ла она потом, - но со страхом и  упреком.
А, может быть, не рыцарь, а  может  крокодил...  Вдруг  -  жена-инвалид,
вдруг - девочку до потери пульса любит, вдруг... Годы поджимают,  а  тут
расписной  русский  рай  -  щи  замоскворецкие,   репа   пареная,   квас
"Мона-стырский"... И хочется, и колется - баба-то ненадежная,  порченая,
неискренняя... Что же, попытка была не пыткой!
   - И вечный бой, покой нам только  снится...  -  думала  она  в  конце
эпизода - тратить жизнь на войну, вместо того, чтобы  сажать  деревья...
Все повторяется, как день сурка... Ему, наверняка, хотелось другого, но,
если долго ищешь, так ли уж важен результат...  Десять  метров  ситца  в
подарок на одну ночную рубашку, чтобы  заменить  цель  поиском...  Потом
двадцать...
   Время,  отведенное  случаем  на  судебное  разбирательство,   истекло
довольно  быстро,  и  героиня  старалась   быть   как   можно   хуже   и
необъективней, поэтому все сомнительные обстоятельства не трактовались в
пользу обвиняемого. Да, она была его женщиной, но ему потребуется теперь
доказать это самым  серьезным  образом.  Итак,  Андрей  вернулся  мокрее
мокрого, но согреться ему в эту ночь было негде - героиня была не  очень
хорошей, что нашло свое отражение в пакавенском фольклоре.

   Трусы и рубашка лежат на песке,
   Марина плывет по опасной реке.
   Близка к крокодилу ужасная пасть,
   Спасайся, Геннадий, ты можешь пропасть!

   - Марина, чем ты занимаешься? - спросил Андрей, уставившись на  пепел
в алюминиевой миске.
   - Да вот, сожгла то, чем ты так успешно предохранялся. Это сведения о
твоем семейном положении. Я вскрыла конверт полчаса назад.
   - Черт! С тобой, как на минном поле, - сказал он с искренней горечью,
- и какой голубь мира тебе его принес?
   - Это ответ на мой запрос. Оставим голубей в покое.
   - Ну, что ж, теперь ты знаешь, что все вакансии свободны.
   - Да, и суета в нашем театре уже началась. На роль законной супруги у
нас несколько претендентов - тень отца Гамлета,  Виндзорский  призрак  и
подпоручик Киже. Половые признаки при данных обстоятельствах значения не
имеют.   Пионеркой-пятиклассницей   жаждут   стать   самые   отъявленные
детдомовцы - Козетта, Павлик  Морозов  и  дети  подземелья.  Они  просто
мечтают довериться первому встречному.
   - Хочешь сказать, что тебя среди претендентов нет?
   - Я уже сказала это.
   - Надеюсь, ты меня все же выслушаешь?
   - Сейчас ты расскажешь мне обо всех своих страхах и  сомнениях,  и  я
выслушаю, но мне будет смертельно скучно, потому что очарование пропало,
и все, чем я могу ответить, лишь добавит тебе новых страхов и  сомнений.
Давай лучше честно признаемся друг другу в главном - мы  оба  ничьи.  Ты
ничей, а я ничья, и ничего изменить не удалось.
   - Не делай выводов сгоряча!
   - Ты  же  видишь,  я  даже  не  злюсь,  только  немного  усталости  и
сожаления. В правде есть своя прелесть, как в спирте - чиста,  крепка  и
не любит слабых. В конце концов, ты прекрасно  подыгрывал  и  даже  спас
бедную девочку от серого волка, но летние гастроли завершились,  и  пора
открывать зимний сезон. Я никогда не смешивала времена года.
   - Полагаешь, на этом месте мне следует удалиться?
   - Нет, я же не отблагодарила тебя за твой подвиг. Ты ведь  не  лишишь
меня последней возможности?
   - Зачем тебе это нужно?
   - Не хочу, чтобы мы расстались врагами, - сказала я, и он засмеялся.
   - Я всегда ценил в людях жажду хэппи-энда, но  мой  сценарий,  Марина
Николаевна, выглядит несколько по-другому. Он не так уж далек от  своего
стереотипа, только охотник оказался для бедной девочки еще одним волком.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я, действительно, никогда не был женат, и дяди у  меня  никогда  не
было, и вообще мое появление здесь связано с работой.
   - Андрей, о чем это ты?
