роев.  Тем  более  что  я  не  бог  и  не
герой...
   - И что же, все ученые были в  прежние  времена  способны  справиться
врукопашную с десятками бойцов? - сменил тему отец Кондрат.  Я  отметил,
что этот прием он уже применял с гномом, когда тот готов  был  покаяться
во всех грехах.
   - Науку боя я постигал позже. Совсем  недавно.  В  одном  из  далеких
миров, в монастыре Лаодао. Базовые навыки по контролю  сознания  у  меня
были, а владеть оружием и телом я научился именно там.
   - Зачем? - спросил митрополит. - Жизнь так опасна?
   - Пожалуй, проще быть сильным, чем слабым, - усмехнулся я. - Но  дело
не только в этом. Я собираюсь возвратиться. Бой  еще  не  закончен.  Мне
нужно одолеть чародея. А лучшей школы, чем там, не найти.
   - Неужели вы верите, что сможете  вернуться  в  прошлое?  -  удивился
митрополит.  -  Все  научные  данные  свидетельствуют  о  том,  что  это
невозможно ни при каких обстоятельствах.
   - Нет, нет, - засмеялся я. - И не рассказывайте.  Я  ведь  занимался,
этим вопросом не один год. Даже  классическая  физика  не  формулировала
вопрос подобным образом: ни при каких обстоятельствах. Хотя  бы  потому,
что там время совершенно не  определено  как  физическая  величина.  Все
явления только включают его как составную часть. А мои обстоятельства  -
исключительные. Я был вышвырнут в будущее заклинанием. А  заклинания,  в
отличие от многих физических процессов, обратимы. Это неоспоримый  факт.
Поэтому я надеюсь найти ключи к использованному против меня заклинанию и
вернуться. В ту же точку пространства-времени, откуда меня  столь  грубо
изъяли...
   - Но тогда вы сможете изменить прошлое  и  будущее,  -  заметил  отец
Кондрат. - Возможно ли это?
   - Все мы изменяем  будущее  каждым  своим  шагом,  каждой  мыслью,  -
улыбнулся я. - И если в нашем мире все привыкли к тому,  что  прошлое  и
будущее  только  одно,  в  других  мирах,   с   несколькими   временными
координатами,  все  прекрасно  понимают,  что  и  прошлое,   и   будущее
многовариантны. И каждый  вариант  доступен  существу  с  высокоразвитым
сознанием. В какой-то степени оно может прожить  несколько  жизней.  Или
даже их бесчисленное множество.
   - Под "существом" вы понимаете Бога? - поинтересовался митрополит.
   - Вовсе нет. В первую очередь - человека, - ответил я.  -  Или  любой
другой разумный вид.
   - Вы бывали в таких мирах? - с надеждой спросил отец Кондрат.
   - Что вы... Я недостаточно развит для  этого.  Но,  как  говорил  мой
учитель, все мы рано или поздно в них окажемся.
   Не  знаю,  противоречит  ли  это  доктрине  нашей  веры,  -  вздохнул
митрополит. - Вселенские Соборы нынче не собираются, а теология не стоит
на месте. Как тут не впасть в ересь, внимая прельстительным слухам?
   - Каким именно? - поинтересовался я.
   - Не важно, - мягко улыбнулся митрополит. - У каждого  человека  есть
свои желания. Но мы должны в первую очередь исполнять волю Бога.
 
*** 
 
На берегу неспешно и достойно отслужили панихиду по погибшим морякам. Воины, убившие врагов в бою, исповедались, и отец Кондрат наложил на каждого епитимью, причем епитимья эта зависела не от числа врагов, убитых воином, а от того, с какими чувствами он сражался. Если убивал с яростью - поститься нужно было дольше. Если со скорбью - меньше. 
   Артиллерист Зураб, оказавшийся небольшим и смуглым, крепкого сложения
черноусым человеком,  получил  из  рук  митрополита  награду  -  большую
серебряную чашу для вина. И  отправился  под  арест  на  трое  суток  за
невыполнение приказа экономить снаряды. Понятно, что это было не  совсем
разумно. Но требований воинского Устава не мог отменить даже митрополит.
Для артиллериста просто выбрали самое мягкое наказание.
   Я размышлял, зачем отец Кондрат сам принимал участие в бою? Чтобы  не
забывать о том, как воюет  его  армия?  Конечно.  Чтобы  самому  оценить
ситуацию? Да. Но было в его рейде что-то еще...  Поразмыслив,  я  понял.
