олго это длиться не могло. Он понимал. И мучительно искал  лазейку для
очередного хода.
     Случай подвернулся скоро. Прекрасный случай. Надо было лишь умело взять
его за рога и доить, доить, пока руки не устанут.
     Далеко  в  России,  в  городе,  откуда он приехал,  посадили  в  тюрьму
еврейскую девицу. За сионизм. То есть за то, что захотела в Израиль.  Власти
искали повол припугнуть остальных евреев, и выбор пал на  нее. Девицу на год
упрятали за решетку. Чтоб другим неповално было мечтать об Израиле.
     Мировое еврейство забурлило. Имя девицы, звали ее Аня Злотник, а заодно
и ее портреты стали мелькать в газетах и журналах.
     Ей,  конечно, от  этого  легче  не  стало.  Наоборот, тюремный режим ей
усилили и натравили уголовников, чтоб они ей показали, почем фунт лиха,
     Одним словом, как в той сказке. Господа дерутся, а у мужика чуб трещит.
Девица  Злотник  в политике слабо  разбиралась, к тому же  была в перезрелом
возрасте,  и,  как  я понимаю, влекло  ее в Израиль  по  очень  прозаической
причине - в еврейском  государстве, верилось ей, удастся, наконец, устроить
личную жизнь, подыскав себе еврейского мужа. А  вместо этого она нашла  себе
тюрьму.
     Аркадий  Грач, напрягши память, вспомнил девицу Злотник и даже кое-кого
из ее родни, и понял, что в руках у него козырная карта.
     Он  громогласно  объявил, что он муж  Ани Злотник, советская власть  их
разлучила,  и теперь с помошью мировой общественности он начинает борьбу  за
освобождение любимой жены и воссоединение семьи.
     За него ухватились, как  за дар божий, и он начал триумфальное турне по
планете,  вернее, по  тем  ее  не худшим  частям, где  обитают евреи. Париж,
Брюссель, Лондон,  Торонто,  Нью-Йорк, Майами-бич.  Он  пил  на  банкетах  с
сенаторами, спал в самых  дорогих  отелях,  летал  в самолетах только первым
классом.  И брал. Все,  что  сами давали  и  что догадывались дать после его
намеков.  Деньгами  и  натурой.  Завел  счет  в  банке.  Прикупил  чемоданов
побольше.
     Месяц  за  месяцем  гулял   Аркадий  по  планете.  Фотографировался  со
скорбящими,       соболезнующйми        еврейскими       женщинами,        с
бизнесменами-миллионерами, чуть ли не с президентами  и  королями.  Ел и пил
сверх меры. По русской привычке: набивать брюхо про запас.  Располнел и даже
одышкой обзавелся.
     Он  стал представительным  светским  человеком.  Одевался по  последней
моде, и многие знаменитые фирмы еще и приплачивали ему, чтоб он, выступая по
телевидению, надел их костюм.
     Голос  Аркадия через переводчиков гремел  в парламентах разных стран, в
международных комиссиях. Он даже как лицо известное стал подписывать петиции
в  пользу страдаюшего  от наводнения  народа Бангладеш  и племен Центральной
Африки, не менее страдающих от засухи.
     Сам неоднократно принимал  участие  в голодовках протеста возле  здания
ООН и с пользой  для здоровья терял  в весе до трех кило. Правда, он ни разу
не упустил случая  после голодовки потребовать  денежную компенсацию  за всю
несъеденную пищу. Потому что политика политикой, а деньги счет любят.
     Отдельные  американские, английские и французские еврейки,  обычно жены
богатых  людей,  прекрасно  сохранившиеся  на  вольных хлебах, так  горячо и
неистово окунались в борьбу за освобождение его жены, что взяли  безутешного
Аркадия под  свое  женское покровительство. Чтобы скрасить его  затянувшееся
одиночество, они темпераментно и с  толком разделяли с ним ложе в отелях и в
загородных домах, демонстрируя подлинно еврейскую солидарность.
     Он настолько привык быть мужем девицы Злотник, что даже искренне плакал
в  синагогах, когда  там  молились за  ее  скорейшее освобождение.  В  угаре
свалившейся  на  него  светской жизни  он не заметил,  как прошел год, и  по
еврейским общинам мира, потратившим столько  энергии на  борьбу за Аню и  на
сочувствие ее мужу Аркадию, прокатилась радостная новость: Аня Злотник вышла
из тюрьмы и получила визу в Израиль.
