ием поднялся на ноги. Лицо было разбито и покрыто синяками, но он, подняв взгляд, выдавил из себя улыбку.
     - Мы - ваши должники, полковник. У вас еще будет возможность убедиться, что Роганы не забывают своих друзей. И своих врагов, - добавил он, поворачиваясь к Берку.
     - Я провожу этих джентльменов восвояси, - пообещал Клей. - Думаю, я могу заверить вас, что они не вернутся.
     Внезапно Катал сник. Он слегка покачнулся, мать бросилась вперед и подставила ему руку. Вместе они поднялись по ступенькам и вошли в дом, а Клей повернулся и посмотрел на Берка. Не проронив ни слова, управляющий первым пересек двор, а следом за ним - его люди. Клей замыкал шествие, по-прежнему держа "драгун" наготове. По тропе выехали на вересковую пустошь и остановились на опушке небольшого леска.
     Берк отдал приказания своим людям, и они ускакали прочь. Когда Клей убрал свой револьвер, управляющий сказал:
     - Я этого не забуду, полковник.
     - Так же как и я, - бесхитростно сказал ему Клей.
     Берк еще какое-то время буравил его глазами, а затем резко развернул свою лошадь и галопом пустился следом за своими людьми.
     Клей глядел вслед, пока они не скрылись за ближайшим холмом, а потом знакомый голос произнес:
     - Этого человека лучше не иметь среди врагов, полковник Фитцджеральд. - На этот раз она была одета традиционно: в синюю амазонку и шляпу-треуголку с маленьким белым пером на боку, вымокшим и обвисшим под дождем.
     Он улыбнулся и пустил Пегин ей навстречу, когда она выехала из-за деревьев:
     - А я и не знал, что богиня ночи ездит на лошади днем. Так, значит, вы хорошо знаете Берка?
     - Еще бы, он управляющий моего дяди. - Она протянула правую руку в странном мальчишеском жесте, который удивительным образом был ей к лицу. - Я Джоанна Гамильтон, полковник Фитцджеральд. Ваш дядя и я были хорошими друзьями.
     - Охотно верю. - Он осторожно взял ее ладонь в свою, и она не предприняла никаких попыток убрать ее.
     - Похоже, мне следует поблагодарить вас за некоторые вещи, мисс Гамильтон. За радушный прием в конце долгого пути и за заботу о самой великолепной лошади, которую мне когда-либо выпадало счастье иметь, не говоря уже о том, что вы спасли мою дурацкую шкуру.
     Она весело рассмеялась и покачала головой:
     - Уж это-то никак нельзя поставить мне в заслугу, полковник. Я подъехала к лощине минут за двадцать до начала событий и успела лишь посмотреть на вас в действии. Помимо всего прочего, вы, насколько я понимаю, произвели вчера вечером переполох в трактире Кохана. Теперь я понимаю, почему у янки ушло четыре года на то, чтобы одолеть южан.
     Клей пожал плечами:
     - Не забывайте, что, когда рассказывают о таких вещах, не обходится без преувеличений.
     Она покачала головой:
     - К несчастью, мой дядя придерживается иной точки зрения на сей счет.
     Он слегка нахмурился:
     - Боюсь, я не совсем улавливаю смысл ваших слов.
     - Все очень просто, - сказала она. - Во-первых, он - мировой судья. Сегодня утром Берк сообщил ему, что эти двое - те самые злоумышленники, которые вчера остановили ваш экипаж на Голуэй-роуд.
     - Мальчишеская выходка, о которой я давно забыл, - улыбнулся ей Клей. - Мне непонятно, какое дело до этого вашему дяде.
     - Это дало ему отличный повод послать Берка и его людей в Скрытую лощину. Предполагалось, что они заберут с собой Большого Шона Рогана. Мой дядя хотел привлечь его к ответственности по закону.
     - А испытав вполне объяснимое разочарование из-за того, что не застали его дома, они отвели душу, как звери набросившись на его жену и одного из сыновей, - продолжил Клей. - А ваш дядя одобряет методы Берка?
     - Он их поощряет, - проговорила она сухо. - Боюсь, что он ставит ирландцев на одну доску с неграми - оба народа от природы ниже его собственного, и такими их замыслил Господь.
     - Не иначе как сэр Джордж - человек проницательного ума, - заметил Клей. - Позволительно ли мне спросить, разделяете ли вы его взгляды?