Хотел  показать  мне,  что  Славному  государству  и  так  тяжело.   Ему
достаточно своих проблем. А тут еще война за Кавказским  хребтом.  Не  к
месту и не ко времени.
   Когда с делами в порту было покончено, отец Кондрат  предложил  ехать
на вокзал, к ночному поезду.
   - В столице дела решать проще будет, - заметил он. - Не знаю, удастся
помочь вам или не удастся. Да только выбора мне, похоже, не оставили.
   Княжна довольно улыбнулась. Но радовалась она рано.
   - Однако ж, госпожа Валия, поздно ты спохватилась, - возобновил  свои
нотации митрополит. - Перевалы штурмуют, а я даже ответный удар не  могу
нанести - по договору 2779 года от Рождества Христова, предшественниками
нашими заключенному. Ведь с вашей стороны войска ко мне  не  вторгались.
Да и чьи эти войска - не знаю. То ли ты договор с Лузгашем заключила, то
ли Заурбек - мне об этом никто не сообщил...
   - Виновата, не подумала, - вздохнула княжна. - Я возмещу все  убытки.
Заплачу за потери и за использование войск.
   - Чем заплатишь?
   - Алюминием, - ответила Валия.
   - На расходы по снабжению армии, думаю, кое-что у тебя возьму. Но вот
чем за жизни людей заплатить?  Мои  солдаты  не  за  деньги  -  за  идею
воюют...
   - Какая же им идея нужна? - спросила Валия.
   - Вот если бы ты передала мне контроль над Баксанским  ущельем,  дабы
впредь подобного произойти не могло, - это было бы дело...  Достойная  и
прекрасная цель.
   Я сразу насторожился.  Отец  Кондрат  -  человек  хороший  и  владыка
достойный. Но в политике у каждого государства свои  интересы.  И  Валию
сейчас хотели просто-напросто обойти.
   - Никак невозможно,  -  вмешался  я  в  разговор.  -  Ущелье  -  зона
стратегических интересов Бештауна.
   Сказал и понял, что  ляпнул  глупость.  Но  к  месту  -  натиск  отца
Кондрата остановил.
   Митрополит нахмурился, потом улыбнулся:
   - Тогда и отвоевывать его сами будете. Одно дело  врага  из  Бештауна
выбить, другое - из ущелья. Никаких войск не  хватит.  Каждый  камень  -
крепость.
   - Вы технику дайте, - предложил я. - С врагами мы сами справимся.
   - Согласно союзному договору от 2794 года, - добавила Валия.
   - О, ты кое-что помнишь, - улыбнулся митрополит.  -  Наука  отцовская
впрок пошла. Да, есть такой  союзный  договор.  Но  он  -  об  отражении
агрессии. А сейчас и отражать нечего - твое государство захвачено.
   - Я отдам все пустоши к северу от перевалов, - предложила  княжна.  -
Степи там плодородные, богатые, а людей живет мало. Трава  на  выжженной
земле проросла, а люди  еще  не  поселились.  Ваши  казаки  переедут.  И
Славному государству хорошо, и мы внакладе не  будем.  Торговать  станет
проще.
   - Что ж, я подумаю -  брать  их  или  нет,  -  кивнул  митрополит.  А
войсковую операцию начнем, пожалуй, через три дня. С твоей стороны Лунин
будет за боем наблюдать.
   - На этом фронте - да. А со стороны Китая - Салади войска поведет. Но
я и сама на фронт поеду.
   - Ты - глава государства, а не командир, - заявил митрополит. -  Твое
дело - политика, не бои. С Луниным  и  Салади  я,  стало  быть,  и  буду
переговоры вести. Спокойной ночи, княжна!
   Мы прибыли на вокзал и вышли к вагону владыки. Был он почти таким же,
как вагон его первого секретаря. Только появилось лишнее купе для гостей
и уменьшилось количество мест для охранников. Целый вагон  для  них  был
намертво прикреплен к вагону митрополита.
   Валия отправилась спать, нас со  Шмигги  наконец  развели  по  разным
комнатам, но гном не торопился оставить меня в покое:
   - Ты на войну, Лунин, а мне кирки нужны. Я не хочу воевать! Если меня
убьют - кто здесь клан оснует? То есть обоснует...  То  есть...  Ну,  ты
понял меня! Создаст, вот!
   - Действительно, - согласился я. - Нужно тебя обратно отправить. Хоть
и будем мы с княжной без тебя скучать, да твои дела много важнее наших.
