м
перцем. На дно кастрюли укладываются луковая шелуха, ломтики  свеклы,  а
голова  щуки  и  прочие  выпотрошенные   части   набиваются   фаршем   и
укладываются слоями, причем каждый слой пересыпается  смесью  моркови  и
репчатого лука, и все вместе заливается крутым кипятком. Соль и сахар по
вкусу, варится до готовности и раскладывается на блюде.  При  охлаждении
отвар желируется).
   Понятно,  что  для  этого  блюда  необходимо  иметь  кучу  свободного
времени, но оно у нас, ей-богу, было, хотя обед и получился по-английски
поздним. Желе, правда, застыть не  успело,  и,  кроме  того,  в  здешних
песчаных почвах растет только желтая свекла с очень длинным  корнем,  но
это отступление от  рецептуры  оказалось  вполне  приемлемым.  Таракана,
чтобы не путался  под  ногами,  мы  депортировали  в  нашу  застекленную
беседку, где дождливыми днями детишки развлекались карточными играми.
   Пока рыба охлаждалась на очень свежем по сегодняшней погоде  воздухе,
мы с Баронессой давали во флигеле  тематический  концерт  художественной
самодеятельности, открыв его двумя классическими произведениями - оперой
Бизе "Кармен" и пушкинскими "Цыганами", исполнявшимися  нами  недолго  и
одновременно. Цыганскими наши костюмы можно было назвать с  определенной
натяжкой, но у нашего единственного зрителя было богатое воображение,  и
"Очи черные" шли на сцене под громкие  мужские  возгласы,  знаменовавшие
полное одобрение  вермахта,  и  в  глазах  зрителя  отсвечивали  широкие
красные юбки, цветастые платки и разлетающиеся в  сторону  черные  косы.
Плавности перехода  от  цыганской  темы  к  фаршированной  рыбе  удалось
достичь подходящим к случаю романсом "Я ехала домой...", после  чего  мы
припомнили Барону, как в прошлом году он взял в долг трояк  у  фотографа
Изи, добрейшего малого, отбывшего прошедшей весной в  Хайфу  на  ПМЖ,  и
Барон клятвенно пообещал нам отдать долг при первом возможном случае.
   К  моменту  дегустации  Барон  уже  полностью  оправился  от  тяжелых
утренних  потрясений,  и  мы  теперь  слушали,  как  два  его  приятеля,
смертельно устав от семьи и науки, решили  съездить  зимой  на  лыжах  и
встретили в электричке молчаливую, но сговорчивую Красавицу.  Пока  они,
волнуясь и ревнуя даму друг к другу, топили на  даче  печь,  пили  сухое
вино  и  рассказывали  о  своих  научных  достижениях,   дама   отвечала
односложно, но, когда вино кончилось, Красавицу прорвало, и  ее  лексика
оказалась настолько небогатой и  специфичной,  что  друзья  легли  спать
вместе, обложившись лыжными палками на случай нападения самки из глубоко
чуждого им социального слоя. Барон цитировал Красавицу дословно.
   Дождливый день кончался, и пора было расставаться, тем более,  что  у
меня в этот вечер еще были дела. АндрейКонстантинович успел записаться в
туристическую библиотеку, которой и я  пользовалась  ежегодно.  Мы  даже
подружились с библиотекаршей на почве моей любви к прибалтийским романам
и много говорили о Слуцкисе, Авижюсе, Яане Кроссе, но сильно расходились
в оценке романа Трейниса "Радуга".  Она  утверждала,  что  это  все-таки
второсортная литература, но мне был близок его  карнавальный  жанр,  где
реалии бытия смешивались  с  чертовщиной,  и  это  удивительным  образом
походило на мою летнюю жизнь в Пакавене.
   У каждого поколения, как известно, имеются свои  снобистские  фетиши.
Старшее поколение хорошо помнило, как вдруг  стало  модным  превозносить
Лермонтова в  ущерб  Пушкину,  как  поголовно  переставляли  ударение  в
фамилии  известного  голландского  художника,  как   всескопомобнаружили
последние истины у Сент-Экзюпери, но они оказались потому Хемингуэя (или
наоборот). Верхом моего карманного снобизма являлась  роль  недотепы  из
знаменитого романа Натали  Саррот,  наивно  полагавшего,  что  вчерашние
ценности все еще заслуживают сегодняшнего внимания.
