики. - Спойте еще, маэстро Лютик! Как там было дальше?  Встретились
ли наконец ведьмак и чародейка Йеннифэр? И любили ли друг друга? А  были  ли
счастливы? Мы желаем знать! Маэстро, ну маэстро же!
   - Эй, вы там! - гортанно крикнул вожак группы краснолюдов, тряся могучей,
до пояса, рыжей  бородой.  -  Дерьмо  это,  все  ваши  княженки,  чародейки,
предназначения, любовь и прочие  бабские  бредни!  Потому  как  все  это,  с
вашего, господин поэт, позволения враки, то бишь поэтский вымысел для  того,
чтобы поскладней было слезу выжимать. А вот военные дела,  навроде  резни  и
грабежа в Цинтре, аль битвы под Марнадалем и Содденом, энти вы нам знаменито
пропели, Лютик! Да, не жаль серебришком  тряхнуть  за  такую  песню,  сердце
воина порадовавшую! И видать было, что не привираете ничуть, это  говорю  я,
Шелдон Скаггс, а я лжу от правды отличить умею, потому как  я  под  Содденом
был и супротив напастников нильфгаардских стоял там с топором в руке...
   - Я, Донимир из Тройи, - крикнул тощий рыцарь с тремя львами на  кафтане,
- был в обеих битвах за  Содден,  да  что-то  вас  там  не  видел,  господин
краснолюд!
   - Потому как не иначе обозы стерегли! - ответил  Шелдон  Скаггс.  -  А  я
стоял на первой линии, там, где горячше всего было!
   - Думай, о чем говоришь, бородач! - пошел пурпурными пятнами  Донимир  из
Тройи, подтягивая отягощенный мечом рыцарский пояс. - И с кем!
   - Сам-то думай! - Краснолюд хватил рукой по заткнутому  за  пояс  топору,
повернулся к своим дружкам и ощерился. - Видали его? Рыцарь поиметый! А  еще
герб нацепил! Три льва на щите! Два пердят, а третий вонь пускает!
   - Мир! Мир! - Седовласый друид в белом одеянии властным  голосом  упредил
готовую было вспыхнуть ссору. - Не дело, милсдари. Не дело. Только не здесь,
не под кроной Блеобхериса, дуба, пережившего все споры и свары этого мира! И
не в присутствии поэта Лютика, баллады коего должны учить нас  любви,  а  не
пререканиям!
   - Верно! - поддержал друида невысокий, полный монах с блестевшим от  пота
лицом. - Смотрите, а глаза не видят, слушаете,  а  уши  ваши  глухи.  Любови
божеской нету в вас, ибо вы - аки бочки порожние...
   - Коли уж о бочках речь, - запищал длинноносый гном с  воза,  украшенного
надписью "СКОБЯНЫЕ ИЗДЕЛИЯ. ИЗГОТОВЛЕНИЕ И СБЫТ", - то  выкатите  еще  одну,
господа цеховые! У поэта Лютика, надо думать,  в  горле  першит,  да  и  нам
супротив возбуждения не худо б!
   - Воистину аки бочки порожние, говорю вам! -  заглушил  гнома  монах,  не
давая сбить себя с  панталыку  и  прервать  проповедь.  -  Ничего-то  вы  из
Лютиковых баллад не уразумели, ничему не научились. Не поняли,  что  баллады
сии о судьбах человечьих вещали, о том, что мы всего лишь  игрушки  в  руках
богов, а края наши - поля игрищ богов. Баллады о Предназначении говорили,  о
предназначении всех нас, а легенда о ведьмаке  Геральте  и  княжне  Цирилле,
хоть и нарисованная на фоне недавней войны, всего  лишь  метафора,  творение
вымысла поэтического, коий тому должен был служить, дабы мы...
   - Болтаешь, святой муж! - крикнула с высоты своего воза Вэра  Левенхаупт.
- Какая такая легенда? Какое еще творение вымысла? Уж кто-кто, а я  Геральта
из Ривии знаю, видела что ни на есть своими собственными глазами  в  Вызиме,
где он дочку короля Фольтеста  расколдовал.  А  потом  и  еще  встречала  на
Купецком Тракте, где он по просьбе Гильдии забил  свирепого  грифа,  что  на
караваны нападал, и тем своим деянием многим жизнь охранил. Нет, не  легенда
это и не сказки. Правду, истинную правду пропел нам здесь маэстро Лютик.
   - Подтверждаю, - проговорила стройная воительница  с  гладко  зачесанными
назад и заплетенными в толстую косу волосами. - Я,  Райла  из  Лирии,  также
знаю Геральта Белого Волка, известного истребителя чудовищ. Видала  я  также
не раз и не два чародейку Йеннифэр, бываючи в Аэдирне, в городе Венгерберге,
где у нее жилье. Однако, что эти двое любят друг друга, не знала.
   - Но это обязано  быть  правдой,  -  заметила  вдруг  мелодичным  голосом
прекрасная эльфка в горностаевом токе. - Столь прелестная баллада о любви не
могла быть неправдой.