   - Сначала о работе. Ты как-то упоминала о рас-стрелянной матери своей
заозерной приятельницы. Так вот, вскоре после  ареста  она  обратила  на
себя внимание некоторыми странностями, и ее не рас-стреляли, а доставили
в одну занятную шарашку, располагавшуюся  на  европейском  севере  нашей
страны. Там производилось определенное тестирование шокового  характера,
и были получены интересные ре-зультаты. У некоторых женщин  при  сильных
стрессах открывались весьма и весьма нестандартные способности,  и  мать
твоей приятель-ницы была из их числа.
   Позже  все  участники  событий,  включая  руководство  шарашки,  были
расстреляны,   а   материалы   уничтожены   в   целях    государственной
безопасности. Речь шла о государственном заговоре с участием руководства
и тех, с кем производились опыты. Но кое-какие результаты  экспериментов
всплыли - заведующий научной частью  дублировал  свои  записи,  и  дубли
чудом сохранились, но о деталях опытов лучше не спрашивай.
   - Остановись, слишком злая шутка! - попросила я его тогда, но  передо
мной сидел уже другой человек.
   - Эта тема всплыла года два назад.  Дошли  сигналы,  что  в  западных
районах  нашей  страны  и  сопредельных  территориях   зарубежья   стали
происходить странные вещи, не поддающиеся нормальной логике.
   Сама понимаешь, мне, как исследователю,  стало  крайне  любопытно,  а
родственники лиц с заведомо известными аберрациями представляют  удобный
материал для исследования.
   Он говорил медленно и спокойно, и ужас, ледяной  ужас  разливался  по
моим кровяным  сосудам.  Сны  снова  сбывались,  реальность  уж  слишком
услужливо реализовывала самые страшные фантазии.
   - Ее тоже ждет тестирование шокового характера? - спросила я его, еще
не веря, что все это происходит наяву, - но зачем, зачем  тогда  ты  все
это рассказываешь?
   - Ты задаешь правильные вопросы, но я  продолжу  изложение  фактов  в
своей последовательности. Я стал собирать информацию, и  первый  контакт
всегда происходил в спокойной обстановке с  положительным  эмоциональным
фоном -  мне  было  это  важно  для  дальнейших  выводов.  Информация  о
знакомствах Лаумы у меня была, а супруг твоей тети, Натальи  Николаевны,
имел вполне подходящую для налаживания контакта болезнь - этой  темой  я
немного занимался. Я нашел сокурсника твоей тети, слегка нажал на  него,
и он согласился быть моим дядей.  Мысль  совместить  деловую  поездку  с
долгожданным  отпуском  показалась  мне  удачной,  и   тут,   совершенно
неожиданно, я натолкнулся и  на  другую  тему,  связанную  со  странными
убийствами. Остальное ты знаешь. А теперь задавай вопросы.
   - Что будет с Лаумой?
   - Я могу отказаться от своих планов относительно этой женщины,  но  в
этом случае ты останешься со мной. Ответ должен быть немедленным.
   - Как долго я должна буду с тобой оставаться? - спросила я.
   - Мне сейчас трудно ответить, - сказал он.
   - У нас все равно ничего хорошего теперь  не  получится.  Зачем  тебе
это?
   - Мне обычно скучновато с женщинами, а  ты  приятное  исключение.  Ты
неплохо готовишь, и все остальное ты  тоже  делаешь  неплохо.  Временные
связи слишком отвлекают от работы, и я подумывал последнее время о более
удобном варианте - разумеется, без всяких официальных излишеств.
   - Что же это добровольцев до сих пор не нашлось для  такого  удобного
варианта?
   - Видишь, ли, Марина, пять лет назад у меня, действительно, случилась
беда. Я любил молодую актрису, замужнюю женщину, и  она  ждала  ребенка.
Кончилось все это трагедией - она сообщила своему мужу о разрыве с  ним,
когда они возвращались с дачи, а  для  него  это  было  слишком  большим
ударом, и машина разбилась всмятку. Женщина погибла, а ее супруг,  Борис
Веснянский, все-таки уцелел, хотя его  и  склеили  заново  по  кусочкам.
Теперь он заведует детским театром при Доме пионеров, а я с тех пор  так
и остался бобылем. И мне это понравилось, так же, как и тебе.
   - Мне это никогда не нравилось, мне всегда хотелось иметь  нормальную
семью, если тебя это как-то интересует.