   Наше  поколение  совершенно  не  понимало  прелестей  тонких   ломких
столиков хрущевской эпохи и уже не  пело  классических  песен  советских
подпольных бардов, но имело свои тайные знаки принадлежности к  духовной
элите. Ну, думаю,  порезвлюсь!  Начнем,  пожалуй,  с  "Проблемы  поэтики
Достоевского" Михаила  Михайловича  Бахтина.  Один  мой  коллега  всегда
пытался заработать себе очки в обществе именно на этом произведении.
   Оказалось, Андрей Константинович кое-что читал, и мы оба  сошлись  на
том, что булгаковское "Мастер и Маргарита" прекрасно  иллюстрирует  идеи
Бахтина. Немного поговорили о кино, и я поделилась своими  впечатлениями
о лучшем фильме всех времен и народов, каковым мне  показался  "Фанни  и
Александр"
   Бергмана, увиденный как-то на закрытом  просмотре.  Нашей  беседе  на
крыльце  сопутствовал  довольно  холодный  ветерок,   и   я   пригласила
собеседника в свою светелку.
   - Так что же вас беспокоит? - спросил мой гость, быстренько закругляя
послелегкой разминки светские темы, и  я  рассказала  о  своей  находке,
своем малодушии и неприятном продолжении истории. Возможно,  если  бы  я
сообщила об увиденном в милицию сразу, то удалось бы найти  какие-нибудь
важные улики.
   Слушал Андрей Константинович  очень  внимательно,  а  потом  подробно
расспрашивал меня о деталях происшествия. Я  спросила,  почему  это  так
заинтересовало  его,  и  он  рассказал  мне   одну   странную   историю,
произошедшую много лет назад. Одним из  его  неформальных  учителей  был
православный священник Вознесенский, сосланный перед  войной  в  Сибирь,
где много лет прозябалдеревенскимфельдшером, так как в  молодости  успел
получить медицинское образование. В Сибири он  занялся  траволечением  и
потихоньку работал над проблемами гипноза.
   Как-то после войны к  нему  пришел  странный  незнакомый  человек  из
ссыльных  и  попросил  изгнать  дьявола.  Из  путаных  объяснений  стало
понятно, что мучает того не меньше не больше, как тяга к людоедству.
   Фельдшер провел несколько сеансов гипноза, и тот больше не появлялся,
но, спустя несколько лет, когда ссыльных  уже  распускали  по  домам,  в
районе произошел жуткий случай с убийством молоденькой сибирячки.
   Сначала считали, что тело растерзано каким-нибудь  зверем,  но  потом
прошли слухи, что внутренние органы аккуратно вырезаны.
   Фельдшер тут же подумал о своем пациенте,  но  его  имени  и  точного
местопребывания не знал, да и с милицией связываться перед  отъездом  на
родину  было  опасно.  АндрейКонстантинович,   работая   в   лаборатории
аномальных явлений,  случайно  познакомился  со  стариком  и  результаты
опытов его крайне  заинтересовали.  По  утверждению  моего  собеседника,
Вознесенский был весьма серьезным исследователем.
   - Я  слышал,  Наталья  Николаевна  просила  вас  съездить  завтра  за
продуктами в райцентр. Я подвезу и заранее приглашаю там же отобедать, -
вернул меня собеседник в настоящее.
   - От всех ваших предложений  трудно  отказаться.  Вас  устроит,  если
отправимся к полудню?
   - Вполне. Я вас не утомил?
   - Благодарю, что выслушали. Мне, действительно, стало как-то легче.
   - Очень рад, но для меня это  было  неожиданностью.  Вчера  ведь  вас
беспокоило совсем другое. Не так ли?
   Я вспыхнула алым цветом, натолкнувшись на его смеющиеся глаза.  Вчера
я отчаянно ревновала его к Баронессе, и он  не  преминул  это  отметить.
Привычка отвечать после докладов на коварные вопросы оппонентов, однако,
быстро взяла свое.
   - Андрей Константинович! Я  начинаю  догадываться  о  причинах  ваших
профессиональных успехов.
   Вы, вероятно, рассматриваете  весь  мир,  как  одну  большую  клинику
неврозов?
   - Так я не прав?
   - Спокойной ночи!
   Я старалась, как могла - не подавала гостю чашечки кофе и старательно
избегала пауз, но его последние фразы свели все эти усилия на  "нет",  и
мое  утреннее  поражение  маячило   на   столе   пустым   стаканом.   От
принадлежности к противоположному полу было некуда деться.
