хи-
вах такие фонды, куда без научной степени и партбилета хода нет (есть  и
такие фонды, куда вообще никого не пускают, это факт). Пусть сперва  мо-
лодой историк по незнанию и нехватке информации навр„т в своих  работах,
а потом, если его врань„ понравится, его остепенят и, может быть, допус-
тят к более полной информации, взяв подписку о неразглашении оной - знаю
это по личному опыту. Так что дядюшка обязательно "член партии" (не ска-
жу - коммунист и тем более большевик). И вот этот дядюшка  считает,  что
был дед Сер„жи "донкихотом. Вечно чего-то добивался, вечно спорил с  на-
чальством, как шашкой рубил. Мог бы генералом стать, а столько лет  про-
сидел командиром эскадрона..."
   В одном дядюшка прав - генералами у нас слишком уж преданные правде в
"определ„нный период" редко становились. Они чаще оказывались  у  стенки
или на Колыме. Стоит прочесть в мемуарах маршала  Василевского,  как  он
годами и десятилетиями не смел написать письмо отцу-священнику и не  мог
послать денег ему, крепко нуждавшемуся, пока Сталин  вдруг  не  разрешил
это лично ему, одному из тысяч и тысяч таких, чтобы понять: это было по-
коление изнасилованных, но заставлявших себя  любить  насильника  и  его
коллег, верить, что "так надо".
   Сер„жа возражает:
   - Генералов тогда не было, были комбриги. Он, может, и  стал  бы  им,
если бы не умер так рано... А командир  эскадрона  -  это  разве  плохо?
Главное - он был красным конником...
   - Конечно. Только если бы он не горячился, он мог бы принести гораздо
больше пользы.
   - Он горячился потому, что был против несправедливости.
   - Послушай. Абсолютно хорошей жизни не было и никогда не будет. Всег-
да останутся дураки, карьеристы, себялюбцы. Может быть, потом их  станет
меньше, но совсем они не исчезнут. В мире всегда есть добро и зло. И вс„
на свете зло не уничтожить. Поэтому надо  рассчитывать  силы,  жить  как
все, а не воевать с целым светом...
   Здесь не стоит переписывать всю  эту  дискуссию,  этак  всю  трилогию
пришлось бы, так как Крапивин явно следует мнению  Чехова,  что  если  в
пьесе на стене висит ружь„, то до конца пьесы оно обязано выстрелить,  а
вс„ "нестреляющее" следует самому автору убирать до встречи с редактором
или критиком. Отмечу лишь, что в этой  трилогии,  пожалуй,  единственный
раз в творчестве Крапивина, поминается всерь„з имя Ленина, и Сер„жа  го-
ворит в этом споре: "У меня значок. А на н„м Ленин. Есть такая организа-
ция - юных ленинцев... Мы обещание давали. Понимаете?"
   Дядюшка признается Сер„жиному отцу, что был разбит  малолетним  оппо-
нентом, но будь на его месте я - из уважения к Сер„же, к уровню его лич-
ности не оборвал бы дискуссию после упоминания о Ленине. Нет - его,  та-
кого, просто необходимо было бы ознакомить с судьбами поколения его  де-
да-комэска, чтобы был он готов к боям с потомками тех, кто это поколение
выбил чуть не до последнего человека вскоре после дедовой смерти.  Кста-
ти, генетика гласит, что именно внуки удаются в дедов, а внучки в  бабу-
шек... Только дядюшке это ни к чему. Он ведь вс„ равно останется на сво-
их позициях, он не возьм„т Сер„жу на раскопки именно потому, что мальчик
не откажется от своих взглядов на долг юного ленинца.  И  будет  дядюшка
попрежнему руководить московскими студентами и многих  из  них  вырастит
такими, каков он сам. Всем, с кем в жизни столкн„тся, а значит - и своим
детям, будет он прививать свой меньшевистский взгляд на жизнь, а  взгляд
этот именно такой, в том же споре он рекомендует  Сер„же  быть  подобным
клиперу парусному, повиноваться ветрам и течениям. А вот  большевики  не
клиперами были, каждый большевик был судном с сильным двигателем, позво-
лявшим идти против ветра и течения, даже если они были свинцовыми и  ог-
ненными... Дядюшка не вступится за реб„нка (как раз по пути на  аэродром
в троллейбусе это и случится) и не прид„т на помощь взрослому.  Академик
Тарле в своей "Крымской войне" дал  убийственный  отзыв  о  фельдмаршале
Паскевиче, человеке, имевшем немалое влияние на некогда проходившего ар-
мейскую выучку под его началом будущего императора Николая Первого,  ко-
торый до конца жизни называл его "отцом-командиром". Паскевич был  лично
порядочен, это о н„м писал Некрасов: "не спасал ты  утопающих,  но  и  в
прорубь не толкал", он был несомненно ум„н и понимал, что политика импе-
ратора толкает Россию к катастрофе. Но он имел сходный с дядюшкиным сим-
вол веры и не стал спорить с  ошибками  начальства  -  вот  и  кончилась
Крымская война для России разгромом, Николай Первый явно уш„л  из  жизни
"по собственному желанию", доведя себя до смертельной болезни и отказав-
шись лечиться, а всему обществу, которому Паскевич служил, пришлось идти
на смертельный риск внутренней ломки, куда более крутой, чем можно  было
обойтись при условии, что Паскевич рискнул бы своей карьерой и  милостью
государевой .