   - А ты способна иметь нормальную семью? - спросил он так же спокойно,
и вот тут-то я поняла, что все  происходит  наяву  -  поняла  отчетливо,
окончательно и бесповоротно, а дальше  я  молчала,  а  он  ждал,  и  его
ожидание висело надо мной уродливой свинцовой сферой, глобусом  чужой  и
страшной планеты, где совсем другие законы, и все десять наших заповедей
уместны разве что для комиксов, высмеивающих  обитателей  Земли.  Теперь
мне нужно было выиграть время.
   - Похоже, у меня нет особого выбора, но  сегодня  прошу  пощады  -  я
вымотана до предела.
   - Я не насильник из подъезда, Марина Николаевна, - засмеялся он, -  и
я сейчас уеду, дождь как раз затих. Мне завтра  нужно  успеть  до  конца
рабочего дня заглянуть на  службу.  Если  дела  позволят,  я  постараюсь
встретить вас на вокзале.
   Он оделся и ушел, дверца автомобиля хлопнула, и мотор,  взревев,  тут
же умерил свой пыл, и этим ускользающим в соснах звуком и закончилось бы
мое страшное и счастливое  лето  в  Пакавене,  когда  сказки  так  тесно
сплелись с реалиями, что я уже не могла отличить одно от другого,  но  я
уже поняла, почему не смогла справиться с мясником сама,  и  что  делало
меня слабой, и вышла на темное крыльцо, где  за  дверью  чернела  старая
метла.
   Я летела, задевая верхушки сосен, но догнала  его  только  у  реки  и
опустилась на мокрую дорогу пе-ред машиной. Он  затормозил,  и  тогда  я
подошла к окошку, и стала смотреть на него,  и  он  отшатнулся  от  моих
глаз, и ремень безопасности стал его последней сетью. Я видела,  как  он
хрипел, как останавливалось его сердце, как потухали глаза, и, когда все
было кон-чено, я оскалила зубы в широкой приветливой  улыбке  и  сказала
всем, кто, затаив дыхание, глядел из-за чер-ных сосен:
   - Привет, я одна из вас!
   Остаток ночи я просидела над своим чемоданом, а к утру  мой  кораблик
все же столкнулся с айсбергом и пошел ко дну так быстро, что пузатенький
воздухоносный чемоданчик показался мне желанным берегом, и, вынырнув,  я
ухватилась за него, чтобы не расставаться со своим угловатым другом  уже
никогда.
   Да, со своими деревянными глазками я не годилась  в  любимые  женщины
даже  механику  Гаврилову  из  одноименного  непритязательного   фильма.
Катастрофы, катаклизмы, катапульты, катафалки и  катарсисы  с  очередным
помутнением хрусталика, именуемым катарактой - не отправить ли  в  архив
свои прогулки по кривеньким  сомнительным  тропинкам  с  их  непременным
фарсовым ужасом перед обычными Canis lupus?
   Похоже, у меня предназначение особое и специфическое, и с этим  нужно
считаться - время сейчас дает мне возможность выбора.
   А потом наступило утро, и все было так,  как  было,  но  мой  чемодан
остался при мне, и мы уехали на  серых  "Жигулях",  встретив  по  дороге
колонну автобусов с детьми младшего школьного возраста.
   Чернобыльские дети - их везли на турбазу. А далее  мы  поговорили  на
перроне с Лаумой о мяснике, поезд отправился по расписанию, и за  окнами
до самого Неляя был густой туман, потому что  Пакавене  уже  исчезала  с
лица земли. День прошел в  мелких  хлопотах,  старики  спали  на  нижних
полках, а я, пожалев перед сном о забытой  фигурке  банщика,  подаренной
мне Бароном в день ангела, спала на  верхней  боковой.  Завтрашний  день
обещал быть не из легких, и мне следовало выспаться как следует.
   Ах,  как  выли  в  эту  ночь  жестоковыйные  вервольфы  за  пределами
Национального парка, с какой ненавистью грубая шерсть их  прорастала  из
розовой  кожи,  и  псиной  разило  от  разгоряченных  тел  монстров,   и
необрезанные уши их протыкали густые цветочные ароматы, и ноздри дрожали
в предчувствии  кровавого  следа.  Все  было  впереди,  и  духи  забытых
предков, как на картине Гогена, витали  над  колыбелью  спящей,  пытаясь
прорвать тиски времени  и  рассказать  о  долгом  пути  своем,  усеянном
зловещими каменными статуями ошибок.