   Благословенно  время  созревания  яблок,  когда  начинает  румяниться
зеленый бочок, и узкобедрый Адам впервые задумывается, а каков  же  вкус
запретного плода. А в женской головке тут же начинают роиться крамольные
мысли:
   - Он этого хочет, но боится, а я могу сделать это для него.
   - Ты должна это сделать для него, во что бы то  ни  стало,  -  вторит
внутренний голос, - да, он будет озабочен предстоящими  трудами,  но  ты
будешь нужна ему.

Глава 4

   Поздним утром я  нарядилась  в  широкую  бархатную  юбку,  соломенную
шляпку и новую шелковую блузку, расшитую украинским орнаментом,  украсив
себя, как и полагается,  рядком  серебряных  монеток.  Этот  орнамент  я
привезла когда-то первым студенческим летом  из  экспедиции  в  Западную
Украину, когда старые вышивальщицы уже давно  проиграли  битвы  великого
интервала  между  московским  фестивалем  и  первым  полетом  советского
космонавта,  оплакав  свои  фикусы,  салфеточки  и  каждого  из  семерых
слоников, бесследно сгинувших в ходе культурной революции.
   Наш искренний интерес к  былым  ценностям  удачно  противопоставлялся
бездушию домочадцев, и старушки охотно отдавали нам старинные вышивки  и
глиняную посуду, что и явилось моим первым рабочим  материалом.  Кое-кто
из участников экспедиции записывал у тех же старушек народные украинские
напевы, преследовавшие меня потом всю оставшуюся жизнь. Мы  гонялись  за
прошлым, а параллельно,  начитавшись  Гумилева-сына,  старались  оценить
уровень пассионарного напряжения в современном украинском обществе, хотя
спустя много лет в своей диссертации я не упомянула об этой  крамоле  ни
слова.
   Эффект от моего наряда предполагался быть убойным, но  у  меня  вдруг
закралась весьма  занятная  мысль  о  приглашении  этим  летом  Натальей
Николаевной молодого доктора в Пакавене - почти все действия моей  тетки
- молчуньи  убивали  одновременно  двух  зайцев.  Опережать  события  не
стоило, поэтому я накинула поверх блузки глухой  джинсовый  пиджачок  и,
принимая из теткиных  рук  баночку  для  сметаны,  настолько  натурально
изобразила  отсутствие  энтузиазма,  что   она   осведомилась   о   моем
самочувствии. Я поведала слабым голосом о дурно проведенной  ночи,  тетя
предложила отложить поездку,  а  Андрей  Константинович,  закусив  губу,
выразил желание доставить продукты без моего участия.
   - Андрей Константинович, мне  так  неловко  утруждать  вас,  но...  -
развела я руками с глубоким облегченным  вздохом,  искренне  наслаждаясь
чувством растерянности, появившимся в его глазах, а  потом  поглядела  в
тетину бумагу, - ... но, впрочем, без моего участия здесь не обойтись  -
список слишком длинный После некоторых дебатов моя  готовность  принести
жертву вполне устроила всех собеседников, и мы отправились в  путь.  При
выезде из деревни я сняла пиджачок и оказалась во всей красе. Эффект был
неожиданным - у водителя случился приступ смеха.
   - Радистка  Кэт,  Марина  Николаевна,  по  части  притворства  вам  в
подметки не годится. Куда же делась ваша бледность?
   - АндрейКонстантинович, мы так мало знакомы, что понять, в  какие  же
моменты надлежит обижаться, не так уж легко.
   - А что вам подсказывает сердце?
   - Что вы излишне проницательны, и мне следует остерегаться.
   - Попробуйте довериться, я иногда обедаю в городе и знаю, где  подают
отменно взбитые сливки.
   - Взбитые сливки в обмен  на  доверие?  Там  же  девяносто  процентов
пустот!
   - Я полагаю, торг уместен.
   - Тогда свиная отбивная!
   - При одном условии - все продукты в  магазине  куплю  я  сам,  такие
нарядные дамы в очередях не стоят.
   Вы подождете в машине?
   Мясо-молочный  магазин  (меза-пенас)  у  станции  посещался  нами   с
регулярностью, соста-вившей бы честь любому английскому клубу.  Ждать  в
машине, однако, было жарко и скучно, и примерно то же самое  должен  был
ощущать сейчас мой спутник, стоя в очередях. Захлопнув  дверь,  я  снова
замаскировалась пид-жачком, чтобы не  привлекать  излишнее  внимание,  и
решила по-мочь Андрею Константиновичу с покупками.