     У Аркадия Грача даже тик открылся. Его  целовали, его поздравляли, и он
не  мог сдержать слез. Но совсем по  иной причине: кончилась красивая жизнь.
Надо уносить ноги.
     Как  жениха, снаряжали  его американские евреи  в  Вену, где  состоится
историческая встреча разлученных супругов. Его засыпали подарками для  жены.
И  это  был  последний  клок  шерсти,  который  он  урвал  с  доверчивого  и
сентиментального еврейства.
     Накануне отлета в Вену Аркадий Грач бесследно исчез. Со всеми подарками
и с солидной чековой  книжкой. Сначала его искали. Потом, когда  Аня Злотник
объявилась  в Израиле, стало ясно, что он был аферист, и  чтоб не позориться
перед всем миром, евреи поспешили забыть о ловком внуке лейтенанта Шмидта -
фиктивном муже узницы Сиона Ани Злотник.
     А  он  остался в Штатах.  Даже не заехал  в Израиль  за брать свои  два
рваных  чемодана, с которыми прибыл из России.  Он неплохо  устроился, купив
небольшую гостиницу на деньги еврейских благодетелей.
     Правда,  стал  заливать  за воротник.  По  русской  привычке. Один  мой
приятель останавливался в этой гостинице и там столкнулся с ним.
     Вы думаете, он смутился или, там, стал оправдываться? Ничего подобного.
Наоборот. Устроил ему очень сердечный прием.
     Аркадий крепко угостил его  за свой счет, и они просидели  в  ресторане
допоздна. Негры-официанты  уже снимали со столов скатерти.  Пьяный Аркадий и
их угостил за свой счет и на скверном английском языке стал рассказывать им,
каким  он был недавно великим человеком, с какими сенаторами и, королями пил
за одним столом  и  даже на  брудерщафт,  и  какая у него  была знаменитая и
красивая жена по имени Аня Злотник.
     При этом он хлюпал  носом, и настоящие мутные слезы текли по его рыхлым
щекам. Негры пили за счет Аркадия  и не верили ни одному слову. Но на всякий
случай жалели его.
     Теперь я вас спрашиваю: что такое дети лейтенанта Шмидта по сравнению с
этим внуком? Жалкие ничтожества  и мелкие аферисты. Внук  лейтенанта Аркадий
Грач  -  фигура  международного  масштаба,  и  какой-нибудь  другой  народ,
победнее талантами,  чем мы, евреи, не  стал бы стыдиться его,  а, наоборот,
сделал  бы  своим героем и гордился  бы  им,  выставив  его  портреты в День
независимости и освобождения от колониального рабства.
     Я ведь тоже  не могу сказать, что осуждаю  таких, как Аркадий.  Какое я
имею право? И  чем я лучше его? Господи, все мы  живые люди. И, если человек
не делает откровенных подлостей, то в наше время его уже считают приличным и
даже уважаемым.
     Тем  более сейчас,  когда  сто  тысяч русских  евреев,  выпучив  глаза,
сорвались  с  насиженных  мест,  разорились  дотла,  очумели и  выброшены  в
Израиль, как  после  кораблекрушения  на  какой-нибудь  скалистый  островок.
Будешь откалывать коленца! Конечно,  исключения есть. Но они,  как известно,
подчеркивают правило.
     Такова  се ля  ви.  Как  говорят  французы. И  один мой бывший клиент в
Москве. Писатель-юморист.


     Над Атлантическим океаном. Высота 30600 футов.
     Когда  меня  спрашивают:  вы женились  по любви  или  по  расчету, то я
отвечаю, не задумываясь, если, конечно, рядом нет жены: по расчету.
     Ну  вы,  натурально,  сразу  подумали,  какой   циничный  человек  этот
Рубинчик, какой он жуткий материалист,  и должен  вам сразу сообщить, что вы
поспешили  с выводами и глубоко ошибаетесь. И  не такой уж  я  материалист и
хапуга,  как вам сгоряча показалось, и не больший циник,  чем все остальные.
Хотя, сразу оговариваюсь, я не собираюсь  вам  доказывать, что  я  чистейший
идеалист и готов за ближнего душу отдать.