     - Поскольку моя бабушка по материнской линии была индуской, которая родилась и выросла в Калькутте, то можно сказать, что у меня предвзятый подход, - ответила Джоанна.
     Они пустили своих лошадей по тропе, предоставив животным самим выбирать дорогу, и Клей искоса бросил на нее взгляд. О смешанной крови ясно говорили большие миндалевидные глаза и кремовая кожа, отличительный признак евразийских женщин.
     Она обернулась и, обнаружив, что он смотрит на нее, зарделась. Казалось, на какой-то момент самоуверенность покинула ее, и она стала просто молодой восемнадцатилетней девушкой с мальчишеским обаянием. Потом она застенчиво улыбнулась, и в этот краткий миг, когда она раскрылась перед ним, Клей понял, что это самое чудесное создание, которое он когда-либо видел в своей жизни. Странная, необъяснимая нежность захлестнула его. Он протянул руку, ободряюще стиснул ее ладонь, и ответная улыбка, казалось, проступила явственней, стала лучистой, и теперь девушка выглядела не напуганной, а вполне уверенной в себе.
     В этот момент дождь превратился в муссонный ливень, и она с веселым смехом пришпорила свою лошадь. Клей отпустил поводья Пегин и галопом припустился следом. Джоанна увела свою лошадь с тропы, съехала в маленькую лесистую лощину, где сквозь деревья поблескивала вода.
     Остановившись под сенью векового бука, корни которого спускались к краю маленького тихого озерца, она успела соскочить на землю, пока он вылезал из седла. Потом откинула со лба мокрую прядь темных волос:
     - Здесь мы будем в безопасности, до тех пор пока немного не уляжется переполох.
     Клей закурил сигару, в то время как она с сосредоточенным выражением на лице бросала в воду обломки веток и прищелкивала пальцами, а утка плавала кругами, ожидая, что ее будут кормить.
     Легкий ветерок подул с другой стороны, принося с собой резкий, сырой запах прелых листьев.
     - Этот запах, - сказала она, поворачиваясь к нему и трепеща от волнения, - правда, замечательный? Разве не побуждает он вас радоваться жизни?
     Он кивнул:
     - Мое любимое время года - осень. Хотя в ней всегда есть какая-то легкая грусть. Старые мечты подобны дыму, зависшему в воздухе на короткий миг, прежде чем растаять навсегда.
     Он не сумел заглушить горечь в своем голосе, когда подумал о своей собственной мечте, мечтах тысяч таких, как он, которым вместе с Конфедерацией пришел конец в Аппоматтоксе.
     Она положила ладонь на его руку и ласково проговорила:
     - Простите, я забыла, что вам пришлось пережить.
     Он выдавил из себя кривую улыбку:
     - Я думал, что в конечном счете этот год принесет мне покой, но его так мало и в Ирландии. Скажите, чем вы занимались так близко от дома Роганов? Едва ли такая погода хороша для верховой езды.
     - Я собиралась отправиться в Клермонт, чтобы повидаться с вами, - сказала она. - В деревне заболел ребенок - маленький мальчик. Я подумала, что вы, возможно, осмотрите его. А то у нас нет доктора ближе, чем в Голуэе.
     - Вы конечно же выбрали окольный путь до Клермонта?
     Она улыбнулась:
     - Кто-то из моих слуг подслушал, как мой дядя отдает приказания Берку и рассказал мне. Я приехала, чтобы предупредить Роганов. Они мои друзья, хорошие друзья.
     Порывистым, почти детским жестом она протянула руку и провела пальцем по сабельному шраму, рассекавшему его щеку:
     - Когда вы его получили?
     Он пожал плечами:
     - Давным-давно - тысячу лет назад. Во время высадки в Питтсбурге.
     Лоб ее слегка наморщился, а потом разгладился.
     - Ах да, я совсем забыла, что вы по-разному называете некоторые сражения. Янки назвали его "Шило", не так ли?
     "Она щедра на сюрпризы", - подумал он.
     - А вы, похоже, очень сведущи.
     Она кивнула:
     - Я читала дневник Фримонта <Фримонт Джон Чарльз - военный картограф и исследователь.>, повествующий о его визите в армию конфедератов, - его издали в Лондоне два года назад.
     - Он, конечно, осветил кое-какие события, произошедшие в течение трех месяцев, - сказал Клей. - Но он уехал летом шестьдесят третьего, после Геттисберга.