   И он понимал, что нужно делать, и дядюшка знает, что Сер„жа прав,  но
оба они свою выгоду ставят превыше всего - это их стереотип поведения. И
как нельзя было поздравить тогдашнюю Россию и е„ армию с Паскевичем, так
нельзя поздравить и советское государство, науку историю  и  отрасль  е„
археологию, коммунистическую партию и семью дядюшки с таким гражданином,
таким уч„ным-специалистом и наставником для студентов, таким  носителекм
партбилета (не коммунистом же мне его звать!) и таким мужем, отцом, бра-
том, дядюшкой, как "дядя Витя", он же Виталий Александрович...
   Нельзя поздравить... Но он существует. Мало того, он, как и  положено
упомянутым мною выше - в разборе образа Ангелины Никитичны в  кассилевс-
ких "Дорогих моих мальчишках" - вирусам, стремится  размножаться,  стре-
мится переналадить всякую ещ„ здоровую клетку организма страны и общест-
ва на свой лад. Вот и за Сер„жу принялся. Правда, тут нашла коса на  ка-
мень - мальчик оказался из породы "ясноглазых", что  было  отмечено  ещ„
уборщицей на станции Роса, а эта мутация в нашем мире вообще редкость, а
в стране, пережившей сталинизм, тем более. Почему мы имеем дело именно с
такой редкостью, не ошибаюсь ли я? Об этом стоит поразмыслить  и  порас-
суждать поподробнее.
   Сер„жа написал отцу из лагеря письмо, где сообщал, что в  лагере  ему
не нравится, объяснив - почему. Начальник лагеря  перехватил  письмо.  А
ведь он не мог знать, что именно в этом заклеенном конверте таится опас-
ная для него информация, могущая дойти туда, куда ему не надо, чтобы до-
ходила. Наша история знает таких начальников на  самых  разных  уровнях.
Так перекрывали намертво все вести из вверенного  им  региона  сибирские
губернаторы - князь Гагарин при Петре Первом и отец будущего  декабриста
Пестеля при Алекесандре Первом. Знали, что рыло в пуху, что  похвалы  за
сво„ правление не дождутся, вот и шли на риск. Начальник лагеря пока что
всего лишь мелкий бес, но из той же породы, а потому занимается перлюст-
рацией постоянно, вот и перехватил опасный для него бит информации. И не
постеснялся собрать весь  лагерь  на  специальную  общую  линейку,  пос-
вящ„нную угрозам в адрес автора письма и иже с ним, не постеснялся  раз-
нагишиться морально перед несколькими сотнями детей в красных галстуках,
тем самым прививая им  убеждение,  что  именно  такова  норма  поведения
власть имущего. И Сер„жа сказал, что это подлость - на всю линейку  раз-
неслись эти слова, и никто ни словом, ни делом его не поддержал. Кстати,
и встретившийся Сер„же газетчик, когда мальчик спросил его, можно ли чи-
тать без спроса чужие письма, именно это слово - подлость - произн„с.  И
отец Сер„жи после смерти матери сжигает не читая оставшиеся письма к ней
от того человека, которому она предпочла Сер„жиного отца, но  с  которым
продолжала переписываться (отличные в этой семье  были  нормы  отношений
между родителями и отличный сын вырос в этой семье!),  прич„м  объясняет
маленькому ещ„ Сер„же, почему это нехорошо - чужие письма без спроса чи-
тать. И вообще в советской литературе и прессе иных взглядов на перлюст-
рацию и подслушивание не было никогда, а в детективах, где сыщики  хотят
получить такое право, чтобы иметь доказательства  вины  преступника,  им
приходится всякий раз просить санкцию прокурора, стража советской закон-
ности, и не всегда они е„ получают. Так что мальчик ничего антисоветско-
го не сказал. Но тут же на линейке он услышал: "Хулиган, как ты  смеешь!