     Да,  я женился  по расчету. И это  при том, что у моей жены не  было ни
богатого  наследства,  ни имения, ни каменных  палат. Она  получала грошовое
жалованье  медицинской  сестры, и  жилой площади у  нее имелось восемнадцать
квадратных  метров  в   единственной  комнате,   расположенной   в   большой
коммунальной квартире, где еще одиннадцать семей имело по комнате. и  на всю
эту кодлу была одна уборная с протекающим сливным бачком, одна с облупленной
эмалью ванная  и одна кухня  на  всех. Не нужно иметь  много фантазии, чтобы
представить себе, что творилось на кухне, когда хозяйки начинали варить обед
или когда утром,  покинув объятия Морфея. все сорок соседей, пританцовывая и
подвывая, выстраивались в очередь к единственному унитазу.
     Но это еще было бы раем. Моя жена не была единственной жиличкой в своей
комнатке, она делила  ее с  мамой Цилей Моисеевной и племянницей Розочкой из
Бобруйска,  которая  поступила   в  педагогический  институт,   но  койки  в
студенческом  общежитии не  получила. И  тем  не менее, я женился по  голому
расчету. Вы не понимаете? Это  потому. что  я в своем рассказе упустил  одну
деталь.  Комната моей  жены  с  мамой  и  племянницей в  придачу и  вся  эта
перенаселенная коммунальная квартира  находились не где-нибудь, а  в  Банном
переулке, возле проспекта Мира, в столице нашей Родины - Москве.
     Сейчас вам  ясно?  Или требуются  пояснения?  Я  женился ради прописки,
чтобы получить право жительства в Москве. Должен вам сказать, что в Европе и
Америке живут сплошные идиоты. Сколько я им ни пытался объяснить.  что такое
прописка - они ни в зуб ногой, их мозги отказываются понимать. Я уж им, как
малым  детям,  растолковывал.  как  ученикам  школы  для дефективных. Что  в
Советском Союзе во всех мало-мальски крупных городах,  чтобы  получить право
жительства,  надо  сначала  добиться разрешения местных властей, а потом  уж
милиция  пропишет  вас  на  чьей-нибудь  плошади.  Потому  что  своей вы  не
достанете - жилищный кризис. Местные жители по  десять лет в очередях ждут.
Что уж говорить о приезжих?
     Разрешение  на  жительство от местных властей  можно  получить только в
исключительных случаях: или вы большая  партийная шишка, или вы  незаменимый
специалист и нужны этому городу до зарезу, или... за взятку.  За кругленькую
сумму, вложенную  в лапу кому следует. Я не был  ни тем, ни другим, а  также
кругленькой суммы  в  моем  кармане  не водилось. Жил я в  небольшом  городе
Мелитополе и о Москве мечтал по нескольким причинам.
     Начнем  с первой. Мне тогда казалось, что только в Москве могут оценить
мой  талант,  и только  там  я  сумею  занять  подобающее  мне положение.  В
Мелитополе я был лучшим дамским мастером, учиться, чтобы совершенствоваться,
было не у кого, и я буквально задыхался в провинциальной глуши. В том, что у
меня  есть  талант, не  сомневался  никто,  вплоть до  начальника  городской
милиции майора  Губы,  страшнейшего  антисемита,  который мне  в свое  время
доставил  массу  неприятностей.  На  всеукраинском  конкурсе  "За здоровый и
красивый  быт" мои  прически  получили  призовое место, а  дамская  головка,
исполненная мною на актуальную тему "Раскрепошенная Африка", даже поехала на
смотр в Пекин (тогда мы еше дружили с Китаем).
     Победители киевского конкурса, кроме премий, получили самый драгоценный
приз - приглашение работать в Москву, а следовательно, и заветную прописку.
Меня в  этом  списке, конечно, не было - носом  не  вышел.  В  Москве и так
слишком много  развелось  евреев. Вторая причина: незадолго до этого я отбыл
срок. Не подумайте, что за  политику. Боже  упаси!  По глупейшему уголовному
делу.  Модо  сказать,  за  пустяк. Начальнику нашей милиции  майору  Губе не
понравился мой нос. Вот и загремел я на Север.
     Будет время, я вам  подробно расскажу об этой моей эпопее,  и вы будете
смеяться вместе со мной, потому что плохое забывается, а смешное бывает даже
и в тюрьме.
     Как  вы  понимаете,  жить после  этого  в  Мелитополе, где  начальником
милиции тот  же  Губа,  но уже не майор, а  с  повышением  -  подполковник,
перспектива не из самых приятных. И я решил любыми путями уехать в Москву  и
чего бы мне это ни стоило добыть московскую прописку.