     - А еще я читала письма мистера Лоли из южных штатов, которые регулярно публиковали в "Таймс", - продолжала она, - да и ваш дядя, случалось, пересказывал мне новости с войны, почерпнутые из писем вашего отца. К сожалению, их было не так уж много, и я знаю лишь о некоторых ваших подвигах. Надеюсь, вы заполните пробелы в моих знаниях.
     Он рассмеялся:
     - Возможно, как-нибудь после. В настоящий момент меня гораздо больше интересуете вы.
     Она пожала плечами:
     - Рассказывать особенно нечего. Мой отец служил в звании капитана в полку сипаев. Я родилась в Мадрасе, но, когда начался мятеж, мы жили в Лакхнау, где был расквартирован полк отца. Мы укрылись в штабе. Отца убили во время осады, а мама умерла двумя месяцами позже.
     - У вас есть другие родственники?
     Она покачала головой:
     - Мой дядя по закону является моим опекуном. Мне оставили приличное состояние, так что я вовсе не являюсь для него финансовым бременем; Так или иначе, помня о моей бабушке, он обращается со мной с величайшим почтением и довольно холодной вежливостью. Большую часть времени он старается не замечать моего присутствия.
     - А как насчет Берка? - спросил Клей.
     Она нахмурилась, и на лице ее появилась гримаса отвращения.
     - У моего дяди не слишком крепкое здоровье. Большую часть своего времени он проводит в оранжерее, занимаясь своими цветами, а управление поместьем оставляет на Берка.
     - Похоже, он вам не слишком симпатичен, - сказал Клей.
     - Я терпеть его не могу. Он родился и вырос в имении, и он совершенно безжалостный. Он твердо вознамерился достигнуть положения в обществе и уже отрекся от своего народа ради этой цели. Он - тот человек, которого больше всего боятся и ненавидят в этих местах.
     - Конечно, люди, которые были вместе с ним сегодня утром, выглядели как самое натуральное отребье, - сказал Клей.
     Она кивнула:
     - Шотландцы из низинных районов, которых мой дядя выписал специально, чтобы выполнять грязную работу.
     - Он одобряет методы, к которым прибегает Берк?
     - Его не интересуют методы, полковник, - только результаты, - сухо сказала Джоанна Гамильтон. Она посмотрела на небо, которое немного просветлело. - Думаю, нам лучше ехать. Дождь, похоже, уже стихает.
     Клей помог ей забраться в седло, а когда он отвернулся, она погнала свою лошадь вперед и крикнула:
     - Попробуйте-ка догнать.
     Он вскочил на спину Пегин, поскакал следом за девушкой между деревьями, а потом галопом по тропе. Когда он выехал на открытое пространство вересковой пустоши, Джоанна опередила его на добрых сорок - пятьдесят ярдов, и он низко пригнулся к шее Пегин и пришпорил ее. Постепенно он догонял ее, и вот они уже скакали вровень. Она повернулась, одарила его улыбкой, и Клей вдруг ощутил себя до нелепости счастливым.
     Он снова предоставил Пегин самой выбирать дорогу, проскакал вниз между редкими деревьями на задворках Клермонта и въехал во двор. Когда Джоанна Гамильтон подъехала, он уже спешился и ожидал ее.
     Она весело рассмеялась и с шутливым гневом воскликнула:
     - Это было состязание не по правилам, сэр. Под вами была самая лучшая кобыла в графстве.
     Он помог ей слезть с седла, слегка улыбаясь:
     - Лучшая кобыла и самая прекрасная женщина. О чем еще может просить мужчина?
     Во второй раз за этот день она зарделась и не нашлась, что ответить, и Клей, повернувшись, обратился к Джошуа, который появился в дверях:
     - Джошуа, это мисс Гамильтон. Это ее заботам мы обязаны столь радушным приемом вчера вечером.
     Джоанна Гамильтон непринужденно протянула руку, и Джошуа пожал ее с улыбкой одобрения на лице:
     - Очень рад, мэм. - Он повернулся к Клею: - Я только что сварил кофе, может быть, вы с мисс Гамильтон выпьете по чашечке?
     Клей вопросительно посмотрел на Джоанну, та кивнула, и они зашли в дом. Джошуа сказал:
     - Час назад один из людей сэра Джорджа Гамильтона привез письмо. Я положил его на стол.