Раз тебе наши порядки не нравятся, убирайся из лагеря!"
   "Наши" - это "советские", что ли? Лагерь-то  числится  советским.  Но
ведь уже несколько десятилетий прошло, как именно в  адрес  наших  людей
стали звучать слова "не наш это человек", после чего такому "не  нашему"
приходилось предельно худо. Начальник - продукт  тех  невес„лых  врем„н,
явно желающий их продолжить, хотя пока что в большие чины не вылез, но -
рв„тся, старается, ибо иначе просто не может,  таким  уж  вырос,  такого
только могила исправит...
   Сер„же бы испугаться, что не дадут каши для еды и постели для спанья,
что напишут папе, признать бы ошибки, сказать, что  больше  не  будет...
Это же в порядке вещей, немало ребят и сейчас, не успев даже понять, за-
чем начальство остановило на них взор, на всякий  случай  заявляют,  что
больше не будут. Есть такие и у Крапивина - это "брат, которому семь" из
одноим„нной повести и Динька-наездник из повести "Трое с площади  карро-
над", отличные, кстати, ребятишки, но уже обученные уму-разуму в стране,
пережившей упомянутые десятилетия... А вот Сер„жа взял, да и уш„л из ла-
геря, благо - вещи под рукой оказались. Один на весь лагерь  такой  ока-
зался...
   И тогда в погоню был послан физрук.  Эта  личность  тоже  заслуживает
внимания. В разговоре с Сер„жей он сперва прикинулся, что ничего  такого
и не было, потом - что он толком не знает, кто в данном конфликте  вино-
ват, а потом оказалось, что он вс„ знает, что перехваченное письмо у не-
го с собой и  что  он  не  остановится  перед  применением  силы  против
мальчишки-шестиклассника. И лишь оскаленные зубы сдружившегося с Сер„жей
бездомного пса заставляют сего потенциального полицая ретироваться. Я не
случайно употребляю термин "полицай". Если Всеволод Кочетов,  бывший  до
написания романа "Чего же ты хочешь?" пропагандистом  советского  образа
мыслей, делил в те годы людей на тех, с кем он пош„л бы в разведку  и  с
кем не пош„л бы, то я среди последних привык выделять тех, кто при соот-
ветствующих обстоятельствах пош„л бы в полицаи, в гестаповские агенты, в
подручные унтеру Фенбонгу из фадеевской "Молодой гвардии" или в  зондер-
команды. Их не так уж мало в нашей жизни - встречал неоднократно. Они  и
в данном лагере есть, вполне подстать физруку, хотя и  помладше  годами.
Это, так сказать, любовно выращиваемая начальником лагеря смена -  Гутя,
Пудра, Витька и кандидат в таковые - Женька Скатов. Правда, этот на слу-
чае с Сер„жей разобрался, в какую компанию попал, и дал задний  ход.  Но
мог и не дать - его не сочувствие к Сер„же толкнуло, а любовь к собакам.
   Вообще эта четв„рка показана достаточно подробно, чтобы стоило ввести
в список тем школьных сочинений и такую: "Образы четыр„х  мушкет„ров  из
лагеря у станции Роса", но я на них более останавливаться  не  стану,  а
просто задам себе вопрос: "сколько в том лагере было ребят вообще?" Вряд
ли больше четыр„хсот. И вряд ли эта четв„рка одинока  и  совершенно  нет
подобных им, хотя и не приближенных к начальнику лагеря. Но если даже  и
больше ни одного не было - один-то процент уже есть!  Одна  ложка  д„гтю
портит бочку м„ду, а тут не ложка, а целый процент, прич„м  привилегиро-
ванный процент, прич„м не встречавший  сопротивления  процент...  И  эта
четв„рка тоже становится на дороге у Сер„жи, и опять-таки из всего лаге-
ря он единственный, кто готов биться с ними до последнего.
   Фактически из всех власть имущих в этом лагере была одна  лишь  белая
ворона - вожатый Костя, да и тот из-за болезни  матери  уехал  до  конца
смены, а кто остался?