     В  Москве  я  имел  знакомых.  Славные ребята, вместе  отбывали срок на
Севере, и такая дружба - как фронтовая: водой не разольешь.  Миша и Сеня. В
отличие от меня, они сидели по политической статье. За сионизм. Еше в  сорок
восьмом  году,  когда  создали  Израиль,  эти  два московских  чудака решили
поехать сражаться за еврейское государство, а так как выехать из России было
невозможно,  они попробовали перейти советскую  границу нелегально. Это даже
опытным диверсантам очень редко удавалось. Мишу и Сеню, конечно, сцапали как
цыплят, и они загремели на Север и на очень большой срок. Если бы Сталин  не
умер, им бы век свободы не видать. Через  какое-то время меня доставили туда
же, и как сионисты они пригрели меня, и мы вместе работали на лесоповале.
     Я приехал в Москву, где без прописки не мог оставаться больше 48 часов,
и, конечно, эти ребята меня приютили. Они и их друзья стали думать и гадать,
каким путем меня закрепить в Москве на законном основании. Прикидывали так и
эдак - не получалось. Оставался последний вариант. Женитьба. Жена-москвичка
автоматически делает мужа-провинциала полноправным столичным жителем.
     Они же  и  подыскали мне невесту. Мою нынешнюю жену.  Честно говоря,  я
думал, что это не всерьез. Стану на ноги, устроюсь и сбегу от нее -  только
меня и видели. Но... человек предполагает, а Бог располагает. Как говорится,
судьба  играет человеком, а  человек  играет  на  трубе. Попробуй подать  на
развод,  а  она  расскажет на суде, из каких корыстных побуждений ты на  ней
женился,  и тебя  не только  выставят  из  Москвы,  но  и  могут за  решетку
упрятать. А я уже раз  там  был, видел  небо  в клеточку, и больше не хочу и
другим не желаю.
     Вот  так я  и  женился  по  расчету.  Не  получив ни денег, ни  хором в
приданое. Ради паршивого штампа в паспорте, делаюшего меня законным  жителем
большого города
     Кто такая моя жена? Как говорится, без особых примет. Так  себе. Ничего
особенного. Засидевшаяся в девицах еврейка.
     Ну, тут я сам себя, кажется,  рассмешил. Потому  что в  девицах  она не
столько сидела, сколько лежала. Она была медсестрой на фронте. У нас в армии
таких называли ППЖ. Походно-полевая жена. Там, как говорится, только конь не
ночевал.  Взводы и роты. Любой род  войск. Одним словом, могила неизвестного
солдата.
     С такой репутацией  выйти замуж после войны было не так-то просто.  Она
долго дожидалась своего счастья. Пока я не подвалил в Москву, готовый на все
ради прописки.
     Вы будете смеяться, но я вам должен сказать, мы очень неплохо жили. Дай
Бог другим семьям. Почти без ссор. Оба фронтовики, можем выпить, можем матом
запустить. Чего нам делить? Свое еврейское происхождение? Так оно и так, как
горб, висело  на  обоих  и даже  сближало  нас в  трудные  для нашего  брата
моменты.
     Она  на  голову  выше меня  ростом,  и  женскую свою ласку еше до  меня
израсходовала, а вот материнской  осталось в избытке. Детей у нас не было, и
ко мне  она относилась, как к сыночку. Довольно  непутевому. И  даже прощала
всяческие мои шалости на стороне.
     Единственное, к чему я не мог привыкнуть  и  мучился. пока не умерла ее
мама Циля Моисеевна. а племянница Розочка кончила  институт и распределилась
на  полуостров Канин Нос, так это спать  с  женой в постели, когда в этой же
комнате находятся еще две взрослые женшины.
     Нашу супружескую кровать,  -  должен заметить, оглушительно скрипучую,
- от кровати мамы отделял шкаф, поставленный посреди комнаты. От Розочки мы
отгородились ширмой. Вы себе можете представить это удовольствие! Во-первых,
лежишь долго в темноте и не дышишь, как будто ты в засаде в тылу противника.
Часами.  И  когда  уже  казалось,  что  все  в  порядке,  стоило  моей  жене
попробовать  обнять меня,  - сам я первым начинать  не отваживался, -  как
сразу нападал приступ  кашля  на Цилю  Моисеевну,  а  Розочка  начинала  так
страстно вздыхать, что я начисто лишался мужских качеств.
     А  утром мы все  четверо  вставали  разбитые, не  выспавшиеся, с  таким
лицами, будто провели непристойную бурную ночь, и старались не смотреть друг
на друга.
