а.
   Дина потерла обожженные пальцы.
   Фома сел, чтобы посмотреть, сильно ли она  обожглась.  Обнял  ее.  Он
шептал ей слова утешения и дул на пальцы. Как будто это был Вениамин.
   Дина одевалась медленно и тщательно. Не глядя на него.  Перед  уходом
он обнял ее, и она на мгновение прижалась лбом к его лбу.
   - Фома! Фома! - только и сказала она.

***

   Меховые одеяла и пуховые перины были доставлены в дом и в этом году.
   Фома носил их, высоко подняв над головой, точно охапки сена на вилах.
Он не жалел сил. Не жаловался. Все  было  закончено  еще  до  ужина.  Он
разбил тонкую ледяную корку на бочке с водой, что  стояла  на  дворе,  и
опустил в нее голову и плечи. Раз, другой. Потом надел чистую рубашку  и
пошел к Олине ужинать.
   Полетел снег.  Осторожные  белые  хлопья.  Господь  Бог  был  добр  и
тактичен. Грех часто  оказывается  не  таким  серьезным,  каким  кажется
самому грешнику. Фома был самый счастливый грешник во всем Нурланде.
   Тело казалось  разбитым.  Ныл  каждый  мускул.  Но  Фома  наслаждался
снизошедшим на него покоем и усталостью.

ГЛАВА 13

   Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, возвратись, будь подобен
серне или молодому оленю на расселинах гор.
   Книга Песни Песней Соломона, 2:17

   Стине приучала Вениамина и Ханну к труду, давая им  разные  посильные
поручения.
   Бывало, что ее материнская рука надоедала им и они с шумом  врывались
к Дине.
   Дина редко выпроваживала их, но иногда требовала от  них  тишины  или
вообще не разговаривала с ними. А то заставляла их считать все вещи, что
были в комнате.
   Вениамин ненавидел эту игру. Он подчинялся  Дине,  надеясь,  что  она
обратит на него  внимание,  если  он  будет  считать.  Но  он  плутовал,
некоторые цифры он  помнил  с  прошлого  раза.  Картины,  стулья,  ножки
столов.
   Ханна еще не была посвящена в таинство цифр, и у нее  не  всегда  все
сходилось.

***

   Поскольку Юхан так и не получил прихода, было решено, что на зиму  он
останется в Рейнснесе и будет учить Вениамина.
   Вениамин же предпочитал общество Ханны. Между ним и взрослым  братом,
который должен  был  учить  его  всякой  премудрости,  не  было  полного
доверия.

***

   До Рождества оставалось четырнадцать дней. Это было самое  суматошное
время года.  Олине  сыпала  распоряжениями  направо  и  налево.  Андерс,
матушка Карен  и  Юхан  отправились  в  Страндстедет  делать  покупки  к
празднику, а недовольные Ханна и Вениамин явились в  залу  к  Дине.  Они
пожаловались ей на Юхана, который велел Вениамину читать, хотя уже давно
было решено, что в этот день они будут отливать свечи Трем Святым Царям.
   - День долгий, - сказала Дина. - Вениамин успеет и почитать, и отлить
свечи!
   Ханна  как  неприкаянная  кружила  по  комнате.  Она,  словно  щенок,
налетала на все, что  стояло  у  нее  на  пути.  Нечаянно  она  сдернула
покрывало с виолончели Лорка.
   Дина со страхом уставилась на инструмент. Виолончель была  совершенно
целая.
   Услышав  восклицание  Дины,  Ханна  испугалась,  что  она  в   чем-то
провинилась, и заплакала.
   На ее плач прибежала Стине.
   - Виолончель Лорка снова стала целой! - крикнула ей Дина.
   - Но ведь так не бывает?
   - Бывает или нет, но она целая!

***

   Дина  перенесла  виолончель  к  ближайшему  стулу.  Тихо,  никого  не
замечая, она начала настраивать инструмент.
   Наконец дом наполнили чистые, светлые звуки, и  все  подняли  головы.
Ханна перестала плакать.
   Рейнснес первый  раз  слушал  виолончель  Лорка.  Она  звучала  более
мрачно,  чем  виолончель  Дины.  Голос  у  нее  был  более   сильный   и
первозданный.
   Несколько часов подряд здесь не слышали никаких других  звуков.  Даже
гудка парохода, идущего с севера.
   Как обычно, пароход встречал только Нильс. Шел густой  снег.  Пароход
запоздал на несколько часов.
   В эту пору на нем почти не было пассажиров. Лишь один высокий человек
с кожаным саквояжем в руке и матросским мешком за спиной.  На  нем  была
большая шапка из волчьего меха и такая же  шуба.  Узнать  его  в  зимней
темноте было трудно.
   Но Фома стоял в дверях  конюшни,  когда  приезжий  вместе  с  Нильсом
поднялся от берега. Они прошли через двор к крыльцу главного дома.
   Фома сдержанно приветствовал приезжего, разглядев  у  него  на  левой
щеке шрам. И скрылся в конюшне.