     Клей, извинившись, отошел и, пока Джошуа разливал кофе, вскрыл конверт. Через некоторое время он поднял глаза и улыбнулся:
     - Ваш дядя устраивает сегодня вечером небольшой прием по случаю моего приезда в эти края. Вы знали об этом?
     Она отхлебнула кофе и холодно кивнула:
     - Еще бы. Я уже два дня как готовлюсь. В таких вопросах он оставляет все на мое усмотрение. Я льщу себе мыслью, что до сих пор еще ни разу его не подводила. От приглашения к Гамильтону никогда не отказываются.
     Клей неторопливо покачал головой:
     - Понятно. И сколько ожидается гостей?
     - От пятидесяти до шестидесяти, в зависимости от погоды и состояния дорог. Вы примете приглашение?
     - Раз вы будете там, то как я могу отказаться? - торжественно произнес он.
     Какой-то миг они молча вглядывались друг в друга, а потом она улыбнулась и взяла свои перчатки:
     - Если вы не возражаете, то мы, пожалуй, отправимся дальше. Дома у меня уйма хлопот, а на наше дело в деревне уйдет еще час.
     Он, извинившись, поднялся наверх за своим саквояжем. Когда он опять спустился, она уже забралась на лошадь, ожидая его, а Джошуа стоял возле головы Пегин.
     Клей вскочил в седло.
     - Я буду часа через полтора, не позже, - пообещал он.
     Джошуа кивнул и снова ушел в дом, а Клей с девушкой повернули к фасаду дома и поскакали по аллее к главной дороге.
     Когда они въехали в Драмор, по-прежнему шел проливной дождь, и Клей подумал о том, что редко когда в своей жизни видел более убогое зрелище, чем эта деревня, с ее немощеной улицей и жалкими хибарками, лепившимися в грязи. Посреди улицы стоял колодец, и, пока они подъезжали, какая-то женщина вытащила оттуда ведро с водой и поставила его на землю. На какой-то момент она прислонилась к перилам, как будто выбилась из сил, а затем устало нагнулась, чтобы поднять ведро.
     Клей, чертыхнувшись, соскочил на землю и поспешил к ней. Женщина была на сносях, с огромным животом, с покрытым пятнами, подурневшим лицом.
     Он взял ведро из ее руки и ласково сказал:
     - Это работа не для тебя, так ты себе навредишь.
     Женщина пожала плечами с выражением безысходности:
     - Да кто же за меня это сделает?
     - Ну, хотя бы я! - сказал ей Клей. - Который дом твой?
     Она молча показала на другую сторону улицы, и он пошел впереди нее. Открыв дверь, он очутился в темной, убогой комнатушке. По каменным стенам струилась влага, а единственным источником тепла был торф, тлевший в широком очаге. Пожилая женщина помешивала что-то в большом железном котле, не обращая на него никакого внимания. Он брезгливо наморщил нос, поставил ведро и вышел на улицу.
     Джоанна, по-прежнему сидевшая на лошади, улыбнулась женщине:
     - Полковник Фитцджеральд - врач, миссис Куни. Если вам потребуется его помощь при родах, достаточно будет послать за ним в Клермонт.
     Женщина вопросительно повернулась к нему, и он кивнул:
     - В любое время дня и ночи, миссис Куни. Пошлите весточку, и я мигом прискачу.
     Внезапно на глазах молодой женщины выступили слезы. Она схватила его руку, на какой-то миг поднесла ее к своему лицу, а потом бросилась в лачугу и закрыла за собой дверь.
     Когда он снова залезал в седло, на лице его было написано отвращение.
     - Эта лачуга немногим лучше конуры. Каковы шансы, что она произведет ребенка на свет в таких условиях? Кому принадлежит это место?
     - Моему дяде, - сказала она ему. - В этих местах только Роганы имеют свою собственную землю, ну и вы, конечно.
     - Тогда, ей-богу, ему должно быть стыдно называть себя человеком, - сказал Клей. - И я, черт возьми, не премину сказать ему об этом при встрече.
     - Вы попусту потратите свое красноречие, - сказала она ему. - Он вообще не поймет, о чем это вы ему толкуете. Не забывайте, что он ставит ирландцев в один ряд с неграми.
     - Тогда я скажу ему, что видел рабов, с которыми лучше обращались.