   О, они уже знали, что делать и кто виноват, но взволнованная речь  их
растворялась в питательном  гумусе  и,  подымаясь  по  сосудам  стволов,
смешивалась с шепотом листьев за окном, слегка тревожа сон героини в  ее
новеньком мире, где все пути были открыты, и розовые чайки носились  над
вечными каменными статуями, и косточки первопроходцев, уже припорошенные
землей, снова и снова ломило привычной болью, когда она спрашивала  себя
на развилках дорог, кто же она в этом мире,  откуда  она  родом  и  куда
идет...
   В Москве дождило, и нас никто не встретил. Тетка решила, что развитие
событий идет по второму варианту - Андрей Константинович обещал подвезти
вещи прямо в Балашиху, если не сможет из-за служебных дел отлучиться  на
вокзал. Мы разъехались на такси в разные стороны, и я, наконец,  прибыла
домой, в свой расписной русский рай. Что там  осталось  от  Пакавене  на
подошвах  моих  кроссовок  -  заметить  я  не  успела,  потому  что   не
раздевалась. Я позвонила матери, сказала, что жива и здорова, но исчезаю
надолго, и  буду  писать,  а  моя  новая  интересная  работа  связана  с
посещением краеведческих музеев, и постоянного адреса  у  меня  пока  не
будет.
   Мои родители  разошлись  по  отдельным  счастливым  семьям,  когда  я
поступила в университет, и я уже слишком давно делала  то,  что  хотела.
Поэтому я позвонила на работу,  и,  быстренько  сунув  в  большую  сумку
кое-какие вещи, фамильную безделушку и стандартный джентльменский  набор
- деньги, часы,  документы,  вышла  на  улицу  и  прошла  к  метро  мимо
продуктового магазинчика, известного в народе под названием "Поросенок".
   Забегаловка у Патриарших  прудов  обслуживала  приватных  посетителей
только по вечерам, но кое-кого там я знала лично - Кока Кулинар  отмечал
свой день рождения именно в  этой  точке  Общепита,  и  необходимая  мне
информация не относилась к числу  страшных  тайн.  Удостоверившись,  что
Кока не изменил привычек, я отправилась на электричке в Расторгуево, где
обитал летом мой заведующий отделом, член-корреспондент  Академии  наук,
бывший политзаключенный  Владимир  Иванович  Ильин,  отец  моей  близкой
школьной подруги,  не  последовавшей  по  стопам  отца  к  его  горькому
сожалению.
   Он был единственным человеком, которому я выложила  всю  правду  (или
почти всю!), и он выслушал  меня  до  конца.  Я  написала  заявление  об
увольнении с работы и сказала, что позвоню сразу же, как устроюсь.
   Он  обещал  информировать  меня  о  состоянии  дел  и  здоровья  моих
родственников и немедленно связаться со мной в экстренном случае.
   - Мне искренне жаль, ты способный молодой ученый, и я  всегда  считал
тебя второй дочерью, - сказал он мне на  прощание,  -  но  я  могу  тебя
понять. Мою жизнь всегда режиссировал кто-то другой, и все, что я мог  -
это подправлять некоторые режиссерские ошибки. Но ты  должна  дать  себе
отчет - вернуться в науку сложней, чем уйти. Не бросай  полностью  своих
занятий, если сможешь, а я пока придержу твое заявление.
   На следую-щий день, вернув-шись в Москву, я отправилась  на  Кур-ский
вокзал и всплыла затем в солнечном  Коктебеле,  где  поутру  все,  кроме
префе-рансистов, шли  на  пляж,  и  днем  по  опустевшим  улицам  стаями
носи-лись мелкие, изуродованные генетическим родством псы,  а  по  ночам
невидимые  горлицы  кричали  с  немыслимой  обреченностью,  словно   уже
отчаялись предостеречь этот мир о преходящей сути земной славы.  Словом,
все было как всегда,  но  появились  первые  коммерче-ские  заведения  и
первые рэкетиры.
   На берегу у могилы господина Юнга суетились голые тела из  молодежной
тусовки под предводительством Вовы Московского и  Вовы  Питерского.  Эти
джентльмены скрывали свой возраст еще в мои университетские годы,  когда
я регулярно навещала  летнюю  колыбель  русской  поэзии  -  осенью  было
уместней  тусоваться  в  пушкинском  заповеднике.  Отеческая  забота   о
подрастающем поколении коктебельцев, сухое вино и организация ежегодного
конкурса на  звание  "Мисс  Коктебель"  по-прежнему  отнимали  все  силы
тусовочных лидеров,  но  каждую  первую  субботу  сентября  они  клялись
собравшимся у  памятника  Маяковскому  не  покидать  свой  пост,  причем
Питерский специально подъезжал туда в этот день из Ленинграда.