***

   Лео Жуковский вежливо попросил приютить его  на  несколько  дней.  Он
очень устал - в Финнмарке их сильно  потрепал  шторм.  Он  не  хотел  бы
мешать. Хозяйка музицирует...
   На втором этаже  все  это  время  пела  виолончель  Лорка.  Глубоким,
звучным голосом, точно на ней никогда не было никакой трещины.
   Олине без церемоний накормила гостя на кухне, так он пожелал сам.
   Ему поведали  про  виолончель.  Несколько  месяцев  она  простояла  с
трещиной и вот теперь благодаря чуду снова оказалась целой.  И  про  то,
как Дина радовалась этому старинному инструменту, который она получила в
наследство от бедного господина Лорка.
   Сперва Нильс занимал гостя. Но потом пришла Стине  с  детьми,  и  он,
сославшись на работу, извинился и ушел.
   Стине хотела сообщить Дине о приезде гостя. Но  Жуковский  решительно
попросил ее не делать этого. Хорошо бы только открыть дверь  в  коридор,
чтобы лучше была слышна музыка...
   Гость  ел  кашу  с  малиновым  сиропом,  приготовленным   Олине.   Он
радовался, что ему разрешили остаться на кухне, и поблагодарил Олине  за
ужин, даже наклонился и поцеловал у нее руку.
   Олине, которой со смерти Иакова никто не  оказывал  знаков  внимания,
разволновалась и стала оживленно рассказывать все новости.  Прошел  час,
Олине  не  умолкала  и  ходила  по  кухне,  не  забывая   своих   прямых
обязанностей.
   Гость слушал. И иногда поглядывал на  дверь.  Ноздри  у  него  слегка
вздрагивали. Но мысли прятались за высоким лбом.
   Олине растрогалась, что он не погнушался подбросить дров в печку. Это
вышло у него очень естественно. Она одобрительно кивнула.
   Виолончель Лорка плакала. Фома не пришел на кухню ужинать.  Ведь  там
сидел русский!
   Дина решила спуститься вниз за вином, чтобы  отпраздновать  исцеление
виолончели Лорка. Волчья шуба, брошенная на лестнице, была ей незнакома.
   Но кожаный саквояж она узнала. Его вид и запах с такой силой налетели
на нее, что ей пришлось ухватиться за перила.
   Она висела на перилах, согнувшись, как от боли. Руки, державшиеся  за
лакированное дерево, сразу вспотели.
   Она села на ступеньку и шикнула на возникшего рядом Иакова.
   Но он тут был ни при чем. Он был ошеломлен не меньше, чем она.

***

   Дина осторожно подобрала юбку, раздвинула колени и поставила ноги  на
ступеньку. Твердо. Голова лежала у нее на ладонях, словно отрубленная  и
оставленная ей же на сохранение.
   Она ждала, чтобы глаза привыкли к темному коридору, освещенному одной
свечой, стоявшей перед зеркалом. Потом она медленно встала и  спустилась
вниз. Жадно схватила саквояж,  словно  хотела  убедиться,  что  это  тот
самый. Открыла его, пошарила внутри. Нашла книгу. Книга и  на  этот  раз
была с ним. Дина вздохнула и спрятала книгу  под  шалью.  Потом  закрыла
саквояж.
   Пламя свечи заколебалось, когда она выпрямилась.
   Залог был у нее!
   Дина снова поднялась наверх. Тихо-тихо.  Она  не  стала  подкладывать
дров, чтобы никто не услышал, как стукнет дверца.
   Потом одетая легла  на  кровать,  не  спуская  глаз  с  ручки  двери.
Несколько раз у нее шевельнулись губы. Но с них не слетело ни  звука.  И
ничего не изменилось. Иаков сидел на краю кровати и смотрел на нее.