   - Не могла! - поддержали эльфку дочери комеса Вилиберта и как по  команде
промокнули глаза шарфиками. - Ни в коем случае не могла!
   - Милсдарь волшебник! - обратилась к Радклиффу Вэра Левенхаупт. -  Любили
они или нет? Вы-то уж наверняка знаете, как было в натуре у ведьмака с  этой
Йеннифэр. Приоткройте нам тайну!
   - Если песнь утверждает, что любили, - улыбнулся чародей, -  значит,  так
оно и было, и любовь эта проживет столетия. Такова сила поэзии.
   - Говорят, - неожиданно вступил комес Вилиберт, - Йеннифэр из Венгерберга
погибла на Содденском Холме. Там сложили головы несколько чародеек...
   - Неправда ваша, - сказал Донимир из Тройи. - Нету на стеле ее имени. Это
мои края, я не раз бывал на Холме и читал выбитые на  памятнике  имена.  Три
чародейки там погибли: Трисс Меригольд, Литта  Нейд  по  прозвищу  Коралл...
Хм... Имя третьей запамятовал...
   Рыцарь глянул на чародея Радклиффа, но тот только улыбнулся, не произнеся
ни слова.
   - Ведьмак, - неожиданно крикнул Шелдон Скаггс, - тот Геральт,  Йеннифэров
полюбовник, так уж он навроде бы  в  земле  гниет.  Слыхал  я,  прибили  его
гдей-то в Заречье. Убивал он чудовищ,  убивал,  да  наконец  нашла  коса  на
камень. Так уж оно повелось, людишки, кто мечом воюет,  от  меча  и  гибнет.
Кажному когда-нито да встретится кто получше, и - железяка в бок!
   - Не верю, - стройная воительница скривила бледные губы, зло сплюнула  на
землю, с хрустом скрестила на груди покрытые кольчужной сеткой  руки.  -  Не
верю, чтобы Геральт из Ривии мог встретить  кого-то  совершеннее  себя.  Мне
довелось видеть, как ведьмак  владеет  мечом.  Он  прямо-таки  нечеловечески
быстр...
   - Хорошо сказано, - заметил чародей Радклифф. - Нечеловечески. Ведьмаки -
мутанты, поэтому скорость их реакций...
   - Не понимаю, о чем вы, милсдарь магик. - Воительница  еще  презрительнее
скривила рот. -  Чересчур  уж  учены  ваши  слова.  Я  знаю  одно:  ни  один
фехтовальщик из тех, кто мне знаком, не  сравнится  с  Геральтом  из  Ривии,
Белым Волком. Поэтому и не верю, чтобы его победили в бою, как пытается  нас
убедить господин краснолюд.
   - Фехтовальщик сразу срать, как врагов увидит рать,  -  громыхнул  Шелдон
Скаггс. - Так говорят эльфы.
   - Эльфы, - холодно заметил высокий светловолосый  представитель  Старшего
Народа, стоящий рядом с прелестным горностаевым током,  -  не  привыкли  так
грубо выражаться.
   - Нет, нет! - запищали из-за зеленых шарфиков дочки комеса  Вилиберта.  -
Ведьмак Геральт не мог погибнуть! Ведьмак нашел предназначенную ему Цири,  а
потом чародейку Йеннифэр и все трое жили долго и счастливо. Правда,  маэстро
Лютик?
   -  Так  то  ж  баллада  была,  мазели,  -  зевнул  жаждущий  пива   гном,
изготовитель скобяных изделий. - Кто ж в балладе правды ищет? Правда - одно,
а поэзия - другое. Возьмем хотя бы  эту...  как  ее  там,  Цирю.  Знаменитую
Неожиданность. Ее-то господин поэт уж и вовсе из  пальца  высосал.  Как  же,
бывал я в Цинтре не раз и знаю, что тамошний король и королева в  бездетстве
жили, ни дочки, ни сына у них не было...
   - Ложь! - крикнул  рыжий  мужчина  в  курточке  из  тюленьей  шкуры,  лоб
которого был перехвачен клетчатым платком. - У королевы Калантэ,  Львицы  из
Цинтры, была дочь Паветта. Они с мужем сгинули во время морской бури, пучина
морская их поглотила. Обоих.
   - Ну вот, сами видите, что не вру! - призвали всех в  свидетели  скобяные
изделия. - Паветтой, а не Цирей звали принцессу Цинтры-то.
   - Цирилла, кою звали Цири, была  как  раз  дочкой  утонувшей  Паветты,  -
пояснил рыжий. - Внучкой Калантэ. И не принцесса она была, а княжна  Цинтры.
Она-то и была предназначенным ведьмаку Ребенком-Неожиданностью,  ее-то,  еще
до того, как она родилась,  королева  пообещала  отдать  ведьмаку,  как  пел
маэстро Лютик. Но ведьмак не мог ее отыскать и забрать, вот тут уж  господин
поэт разминулся с истиной.