   - Встречаются же разумные люди! - расплылся в  улыбке  Шмигги.  -  Не
думал прежде, что ты из таких! Я постучал в купе митрополита:
   - Владыка, не дадите ли подорожную гному? И  не  выпишете  ли  приказ
инструменты ему выдать? Отец Кондрат задумался:
   - Подорожную - конечно. А  инструменты  -  это  уже  торговля.  Пусть
договор подпишет, что будет нам руду поставлять.
   Я позвал Шмигги:
   - Договор подпишешь - получишь и кирки, и лопаты. Расплатишься после,
рудой.
   - Не могу я сейчас договора подписывать! - возмутился гном.
   - Иначе инструменты не получишь, - улыбнулся отец  Кондрат.  -  Да  я
ведь в кабалу тебя не загоняю, Шмигги. Когда ты руду добывать начнешь?
   - Лет через сто, - признался гном. - Не раньше...
   - Вот и отлично. Подпишем договор. Ютан Шмигги  обязуется  поставлять
всю добытую железную руду Славному государству в течение трехсот лет. Со
скидкой в двадцать процентов от рыночной стоимости. Подходит?
   - Как же я детей своих обкрадывать буду? - возопил гном.  -  Двадцать
процентов на дороге не валяются...
   -  А  Славное   государство   обязуется   поставлять   клану   Шмигги
продовольствие  в  пределах  суммы,   на   которую   продана   руда,   с
двадцатипятипроцентной скидкой, - тут же нашел выход митрополит.
   - Это уже дело.  Продовольствие  нам  понадобится.  Такой  договор  я
заключу, - согласился гном.
   - В Краснодаре подойдешь к  отцу  Зосиме.  Он  тебе  и  договор  даст
подписать, и инструментами снабдит, и провиантом в  дорогу,  -  пообещал
отец Кондрат.
   А я порадовался тому, с каким напором благодушный в  быту  митрополит
отстаивал интересы своего государства. Даже в далеком будущем,  которого
он, да и почти все из ныне живущих уже не увидят.
 
*** 
 
Когда принципиальное решение на высшем уровне было принято, дела пошли гораздо быстрее. Ранним утром, сразу после молитвы (я подразумеваю молитву церковных иерархов - когда они встали к заутрене, я еще спал) меня пригласили на военный совет. Там присутствовало человек десять. Митрополит, его секретари, военные в форме - думаю, в звании не ниже генерала армии - и гражданские лица (впрочем, тоже в форме). То, что они гражданские, я понял по слишком вольному поведению и по тому, как сидели на них мундиры. Как шепотом сообщил мне отец Митрофан, это были гражданские чиновники: технари и аналитики. У многих гражданских и военных позванивали на груди награды: медали на обшитых разноцветными лентами колодках и ордена в форме широких восьмиугольных крестов, украшенных самоцветами. Каждый крест можно было вписать в круг, лучи их расширялись от основания. Одним словом, ордена Славного государства были очень похожи на прежние награды России. 
   - Позвольте представить: господин Лунин, - сказал митрополит.
   Все оглядели меня с головы до ног. Думаю, мой внешний вид ни военным,
ни гражданским спецам не понравился и доверия не внушил. Я ведь был не в
мундире, да еще бритый, и лицо в шрамах. А на совет собрались не казаки,
тут все были бородатые, духовные лица ведь тоже бороды не брили.
   Митрополит ничего больше про меня не сказал.  Я  немного  удивился  -
как-никак я здесь представлял интересы дружественного государства, а  не
появился  сам  по  себе.  Впрочем,  до  вручения  верительных  грамот  я
действительно не был ни регентом,  ни  послом.  Как  бы  не  повторилась
ситуация  с  Адольминой,  которая  не  смогла  добиться   от   союзников
практически ничего...
   - В нашу задачу  входит  разработать  направление  ударов  по  врагу,
оккупировавшему  Бештаунское  княжество,  -  сообщил  митрополит.  -   И
определиться с техническими средствами, которые  позволят  нам  провести
операцию максимально эффективно.
   - Вопрос  о  целесообразности  удара  не  ставится?  -  нагло  встрял
толстячок в синем мундире с редкой и короткой бородкой.
   - Нет, ректор Степанов, не ставится, - ответил митрополит. - На малом
церковном совете решено, что язычники  представляют  непосредственную  и
реальную угрозу. Вопрос может подниматься только по срокам атаки.