   Внезапно возникшие в воздухе силовые поля попытались, однако,  увлечь
меня в сторону вокзала, где в кустах железнодорожного  скверика  рабочие
устанав-ливали очень высокий  деревянный  крест,  разукрашенный  резными
кружевами и фигурками. То, что это происходило в советские  вре-мена  и,
мягко говоря, за пределами кладбища, требовало внимания, и я решила, что
рассмотрю крест  попозже.  Нужно  было  перейти  шоссе,  но  сзади  меня
внезапно  возник  какой-то  сомнительный  не-бритый   тип   из   местных
пристанционных  алкашей  и,  почти  порав-нявшись  со  мной,  он   резко
пошатнулся в мою сторону.
   Не судьба была погибнуть мне именно сегодня -  только  этим  и  можно
объяснить  мое  удачное  падение  у  самых  колес  мчащегося  по   улице
грузовика. Но колено было  разбито,  и  юбка  покрылась  сбоку  дорожной
грязью. Бомжтут же сбежал, а я поплелась в  туалет  автобусной  станции,
где обезвредила рану духами и промыла юбку водой, благо мокрые пятна  на
черном бархате были почти не заметны. Мой спутник появился только  через
десять минут, когда волнение уже улеглось, духи немного  выветрились,  и
юбка слегка подсохла.
   - Черт... - думала я, пока он выруливал вокруг центральной площади  в
поисках удобной стоянки, - силовые поля, похоже, всегда правы!  Пора  бы
уже и понять...
   Обед был превосходен,  и  мы  оба  получили  удовольствие  от  легкой
совместной пикировки и полусладкого шампанского, но я наотрез отказалась
танцевать,  поскольку  колено  побаливало,   а   демонстрировать   новые
царапины, не состоя в гусарах, было не корректным. Андрей Константинович
был разочарован и сделал еще более  ужасное  предложение  -  прогуляться
пешком по городу. Ему явно не хотелось ехать домой,  а  вторичный  отказ
мог вызвать сомнения в моей лояльности, поэтому у меня  возник  коварный
план - он отвозит продукты тетке и придумывает причину моего отсутствия,
а я пережидаю это время у лодочной станции, и мы едем за  озеро  к  моей
хорошей знакомой - местной ведьме Лауме Жемепатискайте.
   Мой план, однако, вызвал некоторые возражения.
   - Марина Николаевна! Меня удручает обстановка  глубокой  секретности.
Когда вы скрывали свои царапины от родственников, я  вас  поддержал.  Но
сейчас, пожалуй, я выдам вашей тете страшную правду о том, что мы вместе
едем в гости, или вам придется обосновать  свою  позицию.  Неужели  речь
идет о репутации?
   - А что в этом плохого?
   - Достаточно странно, учитывая ночные визиты посторонних мужчин.
   - По деревенским меркам визит был утренним, а наши фамильные традиции
не предполагают детальных отчетов о времяпрепровождении взрослых  членов
семьи. В каждом монастыре свой устав, не так ли?
   - В нашем монастыре учили не лгать по пустякам.
   - Ладно, по пустякам у нас уступают, тем более, что я  развлекаю  вас
не только корысти ради, но и по желанию тети. Ей  очень  хочется,  чтобы
Пакавене вам приглянулась.
   - Ну, вот, и договорились, - засмеялся он.
   Мы заехали за вином и зернами кофе - традиционным подарком  Лауме,  а
потом отвезли продукты в Пакавене. У Лаумы всегда было много  народа,  и
можно было приезжать без приглашения. Группа коттеджей  за  озером  была
домом творчества республиканской  художественной  мастерской,  а  Лаума,
после выхода  на  пенсию,  третий  год  служила  здесь  комендантом.  Ее
подопечные и украшали лесные дороги деревянными скульптурами.
   В деревне их  самой  крупной  акцией  за  последнее  время  был  снос
просторного стеклянного кубика, где всегда продавалось пиво. Кубик стоял
под церковным  холмом  у  памятника  братьям-музыкантам,  и  именно  это
неуместное положение и послужило причиной  его  гибели.  Отчаянно  рыдал
Барон, поскольку его привязанность к этому заведению была даже  отражена
в  общественно-литературном   произведении   (мы   иногда   развлекались
совместным стихоплетством):

   Баронсутрав ночной рубашке,
   Забыв семью, бежит к стекляшке.