***

   Стине провела гостя в его комнату. Он не хотел, чтобы она  ради  него
топила печь. Он прекрасно себя чувствует и горяч как огонь, сказал он.
   Стине принесла полотенце, налила в кувшины горячей и холодной воды.
   Он поклонился и поблагодарил ее, оглядел комнату.  Словно  ждал,  что
сейчас из стены кто-то выйдет.
   Служанка Теа поднялась за чем-то наверх. Она задержалась в коридоре у
шкафа с бельем, украдкой заглянула в комнату  гостя.  Ей  тоже  хотелось
хоть что-нибудь узнать про него.
   Стине почему-то вдруг заспешила,  смутилась  и  попятилась  к  двери,
пожелав гостю доброй ночи.
   - А хозяйка уже легла спать? - спросил  он,  прежде  чем  она  успела
уйти.
   Стине смутилась еще больше:
   - Она только что играла... Я могу посмотреть! Гость покачал  головой.
Он быстро подошел к Стине и остановился в дверях рядом с ней.
   - Она спит там? - шепотом спросил он, кивнув в темноту в  направлении
залы.
   От удивления Стине не успела  даже  возмутиться  таким  бесцеремонным
вопросом. Она только кивнула и скрылась в темноте, в своей комнате,  где
спала вместе с детьми.
   В большом доме все затихло. Ночь была не очень холодная.  Но  небо  -
тяжелое и черное. И две закрытые двери - в темном коридоре.
   С чердака людской Фома наблюдал за светом, горевшим в зале. Для  него
эта ночь была адом. Ненасытной пиявкой она пила  его  кровь,  когда  уже
занялся день.

***

   Теа доложила Дине, что русский со шрамом  приехал  вчера  вечером  на
пароходе. Она поднялась в залу, чтобы истопить печь.
   - Тот, что был у нас осенью, когда горел хлев! - прибавила она.
   - Угу, - буркнула Дина, не поднимая головы.
   - У него матросский мешок и саквояж.  Он  не  хотел  вас  беспокоить.
Только попросил нас открыть дверь в коридор, чтобы слышать виолончель...
Просидел на кухне несколько часов. Олине валилась с  ног  от  усталости,
плита погасла, ну и вообще...
   - А Нильса не было?
   - Был, но недолго, выкурил трубку или две. А пунша не пил...
   - На кухне?
   - Да.
   - Гость не сказал, сколько пробудет?
   - Нет, просил только накормить  его  и  оставить  ночевать.  Там,  на
севере,  их  застала  непогода.  Он  почти  ничего  не  говорил,  только
расспрашивал. Обо всем. Олине сама ему все насплетничала!
   - Молчи, ни слова об Олине! Он будет ждать следующего парохода?
   - Не знаю.
   - А Стине там была?
   - Да. Она и проводила его наверх, принесла ему воды... Я слышала,  он
спросил ее, где вы спите...
   - Тихо, не греми так дверцей!
   - Я совсем не думала...
   - Понятно.
   - Я думала, что ему просто хотелось поболтать...
   - Думай что хочешь, только перестань греметь дверцей!
   - Простите.
   Теа занялась печкой. Почти беззвучно.
   Комната начала согреваться.  Большое  черное  чрево  печки  урчало  и
гудело.
   Дина, по-прежнему одетая, лежала, пока не ушла Теа. Она слышала,  как
служанка постучала в комнату гостя.
   Тогда Дина встала и начала снимать с себя эту странную ночь. Вещь  за
вещью ложилась на стул. По голой  коже  потекла  тепловатая  вода,  Дина
заставила Иакова держаться на расстоянии.
   Она долго одевалась, расчесывала волосы щеткой. Выбрала черное платье
с красным лифом. Без брошки,  без  украшений.  Обвязала  плечи  и  грудь
крест-накрест зеленой шалью, как повязывают служанки. Глубоко  вздохнула
и медленно пошла завтракать.

***

   Матушка Карен только что вернулась из Страндстедета и  очень  жалела,
что вчера, когда приехал Жуковский, ее не было дома.
   Олине была обижена  неизвестно  чем,  она  поджала  губы,  и  это  не
предвещало добра.
   Дина зевнула, она считала, что ничего страшного  не  случилось,  ведь
гость не чиновник, не проповедник. Зато они устроят хороший  обед  перед
Рождеством.
   Матушка Карен распорядилась подать праздничный завтрак  -  все  самое
лучшее.
   Олине сердито поглядела ей  вслед  -  дел  у  нее  было  невпроворот.
Стряпуха, что печет хлеб, придет только  завтра.  Они  в  нынешнем  году
запаздывали. По округе гуляла корь и другие болезни, многие слегли.  Все
помощники, с которыми договорились загодя, нынче приходили  не  вовремя.
Помощница у скотницы была неопытная, хотя и старательная. Стине  хватало
забот с детьми, а Дина была не в счет.
   Как одной Олине управиться  со  всеми  делами!  Праздничный  завтрак!
Этого еще не хватало!