   - Тогда - чем скорее, тем лучше, - заявил Степанов.  -  Говоря  же  о
целесообразности военной операции, я имел в виду не то,  что  пришельцев
нужно оставить в покое, а то, что  можно  организовать  террористические
атаки против лидеров и провести переговоры,  в  результате  которых  они
уберутся восвояси.
   - На это нет времени, - мягко проворковал отец Зосима.
   - А меч надежнее яда,  -  усмехнулся  крепкий,  широченный  в  плечах
генерал с большими звездами на погонах.
   - Конечно, конечно, генерал Корнеев, - поморщился ректор Степанов.  -
Но, думаю, не мешало бы узнать мнение господина Лунина, он  ведь  только
что из центра событий! Кстати, господин Лунин, вы получали  какое-нибудь
образование? К каким наукам тяготеете?
   - Я окончил университет... - начал я.
   - Наш университет? - удивился Степанов.  -  Извините,  но  я  вас  не
припоминаю...
   - Не ваш, - усмехнулся я.
   - А чей же? В Бештауне только  две  духовные  школы  -  исламистов  и
лермонтовцев - и коммерческая  академия.  Да,  еще  сельскохозяйственный
техникум. А у нас, помимо моего университета, три технических  колледжа,
педагогический институт  и  академия.  Или  вы  называете  университетом
какое-то из этих учебных заведений? Или учились не на Земле?
   - В университете, на Земле, - сказал я. - Только очень давно. Вы меня
помнить не можете. А тяготею я к точным наукам...
   - Не об этом речь, -  вмешался  митрополит,  умеряя  любознательность
ректора.  -  Вы,  Порфирий  Петрович,  отвлекаетесь  от  темы.   И   нас
отвлекаете. Здесь не ученый совет, предоставьте уж вести собрание мне.
   Степанов слегка покраснел:
   - Извините, увлекся...
   - Итак, предложения? - Митрополит обвел взглядом присутствующих.
   - Удар от перевалов на Бештаун. С применением  всех  видов  оружия  и
техники, - отрывисто проговорил широкоплечий генерал. - Оттуда - удар  в
направлении Баксанского ущелья. Специально вражеских отрядов от основных
сил не отрезать, дать им возможность уйти, собраться вместе. Проще будет
уничтожать их,  когда  они  собраны  в  один  кулак.  А  они  непременно
соберутся, не зная о нашей технике. Если гарнизоны  будут  оставаться  в
городах  -  Железноводске,  Кисловодске,  -  выбивать   из   городов   и
уничтожать. Предложив предварительно сдаться.
   - Кто "за"? Кто "против"?
   Два других генерала, не такие видные,  как  Корнеев,  молча  кивнули.
Степанов дернулся бьшо, но смолчал.
   - Вы хотели что-то предложить, ректор? - поинтересовался митрополит.
   - Как специалист по подрывной работе,  я  хотел  предложить  высадить
десант в Бештаун, - проворчал Степанов. - Дабы восставшим гражданам бьло
вокруг кого сплотиться.
   - Что скажете, Лунин? - спросил митрополит.
   - А какие средства для высадки десанта? - осведомился я.
   -  Дирижабли,  -  ответил  отец  Кондрат.  Я  задумался,  переваривая
услышанное:
   - И сколько солдат берет на борт один дирижабль?
   - До тридцати, - ответил Степанов.
   - Какое количество может быть задействовано в операции?
   - Два транспортных дирижабля и три боевых.  На  боевых  -  по  десять
воинов-десантников, помимо команды. Генерал Корнеев резко встал.
   - Войска будут наступать без поддержки с воздуха? - рявкнул он.
   - Они могут подождать возвращения воздушных кораблей.
   - Нецелесообразно, - отрезал генерал.
   - Я тоже так полагаю, - заметил  я.  -  Силы  сопротивления  -  не  в
Бештауне, а в горах и лесах. Высадившись  в  городе,  мы  погубим  много
своих людей и мирных жителей, не получив  стратегического  преимущества.
Напротив, раздробим свои силы и уведомим  врага  о  мощи  нашего  оружия
заранее, что вряд ли имеет смысл...
   Корнеев  посмотрел  на  меня  гораздо  более  одобрительно,  чем  при
знакомстве.
   - Может быть, - не стал спорить Степанов.
   - Ректор  Степанов  представляет  у  нас  оппозицию,  -  улыбнувшись,
сообщил митрополит. - Всегда нужно, чтобы  кто-то  возражал  и  приводил
доводы против. Уж если он согласился - значит все в порядке.