   Стихи в этом зоопарке писали все, иначе и жизнь - не жизнь!  Мальчики
донимали девочек стихами так, что  те  и  сами  становились  поэтессами,
после чего мальчики приходили в себя и жалели об упущенных возможностях.
Меня  же  всегда  донимал  сам  Московский,  но  у  него   были   весьма
нестандартные  для  Коктебеля  привычки  -  он  ухитрялся  находить  там
хорошеньких продавщиц, ничего не смыслящих в поэзии, а стихи о  разбитой
в конце сезона любви писал зимой, когда мы не виделись, и  он  читал  их
мне по телефону - слегка картавя,  но  очень  старательно  и  с  большим
выражением. Если любовь была немного сильнее обычного, то он писал очень
длинные поэмы, и я ухитрялась в середине произведения неспешно откушать,
а  когда  голос  в  трубке  застывал  в  ожидании  похвалы,  я  искренне
благодарила.
   - Ты же знаешь, я уважаю королей, - говорила я этому взрослому  дяде,
неплохому инженеру-электронщику, -  а  в  своем  жанре  ты,  безусловно,
король - я давно такой натуральной графоманской чуши не слышала.
   Московский довольно ржал,  потому  что  он  был  король  эгоистов,  и
художественная оценка произведения его абсолютно  не  волновала,  как  и
чувства давно забытых хорошеньких продавщиц. Ему просто хотелось  зимней
февральской стужей еще раз побывать в Коктебеле, и он делал это  за  мой
счет, чтобы как-то дотянуть до весны.  Энтузиастам  полагалось  посещать
Коктебель дважды - весной и летом, и цикл стихов, созданный как-то Вовой
по результатам майских коротких ночей в  парке  Литфонда,  доконал  меня
так, что я и сама написала первое и единственное стихотворение  в  своей
жизни, посвятив его этому чудаку, который любил теплые времена  года  до
одурения, до сумасшествия, до колик в желудке - то есть, так же,  как  и
я.

   Беспощадное солнце льет свинец на мишени,
   А холодность волны только радует кровь.
   Стихоплет полупьяный в коктебельской сирэни
   Безутешно и страстно говорит про любовь...
   Кривозадые моськи утром прячутся в тени,
   Как вскипает на солнце их мерзкая кровь!
   Плагиатор безумный в коктебельской сирэни
   Безутешно и страстно говорит про любовь...
   Графоман беспощадный льет стихи на мишени,
   Как вскипает на солнце его мерзкая кровь!
   Кривозадые моськи в коктебельской сирэни
   С пониманием дела говорят про любоффь...

   Чайная в парке Литфонда этим вечером была полна - как всегда. Волошин
отсиживался в углу  вместе  с  сумасшедшим  молодым  актером  Денисом  и
чертенком по имени Джимми. Фамилию Дениса я уже не помнила, но в детстве
мы ходили по Коктебелю в однотипных  матросках,  и  он  выглядел  вполне
уравновешенным  и  слегка  нудным  мальчиком  из   семьи   потомственных
военнослужащих. Через много лет,  когда  матроска  оказалась  безнадежно
мала, Денис нашел на утреннем пляже забытый кем-то цыганский бубен,  тут
же сошел с ума и поступил  в  театральный.  Бубен  имел  к  сегодняшнему
вечеру весьма потрепаный вид, но, по утверждению его владельца, так и не
утратил способности отращивать заново утерянные колокольцы.
   Чертенок  Джимми,  очаровательное  существо  неопределенного  пола  и
возраста из Уфы, читал мэтру свои новые вирши под переливы этих отросших
колокольцев, и тот был не против.
   В этом году на панели - небольшой площадке на набережной перед парком
Литфонда,  чувствовалось  страшное  напряжение,  потому   что   реальных
претенденток на высокое звание "Мисс Коктебель" было  две,  обеих  звали
Лизами, и шансы у них были равны. Лизка-Кошмар фигурировала по панели  в
шортах и натуральном тропическом шлеме, а Лизка-Адлер  -  в  интригующих
длинных одеждах в стиле волошинской мечты, и слухи  о  том,  что  первой
папа привез из тропиков самораскладывающуюся  надувную  кровать,  сильно
волновали Московского, а Питерский был без ума от рыжих волос  второй  и
ее личика средневековой мадонны.