***

   - Значит, вы решили навестить нас еще  до  лета?  -  ледяным  голосом
спросила Дина у Жуковского.
   Она услыхала, что он спускается по лестнице, и под каким-то предлогом
вышла в прихожую.
   Предназначенная ей улыбка застыла у него на лице.
   - Может, в Рейнснесе не принято принимать гостей перед Рождеством?  -
спросил он, подходя к ней с протянутыми руками.
   - В Рейнснесе всегда рады гостям, и тем, кто обещал приехать, и  тем,
кто не обещал...
   - Значит, я не помешаю?
   Не отвечая, она смотрела на него.
   - Откуда вы приехали? - спросила она наконец и подала ему руку.
   - С севера.
   - Север большой.
   - Да, очень.
   - Вы надолго к нам?
   Обеими руками он сжал ее руку, словно хотел согреть.
   - Если можно, до следующего парохода. Я не буду вам в тягость.
   - У вас есть те сигары, которые были в прошлый раз?
   - Да.
   - Тогда мы успеем покурить натощак перед завтраком! Между прочим,  ко
мне в комнату попала  книга  с  непонятными  русскими  буквами.  Сегодня
ночью.
   Глаза у него улыбались, но лицо было серьезное.
   - Оставь ее пока у себя. Книги портятся от сырости, а на море слишком
влажный воздух. Мне хотелось перевести эти стихи. Они очень красивые.  В
нашем сумасшедшем мире... Я переведу их для тебя. Ты знаешь  Пушкина?  -
Нет.
   - Я расскажу тебе о нем, если захочешь. Она  кивнула.  В  глазах  еще
вспыхивала ярость.
   - Дина... - мягко сказал он.
   Мороз разукрасил кружевом окна. Слабый аромат сигарного  дыма  пополз
из гостиной.
   - Варавва не кузнец,  -  прошептала  она  и  коснулась  пальцами  его
запястья.

ГЛАВА 14

   Разверз камень, и потекли воды, потекли рекою по местам сухим.
   Псалтирь, 104:41

   Нильс  старался  держаться  поближе  к  Жуковскому,  словно  искал  у
русского защиты. Теперь он даже обедал вместе  со  всеми  и  по  вечерам
сидел в курительной. Они с Жуковским о чем-то тихо и долго беседовали.
   Андерс был занят, сразу же после Рождества суда уходили на  Лофотены.
Он то уезжал, то приезжал. На одном из больших карбасов он взял  хороший
улов сайды возле Анденеса. В последние годы Андерса по всему краю  стали
звать Королем сайды. Были закуплены новые снасти.
   Однажды, когда в Рейнснес приехал ленсман  со  своей  семьей,  Андерс
принес в столовую какие-то чертежи. Все только  что  сели  за  стол.  Он
гордо разложил чертежи на свободном месте.
   Солонина томилась в ожидании, пока все разглядывали это чудо.
   Андерс задумал построить на карбасе домик с печью,  тогда  бы  им  не
пришлось возвращаться на берег, чтобы приготовить себе пищу.  Промышляли
бы в море и днем и ночью, а спали бы в домике по очереди.
   Ленсман кивал и дергал себя за бороду. По  его  мнению,  выглядел  бы
такой дом довольно нелепо, однако имело смысл попробовать. А советовался
ли Андерс на этот счет с Диной?
   - Нет. - Андерс  краем  глаза  глянул  на  Дину.  Нильс  назвал  идею
безумной.   Карбас   будет   выглядеть   безобразно.   Станет   высоким,
непослушным, да и на буксир его не возьмешь.
   Жуковский же считал, что дело стоящее. Русские лодьи тоже красотой не
блещут, а на море нет ничего надежнее их. Он разглядывал чертежи Андерса
и одобрительно кивал.
   Матушка  Карен  всплеснула  руками,  восхитилась  идеей  Андерса,  но
попросила всех сесть за стол, пока еда не остыла.
   Дина хлопнула Андерса по плечу и добродушно бросила:
   - Ну и хитрец же ты, Андерс! Поставим на карбасе дом!
   Взгляды их встретились.  Андерс  убрал  чертежи  и  сел.  Он  добился
своего.

   Я Дина. У Евы с Адамом  было  два  сына.  Каин  и  Авель.  Один  убил
другого. Из зависти.
   Андерс никого не убьет. Но именно его мне хотелось бы сохранить.