   - Разминулся, а как же, - вклинился в разговор жилистый  юноша,  который,
судя по одежде, мог быть  подмастерьем,  готовящимся  к  сдаче  экзамена  на
мастера. - Ведьмак разминулся со своим Предназначением. Цирилла погибла  при
осаде Цинтры. Королева Калантэ сначала собственноручно убила  княжну,  чтобы
та живой не досталась нильфгаардцам, а уж потом бросилась с башни.
   - Не так все было, и вовсе не так, - запротестовал рыжий. - Княжну  убили
во время резни, когда она пыталась убежать из города.
   - Так или иначе, - крикнули скобяные изделия, - ведьмак  не  нашел  своей
Цириллы! Поэт солгал!
   - Но солгал красиво, - сказала эльфка в токе, ластясь к высокому эльфу.
   - Дело не в поэзии, а в фактах! - воскликнул подмастерье. - Я говорю, что
княжна погибла от руки своей бабки. Каждый, кто  был  в  Цинтре,  может  это
подтвердить!
   - А я повторяю: ее убили на  улицах,  когда  она  бежала,  -  упорствовал
рыжий. - Я знаю, хоть сам и не из Цинтры. Я был в дружине скеллигского ярла,
который поддерживал Цинтру во время  войны.  Король  Цинтры,  Эйст  Турсеах,
родом, как известно, с островов Скеллиге, а ярлу доводился дядькой.  А  я  в
ярловой дружине дрался в Марнадале и в Цинтре, а потом, после поражения, под
Содденом...
   - Еще один ветеран, -  буркнул  Шелдон  Скаггс  собравшимся  вокруг  него
краснолюдам. - Сплошь герои да воины. Эй, людишки! Средь вас есть хоть один,
кто б не воевал в Марнадале или под Содденом?
   - Напрасно  ерничаешь,  Скаггс,  -  осуждающе  проговорил  высокий  эльф,
обнимая красотку в токе так, что у других соискателей не оставалось  никаких
сомнений относительно дальнейшего развития событий. -  Я,  к  примеру,  тоже
участвовал в той битве.
   - Интересно знать, на чьей стороне, -  довольно  громко  шепнул  Вилиберт
Радклиффу.
   - Известно, - продолжал эльф, даже не взглянув на  комеса  и  чародея,  -
больше ста тысяч бойцов стояло в поле во второй битве за Содден, из  них  не
меньше тридцати тысяч полегли или  были  покалечены.  Следует  поблагодарить
маэстро Лютика за то, что в одной из баллад он увековечил этот  великий,  но
страшный бой. И в словах и в мелодии его песни я  слышал  не  похвальбу,  но
предупреждение. Повторяю, хвала и вечная слава вашему поэту за балладу. Она,
быть может, позволит в будущем избежать повторения  трагедии,  которой  была
эта жестокая и ненужная война.
   - Воистину, -  сказал  комес  Вилиберт,  с  вызовом  глядя  на  эльфа.  -
Любопытные штучки  вы  отыскали  в  балладе,  любезнейший.  Ненужная  война,
говорите? Хотели бы избежать трагедии в будущем? Следует понимать, что ежели
бы нильфгаардцы ударили по нам заново, вы  посоветовали  бы  капитулировать?
Покорно принять нильфгаардский хомут на шею?
   - Жизнь - бесценный дар, и ее надлежит хранить, - холодно сказал эльф.  -
Ничто не оправдывает резни и гекатомб, каковыми были обе битвы за Содден,  и
проигранная и выигранная. Обе стоили вам, людям, тысяч жизней.  Вы  утратили
свой гигантский потенциал...
   - Эльфова болтовня, - взорвался Шелдон Скаггс. - Глупый  треп.  Эту  цену
надо было заплатить,  чтобы  другие  могли  жить  достойно,  в  мире.  И  не
позволили Нильфгаарду заковать себя в колодки, ослепить, загнать в  северные
рудники и соляные копи. Те, что полегли смертью героев, и  теперь  благодаря
Лютику  будут  вечно  жить  в  нашей  памяти,  научили  нас,  как   защищать
собственный дом. Пой свои баллады. Лютик, пой их всем. Не  впустую  урок,  а
пойдет  он  нам  на  пользу,  вот  увидите!  Потому  как  не  сегодня-завтра
нильфгаардцы ринутся на нас снова. Вот очухаются, залижут раны, и  мы  снова
увидим их черные плащи и перья на шлемах! Попомните мои слова!
   - Чего они от нас хотят? - вздохнула Вэра Левенхаупт. - Что  они  на  нас
лезут? Почему не оставят нас в покое, не дадут жить  и  работать?  Чего  они
хотят, эти нильфгаардцы?
   - Нашей крови! - рявкнул комес Вилиберт.
   - Нашей земли! - взвыл кто-то из толпы кметов.
   - Наших баб! - подхватил Шелдон Скаггс, грозно вылупив глаза.
   Некоторые из слушателей засмеялись, но тихо и украдкой. Потому что хоть и
очень  уж  забавным  было  предположение,  будто   кто-нибудь   еще,   кроме
краснолюдов, мо