   "Нью-Таймс" местный почтальонас
   Ему приносит в павильонас.

   Ведьма была еще красивой и стройной, с крепкой точеной головой, форма
которой хорошо проглядывалась под сантиметровой  щеткой  русых  волос  с
небольшой проседью. Так могла бы выглядеть святая Жанна Д Арк, доживи бы
она  до  седин,  но  этот  же  типаж  обычно  фигурировал  с  плеткой  в
послевоенных фильмах о концлагерях.
   Кем был ее отец, Лаума не знала, а мать  владела  в  округе  большими
землями,  и  Лаума  до  сих  пор  хранила  все  документы  на   владение
отобранными богатствами, надеясь, что  они  когда-нибудь  пригодятся  ее
дочери, уехавшейучитьсявреспубликанскую столицу.  Кроме  того,  она  всю
жизнь лелеяла мечту отыскать во  дворе  давно  исчезнувшего  дома  часть
фамильных драгоценностей, закопанных матерью перед арестом.
   Другую часть, вместе со всяким  добром,  они  успели  переправить  на
телеге к родственникам в деревню, но родственники потом ничего Лауме  не
вернули.
   Получить образование и сделать карьеру в советское время ей удалось с
большими трудностями.
   Библиотекарша не без иронии рассказывала, как Лаума дежурила как-то в
пасху у церкви на  предмет  выявления  чуждых  настроений  в  молодежной
среде.  Теперь,  однако,  Жемепатискайте  предводительствовала   местной
партией зеленых, что более соответствовало образу упомянутой французской
мученицы. Знакомы мы были уже давно, но откровенно говорить стали только
в прошлом году.  Она  не  скрывала  своих  райкомовских  прегрешений,  и
объясняла свое оборотничество просто:
   - Я ведьма от рождения, мне нужна  бешеная  активность  и  власть,  а
времена выбирать не приходилось.
   Сейчас же время дало мне, наконец, возможность выбора, а я никогда не
забывала, что и сосны вокруг большого озера, и  земля  под  ними  -  это
собственность единственной дочери расстрелянной матери.
   Она  была  совершенна  искренна,  и  энергия,  исходившая   от   нее,
притягивала людей центростремительно и властно, но при этом рождалось  и
странное опасение - не дай бог, знак сменится, и  тогда  все  немедленно
разлетится вдребезги и  подальше  от  центра.  Я  была  влюблена  в  эту
женщину, и мой спутник тут же уловил это в моем рассказе.
   Мы медленно ехали  вдоль  большого  озера,  и  Андрей  Константинович
разглядывал большие деревянные скульптуры, расставленные по краю дороги.
Одна из них, изображавшая  низкорослого  уродливого  мужчину,  поросшего
шерстью, ему особенно приглянулась,  и  он  притормозил.  У  сучковатого
постамента  лежал  большой  серый  камень,  а  из   волосатого   затылка
проглядывала маленькая детская головка.
   - Это Велняс, противник громовержца. Он ворует  у  Перкунаса  скот  и
уводит его жену, - пояснила я, - при  случае  превращается  в  животное,
дерево, камень или очень сильного младенца, враждующего с пастухами. Его
потомство носит лук со стрелами  на  животе,  и  женщины  убивают  таких
детей, чтобы они не принесли им несчастье.
   На большой крытой террасе  фасонного  коттеджа  Лаума  разливала  чай
районному архитектору Алоизасу,  его  супруге  Лиле  и  трем  незнакомым
господам разного  возраста.  Когда  мы  припарковались,  я  поняла,  что
имеются некоторые проблемы.
   - Андрей Константинович! Я беру на себя смелость ввести в дом  нового
человека, не лучше ли при этом представить наше знакомство более тесным.
   - В каком смысле? - реакция была примитивной чисто по-мужски, и в его
глазах тут же запрыгали чертики.
   - В смысле обращения друг к другу.  Давайте  временно  обойдемся  без
отчеств и прочих церемоний - здесь так принято, и обстановка  за  столом
будет непринужденней.
   - Ну что же, вполне логично, Марина  Николаевна!  И  вот  еще  что  -
спасибо за доверие.
   - Принцип комплиментарности,  связанный  с  подсознательной  взаимной
симпатией особей определенного склада друг к другу, лежит в основе любой
этнической традиции  и  сопряженного  с  ней  социального  института,  -
процитировала я кое-что, как примерный молодой ученый