   - Оборону государства оголим, - тут же опомнился ректор. - Необходимо
подумать об обороне!
   - Флот защитит от турок, - веско сказал генерал с якорями в петлицах.
- Дирижабли нам пока не нужны. Обойдемся без них в течение двух недель.
   - Вы надеетесь справиться за две недели? - спросил Степанов.
   - Придется, - кивнул митрополит. - Время марш-броска танковой колонны
от перевалов к Вратам - десять дней. Еще четыре  дня  на  непредвиденные
задержки.  Думаю,  должны  управиться.  Пока  жара  стоит  и  дороги  не
размокли.
   - И не стоит забывать, что мы  освобождаем  территорию  союзников,  -
напомнил  отец  Зосима.  -  С  воздуха  караваны  не  расстреливать,  не
определив, кто такие,  дальнюю  артиллерию  не  использовать.  Где-то  в
горах, по моим сведениям, собрал несколько тысяч бойцов Салади.
   - Вот его и нужно будет разыскать. На дирижабле разведки,  -  объявил
генерал Корнеев. - В первую очередь.
   - Так и сделаем, - кивнул митрополит.
   Генералы принялись обсуждать  боеспособность  соединений,  количество
дивизий, которые нужно бросить в бой, пути подвоза провианта. В  этом  я
им помочь не  мог,  так  как  в  командовании  большими  группами  людей
разбирался слабо.
   Совет закончился ближе к полудню.  Наступление  назначили  на  третий
день новой луны месяца жатвы.
 
*** 
 
В наступлении на Бештаун принимали участие Тимашевская танковая бригада, Кореновская механизированная воздушная дивизия, Краснодарский гвардейский механизированный корпус и две пехотные дивизии, расквартированные в Горячем Ключе и Геленджике. Поддержку осуществляли две кавалерийские Кубанские казачьи роты и Краснодарская специальная бригада. Ее воины были вооружены духовыми ружьями и передвигались на велосипедах. 
   В общей сложности в наступление шло  около  трех  тысяч  человек  при
поддержке двадцати парометов - переносных, на колесах и  на  дирижаблях.
Солдаты были вооружены мечами, пиками, духовыми ружьями  с  отравленными
пулями, саблями и боевыми топорами.
   Для поддержки войск было задействовано еще  полторы  тысячи  человек.
Восемьдесят  подвод  для  доставки  угля  и  продовольствия,  пуль   для
парометов, запасных частей и медикаментов.
   О танках, состоявших на вооружении  Тимашевской  танковой  бригады  и
Краснодарского механизированного корпуса, стоит сказать особо.
   Конструкция, едва прикрытая тонкими стальными  листами,  на  огромных
обитых железом деревянных колесах, пыхтела,  скрипела  и  дребезжала.  В
танке размешались кочегар, механик-водитель и  стрелок-наводчик,  задача
которого было не только уничтожать живую силу противника на  расстоянии,
но и не подпускать врага близко к танку -  машина  и  ее  персонал  были
весьма уязвимы.
   Как правило, танк,  или,  называя  вещи  своими  именами,  самоходную
парометную установку, прикрывал взвод поддержки из тридцати  человек.  В
их обязанности входило не подпускать к орудию вражеских камикадзе, верно
указывать путь машине и заботиться о топливе и воде. За  каждым  паровым
танком в дальнем походе шли по меньшей мере три подводы с углем и  бочка
с водой.
   Стоит ли говорить, что танки Славного государства работали на паровой
тяге? На ровной  дороге  они  могли  развить  приличную  скорость  -  до
тридцати километров в час. Но воевать приходится не только и не  столько
на дорогах, поэтому танки подразделялись на  вездеходные  (те  самые,  с
деревянными колесами)  и  скоростные.  Скоростные  были  тяжелее,  лучше
защищены, стояли на резиновых колесах  и  могли  вести  бой  практически
самостоятельно. Конечно,  в  пределах  нескольких  километров,  пока  не
закончатся запасы угля и воды. И пока не  разбиты  колеса.  Каждый  танк
имел крепления, чтобы его можно было тащить  лошадьми  На  марше  машины
обычно передвигались именно на конной тяге и только в бою  -  с  помощью
двигателей.
   Аэростаты были  снабжены  паровыми  котлами  для  парометов,  которые
использовались одновременно  и  для  вращения  пропеллера.  Кроме  того,
горячий воздух от котла наполнял подъемный шар дирижабля.  Для