     - Но рабы стоили денег, - парировала она. - Вот в чем разница.
     Джоанна остановила лошадь у лачуги на окраине деревни, Клей спешился и помог ей спрыгнуть на землю. Когда он отвязал свой саквояж, дверь открылась и показался священник - узко костный, хрупкий мужчина лет шестидесяти с копной серых волос, в беспорядке падающих на лоб. Лицо его было морщинистым и измученным заботами, зато глаза, обращенные на Клея, - голубыми, искрящимися и преисполненными веры.
     - Это полковник Фитцджеральд, - представила Джоанна. - Полковник, отец Костелло.
     Священник улыбнулся и ответил крепким рукопожатием:
     - Мы с вашим дядей были большими друзьями, полковник, и вашего батюшку я тоже знавал, но это было много лет назад. Я рад вашему приезду.
     Он прошел обратно в лачугу, а Клей и Джоанна последовали за ним. То была почти точная копия предыдущей, с каплями влаги на стенах, полная едкого дыма от горящего торфа. Только здесь еще были цыплята, устроившиеся на стропилах, и козел, привязанный к кольцу в стене.
     Один угол занимала большая кровать, застеленная истрепанным стеганым покрывалом, другой - соломенный тюфяк на полу. На нем лежал мальчик, накрытый грязным одеялом, а возле него на маленьком табурете сидела женщина.
     Звуки детского дыхания были до боли знакомы, и у Клея сжалось сердце, когда он опустился на одно колено и осмотрел его. Кожа мальчика была такой бледной, что казалась почти прозрачной, плоть так обтягивала костяк лица, что щеки глубоко запали. Рубашка была запачкана кровью, а когда Клей положил ладонь ему на лоб, тщедушное тельце сотряслось от приступа истошного кашля, после чего изо рта у него внезапно хлынула кровь.
     Женщина за спиной Клея всхлипнула, а он осторожно вытер кровь тряпицей. Когда лицо мальчика стало чистым. Клей открыл свою сумку и достал маленькую бутылочку настойки опия. Он попросил чашку воды, которую подала Джоанна.
     Клей налил несколько капель настойки в воду, приподнял голову мальчика и заставил его выпить микстуру. Потом встал на ноги и повернулся с мрачным лицом:
     - Он должен проспать несколько часов, не пробуждаясь. Сколько раз он харкал кровью?
     - Одному Богу известно, сэр, - ответила женщина. - Он не может есть, а ночью все его тело покрывается испариной. Даже когда мы с его отцом укладываем его к себе в кровать, чтобы согреть, его все равно бьет дрожь.
     Она залилась слезами, и Клей ласково потрепал ее по плечу:
     - Не убивайтесь так. Сегодня ночью он будет спать спокойно, обещаю вам. Завтра я зайду снова.
     Ее лицо судорожно задергалось.
     - Но мы не можем заплатить вам, сэр. Видит Бог, у нас нет денег.
     Клей быстро покачал головой:
     - Мои услуги не будут стоить вам ни цента.
     Прежде чем она успела ответить, он распахнул дверь и вышел на улицу, слишком переполненный чувствами, чтобы говорить.
     Джоанна появилась возле него, выражение ее лица было серьезным.
     - Вы можете что-нибудь сделать?
     Он покачал головой:
     - Это один из самых запущенных случаев чахотки, который я когда-либо видел. Ума не приложу, как мальчику удалось прожить так долго. Я удивлюсь, если он протянет еще двадцать четыре часа. Если есть в этом мире хоть какое-то сочувствие к страждущим, то он не очнется от этого наркотического забытья.
     - На все воля Божья, - спокойно проговорил отец Костелло.
     Клей вскочил в седло и взял поводья в правую руку:
     - Это как посмотреть, отец. Я предпочитаю думать, что мальчик был обречен со дня своего зачатия, потому что родился в свинарнике и вырос в условиях, которые я счел бы неподобающими для своей лошади. - Он повернулся к Джоанне с посуровевшим лицом: - С вашего позволения, я оставлю вас здесь. Что мне сейчас требуется, так это выпивка. Увидимся вечером.
     Прежде чем она успела ответить, Клей резко тронулся с места и быстро поскакал по улице к трактиру Кохана.
     Там он выпил одну порцию, потом другую, и полчаса спустя, на обратной дороге в Клермонт, воспоминания об изможденном детском личике на время утрат