   Присутствие Нильса за столом и его постоянные обращения к  Жуковскому
злили Дину, как муха, попавшая в тарелку. Она следила за  ним  со  своей
обычной усмешкой,  а  потом  требовательно  обращала  на  себя  внимание
Андерса и Жуковского.
   Стине тоже всегда была настороже в  присутствии  Нильса.  Иногда  она
тихо и строго  делала  замечания  детям.  Она  воспитывала  своих  щенят
доброй, но твердой рукой. Вопреки всем обычаям дети в Рейнснесе  ели  за
общим столом со взрослыми. Поев, они могли тут  же  выйти  из-за  стола.
Уложить их спать было трудно. Но к розгам в Рейнснесе не прибегали.  Так
постановила Дина. Тот, кто умел сдержать  необъезженную  лошадь,  только
показав ей кнут, мог  одним  взглядом  успокоить  и  двух  расшалившихся
детей.
   Стине не всегда была с ней согласна, но помалкивала. Если  случалось,
что она таскала Вениамина за вихор, это оставалось между ними.
   Вениамин мирился с наказаниями Стине,  потому  что  она  всегда  была
справедлива. Кроме  того,  когда  Стине  волновалась,  от  нее  начинало
пахнуть  чем-то  особенным.  Этот  запах  Вениамин  помнил  и  любил   с
младенчества.
   Он не спорил, когда она наказывала его, как не  спорят  с  погодой  и
временами года. И не таил на нее зла - поплачет немного и забудет.
   А вот Ханна была другая. Ей всегда нужно было объяснить,  в  чем  она
виновата. Иначе наказание вызывало лавину криков и мести. И  утешить  ее
тогда мог только Вениамин.

***

   В тот день, когда  ленсман  с  сыновьями  приехал  в  Рейнснес  перед
Рождеством, Вениамин особенно расшалился за столом.
   - Нехорошо, что оба ребенка в Рейнснесе растут без твердой  отцовской
руки, - проворчал ленсман.
   Стине залилась краской и опустила голову. Нильс уставился  на  стену,
словно увидел там редкое насекомое.
   Но Дина засмеялась и отправила Вениамина и Ханну доедать на  кухню  к
Олине.
   Они взяли свои тарелки и весело покинули столовую, не  испытывая  при
этом никакого стыда.
   - Моего отца тоже не очень  волновало,  как  я  росла  в  детстве,  -
заметила Дина.
   Ленсману как будто плюнули в лицо табачной жвачкой.
   Матушка Карен в отчаянии переводила взгляд с одного  на  другого.  Но
молчала. Дина подлила масла в огонь:
   - Я  тоже  росла  без  твердой  отцовской  руки,  когда  меня  отдали
арендатору в Хелле. А вот теперь я - хозяйка Рейнснеса!
   Ленсман хотел вскочить. Но Дагни схватила его за руку. Еще  дома  она
предупредила его, что, если в Рейнснесе он поссорится с Диной,  ноги  ее
там больше не  будет.  Мстительные  слова  Дины  в  ответ  на  замечание
ленсмана обидели  Дагни.  Собственно,  только  она  и  чувствовала  себя
униженной. Ленсман был толстокож и нечувствителен к подобным уколам, как
морж в брачный период.
   Он сдержался и обратил все в шутку. И тут же завел разговор  о  доме,
который Андерс хотел поставить на карбасе.
   Глаза Жуковского как коршуны парили над обедающими.
   Дерзкий упрек Дины и то, что за ним крылось, вогнали всех в столбняк.
   Стине не поднимала головы, через полчаса она вышла из столовой.

***

   В тот вечер сидели недолго. Гости  рано  разошлись  спать,  а  наутро
ленсман с семьей уехал домой.
   Матушка  Карен  пыталась  загладить  неловкость.  Она  надарила  всем
подарков и поговорила с Дагни на прощание.
   Дина позволила себе проспать их отъезд. Она крикнула  "до  свидания!"
из окна залы, когда они уже спускались к берегу.
   - Счастливого Рождества! - как ни в чем  не  бывало  крикнула  она  и
помахала рукой.

***

   Перед Рождеством ритм дня постепенно менялся, начиная с  непроглядной
утренней тьмы и до  вечернего  тусклого  мерцания  над  снежным  настом.
Дневная спешка медленно уступала место тяжелому  вечернему  покою.  Даже
животные подчинялись этому ритму, хотя почти не видели дневного света.
   По вечерам в зале пела виолончель господина Лорка.  Обычно  в  зимнее
время в гостиную по будням выдавалось шесть свечей. Одновременно  горели
две. Да еще четыре большие лампы.
   Пахло зеленым мылом, сдобой, березовыми дровами и копченьями. Нанятая
стряпуха помогала Олине печь к Рождеству,  благодатный  аромат  заполнял
кухню и буфетную. Однако была работа, которую Олине не доверяла  никому.
Например, приготовление слоеного теста.  Обсыпанными  мукой  руками  она
колдовала на