   Осталась старшая вожатая Евгения Сем„новна, которая рта  не  откроет,
когда бравый начлагеря будет морально оголяться перед ребятами на линей-
ке. Осталась изо всех сил подражающая ей вожатая Гортензия, которая час-
то кричит и абсолютно ничего не понимает. Физрук остался - мы с ним  уже
знакомы... Мудрено ли, что Сер„жа написал отцу, что ему тут не нравится?
И этот лагерь - не что-то из ряда вон выходящее.  После  появления  нес-
колько лет назад в "Комсомольской  правде"  статьи  Владимира  Солоухина
"Лагерь без горнистов" появилась масса откликов, из которых  видно,  что
такие заповедники скуки и господства группы силачей при поддержке  адми-
нистрации именно типичны. Мне же приходилось встречать и  худшее.  Летом
1945 года, ещ„ дошкол„нком, я впервые попал в лагерь, и первый блин ока-
зался комом. Лагерь находился в  знаменитом  имении  князя  Барятинского
"Марьино" в Курской области, где когда-то  гостил  у  своего  победителя
пленный Шамиль и где поныне сохранился памятник ему - скульптура орла  с
распрост„ртыми крыльями, и я и сейчас скажу, что страна не жалела  в  то
тяжкое время средств для своих детей.  Но  вот  кому  она  доверила  эти
средства и этих детей - дело другое. Если вожатые младших отрядов счита-
ли возможным раздевать догола своих питоцев и выставлять их перед палат-
ками на потеху всему лагерю, а руководство лагерное это не  пресекало  -
можно представить, сколько детских душ было покалечено за  три  смены  в
этом огромном лагере, десятка на три отрядов. И это ведь не мешало разу-
чиванию к торжественной линейке стихотворных рапортов  и  распеванию  на
ходу колонной куда бы то ни было: "Раз-два! Ленин  с  нами!  Три-четыре!
Ленин жив! Выше ленинское знамя, октябрятский коллектив!" (Это у нас ок-
тябрятский, в прочих орали про пионерский). А по-настоящему удачный  ла-
герь - такой, как в "оруженосце Кашке" или "Валькиных  друзьях  и  пару-
сах", мне за семь лет попался лишь однажды. И поскольку в  каждом  таком
лагере были сотни ребят, а в лете было три лагерных смены, то речь  ид„т
не об одном мо„м сугубо нетипичном опыте. Не редкость такое и в школе, о
ч„м мы найд„м и в прессе, и у писателей, в том числе и у Крапивина, осо-
бенно в "Трое с площади карронад". Да и в школе, где учится  Сер„жа  Ка-
ховский, тоже найдутся не только взрослые бракоделы, но и их  продукция,
скажем - Лилька Граевская по прозвищу Мадам Жирафа... А главное в данном
лагерном случае, что начальником лагеря некто  властный,  но  безымянный
для ребят и их родителей назначил человека, ранее  занимавшегося  транс-
портировкой овощей и допустившего в этом  деле  махинации  ради  премии,
приносившие немалый урон делу (простои вагонов), о ч„м стало известно  -
и вот куда его направили, вот кому доверили самое дорогое,  что  есть  у
каждого народа, каждого общества - детей доверили. И на посту начальника
лагеря он пишет с умышленно неразборчивой подписью клеветнические письма
в газету на председателя соседнего колхоза.
   И ещ„ главное в том, что и он, и  вся  его  команда  по  "мушкет„ров"
включительно, так в лагере и останутся. Они будут воспитывать  советских
детей и объяснять им - что такое хорошо и что такое плохо, что такое со-
ветская власть, что такое пионеры и вообще формировать стереотип их  по-
ведения. Они останутся. И есть в трилогии сообщение, что посланное Сер„-
жей в лагерь Димке Соломину письмо не дошло до  адресата.  То  есть  на-
чальник лагеря продолжал перлюстрацию входящей и исходящей почты. И  ещ„
есть сообщение, что Гортензия Павловна Кушкина, вожатая из  лагеря,  она
же старшая вожатая в соседней школе, сообщила своей коллеге по  уч„бе  в
пединституте - той самой Нелли Ивановне, о  которой  сказано  выше,  как
ужасно в„л себя Сер„жа - и начальника на линейке оскорбил, и  из  лагеря
самовольно уш„л, и на физрука собаку натравил... У Нель и Гортензий  ещ„
вс„ впереди, а пороха в пороховницах у таких всегда хватало. Они ещ„  не
раз окажутся на дороге у Сер„жи и не раз ему с их слов и  их  письменных
сигналов будут в будущем припоминать его поведение  в  лагере  и  школе.