     Как   говорят   художники,    картинка    с   натуры.   Одним   словом,
социалистический реализм.
     После долгих размышлений я  пришел к такому открытию: браки совершаются
по расчету чаще, чем по любви. Я имею в виду Советский Союз, и его еврейское
население в первую голову.  Расчет этот чаще всего не экономический,  а я бы
сказал, социальный.
     После революции детки буржуев, расстрелянных и  недорезанных,  норовили
сочетаться   браком  с  потомками  чистейших  пролетариев,   то  есть,  голи
перекатной.  После   колхозной   эпидемии  уцелевшие  от  высылки  в  Сибирь
крестьянские  сынки считали за  божий дар еврейскую  невесту.  Это  их сразу
делало интернационалистами и открывало спасительный путь к корыту, то есть в
партию большевиков.
     Когда ввели паспортную систему и как гвоздем прибили человека пропиской
к одному месту, лишь браки по расчету могли помочь сменить место жительства.
А  уж в наши  дни,  когда  евреи,  сказав:  адью. любимая страна,  -  всеми
правдами  и  неправдами стали  просачиваться за  рубеж, брак по расчету стал
равнозначен заграничной визе.
     Причем  началось  это не сейчас, в эпоху,  если можно  так  выразиться,
русского  сионизма,  а  намного раньше,  в конце  пятидесятых  годов.  Тогда
появилась первая легальная возможность выскочить  из СССР, не  лишившись  по
пути головы.
     Когда-то,  в 39 году Гитлер и  Сталин поделили  между  собой  Польшу, и
Советам  досталась добрая половина: Вильно, Львов,  Гродно, Брест. Лет через
двадцать разрешили бывшим  польским гражданам  репатриироваться  в  западный
остаток Польши. Для бывших польских евреев открылась чудесная лазейка  - из
Варшавы, где был полный кавардак, и все продавалось и покупалось, улепетнуть
в Тель-Авив не составляло большого труда.
     Но  что  же  делать  евреям, которым  не посчастливилось  быть когда-то
польскими  гражданами, и  они родились не в Ковеле, Ровно,  а  в  Жмеринке и
Мелитополе?
     Я  вижу, вы улыбаетесь, а это значит, что догадались.  Конечно. Брак по
расчету.  С бывшей польской гражданкой. Любого возраста.  И даже, если у нее
физиономия козы.
     Фиктивный брак.  Который за  пределами СССР не имеет силы. Во Львове  и
Вильнюсе даже  заработали брачные биржи. Средняя цена невесты  (возраст не в
счет)  10  тысяч  рублей.  Старыми  деньгами. Тоже,  скажу  я вам, сумма  не
маленькая. Но и не большая, если учесть, что ею покупалась свобода.
     Какие на этой почве разыгрались драмы, комедии и трагикомедии - еше ни
один писатель не описал. Возможно, потому что уже нет еврейских писателей. А
может  быть, от того, что  скоро исчезнут и читатели.  Ведь мы вымираем, как
мамонты.
     Но две истории из  той поры  я вам все же расскажу. Ну, хотя бы потому,
что  вы уже знаете  героев этих историй. Миша и Сеня, москвичи-сионисты, что
сидели  со  мной  когда-то  в лагере, а  потом помогли мне осесть в Москве с
помошью вышеописанной женитьбы.
     Они, как и я тогда,  были холостыми, и не собирались жениться,  пока не
прослышали  о  виленских  и  львовских  невестах,  у  которых   приданое  -
заграничная  виза.  Они  тут  же  бросились  на  ярмарку  невест,  чтобы  не
проворонить  этот  быстро  растущий  в  цене  товар. Я  на  правах  приятеля
сопровождал их  в  этой  поездке,  и поэтому  знаю все  из  первых  рук.  Мы
направили  свои  стопы  в  Вильнюс.  Потому  что  Львов  - это  Галиция,  а
еврей-галицианин - это, мягко выражаясь, не лучший еврей, и он тебя обдерет
как липку и еще  не  разрешит поплакать.  А Вильно  - это все же  еврейские
традиции,  еврейская сердечность и доброта, и там хоть можно  поторговаться,
немножко сбить цену за невесту.
     И  действительно,  для Сени  мы  выторговали невесту за девять тысяч, а
Мише пришлось выложить все десять.
     Невест предлагали в синагоге, в парикмахерских, на базаре, даже в бане,
в парном отделении. Одним словом, в  любом месте, где собирал