Именно с их подачи...
   В школе Сер„жа имеет дело не с одной Нелли Ивановной и  Лилькой  Гра-
евской. Там действует завуч Елизавета  Максимовна,  для  которой  хороши
только покорные серячки и которая  явно  незнакома  с  заповедью  Козьмы
Пруткова "Не вс„ стриги, что раст„т". Стоило Сер„же проявить  отнюдь  не
хулиганство, а именно доблесть гражданина,  что  и  в  городской  газете
признано, и милицией подтверждено, - и она начинает его травлю  с  такой
настойчивостью, что нельзя не признать чисто биологической  ненависти  к
такой разновидности детской души, какая вдруг обнаружилась у Сер„жи.
   А его классная руководительница Татьяна Михайловна, которую  он  обо-
жал, стоило ему проявить гражданскую активность и доблесть,  стала  вся-
чески его од„ргивать - не из ненависти к нему, нет, а именно потому, что
желала ему добра, как и мать Дмитрия Кедрина, описанная им в стихотворе-
нии "Кровинка": Она умоляет: <Родимый, потише! Живи не спеша, не волнуй-
ся, дитя! Давай прожив„м, как подпольные мыши, Что ночью глубокой в под-
вале свистят!>
   Видимо, она знает, чем кончали люди Сер„жиной породы, если не успева-
ли сложить голову в бою или надорваться в труде - они кончали  тем,  что
их кончали и посмертно опл„вывали. Но сказать ему это она  не  может,  и
одно ей оста„тся - смирить его, сделать моральным евнухом, так ему будет
лучше, а что он о ней подумает - пусть думает, лишь бы выжил... Не прощу
я никогда таких горьких "подвигов" знающих истину и не смеющих е„  защи-
тить слабых и беззащитных людей тем, кто их до этого доводит. Боец, гиб-
нущий в бою, вызывает у меня меньше горечи...
   А среди ребят есть Сенцов - семиклассник, как и Сер„жа  после  лагеря
стал, но - трус, подлец, приспособленец, рассч„тливая  мразь  без  капли
совести, однако по мнению и Нелли Ивановны и Елизаветы Максимовны - гор-
дость школы,ибо учится без троек и выпускает стенгазету, а  чего  желать
ещ„ педагогу от школьника (не учителю от ученика  -  разница  огромна  в
этих понятиях!) ?! Есть Лысый, Киса, Гусыня -  молодые  да  ранние,  уже
имеющие контакт с бандитом Гавриком. И Сенцов вполне закономерно сполз„т
в их компанию, станет для них Кешей, хотя в трудный момент не  задумыва-
ясь и их предаст.
   И что интересно: "Что нам будет? - насмехается Киса. - Сводят в  учи-
тельскую и скажут, что нехорошо так делать? Вон Гусыню каждый день к ди-
ректору таскают, а он вес„лый". "Милицией пугаешь, гад? - шипит  Гусыня.
- Не пугай, мы там были - и ничего, так же дышим". В самом деле, приложи
Елизавета Максимовна к ним столько  энергии,  сколько  она  обрушила  на
Сер„жу, - не были бы они так настроены. Но эти ей  "социально  близкие",
либо же она действует по принципу "бей своих, они сдачи не  дадут,  тебя
своей считая, только непонимающей их почему-то, а настоящие враги опасны
для жизни твоей, так что будь им полезна, и благо тебе будет".  Возможно
также сочетание обеих вероятностей... В итоге двуногая нелюдь и расчело-
веченные ею двуногие успешно плодятся, а настоящие люди не успевают  от-
бивать удары вроде бы своих, не понимая- почему эти удары на них сыплют-
ся...
   Иное дело - директор школы Анатолий Афанасьевич Артемьев. Фигура тра-
гическая. Это несомненно светлая личность в школе. Он великолепный  пре-
подаватель математики в старших классах, он спокойный и выдержанный  ру-
ководитель. Он, больной, удирает из больницы, чтобы поздравить с ленинс-
ким праздником принимаемых в пионеры и сказать им, скорее всего, в жизни
своей короткой такого ещ„ не слыхавшим, что "В жизни  случается  всякое:
иногда жизнь с маленького человека спрашивает, как со взрослого. И быва-
ет, что от десятилетнего мальчика, от  десятилетьней  девочки  требуется
взрослая смелость, взрослое упорство и честность.  И  если  когда-нибудь
вам прид„тся очень трудно, вспомните этот день. Вспомните, как повязыва-
ли вам галстуки. И не забывайт